Архив 9 номера 2022 года Советская дипломатическая служба в 1930-х годах: китайское направление

В преддверии Второй мировой войны руководство СССР и Наркомат иностранных дел уделяли китайскому направлению не менее пристальное внимание, чем положению дел в Европе. К началу 1930-х годов Москва не имела дипломатических отношений с Китаем (они были прекращены правительством Чан Кайши в 1927 г., после разрыва Гоминьданом единого фронта с КПК). В 1929 году в результате вооруженного конфликта на КВЖД Советский Союз временно закрыл свои консульства в Маньчжурии (они возобновили свою работу в 1930 г., после подписания Хабаровского протокола об урегулировании конфликта). В Синьцзяне, не подчинявшегося в те годы центральному китайскому правительству, советские консульства не закрывались. Полпредство и пять консульств продолжали работать в Монгольской Народной Республике, суверенитет Китая над которой Советский Союз в 1930-х годах формально признавал, но на практике обращался с ней как с самостоятельным государством.

Дипломатические отношения между Москвой и Нанкином удалось восстановить в декабре 1932 года после того, как у обеих стран появился общий враг в лице Японии, захватившей осенью 1931 года Маньчжурию. В китайской столице Нанкине было открыто полпредство СССР, а в Шанхае и Тяньцзине - советские консульства. «НКИД остановился на том, - докладывал первый замнаркома Н.Н.Крестинский И.В.Сталину 3 февраля 1933 года, - что в самом Нанкине, где будет находиться полпредство, будет маленький аппарат, в котором не будет советника полпредства, но что в основных политических центрах среднего и северного Китая, где у нас будут генконсульства… во главе этих генконсульств должны быть товарищи со званием советников»¹.

Выбор Нанкина как местопребывания посольства был неочевидным, поскольку, несмотря на переезд в этот город китайских правительственных учреждений, резиденцией иностранных посланников и миссий в Китае, а также большой иностранной колонии по-прежнему оставался Пекин². Они не спешили покидать «насиженные места» и переезжать в новую столицу. По итогам своей поездки в Пекин Д.В.Богомолов в августе 1933 года докладывал в НКИД: «Считаю интересным отметить, что наше решение о том, что наше посольство будет в Нанкине, всеми дипломатами встречено очень неодобрительно. По словам француза, «мы показываем плохой пример другим дипломатам»³.

Особенностью организации советской дипслужбы в Китае в 1930-х годах было наличие разветвленной сети консульских представительств в его окраинных регионах, которые были неподконтрольны центральному правительству. В Синьцзяне Советский Союз имел пять консульств: в Урумчи, Алтае (Шара-Сумэ), Кашгаре, Кульдже, Чугучаке; в Маньчжурии - семь консульств: в Харбине, Шэньяне (Мукдене), Даляне (Дальнем), Цицикаре, Хэйхэ (Сахаляне), Маньчжурии и на станции Пограничная (Суйфыньхэ); во Внутренней Монголии - консульство в Калгане (Чжанцзякоу). В апреле 1937 года было вновь открыто советское консульство в Пекине. В Тибете, ввиду его труднодоступности, консульства не было, однако Лхасу в 1920-х годах неоднократно посещали экспедиции НКИД и ОГПУ.

Таким образом, в 1930-х годах Советский Союз имел в Китае 14 консульств. Кроме того, в Аксу (с 1934 г.), Хотане (с 1939 г.), Карашаре и Хами (с 1936 г.) действовали неофициальные советские консульские представительства на базе агентств Общества советско-китайской торговли (Совсиньторга). Для сравнения: во всей Западной Европе у СССР было всего шесть консульств (три в Германии, два в Италии, а также в Данциге, находившемся под управлением Лиги Наций), в «лимитрофах» - Польше, Латвии, Литве - пять консульств, в Турции - пять консульств, в Японии - четыре консульства, в Персии - 13 консульств, но в 1933 году их количество было сокращено до четырех⁴.

В Синьцзяне собственно дипломатической работы было немного; диппредставительств других стран там не было (за исключением английского консульства в Кашгаре). В 1930-х годах Синьцзян политически ориентировался на Москву, а консульства СССР на его территории являлись в первую очередь центрами руководства многочисленными советскими колониями, которые были созданы для политического и военного контроля над этой провинцией в интересах безопасности СССР, а также оказания ей разнообразной экономической и военной помощи. В 1930-х годах на должности советских консулов в Синьцзяне обычно назначались хозяйственные работники или же сотрудники НКВД.

В Маньчжурии советские консульства обеспечивали функционирование КВЖД, а также защищали права и интересы 50 тыс. наших граждан. После создания японцами в 1932 году марионеточного государства Маньчжоу-го и последующей продажи КВЖД 90% советских граждан покинули Маньчжурию, а четыре из семи консульств были закрыты.

В 1935 году генеральный консул в столице Синьцзяна городе Урумчи был назначен одновременно и Уполномоченным ЦК ВКП(б). На него возлагалась задача «обеспечить проведение единой правильной линии представителями всех… ведомств»⁵. Сотрудникам других наркоматов было запрещено без предварительного разрешения Уполномоченного ЦК «предпринимать… какие-либо действия, имеющие или могущие иметь политическое значение для СССР»⁶. Таким образом, генеральный консул в Урумчи Г.А.Апресов оказался в двойном оперативном подчинении - НКИД и ЦК ВКП(б).

Такое положение дел не могло нравиться наркому иностранных дел М.М.Литвинову, который был вынужден не раз обращаться к И.В.Сталину с просьбами воздействовать на своего подчиненного, склонного бесцеремонно руководить местными китайскими властями. «Хотя Апресов и числится полпредом, - писал нарком И.В.Сталину в декабре 1936 года, - он фактически находится вне моего воздействия, поэтому указания от меня не достигнут цели»⁷.

Между Г.А.Апресовым и правителем (дубанем) Синьцзяна Шэн Шицаем возник конфликт, после чего новым генконсулом в Урумчи и Уполномоченным ЦК в Синьцзяне в мае 1937 года был назначен А.Р.Мэнни (Сярэ). Постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) ему было предоставлено «право всякого советского работника в Синьцзяне за проявление попыток командования властями, за вмешательство во внутренние дела местных властей и недопустимое поведение на чужой территории немедленно снимать с работы и с соответствующими объяснениями откомандировывать в Москву»⁸.

