ENGLISH18 апреля 2022 года ушел из жизни Вячеслав Иванович Трубников - разведчик, дипломат, политик, тонкий аналитик, профессионал, патриот своей страны, обладавший не так часто встречаемым в наши дни чувством ответственности. Человек, который считал, что руководству следует говорить правду, какой бы неудобной она ни являлась. Человек, который хотел быть математиком, но вместо этого стал специалистом в области международных отношений - востоковедом-индологом. Выходец из простой советской семьи, он вошел в элиту российского общества. В 1961 году по комсомольской путевке поступил в МГИМО МИД СССР, сдав все экзамены на отлично. По окончании института хотел стать дипломатом, но ему предложили работу в разведке, и он согласился.
Не буду передавать основные вехи его жизненного пути, их легко найти, скажу лишь, что, пройдя все ступени тернистой, а подчас и опасной служебной лестницы, он достиг самой высшей - возглавил Службу внешней разведки РФ, ему было присвоено звание генерала армии.
Когда в самом конце 1991 года Е.М.Примакова несколько неожиданно для политического бомонда назначили руководить внешней разведкой, Трубников стал его первым заместителем. Как в данной ситуации профессионал должен относиться к человеку, пришедшему в разведку в общем-то со стороны? И насколько для него будут понятны гласные и негласные правила и законы разведывательного сообщества? Все на свои места поставил их первый очный разговор в новом качестве. «Вячеслав Иванович, - сказал Примаков, - давайте сделаем так. Я буду заниматься взаимоотношениями нашей службы с руководством страны, министерствами и ведомствами, госфинансированием, а вы займетесь оперативной работой». Иными словами, Примаков брал на себя «внешние удары», в то время как профессионалы продолжали выполнять свойственные им задачи. И это выглядело максимально логичным.
В те сложные переходные годы, когда силовые структуры, тем более ответвления КГБ СССР, на общественно-политическом уровне стали подвергаться откровенным нападкам, Примакову и Трубникову удалось не только сохранить СВР, но и укрепить ее. Сложившееся между ними рабочее взаимодействие переросло в дружбу, которая сохранилась на всю жизнь. Когда Примакова назначили министром иностранных дел РФ, Ельцин поинтересовался, кого бы тот мог порекомендовать на должность руководителя СВР. Тот без колебаний сказал: «Трубникова». Так, в январе 1996 года Вячеслав Иванович возглавил внешнюю разведку страны, и его служба на этом посту была отмечена в 1999 году звездой Героя России.
А потом, как мечтал в юности, служил во внешнеполитическом ведомстве - сначала первым заместителем министра иностранных дел России в ранге федерального министра (2000-2004 гг.), а затем пять лет российским послом в Индии - стране, которую он прекрасно знал и любил.
В 2010-х годах Вячеслав Иванович пришел на работу в ИМЭМО РАН членом дирекции, где мы с ним и познакомились.
Общение с таким человеком лично мне доставляло большое удовольствие. Вячеслав Иванович обладал глубокими фундаментальными знаниями, трезвым взглядом на происходившие в мире и политике процессы, чувством юмора и тонкой иронией.
Нашли много общего. Так же, как и мне, ему пришлось учить в институте не тот язык, который хотелось бы. И здесь вышло все с точностью до наоборот. Он хотел изучать арабский язык, а ему достался хинди, я, напротив, думал о хинди, а мне достался арабский язык. У нас с ним были схожие литературные предпочтения. Мы носили часы одинаковой модели. Вячеслав Иванович любил текилу, я - тоже.
Вячеслав Иванович умел выслушать абсолютно противоположную точку зрения, допуская, что его собственное мнение не идеально. «Убежден, что если не выслушаю аргументированное возражение, то оснований для принятия правильного решения у меня будет меньше. Ведь, как любой человек, я могу ошибаться. Одна голова хорошо, а две лучше», - сказал он в одном из немногочисленных газетных интервью о себе. А одной из любимых присказок Вячеслава Ивановича была: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Это означало не только то, что своих людей, друзей, товарищей, воспитанников нельзя бросать, но и нести ответственность за их последующее поведение.
Вячеслава Ивановича знали как глубокого, профессионального индолога. Его аналитические материалы об Индии и Пакистане будут востребованы среди экспертного сообщества всегда.
