ENGLISH2020 год был значимым с точки зрения развития цифровой дипломатии. Это связано сразу с двумя факторами.
Во-первых, в этом году можно подвести некую условную черту или сделать первые выводы, ознаменовав тем самым завершение целого этапа в развитии цифровой дипломатии длиной в десятилетие. Десять лет назад - в сентябре 2010 года - вошло в обиход понятие «digital diplomacy». Произошло это как следствие подготовки Госдепартаментом США документа под названием «Стратегический план развития информационных технологий в 2011-2013 годах: цифровая дипломатия», в котором давалось определение цифровой дипломатии как применение социальных сетей в дипломатической работе правительства США. Тогда же возникли и другие термины - «twiplomacy» и «твиттер-революция», - что обусловлено ускоренным развитием информационно-коммуникационных технологий и популяризацией соцсетей. Наконец, Госдепартаментом США были сформулированы понятийный аппарат и методологические основы интернет-дипломатии, а также сформирован специальный отдел в рамках ведомства, курирующий данное направление.
Можно с уверенностью утверждать, что за десять лет цифровая дипломатия претерпела значительные изменения, трансформировавшись из еще не оформившегося явления, ассоциируемого преимущественно с продвижением позитивного образа государства и концепции «мягкой силы», в полноценную стратегию. В частности, произошла переоценка инструментария цифровой дипломатии: если раньше основной упор делался на привлечении целевой аудитории посредством диалога или убеждения, то в современных условиях речь идет уже о проведении полномасштабных информационных кампаний. Последнее подразумевает имплементацию концепции «острой силы» и использование Big data в целях детального анализа аудитории, получения необходимых сведений о политических пристрастиях людей и, соответственно, дальнейшего влияния на них.
В целом последнее десятилетие связано с эволюцией цифровых технологий. В 2000-х годах соцсети еще только собирали новых пользователей, радио- и телеканалы переходили на интернет-вещание, а государственные ведомства и политики заводили аккаунты и создавали веб-страницы. Сегодня человечество дошло до уровня продвинутого компьютерного софта и искусственного интеллекта, который позволяет аккумулировать и анализировать Big data, то есть информацию, полученную от большого количества пользователей (анализ хештегов, оценка реакции пользователей, выявление ключевых блогеров, анализ содержания постов и комментариев и т. д.). Кроме того, боты все чаще применяются для подготовки постов и контрмесседжей как механизм реагирования на негативную информацию.
Деятельность блогеров заслуживает все большего внимания. К слову, в современных условиях блогеров следует относить к одним из наиболее влиятельных акторов международных отношений, что казалось немыслимым еще несколько лет назад. Количество подписчиков у популярного в соцсетях блогера измеряется миллионами, что сопоставимо с населением целого государства. Это объясняет повышенный интерес ряда стран к изучению и привлечению блогосферы. Лидером в этом направлении, бесспорно, является Вашингтон, который первым запустил около десяти лет назад проект в Гарвардском университете по анализу политической расстановки сил в блогосфере за рубежом.
Параллельно с этим в 2009-2010 годах начался процесс мобилизации Вашингтоном через соцсети «кибердиссидентов» (формулировка правительства США), то есть молодых, активных пользователей Интернета - представителей протестных движений в «неблагонадежных» странах (Иран, Венесуэла, Колумбия, Китай и др.), привлечения их к участию в различных конференциях и иных дискуссионных площадках, посвященных инновационным разработкам в сети Интернет с целью навязывания политической конкуренции действующей власти. Таким образом, высокотехнологичный подход, подразумевающий продвижение интернет-технологий среди граждан, сильно жаждущих перемен, является новой формой публичной дипломатии1.
Во-вторых, в 2020 году произошло то, что окончательно и бесповоротно изменило современные реалии: пандемия COVID-19 ускорила процесс глобальной цифровизации, в том числе в таких сферах, как международные отношения, дипломатия и мировая политика. Произошел вынужденный или даже принудительный переход человечества к более активному использованию интернет-платформ, соцсетей и иных цифровых сервисов.