Из-за сопротивления Нанкинского правительства больших трудов стоило возобновить работу советского консульства в Калгане (Чжанцзякоу), закрытого в 1929 году в связи с конфликтом на КВЖД. Калган считался «воротами» во Внутреннюю Монголию и неофициальной столицей генерала Фэн Юйсяна, в 1920-х годах тесно сотрудничавшего с СССР; здесь также располагались японское и американское консульства. В декабре 1933 года Второй Восточный отдел НКИД поставил перед Коллегией НКИД вопрос об открытии представительства в этом важном наблюдательном пункте. Заведующий отделом Б.И.Козловский обращал внимание Коллегии на «исключительное значение, которое имеет особенно сейчас Калган в связи с японскими планами и другими событиями (развертывающимися на Севере Китая автономистским движением среди монгол)»⁹. Благодаря усилиям замнаркома Г.Я.Сокольникова и полпреда Д.В.Богомолова в апреле 1934 года консульство в Калгане было вновь открыто.

Что касается советского полпредства в Нанкине, оно, находясь в эпицентре бурной политической жизни, выполняло огромный объем дипломатической работы. В разное время его возглавляли как профессиональные дипломаты, так и выходцы из спецслужб. Советскими полпредами в Китае в 1930-х годах были Д.В.Богомолов (1933-1937 гг.), И.Т.Луганец-Орельский (1937-1938 гг.) и А.С.Панюшкин (1939-1944 гг.).

Полпредство было занято главным образом вопросами межгосударственных отношений. Оно не поддерживало нелегальных контактов с КПК - эта миссия возлагалась на представителей Коминтерна и разведслужб, причем с каждым годом требования не вовлекать в такого рода деятельность профессиональных дипломатов становились все более жесткими. В 1935 году всем представительствам НКИД за рубежом было запрещено посылать через дипломатическую почту письма в адрес руководящих работников Коминтерна¹⁰.

Штаты полпредства и консульств СССР в Китае были очень небольшими. В полпредстве работало десять человек дипломатов и технических работников, а в консульствах, как правило, не более пяти человек. Согласно Постановлению Коллегии НКИД (январь 1933 г.), штат Генконсульства в Пекине составил три человека¹¹, Генконсульства в Тяньцзине - два человека, Генконсульства в Шанхае - пять человек¹². Исключением было Генконсульство в Харбине, штат которого составлял 24 человека, что объяснялось проживанием в этом городе и на КВЖД десятков тыс. граждан СССР¹³, а также большой русской эмигрантской колонии. Оно, а также Генконсульство в Мукдэне были крупнейшими советскими консульскими учреждениями за рубежом.

Немногочисленность советских диппредставительств в те годы во многом диктовалась соображениями жесточайшей бюджетной экономии. В Китае нашим представительствам было разрешено нанимать за умеренную плату технический состав из числа местных жителей, однако в 1937 году такая практика прекратилась.

Малочисленность кадрового состава диппредставительств обусловливала повышенные требования к квалификации дипломатов, отбором которых занимались не только НКИД, но и Политбюро ЦК ВКП(б). Постановлениями Политбюро назначались не только полпреды и генеральные консулы, но и советники, а иногда и первые секретари, а также военные атташе¹⁴. Некоторые их донесения читали И.В.Сталин и другие высшие руководители, ряд сотрудников они знали лично.

Жили советские дипломаты в Китае очень скромно, и их жалованья порой не хватало на самое необходимое. В 1932-1933 годах зарплата сотрудников Наркоминдела была заметно урезана. В Китае это сокращение оказалось особенно болезненным, поскольку зарплата выплачивалась в долларах, а курс доллара из-за Великой депрессии сильно упал даже по отношению к китайскому серебряному доллару, отнюдь не входившему в число надежных мировых валют.

«Уже целый год мы добиваемся перевода окладов сотрудников совучреждений в Китае с падающего американского доллара на золотые рубли, - писал 20 октября 1934 года поверенный в делах И.И.Спильванек первому заместителю наркома Н.Н.Крестинскому. - Оклады сотрудников совучреждений в Китае в 1933 году (до падения американского доллара) были утверждены в американских долларах… Оклады эти были снижены против окладов, существовавших в Китае с 1924 по 1929 год… Все расходы наши сотрудники производят здесь исключительно в серебре (китайский серебряный доллар). Американский доллар при утверждении окладов в 1933 году равнялся пяти китайским серебряным долларам. В данный момент… он стоит только 2,68 серебряных китайских доллара, то есть он упал на 46,4%»1⁵. «Тратить деньги на выходные платья жены из жалованья, при фактическом сокращении нашей зарплаты на 40% (и это несмотря на десятипроцентное повышение долларовых ставок), я совершенно не могу», - жаловался Н.Н.Крестинскому полпред Д.В.Богомолов¹⁶.

Н.Н.Крестинский, занимавшийся в НКИД, помимо отношений со странами Европы, кадровыми и хозяйственными вопросами, пытался добиться повышения жалованья дипломатов, ставя этот вопрос перед Совнаркомом. «Как Вы знаете, наши полпреды в большинстве своем получают нищенские оклады, - писал он заместителю председателя СНК Я.Э.Рудзутаку. - Бездетные сводят иногда кое-как концы с концами, а если есть дети или если приходится тратить деньги на лечение, то без персональной надбавки к окладу обойтись совершенно невозможно»¹⁷. При этом остальные сотрудники диппредставительств персональных надбавок не получали. О повышении зарплат просил нарком М.М.Литвинов, указывая в письме В.М.Молотову, в частности, на то, что разница между «низшим окладом обслуживающего сотрудника (курьера, уборщицы, дворника и т. д.)» и «высшим - окладом полпреда» - была в НКИД в соотношении 1:4, что намного ниже, чем в других наркоматах, где разница в зарплатах доходила до 1:15 и даже до 1:18¹⁸.