Но последнее время мы с ним чаще говорили об Афганистане, в дела которого он тоже был вовлечен. Его не оставляли темы советского присутствия там, ввода американо-натовских войск, афганского сопротивления. Обсуждали не только наши просчеты, но и героизм наших солдат и офицеров. Отмечу его высокую оценку П.С.Грачева как командира и комдива. Песня «Батяня-комбат» - это про него. А вот как министр обороны он все же оказался не на своем месте.
У меня остались записи наших разговоров, которые вели последние годы. Думается, что размышления, выводы рассказчика интересны, важны, актуальны и поныне.
А.Фролов: Вячеслав Иванович, как я представляю, апрельская революция 1978 года для советского руководства не была ожидаема и желанна. Победивший в Афганистане режим оказался политически зыбким. Введя туда свои войска, не совершило ли советское руководство сакральную ошибку?
В.Трубников: Дело в том, что мы даже не были сориентированы там на какие-то реформы, а лишь на подавление сил, которые угрожали афганской революции. Мы забыли о том, что два крыла партии - «Хальк» и «Парчам» - выходцы из одного гнезда, их идеология практически одинакова, что в стране существует трайбализм, неколебимые столетиями национальные традиции, которые и в обозримом будущем продолжат определять судьбы страны и населяющих ее народов.
А.Фролов: Не знаю точно, какой из аргументов имел решающее значение для советского руководства, но на Западе считают, что в основе решения Политбюро ЦК КПСС о вводе войск в Афганистан лежала так называемая доктрина Брежнева, не задокументированная ни в одном партийном документе.
В.Трубников: То, что было позже определено Верховным Советом СССР как политическая авантюра, на самом деле явилось трагической ошибкой советского руководства. Понятие «доктрина Брежнева» не научное и даже не журналистское. Оно пришло к нам из-за рубежа, в него вкладывался иной смысл. Оно возникло, не когда советские войска входили в Афганистан, а когда войска ОВД входили в Прагу. Тогда на Западе это называлось политикой «ограниченного суверенитета». Теперь, как ни странно, западные страны осуществили ее на практике в Югославии, Ливии, Сирии, других странах Ближнего Востока, когда внешние силы взяли на себя смелость «наводить порядок». Как мы не научились на ошибках англичан, пытавшихся завоевать Афганистан, точно так же наши западные партнеры не учли наш афганский опыт, которым, кстати, мы с ними искренне поделились.
А.Фролов: Представляется, что одной из основных причин, приведших к развитию неблагоприятной для Советского Союза ситуации, стала попытка изменить существовавшую в стране столетиями систему управления и хозяйствования, а мнение экспертов было проигнорировано?
В.Трубников: Да, принятое в СССР решение не учитывало экспертного мнения, к экспертам никто не обращался. Считалось, что рядом с границами Советского Союза создается опасный антисоветский и угрожающий безопасности среднеазиатских республик плацдарм. Вопрос же о том, как к этому решению отнесутся простые афганцы, как они относятся к иностранцам вообще, а в особенности к вооруженным иностранцам, пришедшим на их землю без приглашения, не затрагивался.
Мой хороший друг, старший товарищ Ю.С.Морозов, который умер в Кабуле, работая советником, пытался докопаться до причин наших неудач. Вернулся к истокам нашей борьбы с басмачеством, которая велась до конца 1930-х годов. Он пришел к абсолютно правильному выводу: не надо завоевывать эту землю, использовать силу оружия. Это вопрос керосина и галош, в которых ходят афганские женщины, - вот, что поднимает авторитет северного соседа на высочайший уровень. А таким он был при короле Дауде. Неправильное представление о том, что в Афганистане происходит что-то похожее на социалистическую революцию с противодействием неких западных сил, привело к ошибочному решению. Результат - трагедия Афганистана, которая аукается и сегодня, но уже скорее и больше внешнему миру.
Добавлю еще один момент. Вводя войска в Афганистан, советское руководство полагало, что следует сделать ставку на близость афганцам представителей наших среднеазиатских республик, воинский контингент формировался с учетом этого фактора, что они смогут найти общий язык с афганцами. К сожалению, этого не произошло. Оказалось, что в войне эти факторы не играли никакой роли.