Например, видеоконференцсвязь посредством «Zoom» стала неотъемлемой, повседневной частью коммуникации не только в бизнесе, но и на государственном уровне. Стоит упомянуть, что в ряде стран на базе данного сервиса сотрудники государственных ведомств проводят совещания или, скажем, проходит образовательный процесс в школах и высших учебных заведениях. Охват аудитории впечатляет. По данным «The New York Times», ежедневно приложение «Zoom» скачивается до 600 тыс. раз2. А суточная аудитория приложения достигла весной 2020 года 200 млн. человек. Популярность данного сервиса привела к небывалому росту акций компании: в марте 2020 года капитализация компании выросла до 43,6 млрд. долларов. Впрочем, кроме «Zoom», увеличился спрос и на другие программы видеоконференций и мессенджеров, такие как «Skype», «Microsoft Teams», «Cisco Webex». В Китае был дан импульс для продвижения местных платформ - «WeChat» и «Tencent»3.
Однако, как это часто бывает, обретая благо в виде использования новых цифровых решений и технологий, человек вынужден за это платить. Цифровизация влечет за собой большой список вызовов, в частности утечку персональных данных или тотальный контроль над личностью. Последнее является вполне повседневной реальностью. В том же Китае эффективная, казалось бы, реакция на пандемию в виде инновационного использования технологий вызвала неоднозначную реакцию в обществе. Ряд экспертов убеждены, что контроль передвижения и обеспечение соблюдения карантина, а также сбор информации пользователей интернет-сервисов являются лишь ширмой в интересах как государственной машины, так и все чаще частных компаний.
Похожие ситуации возникли и в других странах - Канаде, Великобритании и Германии. Канадская компания «BlueDot» применяет искусственный интеллект в целях вычленения возможных очагов распространения коронавируса. В этих целях «BlueDot» собирает у ряда интернет-компаний (например, «Google» и «Facebook») информацию о перемещениях пользователей, результаты поисковых запросов, сообщения и комментарии в принадлежащих им соцсетях и т. д.4.
Не стоит забывать и о уже упоминавшемся ранее сервисе «Zoom». По мнению экспертов в области кибербезопасности, это идеальный механизм для «прослушки» и получения доступа к файлам, передаваемым в чате. Учитывая, что в реалиях пандемии разговоры по видеосвязи вышли за рамки «кухонных» и перешли в плоскость служебных или даже секретных, «Zoom» и похожие средства связи стали колоссальной угрозой. Неслучайно МИД Германии ограничил использование видеосервиса для своих сотрудников. Аналогичный шаг предприняли компании «SpaceX», «Tesla» и американское космическое агентство NASA5.
Пример с Германией показателен. Немецкое общество, традиционно щепетильно относящееся к вопросам защиты персональных данных, можно рассматривать в качестве лакмусовой бумажки в вопросе глобальной цифровизации. Так, летом 2020 года концерны «Deutsche Telekom» и SAP разработали приложение «Corona-Warn-App», позволяющее предупреждать владельцев смартфонов об их возможном заражении COVID-19. Разработчики гарантировали высокий уровень защиты личных данных, который сохраняет полную конфиденциальность пользователей. В частности, приложение не определяет местоположение и маршрут передвижения людей, а обмен данными происходит в закодированном виде.
Тем не менее как в экспертных кругах, так и в среде обычных граждан разгорелся дискурс на тему обеспечения конфиденциальности пользовательской информации. В соответствии с результатами исследований 44% респондентов опасались, что приложение может быть использовано государством для слежки за гражданами6. Данная ситуация привела к значительной отсрочке официального релиза приложения. В Германии оно стало доступным лишь в середине июня, в то время как в Китае аналоги появились на рынке уже в марте, то есть в самом начале пандемии. Таким образом, в интересах защиты персональных данных Германия фактически проиграла гонку развития высоких технологий в области предупреждения распространения COVID-19. Это вывело на передний план ключевую проблему современности - конфликт между цифровизацией и приватностью человеческой жизни.