Кроме того, зарплата дипломатов заметно различалась в зависимости от страны пребывания. Китай (кроме консульств в Синьцзяне) и Маньчжоу-го, наряду с Францией, Австрией и Финляндией, относились к числу государств с самыми низкими окладами1⁹. Самой высокооплачиваемой страной в НКИД в то время считалась Япония. «Если сравнить жизнь наших сотрудников в Японии с жизнью в Шанхае и Нанкине, получается большой разрыв, - сообщал в Наркоминдел Д.В.Богомолов. - Жизнь в Японии, по крайней мере, на 50% дешевле жизни в Шанхае и Нанкине; оклады же сотрудников в Японии более чем на 50% выше, чем оклады в Китае. Хотя климат Японии (в особенности в Токио) нельзя назвать здоровым, по сравнению с Шанхаем и Нанкином он более чем хорош. Все имеющие хоть какую-нибудь возможность уехать из Шанхая в жаркие месяцы года едут в Японию. В отношении заболеваний также нет никакого сравнения: как правило, мы имеем ежегодно в Шанхае и Нанкине холеру, тиф, малярию и прочие прелести»²⁰. «Наши сотрудники в Китае, - отмечал И.И.Спильванек, - ожидают такое же внимательное отношение к их положению, каким пользуются сотрудники наших учреждений соседний с нами страны - в Японии, где они получают твердые оклады в золотых рублях. Реальный их заработок много выше… а цены в Японии много ниже»²¹.

Стоит отметить, что, вопреки распространенным в советские годы стереотипам, в центральном аппарате Наркоминдела жалованье тоже было весьма скромное. Так, например, в 1935 году начальник отдела Китая в НКИД получал 450 рублей в месяц, в то время как начальники управлений в Наркомтяжпроме получали 2 тыс. рублей в месяц, в Наркомате путей сообщения - 1200 рублей, Наркомате обороны - 900 рублей. Еще хуже обстояло дело с оплатой труда младших дипломатов и технических работников, работавших в центральном аппарате²². Кроме того, в 1936 году был закрыт Торгсин (Всесоюзное объединение по торговле с иностранцами), где дипломатам разрешалось делать покупки за валюту и «инвалютные» рубли.

«Каждого сотрудника НКИД, - отмечал 27 июня 1932 года Н.Н.Крестинский в письме В.М.Молотову, - в любом хозоргане будут рассматривать как хорошего, ценного работника-специалиста. Уйдя из НКИД, каждый из них получит и значительно более высокий оклад, и лучшие бытовые условия, в смысле продовольственного и иного снабжения. Апелляцией к чувству долга и ведомственному патриотизму нам удается пока предотвратить бегство из НКИД основного кадра работников. Но, если не будут приняты меры общего характера и если НКИД, условия работы в котором требуют и больших специальных знаний, и почти 100% коммунистов в числе основных работников не будут приравнены в отношении зарплаты хотя бы к НКВТ, от нас уйдут через короткое время все наиболее ценные работники»²³.

В другом письме на имя Л.М.Кагановича и Я.Э.Рудзутака Н.Н.Крестинский откровенно указывал на дискриминацию Наркоминдела со стороны партийного аппарата. «По отношению к заграничным работникам в партийном общественном мнении создалось нехорошее отношение… Отрицательное отношение к заграничным работникам оно переносит на аппарат НКИД в целом и, естественно, что как товарищи, вернувшиеся из-за границы, так и работающие ряд лет в нашем московском аппарате стремятся уйти от нас, освободиться от одиозного звания наркоминдельца… Мы хотим лишь, чтобы ЦК в той или другой форме дал нашим работникам понять, что работа в НКИД является нужной работой, не менее почетной, чем всякая другая партийная и советская работа, что, работая в НКИД, товарищ не портит своей партийной репутации и что нет никаких оснований бежать из НКИД»²⁴.

Положительных результатов обращения М.М.Литвинова и Н.Н.Крестинского к руководству страны, как правило, не давали. В 1930-х годах партия и правительство продолжали держать отечественную дипломатическую службу «в черном теле», и китайское направление не было исключением.

Убеждая руководство страны в благонадежности дипломатического корпуса, Н.Н.Крестинский порой предлагал идти на крайние меры. В июле 1935 года он предложил М.М.Литвинову «не посылать за границу людей, у которых жены неподходящи и которые при этом со своими женами справиться не могут, или посылать их без семейств»²⁵. К счастью, эта инициатива не нашла понимания у наркома. «Ваше радикальное предложение о запрещении брать жен с собой за границу невыполнимо, - ответил он. - Мы не можем лишать… наших сотрудников семейной жизни, не говоря уже о расходах на содержание двух домов. Пусть все едут со своими женами, и никакой беды не будет, если… эти жены не будут соприкасаться с политической жизнью. Исключение будет делаться для зарекомендовавших себя корректным поведением»²⁶.

В Китае низкие зарплаты в сочетании с тяжелыми условиями жизни (болезни, антисанитария и т. д.) приводили к высокой текучести дипломатических кадров. «Здесь очень плохой и вредный климат, масса местных заболеваний, громадная оторванность от всякой культурной жизни», - докладывал Д.В.Богомолов в Москву²⁷. За первые три года после открытия полпредства в Нанкине обратно в СССР из-за ухудшения здоровья либо из-за «негодности с деловой точки зрения» вернулись три четверти его сотрудников. «Текучесть наших кадров, как Вам известно, колоссальна, а для Китая больше, чем для какой-либо другой страны, необходимо пребывание сотрудников на их работе в течение значительно более долгого времени, - писал 20 марта 1936 года полпред Н.Н.Крестинскому и Б.С.Стомонякову. - Необходимо создать какие-то стимулы, которые заставили бы сотрудников самих стремиться к изучению страны и предотвратить текучесть. В настоящее время большинство сотрудников наших учреждений (как НКИД, так и НКВТ) смотрят на свою работу в Китае, как на какой-то кратковременный и неприятный опыт, который они стремятся сами как можно скорее окончить»²⁸. «Наши работники, за единичными исключениями, как не знали, так и не знают китайского языка и всячески увиливают от его изучения», - с сожалением отмечал Д.В.Богомолов²⁹.

