В последней четверти XVI века Московская Русь вела активную дипломатическую деятельность на разных направлениях. Успех русской внешней политики обеспечивала напряженная работа дьяков и подьячих созданного в 1549 году Посольского приказа. Среди наиболее замечательных достижений, в которых проявился высокий профессионализм наших коллег по цеху из позднего средневековья, можно назвать их участие в учреждении на Руси патриаршества, которому в 2019 году исполнилось 430 лет.
В XVI веке в России сознавали растущее значение Отечества как среди соседних государств, так и на международной арене в целом, которому, однако, не соответствовало «провинциальное» положение Русской церкви в иерархии Восточных православных церквей1. Идея о том, что Русь достойна иметь независимого главу Церкви в подобающем ей сане, имеет давнюю историю. Однако только после покорения османами Византии и распространения их ига на православную часть христианского мира Москва стала настойчиво поднимать данный вопрос перед восточными патриархами, в том числе и Константинопольского. Для его решения понадобилось семь лет интенсивных переговоров, в успех которых внесли свою лепту и русские дипломаты.
Внешнеполитические мотивы основания Московской патриаршей кафедры. Посольский приказ в XVI веке
Во второй половине XVI столетия ряд исторических обстоятельств, в первую очередь государственного, духовного и внешнеполитического характера, диктовал необходимость установления в России патриаршей кафедры. В это время в стране шел процесс формирования централизованного, самодержавного и православного царства.
Еще в XV веке великому князю Московскому приходилось нередко выполнять функцию, которая в православном мире принадлежала византийскому императору, - защиту восточного христианства. Наши предки с щедростью наделяли нуждающихся единоверцев «милостынями», помогая им постоянно даже тогда, когда сама Россия переживала не лучшие времена.
Вышесказанное демонстрируют примеры из дипломатической переписки XVI века (Статейные списки Посольского приказа) русских царей с главами Восточных церквей. Обращаясь к Ивану Грозному, Константинопольский патриарх писал, что «во всех церквах молятся о здравии государя и называют его царем и государем православных христиан всей вселенной от Востока до Запада и до океана, надеждою и упованием всех родов христианских, которых он избавит от варварской тяготы и горькой работы, как имеющий пространное достояние и сильный благоприятный скипетр» [1].
Александрийский патриарх в переписке с царем Федором Ивановичем отмечал, что «поелику он есть единый благоверный царь во всем христианстве, всему народу благоверному и православному похвала и надежда» [2, с. 168], а царицу Ирину называл «достойной ученицею Св. Царицы Елены, матери Царя и Апостола, великого Константина» [2, с. 160]. Антиохийский же патриарх так говорил Федору Ивановичу о русском государстве: «Извещаем твое Царское Величество, что благая слава твоей державы, не только в отечестве твоем, Московской земли и Малой России достигла, но и во все страны и народы, в конец всей вселенной простерлась, как лучи солнечные…» [2, с. 170]
По утвердившимся на Руси византийским представлениям, рядом с христианским царем, признанным всеми правителями, должен был находиться и глава Церкви в сане не ниже патриаршего. После падения в 1453 году Константинополя авторитет Русской церкви возрос до значимости Вселенской: она была самой значительной среди всех поместных православных церквей и единственной независимой от иноверных завоевателей. Со времен принятия на Руси христианства оно являлось религией, поддерживаемой государством. Церковь участвовала в объединительной политике московских великих князей. Поэтому в конце XVI века, когда о Москве заговорили как о Третьем Риме, вопрос о патриаршем статусе московского первосвятителя выходил за рамки просто церковных отношений и приобретал государственно-политический характер.
Отметим, что с внешнеполитического угла зрения учреждение в столице России патриаршей кафедры отвечало решению ряда вставших перед страной задач стратегического масштаба. Первая среди них - это возвращение западнорусских земель, находившихся под властью Великого княжества Литовского, воссоединение с Украиной и Белоруссией. Во-вторых, Русское государство конкурировало или, скорее, соперничало с Великим княжеством Литовским за право объединения бывшей Киевской митрополии, оказавшейся в XVI столетии разделенной на две части в результате интриг Рима, Вильно и Фанара2. По-этому патриарший статус Московского митрополита становился символом славянского единения. Литва же за спиной Москвы вела переговоры с католиками об объединении русских церквей под главенством Папы. В-третьих, ставилась задача дать решительный отпор попыткам римского престола с помощью поляков включить в сферу своего влияния ряд православных епархий бывшей Киевской митрополии, а также остановить проникновение на Восток латинства и западных ересей.