Приведенные выше кейсы говорят не только о проблеме доступа к персональным данным, но и о другом немаловажном факте - в мировой политике происходят структурные изменения, когда негосударственные акторы международных отношений навязывают конкуренцию традиционным акторам - государствам. Так, основными разработчиками программ для борьбы с распространением COVID-19, как уже отмечалось выше, выступают в большинстве случаев транснациональные корпорации (ТНК). Они же активизируют сотрудничество с другими компаниями и создают конгломераты с целью максимизации прибыли, оптимизации издержек и, главное, получения доступа к данным. Именно по такой схеме, например, взаимодействуют «BlueDot» и «Google».
Новые разработки позволяют компаниям аккумулировать знания и информацию. Тот же «Google» имеет монополию на отслеживание, извлечение и анализ информации, полученной в результате поисковых запросов граждан. По данным отчета ЮНКТАД «Цифровая экономика - 2019», на долю «Google» приходится 90% всего рынка поисковых запросов в Интернете7. По мнению экспертов, при пандемии эти цифры увеличились еще на несколько процентных пунктов. Таким образом, определенную озабоченность вызывает дальнейшее применение и возможная монетизация цифровых знаний частными компаниями.
Если в технической части, то есть в сфере разработки новых цифровых технологий, бизнес перехватил инициативу, то в области создания информационного контента и влияния на интернет-аудиторию государства остаются главными игроками. По статистическим данным, около 2 тыс. аккаунтов действующих государственных деятелей на платформах «Twitter» и «Facebook» охватывают порядка 1 млрд. интернет-пользователей. Вдобавок бесчисленное количество профайлов правительственных структур, различных государственных ведомств, а также аффилированных с ними блогеров работают в интересах достижения целей и задач в сфере внешней политики и национальной безопасности8.
Ситуация с COVID-19 как никогда проявила возможности и масштаб правительственного механизма влияния на пользователей социальных сетей. Фактически пандемия использовалась на протяжении всего 2020 года как ключевой инфоповод для публикации негативных постов в адрес целевых стран. Это и есть главный признак состоявшегося перехода от «мягкой силы» к «острой», последняя из которых впервые была имплементирована еще во времена президентской избирательной кампании в США 2016 года.
Показателен в этом плане американо-китайский опыт. Например, регулярные посты Д.Трампа на официальных профайлах в соцсетях с заявлениями о китайском происхождении пандемии, апогеем чего стало появление понятия «китайский вирус», об угрозе ввода санкций и отказа от торгового соглашения с Китаем в качестве «наказания» за якобы преднамеренное сокрытие данных значительно взбудоражили мировую общественность. Эффект от подобной «информационной бомбардировки» был колоссальным. В частности, если провести анализ хештегов, часто употребляемых слов, терминов, а также реакции пользователей на тему COVID-19 посредством компьютерного софта или готовых алгоритмов в сети Интернет (например, программы «SocioViz» или «Netlytic»), можно проследить в большинстве случаев негативное упоминание Китая в контексте распространения вируса.
Ответ Китая на выпады США был откровенно слабым: Пекин попытался огрызнуться, продвигая через соцсети (например, аккаунт официального представителя МИД КНР Чжао Лицзяня) информацию о том, что вирус завезли в Китай американские военные еще в октябре 2019 года в ходе Всемирных военных игр. Однако эта версия, благодаря очередному своевременному вмешательству Вашингтона, получила статус ничем не подкрепленного фейка и выглядела, скорее, как оправдание, в результате чего авторитет китайского правительства был еще больше подорван. Таким образом, Пекин проиграл эту информационную войну, а в сознании интернет-пользователей глубоко укоренился образ китайца, съевшего летучую мышь.