Руководство Наркоминдела, признавая, что Китай, по характеристике замнаркома Б.С.Стомонякова, «является страной, которая представляет наибольшие трудности для ее изучения и понимания», а также «стоит на первом месте в отношении… трудности проживания»³⁰, пыталось принять меры для того, чтобы как-то выправить положение. В апреле 1936 года Второй Восточный отдел НКИД подготовил тезисы «О стабилизации кадров в Китае», которые были одобрены руководством Наркомата. «Можно считать бесспорным, что другие иностранные государства располагают [в Китае] более, в техническом отношении, подготовленными кадрами - говорилось в этом документе. - Вся система комплектования, прохождения службы и совершенствования личного состава совучреждений должна быть достаточно решительно пересмотрена и скорректирована. Основная задача такого пересмотра - прекращение безобразной текучести и создание стабильных кадров высококвалифицированных китаистов»³¹.

НКИД предлагал выплачивать дипломатам в Китае значительно бóльшую зарплату, чем в Европе, платить языковые надбавки («китайский язык знают пока только официальные переводчики, и те учили язык в СССР»), а также предоставлять большой отпуск³². Кое-что в этом направлении удалось сделать. Однако в целом отечественная дипслужба в предвоенные годы не смогла преодолеть дефицита квалифицированных китаистов.

Что касается центрального аппарата Наркоминдела, все восточные дела в нем (в том числе и китайское направление) с 1919 по 1933 год курировал заместитель наркома Л.М.Карахан (за исключением периода 1924-1926 гг., когда он работал полпредом СССР в Китае). Л.М.Карахан являлся ближайшим другом и единомышленником Г.В.Чичерина. Будучи старым большевиком и членом ЦК ВКП(б), он пользовался большим авторитетом и известностью вне стен наркомата. Вместе с наркомом Л.М.Карахан всегда приглашался для обсуждения «дел Востока» на Политбюро. В своей последней служебной записке, адресованной вероятному преемнику (как считал нарком, им должен был стать В.В.Куйбышев), Г.В.Чичерин назвал своего заместителя «очень тонким, блестящим, талантливым политиком», с которым его связывало самое тесное сотрудничество («Я ежедневно вместе с ним обсуждал все новое по Востоку, была вполне гармоничная совместная работа»)³³.

С приходом к руководству НКИД М.М.Литвинова положение Л.М.Карахана пошатнулось. С новым наркомом у него отношения не сложились; нередко не совпадали и их взгляды на политику в отношении Китая. После начавшейся в сентябре 1931 года японской агрессии в Маньчжурии Л.М.Карахан выступил за «нейтралитет и строжайшее невмешательство» Советского Союза, возражая против любого сотрудничества СССР по маньчжурским делам с гоминьдановским Китаем и Лигой Наций. В вопросе о нормализации отношений с Нанкинским правительством он тоже занимал очень осторожную позицию, полагая, что режим Чан Кайши не прочь «использовать нас против Японии», «попытаться столкнуть нас лбами с Японией»³⁴. Политбюро ЦК ВКП(б) в 1931 году поддержало позицию Л.М.Карахана - в первую очередь потому, что к большой войне на Дальнем Востоке Советский Союз в то время был явно не готов.

В апреле 1933 года вопросы отношений со странами Востока в центральном аппарате Наркоминдела были разделены на две группы: за Л.М.Караханом остались только Турция, Персия, Афганистан и арабские государства (год спустя он был назначен полпредом в Турцию). «Был удивлен неожиданным для меня, по крайней мере, размежеванием дел Востока на две группы. Вам, привыкшему к боевой работе, будет, несомненно, несколько тягостно Ближневосточное благоденствие и тесная дружба», - писал ему в июле 1933 года полпред СССР в Токио К.К.Юренев. Сам Л.М.Карахан был недоволен и встревожен этим решением и, пытаясь его отменить, направил сугубо личное письмо И.В.Сталину, рассчитывая на их старинную дружбу (в письме он называл вождя псевдонимом Коба и обращался к нему на «ты»)³⁵. Не помогло. От дел Китая, с которым у Л.М.Карахана была связана большая часть жизни, он был отстранен навсегда.

Заниматься Китаем и в целом Дальневосточным регионом был поставлен новый заместитель наркома Г.Я.Сокольников (Бриллиант). Один из виднейших старых большевиков и член ЦК РСДРП(б) с 1917 года, он был очень близок к В.И.Ленину, вместе с которым в апреле 1917 года вернулся «в пломбированном вагоне» в Петроград из швейцарской эмиграции. «Наш милый, талантливый и ценнейший тов. Сокольников», - тепло писал о нем Владимир Ильич³⁶. После смерти вождя Г.Я.Сокольников примкнул к оппозиции, возглавляемой Л.Д.Троцким и Г.Я.Зиновьевым, из-за чего был исключен из Политбюро, а затем переведен на работу в НКИД (благо он знал шесть иностранных языков) и отправлен полпредом в Лондон.

Вскоре прояснилась цель нового назначения: в мае 1933 года М.М.Литвинов официально предложил Японии купить Китайско-Восточную железную дорогу. Г.Я.Сокольников, блестящий экономист, занимавший в годы нэпа пост наркома финансов, должен был руководить переговорами о продаже КВЖД. О высокой квалификации Г.Я.Сокольникова как финансиста и переговорщика говорит и такой малоизвестный факт: когда в 1933 году встал вопрос о поездке М.М.Литвинова в Вашингтон по приглашению Президента Ф.Рузвельта, нарком предложил вместо себя кандидатуру Г.Я.Сокольникова. Он аргументировал это тем, что Ф.Рузвельт «стремится вести переговоры, по существу, по всем вопросам, включая денежные претензии [речь шла о дореволюционных долгах], для которых лучше подходит его заместитель»³⁷. Политбюро, однако, не вняло его доводам, и М.М.Литвинов совершил ставший историческим визит, по итогам которого в ноябре 1933 года были установлены дипломатические отношения между СССР и США.

Стоит отметить, что Г.Я.Сокольников был сторонником более гибкого подхода к отношениям с Китаем и в то же время - более жесткой линии в отношении Японии, решительно возражая против продажи КВЖД за бесценок. «Японская сторона должна… понять, - писал он полпреду в Токио К.К.Юреневу, - что, выражая согласие на продажу КВЖД, мы имеем в виду получить ее действительную стоимость, то есть реализовать свои права, а не подарить ее кому бы то ни было»³⁸.