Никакое партизанское движение не может не опираться на поддержку тех, кто морально, что абсолютно необходимо, а главное - материально поддерживает и спонсирует его. Движение сопротивления в Афганистане спонсировали все антисоветские силы без различия рода или племени. По советским солдатам и офицерам, по советским самолетам и вертолетам с удивительным единодушием били китайские «калаши» и американские «стингеры», поставляемые из соседнего Пакистана. Где, кстати, в лагере для военнопленных советских солдат в Пешаваре устроили побоище после их восстания. Вечная слава им - интернационалистам!
А.Фролов: Насколько ожидаемым был для нас тот характер военных действий, который предложила противостоящая сторона? Насколько наши вооруженные силы, силовые структуры усваивали этот опыт? Я бы, например, вообще направил огромное число офицеров, прошедших через горнило войны в Афганистане, работать преподавателями еще в советские военные учебные заведения.
В.Трубников: Для советских войск война в Афганистане стала первым опытом боевых действий после Великой Отечественной войны. Я не считаю участие в военных действиях групп советников в Корее, Египте и т. д. Здесь были реальные боевые действия, приобретение реального боевого опыта. Но также не считаю, что приобретенный военный опыт может оказать какое-то радикальное воздействие на формирование нашей современной и тем более перспективной военной доктрины, взглядов в области стратегии, характера оснащения и способов действий наших войск. В афганской войне командирами были в основном генералы, получившие опыт Великой Отечественной войны. Новые условия никак не укладывались в рамки того, на что ориентировались наши вооруженные силы - ракетно-ядерный удар со стороны вероятного противника и наш ответ на этот удар.
Здесь было столкновение регулярной, никогда ни с кем не воевавшей армии с партизанским движением, против которого любая армия вряд ли боеспособна, а любые уставы оказываются бессмысленными. Это другая война, другие действия. И я согласен с тем, что те солдаты и офицеры, которые прошли через Афганистан, приобрели блестящий опыт, который может быть учтен, но вряд ли будет использован в ситуации, где главенствует высокоточное оружие, БПЛА, «дроны», которые били по территории Афганистана и Пакистана в последний десяток лет в основном удачно, с точки зрения наводчика. Но вот моральный опыт войны на чужой территории - бесценный, его надо обязательно передавать. Естественно, при условии наличия хорошо обученной и оснащенной регулярной армии. В ней очень большое значение должно уделяться опыту наших спецподразделений, в частности спецназу ГРУ, десантников.
И вот туда пришли американцы и засели там надолго. Все собирались уйти, однако по трезвому разумению возобладало мнение, что полный уход на грани бегства может дестабилизировать ситуацию в стране. Они осуществляют военные операции, а с другой стороны, до сих пор так и не обозначается сколько-нибудь важных международных программ по восстановлению экономики Афганистана, что внушает тревогу.
А.Фролов: В Америке изначально были отдельные экспертные мнения относительно бесперспективности войны в Афганистане, а позже на их основе раздавались требования уйти оттуда побыстрее.
В.Трубников: В любом обществе есть экспертные мнения, а есть политика. И очень часто экспертное мнение приносится в жертву сиюминутным политическим интересам, интересам сохранения власти, победы на выборах и т. д. и т. п.
А.Фролов: Вы согласны с мыслью, что мировое сообщество, включая нас, страны ШОС, не должно бросить Афганистан на произвол судьбы?
В.Трубников: На 100% согласен с мыслью, что Афганистан ни в коем случае не должен быть брошен на произвол судьбы, потому что в противном случае мы получим с территории Афганистана такую головную боль, которая захватит всю Евразию, а то и дальше. Сегодняшняя разрушенная экономика этой страны, сосредоточенная прежде всего на производстве наркотиков, зависит не от иностранной помощи, большая часть которой оседает в карманах власть имущих, а от ее волюнтаристского распределения. Исходя из опыта моего общения с лидерами, идеологами движения «Талибан», могу предсказать, что Афганистан не избежит скачка нестабильности. Из беседы с одним из лидеров талибов я вынес впечатление, что они намерены наводить порядок в стране своими собственными силами (говоря на ясном для них языке - «по понятиям») и никак не опираться на то, что они называют «конституцией, навязанной агрессором».
А.Фролов: Когда иностранные войска уйдут с территории Афганистана, чего следует ожидать?
В.Трубников: Обострение внутренних противоречий и борьба новых лидеров с наследием, полученным от проамериканского режима. Прежде всего, это будет внутренняя «разборка» талибов с коллаборационистами (в понимании самих талибов) и уже отдельных полевых командиров между собой. А самым главным коллаборационистом талибы считают прежний режим Президента Гани и все те силовые структуры, на которые он опирался.