Для понимания причин неубедительности китайской цифровой дипломатии необходимо учитывать следующий фактор. «Острая сила» демонстрирует свою наибольшую эффективность лишь тогда, когда информация для вброса была подготовлена на основе целого комплекса анализов (сентимент-анализа, сетевого анализа и др.), проведенных посредством уже упоминавшихся ранее компьютерных алгоритмов, способных работать с Big data.
Сегодня можно с уверенностью утверждать, что человечество переходит в эпоху Big data diplomacy. В качестве подтверждения данного перехода можно упомянуть об информационной кампании вокруг установки оборудования для 5G-сети. В результате детального изучения хештегов, тональности комментариев и текстов в соцсетях, настроений интернет-пользователей, объединенных общим страхом перед распространением COVID-19 и негативным отношением к 5G, а также подверженных вере в конспирологию, компьютерные алгоритмы распространили информацию о якобы имеющейся прямой связи между внедрением сети 5G и гипоксией (нехваткой кислорода в организме), то есть основным проявлением коронавируса. Цель определенных групп интересов была достигнута: в ряде стран начались беспорядки, погромы, уничтожение инфраструктуры, приостановка реализации проектов, связанных с 5G. Можно лишь догадываться, кто стоит за этим.
Одним словом, человечество входит в новую эру развития цифровой дипломатии. При этом COVID-19 обусловил маркеры дальнейшего развития цифровых технологий, а также ускорил процесс наметившегося перехода к Big data diplomacy.
В 2021 году информационное измерение продолжит находиться под диктатом коронавирусной проблематики. На передний план выйдет тема вакцинации. Наиболее передовые страны в сфере разработки вакцин, вероятно, развернут кампании по продвижению собственной продукции и одновременной дискредитации «чужих» образцов. В первую очередь это относится к западным странам, которые посредством объединения в так называемые «ковидные союзы» способны активно бороться за лидерство в глобальной экономической конкуренции. По мнению ряда экспертов Всемирного экономического форума, в качестве одного из инструментов «острой силы» Запада может стать активная информационная подсветка решения об ужесточении требований для въезда иностранцев при отсутствии соответствующего сертификата о прививках исключительно западного образца. В случае подобного расклада произойдет деление стран на «правильных», население которых будет привито безопасными вакцинами, и всех остальных.
Кроме того, в 2021 году продолжит свое развитие тенденция по усилению роли частных акторов в международных отношениях, в особенности соцмедиа. Недавняя серия решений о блокировке аккаунтов Д.Трампа в «Twitter», «Facebook», «Instagram» и «Snapchat», а также популярного среди его сторонников приложения «Parler», является наглядным тому подтверждением. Происходит пересмотр самих основ современных международных правовых отношений, поскольку свобода слова ограничивается не в соответствии с законом, а по одностороннему решению руководства социальных медиа. Получается, что государство или чиновник может в любой момент потерять доступ к аккаунтам в соцсетях - на сегодняшний день главному механизму правительственного влияния - по результатам решения частного лица или компании.
В любом случае 2021 год должен быть насыщенным на события в сфере цифровой дипломатии.
1Цветкова Н.А. Программы WEB 2.0 в публичной дипломатии США // США и Канада: экономика, политика, культура. 2011. №3. С. 109-122.
2https://www.nytimes.com/2020/03/20/style/zoombombing-zoom-trolling.html
3https://ach.gov.ru/upload/pdf/Covid-19-digital.pdf
4https://www.vedomosti.ru/technology/articles/2020/04/01/826813-kak-iskusstvennii-ranshe
6https://www.dw.com/ru/naskolko-jeffektivno-mobilnoe-prilozhenie-protiv-covid-19-opyt-frg/a-54979144
7https://unctad.org/system/files/official-document/der2019_overview_ru.pdf
8Цветкова Н.А. Феномен цифровой дипломатии в международных отношениях и методология его изучения // Вестник РГГУ. Серия «Политология. История. Международные отношения». 2020. №2. С. 37-47.