Переговоры о продаже КВЖД между СССР, Японией и Маньчжоу-го были длительными, исключительно сложными и напряженными. Как отмечал в отчетном докладе НКИД за 1933 год М.М.Литвинов, «весь мир удивляется… хладнокровию и долготерпению, проявляемому нашими дипломатами»³⁹. Проблемами КВЖД вплотную занимались не только НКИД в лице Г.Я.Сокольникова, но и Политбюро ЦК ВКП(б), которое в 1933-1935 годах обсуждало «вопросы КВЖД» 36 раз⁴⁰, а принятые им решения, как правило, имели высший гриф секретности («особая папка»). Регулярно заседала и Комиссия Политбюро по КВЖД, возглавляемая председателем Совнаркома В.М.Молотовым.

Изнурительный, почти двухлетний переговорный «марафон» завершился в марте 1935 года подписанием соглашения, по которому Советский Союз получал от продажи КВЖД 140 млн иен - многократно заниженную цену по сравнению с ее реальной стоимостью, но, видимо, максимально возможную в тех условиях сумму. Накануне и сразу после подписания этого соглашения 142 советских гражданина были выпущены японской стороной из тюрем в Харбине и на станции Пограничная. Их выход на свободу тоже стал негласной частью договоренностей о судьбе КВЖД.

В борьбе за интересы СССР и освобождение советских граждан на территории Маньчжоу-го очень достойно показал себя М.М.Славуцкий, занимавший в 1931-1937 годах пост генерального консула СССР в Харбине. В 1937 году он был назначен полпредом в Японии.

Что касается Г.Я.Сокольникова, то он был освобожден от должности заместителя наркома еще до завершения переговоров о КВЖД и переведен в мае 1934 года в Наркомат лесного хозяйства. Это назначение не было связано с претензиями к нему как дипломату, а объяснялось в первую очередь его оппозиционным прошлым. И.В.Сталин, загодя готовивший репрессии в отношении бывших оппозиционеров, наметил Г.Я.Сокольникова в качестве одной из первых жертв и хотел предварительно отодвинуть его от решения крупных внешнеполитических вопросов. Новым заместителем М.М.Литвинова, ответственным за Дальний Восток, был назначен близкий друг наркома Б.С.Стомоняков.

О Б.С.Стомонякове, ныне незаслуженно забытом, стоит сказать подробнее. Болгарин по национальности, он еще в 1900 году вступил в РСДРП и переехал на постоянное жительство в Россию. После Октябрьской революции Б.С.Стомоняков работал вначале торгпредом в Берлине, а в 1926-1934 годах был членом Коллегии НКИД, курировавшим страны Прибалтики и Польшу. М.М.Литвинов высоко ценил Б.С.Стомонякова и полностью ему доверял. Документы, вышедшие из-под пера Б.С.Стомонякова, характеризуют его как прекрасного стилиста и аналитика, способного в нескольких фразах емко обрисовать суть любой проблемы и предложить пути ее решения.

В период 1934-1938 годов Б.С.Стомоняков становится, без преувеличения, ключевой фигурой в формировании советской дальневосточной политики. Он курирует отношения с Китаем и Японией, возглавляет Монгольскую и Синьцзянскую комиссии ЦК ВКП(б). В его ведение переходит вся переписка НКИД с Политбюро и И.В.Сталиным по дальневосточным вопросам, в том числе и внесение предложений от имени Наркоминдела в Политбюро. Каждую неделю Б.С.Стомоняков направлял И.В.Сталину несколько служебных записок, посвященных проблемам Китая и в целом - Дальнего Востока. Внося те или иные предложения, он поначалу всякий раз добавлял фразу: «С тов. Литвиновым согласовано», но затем отказался от этой формальности.

В Китае после восстановления дипломатических отношений Советский Союз представлял Д.В.Богомолов - один из самых талантливых представителей «чичеринской школы» в наркомате и наиболее опытных советских дипломатов. Незаурядная личность полпреда давно привлекает внимание историков; ему были посвящены статьи и на страницах журнала «Международная жизнь»⁴¹. Д.В.Богомолов служил в Наркоминделе с 1920 года, был первым секретарем полпредств в Вене, Берлине и Лондоне, после убийства П.Л.Войкова - полпредом СССР в Польше, а затем снова вернулся в Лондон, но уже на должность советника⁴². Выдающийся дипломат академик И.М.Майский в своих мемуарах тепло вспоминал Д.В.Богомолова - «умного, культурного, уравновешенного человека с хорошим характером и прекрасным знанием английского языка» - и искренне сожалел о его отъезде из Лондона, где им обоим довелось работать⁴³.

Полпред много ездил по Китаю. «Приходится вести работу в нескольких пунктах, - докладывал он в НКИД. - Обыкновенно я делю свое время между Нанкином и Шанхаем. В Нанкине - правительственные круги, в Шанхае - вся общественность, пресса и экономические круги. Кроме того, приходится месяц-полтора в году тратить на Тяньцзин и Пекин, где еще сидит значительная часть дипкорпуса»⁴⁴.

Установив тесные, доверительные контакты с руководством Гоминьдана, Д.В.Богомолов сыграл огромную роль в повороте СССР от конфронтации к примирению и тесному сотрудничеству с правительством Чан Кайши. Приехав в 1934 году в Москву для доклада, он смог убедить руководство наркомата в том, что с Чан Кайши можно и нужно иметь дело. На основании подготовленных Д.В.Богомоловым предложений Политбюро ЦК ВКП(б) в марте 1935 года приняло программное постановление «Об активизации отношений с Китаем», давшее старт процессу советско-китайского сближения. Д.В.Богомолов вел сложные переговоры о заключении пакта о ненападении между двумя странами и в августе 1937 года подписал его от имени СССР.

В целом, несмотря на все трудности и проблемы, советскую дипломатию в Китае в 1930-х годах отличал высокий профессиональный уровень. Ее возглавляли яркие, сильные, талантливые люди, работавшие во имя идеи.