А.Фролов: Что же касается России, то одной из главных угроз ее безопасности является наркотрафик. Как в Афганистане, где знали в худшем случае гашиш, те, кто употреблял наркотики, были изгоями в афганском обществе, зародилось одно из самых мощных в мире наркопроизводств? Можно ли справиться с этой угрозой?
В.Трубников: Дело в том, что это производство в условиях войны оказалось по сути единственным, не требующим особых затрат со стороны крестьян (имея в виду технику, ГСМ и т. д.). Опиумный мак растет как обычный активный сорняк, и главное - найти спрос и реализовать поставки. В этом деле, конечно, велика роль тех сил, которые начали прибегать к такому рычагу в период пребывания в стране советского воинского контингента, и для нас наиболее зловещим проявлением этой войны стал перенос наркотрафика на нашу территорию. Сегодня наркотрафик остается серьезным рычагом влияния на внутреннюю ситуацию в Афганистане, его отношения с внешними партнерами (прежде всего с Пакистаном) и, конечно, основной для нас угрозой с территории этой страны.
Пока международное сообщество бессильно что-то противопоставить этому явлению. Я задавал идеологам движения «Талибан» такой вопрос: «Если вы придете к власти, что будете делать с производством наркотиков?» Ответ был приблизительно следующий: «В канун американского вторжения это производство было на минимальном уровне, была фетва (указ духовного лидера), в результате которой посевы опиумного мака уменьшились радикально, поскольку ничего, кроме святого слова Аллаха, воздействовать на крестьянина так эффективно не может. А сейчас у него нет альтернативы: ничто не позволит ему получить столько средств без затраты усилий, как это производство. Выгода колоссальна, но даже не для него, а для посредника, который перерабатывает и канализирует эти наркотики через территории Ирана, Центральной Азии, России в Европу и дальше».
А.Фролов: Американцы боролись с этой проблемой?
В.Трубников: Теперь об отношении к проблеме со стороны США. Хорошо помню реакцию одного из командиров коалиционных сил на мой вопрос, что они делают, когда обнаруживают посевы, средства производства и лаборатории наркотиков. Он сказал, что у них нет задач относительно наркотиков, для них наркотическая угроза - это Колумбия. Ответ абсолютно однозначен. Против наркотрафика активно борется Иран, активно боремся мы. А вот для китайцев, насколько я могу понять, эта проблема не существует. Китай этой проблемой не заражен и не подвержен никакой опасности. И, кстати, могу даже предположить, что наибольшим бенефициаром после вывода коалиционных войск из Афганистана окажется Китай, который и во времена пребывания там советского воинского контингента, и после поддерживал нормальные, даже дружеские отношения с талибами, снабжал их «калашниковыми» своего производства.
У Китая отличные отношения с Пакистаном, а в ситуации, когда Пакистану навязывается роль очень серьезного рычага воздействия на ситуацию в Афганистане (далеко не случаен вброшенный американцами в международный лексикон термин «АфПак»), у китайцев есть достаточно много шансов укрепить там свои позиции. Кстати, сегодняшнее активное проникновение КНР в горнодобывающие отрасли Афганистана, приобретение рудников меди весьма убедительное тому свидетельство.
А.Фролов: Соединенным Штатам в Афганистане было несравненно легче, нежели Советскому Союзу. Против СССР действовал гораздо более широкий фронт государств - США, страны Запада, Китай, Пакистан, Саудовская Аравия, Иран, Египет и т. д. Насколько они преуспели или не преуспели в войне на афганской земле, ведь вроде бы мировое сообщество им помогало?
В.Трубников: Многое зависит от того, насколько четко мы представляем себе цели ввода американских и международных коалиционных войск в Афганистан и понимаем суть намерений США в том или ином виде оставаться там. Выполнив частную задачу - ликвидировав Усаму бен Ладена, они никак не преуспели в борьбе с радикальным исламом. Явление ИГИЛ - отражение американской «успешности». Что впереди? Посмотрим.
А.Фролов: Так, может быть, и задача была ликвидировать бен Ладена, осуществив самую дорогостоящую операцию в мировой истории по устранению одного человека?
