Так можно назвать выставку, открывшуюся накануне 65-летия Великой Победы в Школе акварели Сергея Андрияки, посвященную его отцу - художнику-фронтовику Николаю Ивановичу Андрияке. Добровольцем ушел он на фронт спустя два дня после объявления войны. А Победу встретил в Берлине. Между этими событиями - долгие военные годы, где он, начиная от рядового, был командиром стрелковой, затем пулеметной роты, командиром взвода разведки полка.

А еще он всегда оставался художником. И его художественное видение помогало в редкие минуты отдыха делать наброски, эскизы, карандашом ли, углем - неважно, главное - запечатлеть, сохранить, зафиксировать, оставить в памяти. Эти клочки, зарисовки потом станут картинами, полотнами. А пока он составлял свою летопись.

В ней в начальные годы войны ведущее место, пожалуй, заняли лица солдат. Их много. Тех, с кем он делил один блиндаж, с кем ходил в разведку, кого мельком увидел, запомнил. Среди набросков - портреты бойцов разных национальностей: татарин, русский, казах, узбек... Конечно, запомнить в этой веренице лиц, кто есть кто, было невозможно. Поэтому, видимо для себя, художник писал в уголке портретного наброска бисерным почерком какие-то сведения о бойце.

Вот суровое лицо красноармейца Дегтярева. Из записи Н.Андрияки узнаем, что это «гвардии ефрейтор, связист.

За бесперебойную связь в бою награжден медалью «За боевые заслуги», подписан на 4 месячных заработка (100) рублей». Сейчас трудно даже определить, что важнее для ныне живущих, портрет ли солдата или эта запись - бесценный документ сурового времени. Еще портрет - «Красноармеец И.К.Костоглад». Вглядываешься в запись и с трудом разбираешь потертые буковки: «Сын замучен… и жена Галя. Ушел добровольцем… В последнем бою взят в плен». Последние слова - о плене - кем-то сильно вытерты. Уже известно, что среди красноармейцев «пленных не должно было быть».

Есть в этой галерее и женский портрет «Медсестра». Без подписи трудно даже определить, что это - женщина: та же стандартная военная форма, та же пилотка, что у мужчин, безмерно усталое, суровое, посеревшее лицо. Его художник не старается приукрасить. Наоборот. Этим образом, по всей видимости, хочет донести до потомков мысли: «У войны - не женское лицо. Война и женщина - несовместимы»…

В наследии художника 84 рисунка с его заметками - фамилии, звания, боевые заслуги изображенных. Они - сродни фотографии, где два, казалось бы, полярных понятия - мимолетность и вечность - сливаются воедино.

В его картинах военного времени - не просто художественное воплощение увиденного. Оно несет вполне определенное настроение. Так, картина «Фашистский танк» являет собой удручающее зрелище. Некогда мощная железная громадина застыла, склонив дуло до земли, гусеница разорвана и болтается жалким обрывком. Во всем этом - предтеча краха всей чудовищной нацистской машины.

Рисунки, портреты, зарисовки нашли свое место на страницах фронтовых газет спустя два года после начала войны, когда Николай Иванович стал работать там художником. И уж по-настоящему он себя им почувствовал еще позже, к концу
1944 года, достав для работы масляные краски. И появились первые живописные картины «В прифронтовом лесу», «Зенитка», «Взорванный мост». Образ последнего повторен им был в разных вариантах неоднократно - как символ порушенных связей, судеб, семей.

Дальнейшая военная летопись художника охватывает Европу. С одним из европейских городов - Дрезденом ли, Берлином, это уже не столь важно - связан эпизод, который поведал, открывая выставку, народный художник России Сергей Андрияка на основании очень скупых воспоминаний своего отца. В городе шел бой. Кругом были руины, и только стена одного здания чудом уцелела, а главное - на ней висели картины. И вот в разгар боя человек с винтовкой в руках бросается к этой стене, не задумываясь, что в любой момент пуля может достать его. Он бросается, чтобы успеть снять, спасти картины прежде, чем их погребет начавшая рушиться стена. Излишне говорить, что этим бойцом был Николай Андрияка.

Что же касается картин самого художника, то по их названиям можно определить его путь по Европе вплоть до окончания войны - «Прага. Карлов мост», «Бреслау», «Берлин. 1945», «Улица Берлина», «Рейхстаг». Интересна история создания картины «Дворцовая площадь. Берлин 1945». На ней, единственной на выставке, написано: «Дерево. Масло». То есть написана она на деревянном основании, в отличие от всех остальных, написанных на картоне, бумаге.

Как рассказала жена Николая Ивановича - Этолия Рудольфовна (называть «вдовой» эту изящную, красивую женщину с удивительно лучистыми, ясными глазами как-то совсем не хочется), ее муж, не очень любящий вспоминать войну, историю этой картины повторял неоднократно. Находясь в Берлине и добравшись до Рейхсканцелярии, он с удовольствием отодрал от одного из столов гладко отполированную дощечку. Вот на ней-то впоследствии он и нарисовал свою картину.

Кроме картин на выставке представлены и документы, связанные с боевым путем художника. Документ от 26 сентября 1945 года на имя начальника политуправления Группы советских оккупационных войск в Германии гласит, что «художник Н.И.Андрияка командирован в район Берлина для создания серии картин». А в справке, выданной позднее, подтверждается, что Андрияка работал художником при Доме офицеров Красной армии города Вены.

После победы художник вернулся в родную Московскую художественную школу, где он преподавал с 1939 года, совершенно с другим видением мира. Прежде его занимали эстетические поиски в изобразительном искусстве, после войны главным стало соединение достоверности смысла с достоверностью формы. Слишком велико было пережитое в военных буднях, каждый из которых нес и трагедию, и героизм, и накал человеческих чувств.

Поэтому тема войны не оставляла его и в мирной жизни. Так, целый цикл картин 1946 года можно обозначить одним словом «Сталинград». Оно стоит первым в названии каждой картины: «Разбитая техника», «Брошенные немецкие транспортеры», «Мамаев курган», «У тракторного завода» и др. Сталинград, видимо, потряс художника. И степенью своего разрушения, и обилием немецкой, да и нашей техники, превращенной в металлолом, и изрытой, какой-то взъерошенной землей, начиненной искореженным металлом.

А еще художник долгие годы вынашивал мечту сделать большое полотно, посвященное Солдату, воевавшему, выжившему и победившему. Не успел…

Как вспоминали на открытии выставки близкие ему люди, художник не любил надевать награды, делал это единожды в году - в День Победы. Только тогда можно было увидеть на его груди и ордена Отечественной войны,  и Красной Звезды, и боевые медали. Ибо как и он сам, так и его работы военного времени и на военную тему лишены пафоса, парадности. Они правдивы и искренни, трогают души и сердца всех, кто соприкоснулся с его творчеством времен Великой Отечественной.