Ситуация драматически изменилась в 1937 году. После начала в июле 1937 года Японо-китайской войны все советские консульства к югу от Великой стены (в Пекине, Тяньцзине, Шанхае и Калгане) оказались в зоне японской оккупации, что очень осложняло их работу. Полпредство переехало вслед за правительством Чан Кайши вначале в Ухань, а затем в новую временную столицу Чунцин. Во время этих перемещений и жизни в Ухане и Чунцине сотрудникам пришлось пережить огромные бытовые лишения.

Японское вторжение в Китай совпало по времени с началом кампании массовых репрессий в Советском Союзе, которая нанесла колоссальный удар и по советской дипломатической службе. В 1937-1938 годах работа большинства представительств СССР за рубежом, не исключая и Китай, была парализована либо крайне затруднена. Полпреды и консулы почти перестали получать из Москвы какую-либо общеполитическую информацию. Во внутриведомственной переписке была введена жестокая цензура.

В августе 1937 года новый первый заместитель наркома В.П.Потемкин, сменивший арестованного Н.Н.Крестинского, дал всем полпредствам указание, запрещавшее «воспроизведение антисоветских цитат и контрреволюционной троцкистской клеветы в обзорах печати, составляемых нашими полпредствами и консульствами»4⁵. «Полпредства… в частности, в странах Востока, - писал В.П.Потемкин, - должны составлять бюллетени печати, содержащие переводы статей иностранных газет, без всяких комментариев и оценок. В эти бюллетени не должны включаться статьи, касающиеся Советского Союза, его внутренней жизни и его политики»⁴⁶. По поручению М.М.Литвинова было произведено «максимальное сокращение количества составляемых полпредствами обзоров печати и числа адресатов, которым они рассылаются»⁴⁷.

Даже полпреды были посажены Москвой на очень бедный «информационный паек». «Худо ли, хорошо ли, но все полпреды получают теперь из центра весьма скудную информацию», - сетовал в декабре 1938 года М.М.Литвинов в письме полпреду в Токио М.М.Славуцкому, которого перестали информировать даже по вопросам, связанным с японо-китайской войной⁴⁸.

В марте 1938 года Совнарком принял решение «о периодических приездах в СССР ответственных загранработников»⁴⁹. Тогда же М.М.Литвинов направил всем советским полпредам и консулам за границей циркуляр следующего содержания: «Ввиду того, что заграничные представители как по линии НКИД, так и по линии Наркомвнешторга часто жалуются на отрыв от советской действительности и в связи с этим неохотно остаются за границей на длительную работу, ныне установлен порядок, по которому полпреды, советники, первые секретари, военные атташе, консулы, торгпреды и заместители торгпредов, работающие в Европе и в ближайших странах Азии, должны через каждые пять-шесть месяцев приезжать в СССР сроком на две - четыре недели для информации и инструктирования. Те же работники в Америке, Японии и Китае должны приезжать через каждые восемь месяцев»⁵⁰. Таким образом, был придуман благовидный предлог для вызова в Москву всех «неблагонадежных» дипломатов.

Из Китая стали отзывать сотрудников, пребывание которых там якобы «слишком затянулось». «Второй Восточный отдел НКИД, - писал «в кадры» его новый заведующий Н.Н.Миронов, - считает целесообразным не откладывать отзыв из Бэйпина генерального консула тов. Спильванека. Учитывая длительный отрыв Спильванека от СССР, его необходимо отозвать немедленно. Изложенное в равной мере относится к тов. Смирнову - и. о. генконсула в Тяньцзине»⁵¹. М.С.Смирнов вернулся в Москву и был репрессирован, а И.И.Спильванека - самого опытного на тот момент дипломата-китаиста, работавшего в стране с перерывом с 1926 года, удалось отстоять: до марта 1939 года он совмещал должности консула в Пекине и Тяньцзине закончил командировку, когда пик репрессий был уже позади.

Бывший заместитель наркома Г.Я.Сокольников в январе 1937 года оказался в числе обвиняемых на «втором московском процессе» (по делу «параллельного троцкистского центра») и был осужден на десять лет лагерей, а затем убит в тюрьме. В 1937 году был арестован и расстрелян отвечавший за дела Китая в НКИД в 1918-1933 годах бывший заместитель наркома Л.М.Карахан, обвиненный в участии в «фашистском заговоре» и шпионаже в пользу Германии и Турции.

Трагически сложилась судьба Д.В.Богомолова. После подписания пакта о ненападении с Китаем он был вызван в Москву и немедленно уволен с работы. Объясняя причины смещения полпреда, нарком обороны К.Е.Ворошилов безапелляционно заявил китайским представителям: «Богомолов отозван за неправильную информацию нашего правительства о положении в Китае. Он все время доносил, что Китай к войне не подготовлен, что Китай в течение двух недель сдаст Шанхай, что Китай с Японией вообще не может вести борьбу и прочее в этом роде»⁵². «Оказывается, он троцкист, мы его арестовали, - добавил И.В.Сталин. - Плохих информаторов, и послов в том числе, мы арестовываем»⁵³.

Советские руководители лукавили - в действительности Д.В.Богомолов достаточно высоко оценивал способность правительства Чан Кайши к длительному сопротивлению Японии и выступал в пользу дальнейшего сближения между СССР и Китаем. В чем полпред ошибся, так это в прогнозе относительно сроков грядущей Японо-китайской войны. В первой половине 1937 года он не раз информировал НКИД о том, что «японцы не рискнут ни на какую провокацию к югу от Великой стены»⁵⁴. Эти донесения были квалифицированы как «вредительство» и «дезинформация». Д.В.Богомолов был расстрелян.

М.М.Литвинов предлагал назначить новым полпредом в Нанкине одного из опытных кадровых дипломатов. «В Китае в настоящее время приходится вести разговоры чрезвычайно секретного характера, а потому очень важно обходиться при этих переговорах без переводчиков, которые редко бывают надежными, - писал он 27 октября 1937 года И.В.Сталину. - Желательно, стало быть, иметь полпреда, умеющего объясняться по-английски»⁵⁵. Однако предлагаемые наркомом кандидатуры были отвергнуты, и новым полпредом стал кадровый сотрудник ЧК и НКВД, комбриг И.Т.Луганец-Орельский. Из УНКВД по Свердловской области И.Т.Луганец был переведен на дипломатическую службу в 1936 году, когда был отправлен вице-консулом в Урумчи (а его супруга Н.В.Угапник стала в Генконсульстве шифровальщицей). Тогда же он взял новую фамилию Орельский.