В.Трубников: На мой взгляд, государство не может ставить такую узко-примитивную цель. Устранение человека, даже выдающейся личности, - это элементарная задача для спецслужб, которая могла быть решена с минимумом потерь. Но был выбран совершенно иной путь - на территорию Афганистана массированно были введены натовские войска, вокруг территории Афганистана были созданы военные базы. Поэтому надо смотреть глубже: какие геополитические цели ставили США, вводя свои войска в эту страну. Именно войска, не спецчасти или спецгруппы.
У американцев до сих пор существует комплекс неполноценности в отношении Ирана, они не в состоянии простить ему захват американского посольства, захват заложников, расшифровку документов, телеграмм, восстановление их шифровок, публикацию всего этого в газетах, а потом полного провала операции по спасению заложников (произошедшего из-за оплошности американцев. - А.Ф.). До сих пор не могут переступить через это. Но Иран никак не проецируется на Афганистан!
Что же касается американских военных опорных пунктов (попросту баз), то давайте глянем, сквозь какую призму США смотрят на Китай. Это «хеджинг полиси» - гарантия от опасности, а второе значение - «создание забора». Этот забор не может существовать без пунктов контроля, наблюдения, а самое главное - обеспечения, использования силы в случае возникновения острых ситуаций. И то, как сегодня сдвинулся центр внимания США в Азиатско-Тихоокеанский регион, заставляет думать о некоторых закономерных последствиях. Еще более сильные побудительные мотивы США прорисовываются, когда в международный «вокабуляр», то бишь политический словарь, продвигается геополитический термин «Индо-Тихоокеанский регион» западных интересов.
А.Фролов: Учитывая непростую историю наших отношений, какие, на ваш взгляд, наиболее перспективные сферы сотрудничества России и Афганистана?
В.Трубников: Очень хорошо помню слова знакомого мне идеолога талибов, который сказал: «У нас есть духовный лидер, который может объявлять фетву, есть теневое правительство, теневые губернаторы, в конечном итоге мы контролируем 70% территории страны [это действительно так]. С чего это мы будем слушать чьи-то подсказки? Мы сами будем разбираться, а вот когда разберемся, созовем Лойя-джиргу [по сути - совет старейшин всех племен и трайбов, народностей Афганистана] и будем решать, как нам жить дальше». Логика борьбы будет определять будущее Афганистана. Даже при короле Кабул оставался символом государства, а провинции жили своей жизнью, у них были свои лидеры - у таджиков, узбеков, пуштунов, хазарейцев. И они себя отождествляли именно с провинциями. Человек не говорил, что он афганец, а именовал себя пуштуном, узбеком, карзаем, ачакзаем и т. д.
Большое количество выходцев из Афганистана осталось на постсоветском пространстве. Это люди, получившие у нас образование, многие из них работали еще при Наджибулле и вполне справедливо полагают, что мы их бросили, как и самого Наджибуллу, как и Хоннекера, что не делает чести великому государству. Не люблю цитировать американцев, которые говорили: это сукин сын, но он наш сукин сын, а люблю цитировать Сент-Экзюпери, утверждавшего, что мы в ответе за тех, кого приручили.
У России сегодня есть достаточно возможностей, чтобы остаться с этой страной в дружественных отношениях, даже вне зависимости от того, какой режим будет у власти в Кабуле, при условии, конечно, что он не будет проповедовать внешней экспансии. Скажу, что годы войны с силами коалиции не прошли даром и для талибов. Они тоже делали для себя выводы. Те гранты, которые шли на строительство дорог, выделялись через американцев, они попадали в руки талибов, которые нанимали рабочую силу. У них есть контакты на экономической основе, но никакого альтруизма в этих отношениях не просматривается. Нового поколения афганцев мы не знаем, как и оно нас не знает. Это та почва, на которой нам предстоит строить новые отношения. А новые отношения нельзя строить, забывая старые. Очень много экономических объектов было построено с помощью СССР, передано немало технологий. Например, почему те же американцы закупали и думают о продолжении закупок российских вертолетов для оснащения афганских войск? Они знают, что афганцы привыкли к МИ-8, пилотов не нужно переучивать. И почему бы России в этом не участвовать?
А.Фролов: Вы верите в мирную жизнь на афганской земле?
В.Трубников: Верю. Но только тогда, когда афганцам перестанут навязывать бредовые схемы чуждых им «демократий» или «социализма» евроатлантического или даже китайского образца.
Мы собирались обсудить ситуацию в Афганистане после возвращения талибов к власти… Не довелось.