В должности полпреда И.Т.Луганец-Орельский вел большую работу по обеспечению снабжения армии Чан Кайши советским оружием и другими материалами, которые в рамках так называемой «операции Z» поставлялись ей автомобильным транспортом через Синьцзян, а также по авиамаршруту «Алма-Ата - Хами». После ареста в апреле 1939 года бывшего наркома внутренних дел Н.И.Ежова, очевидно приложившего руку к назначению И.Т.Луганца-Орельского полпредом, к последнему тоже «возникли вопросы». И.Т.Луганец-Орельский был вызван в Москву, в мае 1939 года арестован, дал показания о «заговоре в НКВД» и своем участии в нем. 8 июля 1939 года в спецвагоне по дороге из Москвы на курорт Цхалтубо он и его жена были убиты сотрудниками НКВД, а их тела вывезены в горы, где была инсценирована автокатастрофа. Затем полпреда и его супругу похоронили в Тбилиси с государственными почестями. Публично объявить И.Т.Луганца-Орельского «врагом народа» в Москве не решились, понимая, что вторая за полтора года смена полпреда таким брутальным способом произвела бы на китайское руководство очень неблагоприятное впечатление.

И.Т.Луганца-Орельского сменил А.С.Панюшкин, приехавший в Китай во главе торговой делегации. 34-летний новый полпред ранее служил на Дальнем Востоке в пограничных войсках, а в 1938 году был переведен в центральный аппарат НКВД, где за несколько месяцев сделал стремительную карьеру (даже принял участие в аресте Н.И.Ежова). По совместительству А.С.Панюшкин (как ранее И.Т.Луганец-Орельский) был назначен резидентом советской разведки в Китае⁵⁶.

В период 1937-1939 годов были репрессированы и погибли почти все советские дипломаты-китаисты. Выжить удалось единицам - заведующему Вторым Восточным отделом Б.И.Козловскому, генконсулу в Тяньцзине В.Н.Баркову, генконсулу в Шанхае И.И.Спильванеку (после войны он работал начальником курса в МГИМО) и еще нескольким дипломатам.

Следует отметить, что М.М.Литвинов как мог сопротивлялся разгрому наркомата, заступался за арестованных сотрудников, протестовал против «анкетных» принципов подбора новых кадров. Будучи по натуре человеком прямым, М.М.Литвинов никогда не скрывал своего неприязненного отношения к НКВД. «Все мы люди ведомственные, - говорил он на печально известном февральско-мартовском Пленуме ЦК 1937 года, - но в Наркомвнуделе этот принцип ведомственности доведен до геркулесовых размеров»⁵⁷.

Наркома, в частности, очень раздражала бесцеремонность, с которой «органы» обращались с гражданами ряда государств, среди которых он называл и Китай. «Иностранные… дипломатические представительства забрасывают НКИД нотами по поводу преследования их соотечественников, - докладывал он И.В.Сталину в декабре 1935 года… К сожалению, у нас как-то случается так, что преследование иностранцев какой-либо национальности особенно усиливается после того, как мы с их правительством устанавливаем нормальные отношения. Я без всякого преувеличения могу сказать, что на 95% политические отделы НКИД загружены перепиской с НКВД и миссиями по делам арестованных»⁵⁸.

В 1937 году, когда ситуация стала катастрофической, М.М.Литвинов обратился к Н.И.Ежову с письмом следующего содержания: «За последнее время разные сотрудники ГУГБ НКВД забрасывают меня письмами о разрешении на арест иностранных граждан… В этих письмах не содержится никаких данных, на основании которых можно было бы судить о серьезном характере имеющихся подозрений и необходимости арестов. Давать согласие на аресты на основании таких писем - значит превратить согласование в пустую формальность, которая никому не нужна. До настоящего времени подобные сообщения исходили от руководства НКВД и в случаях надобности мне сообщались подробные сведения об арестуемых или об имеющихся против них подозрениях. Я прошу эту практику сохранить и на дальнейшее время, а письма об арестах посылать мне за подписью наркома или кого-либо из Ваших замов. В ожидании вашего распоряжения я позволю себе пока оставить поступившие за последние дни письма без ответа»⁵⁹. В 1937 году разговаривать в таком тоне с всесильным Н.И.Ежовым мог только очень смелый человек. Впрочем, рассчитывать на снисходительность НКВД к наркомату М.М.Литвинову не приходилось.

Пытаясь справиться с кадровым голодом, возникшим вследствие репрессий, нарком апеллировал напрямую к И.В.Сталину. «Несмотря на все мои настояния, мы подходящих кандидатов в полпреды не получаем… Мы все же должны поискать их среди тех старых работников НКИД, которые отстранены от работы по причинам, мне непонятным и даже неизвестным, - писал он ему 29 мая 1938 года. - Предлагаемые к кандидатам в заграничные работники требования, основанные не на личном знакомстве с ними, а почти исключительно на анкетных данных, настолько строги, что теряется всякая надежда найти подходящих работников. Если положение не будет изменено, то мы рискуем перед лицом надвигающихся грозных международных событий остаться без заграничного аппарата. Я прошу подвергнуть вопрос серьезному обсуждению и помочь мне найти выход из положения»⁶⁰.

И.В.Сталин, однако, оставлял почти все подобные обращения без внимания. В августе 1938 года был арестован близкий друг наркома Б.С.Стомоняков. При аресте он пытался застрелиться и в тяжелом состоянии доставлен в больницу. Узнав о случившемся, нарком немедленно встретился с И.В.Сталиным и заявил ему, что готов ручаться за Б.С.Стомонякова, которого знает почти сорок лет, выполнял вместе с ним сложнейшие поручения В.И.Ленина и ЦК и убежден в его невиновности. На это И.В.Сталин ответил: «Товарищ Литвинов, вы можете ручаться только за себя»⁶¹. Б.С.Стомоняков был осужден, а в октябре 1941 года расстрелян в Орловском централе, когда к городу подошли немецкие войска.

В 1939 году новым заместителем наркома, курировавшим Китай, был назначен С.А.Лозовский. Вопросы отношений с Синьцзяном были переданы в ведение другого нового заместителя - В.Г.Деканозова, выходца из НКВД и доверенного человека Л.И.Берии.

Отставка М.М.Литвинова была предрешена. В мае 1939 года он был освобожден от должности за «нелояльное отношение к ЦК и Совнаркому» и «заступничество за враждебных партии людей». С приходом на пост наркома В.М.Молотова, возглавлявшего в то время правительство СССР, в истории отечественной дипломатии, в том числе и на китайском направлении, наступил новый этап.

¹АВП РФ. Ф. 0100. Оп. 16. П. 156. Д. 47. Л. 13.

²АВП РФ. Ф. 05. Оп.14. П. 103. Д. 119. Л. 272.

³АВП РФ. Ф. 08. Оп. 16. П. 156. Д. 54. Л. 59.

⁴Там же. П. 152. Д. 4. Л. 38. См. также: Главы консульских представительств СССР за рубежом, 1917-1984 гг. Историко-дипломатическое управление МИД СССР. М., 1985.

⁵АВП РФ. Ф. 05. Оп. 15. П. 113. Д. 126. Л. 41.

⁶Там же.

⁷Там же. Оп. 16. П. 114. Д. 1. Л. 171.

⁸АВП РФ. Л. 171. Ф. 06. Оп. 17. П. 126. Д. 1.

⁹АВП РФ. Ф. 0100. Оп. 17. П. 177. Д. 76. Л. 1.

¹⁰Там же. Ф. 010. Оп. 10. П. 64. Д. 195. Л. 243.

¹¹Консульство СССР в Пекине было закрыто в июле 1929 г. в связи с конфликтом на КВЖД, вновь открыто в апреле 1937 г. и закрыто в июле 1940 г. в связи с оккупацией Китая Японией.

¹²АВП РФ. Ф. 0100. Оп. 17. П. 173. Д. 18.

¹³Там же. Ф. 010. Оп. 10. П. 64. Д. 198. Л. 96.

¹⁴См., например: Политбюро ЦК РКП(б) - ВКП(б). Повестки дня заседаний. 1919-1952: Каталог / Т. II. 19301-39. М.: РОССПЭН, 2001. С. 431, 453, 464, 448, 529.

¹⁵АВП РФ. Ф. 010. Оп. 10. П. 64. Д. 198. Л. 84.

¹⁶Там же. Л. 23.

¹⁷Там же. Д. 195. Л. 65.

¹⁸Там же. Л. 72-73.

¹⁹Там же. Л. 78.

²⁰Там же. Д. 198. Л. 23-24.

²¹Там же. Л. 85.

²²АВП РФ. Ф. 05. Оп. 15. П. 113. Д. 123. Л. 165.

²³Там же. П. 135. Д. 8. Л. 64.

²⁴Там же. Оп. 14. П. 117. Д. 5. Л. 25-27.

²⁵АВП РФ. Ф. 09. Оп. 21. П. 82. Д. 83. Л. 11.

²⁶АВП РФ. Ф. 08. Оп. 10. П. 620. Д. 165. Л. 17.

²⁷АВП РФ. Ф. 0100. Оп. 20. П. 186. Д. 51.

²⁸Там же. Ф. 010. Оп. 10. П. 62. Д. 165. Л. 9.

²⁹Там же. Ф. 0100. Оп. 20. П. 186. Д. 51. Л. 12.

³⁰Там же. Л. 17.

³¹АВП РФ. Ф. 0100. Оп. 20. П. 186. Д. 51. Л. 8-9.

³²Там же.

³³МИД России. Историко-документальный департамент. Информационный бюллетень №3. Декабрь 1998 г. С. 117.

³⁴АВП РФ. Ф. 08. Оп. 16. П. 166. Д. 158. Л. 35.

³⁵РГАСПИ. Ф. 511. Оп. 11. Д. 745. Л. 109-116.

³⁶Ленин В.И. ПСС. 5-е изд. Т. 44. С. 428. М.: Издательство политической литературы, 1970.

³⁷Сталин и Каганович. Переписка. 1931-1936 гг. / Сост. О.В.Хлевнюк, Р.У.Дэвис, Л.П.Кошелева, Э.А.Рис, Л.А.Роговая. М.: РОССПЭН, 2001. С. 392.

³⁸АВП РФ. Ф. 08. Оп. 16. П. 166. Д. 162. Л. 38.

³⁹Цит. по: Усов В.Н. Советская разведка в Китае: 30-е годы ХХ века. М.: Товарищество научных изданий КМК, 2007. С. 347.

⁴⁰См.: Политбюро ЦК РКП(б) - ВКП(б). Повестки дня заседаний. 1919-1952: Каталог / Т. II. 19301-39. М.: РОССПЭН, 2001. С. 386-722.

⁴¹Барский К.М. Полпред СССР в Китае Д.В.Богомолов: дипломатический подвиг и личная трагедия // Международная жизнь. 2020. №7. С. 84-103. Барский К.М. Полпредство СССР в Китае в 1933-1937 годах: сильные люди и сложные задачи, которые они решали // Международная жизнь. 2020. №6. С. 128-157.

⁴²АВП СССР. Ф. 08. Оп. 16. П. 156. Д. 55. Л. 2.

⁴³Майский И.М. Воспоминания советского посла. Книга вторая. М., 1963. С. 16.

⁴⁴АВП РФ. Ф. 010. Оп. 10. П. 64. Д. 198. Л. 22.

⁴⁵АВП РФ. Ф. 09. Оп. 30. П. 14. Д. 173. Л. 22.

⁴⁶Там же. Оп. 29. П. 125. Д. 56. Л. 20.

⁴⁷Там же. Оп. 30. П. 14. Д. 173. Л. 21.

⁴⁸Там же. П. 15. Д. 205. Л. 12-13.

⁴⁹АВП РФ. Ф. 09. Оп. 29. П. 127. Д. 70. Л. 58.

⁵⁰Там же. Л. 18.

⁵¹АВП РФ. Ф. 0100. Оп. 22. П. 192. Д. 38. Л. 7.

⁵²Советско-китайские отношения. 1937-1945 гг. Книга 1: 1937-1944 гг. / Отв. редактор С.Л.Тихвинский. М., 2000. С. 136.

⁵³Там же. С. 155.