Была еще и четвертая причина, почему России было необходимо иметь патриарха. Она была напрямую связана с суверенитетом страны. Еще в период средневековья Русь испытывала интенсивное, говоря современным языком, зарубежное вмешательство в свои внутренние дела. Поводом для этого служил отказ Константинопольского патриархата, Римского Папы и Вильно признавать автокефалию Русской церкви и ее право самостоятельно избирать своего главу. Под этим предлогом не прекращались попытки из-за границы навязать ей марионеточного, нередко латинствующего митрополита. Чтобы раз и навсегда поставить заслон такому вмешательству, русские власти решили произвести отделение поместной Церкви от Вселенского Цареградского престола - причем с соблюдением всех канонов - и добиться для ее первоиерарха статуса, сопоставимого с Константинопольским.
Выше были перечислены лишь внешнеполитические основания учреждения в России в 1589 году поста патриарха. Но даже этого достаточно, чтобы иметь представление, с какими серьезными задачами государственной важности было сопряжено решение данного вопроса. И он был решен дипломатическим путем.
Следует оговориться, что дипломатия Руси позднего средневековья - это консолидированные усилия основных властных структур, включая царский двор, приближенных к нему бояр и дворян, приказы, армию и т. д. В то время Посольский приказ был главным образом канцелярией по внешним сношениям, исполнявшей решения царя и Боярской думы. Тем не менее его заслуги в деле учреждения Московской патриаршей кафедры не вызывают сомнения.
Так, Статейные списки свидетельствуют, что русские дипломаты на протяжении семи лет, пока велись переговоры, собирали военную, политическую, экономическую и культурную информацию о тех странах Европы и Азии, от которых зависел успешный исход предприятия, занимались составлением царских посланий и грамот Восточным патриархам и главам государств, выполняли особые деликатные поручения государя и т. д. Посольский же дьяк Андрей Щелкалов (руководитель Приказа), «муж опытный, искусный и уже в годах преклонных», участвовал по поручению Федора Ивановича в переговорах с Восточными архиереями и являлся для царя по рассматриваемому сюжету незаменимым советчиком.
Посещение Руси Антиохийским патриархом Иоакимом
Впервые проблема учреждения Московского патриархата была официально поднята во время посещения Руси в 1586 году Антиохийским патриархом Иоакимом. Он был первым из четырех патриархов Востока, кто совершил визит в Московское царство. Его цель - очередная просьба о «милостыне». Русские дипломаты постарались придать данному событию определенную торжественность. Иоакима приняли с высокими почестями, но во время его встречи в Москве с митрополитом Русской церкви Дионисием произошел случай, который любят вспоминать историки: Дионисий первым благословил высокого гостя, а после патриарх благословил Дионисия и «проговорил слегка, что пригоже было митрополиту от него благословение принять наперед» [2, с. 146].
Данный эпизод нарушения владыкой церковного протокола не был случайным: визитеру дипломатично дали понимание реального старшинства в межцерковных отношениях. Дионисий поступил так, вероятно, и по соизволению царя и его советников: «Церемониалы встреч в подобных случаях у нас всегда наперед обсуждались и утверждались самим правительством» [3, с. 29].
В Москве воспользовались приездом Иоакима, чтобы попросить его ходатайства перед Константинополем и всем православным миром в деле основания Московского патриархата. Данную тему с Иоакимом обсудил по просьбе царя его «шурин, ближний боярин и конюший» Борис Федорович Годунов. В частности, он изложил доводы о необходимости Руси иметь собственного патриарха и попросил «совета» с Вселенским патриархом по этому вопросу, который бы, в свою очередь, «посоветовал о таком великом деле со всеми вами, патриархи… и со архиепископы, и епископы, и со архимандриты, и со игумены, и со всем освященным Собором… чтобы, дал Бог, такое великое дело в нашем Российском государстве устроилось…» [4]. Таким образом, в Москве с самого начала осознавали, что для устроения национального патриархата необходимо, как это велят каноны, участие всех Восточных церквей.
Иоаким обещал, что православные архиереи «начнут теперь совещаться о том вместе со всем Собором», «ибо то дело великое, всего Собора», однако подчеркнул, что прежде всего необходимо получить благословение Константинопольской кафедры [2, с. 178].
В Кремле понимали, что нужно особенно задобрить Восточных первоиерархов расположить их к себе в этом предприятии. Поэтому было решено при отъезде из Москвы Иоакима направить с ним подьячего Посольского приказа М.Огаркова с богатыми дарами и грамотами к патриархам Иерусалимскому и Александрийскому [2, с. 179]. В этих грамотах, в частности, высказывалась просьба Федора Ивановича использовать даруемые денежные средства на выкуп захваченных османами храмов и находившихся в рабстве христиан [2, с. 181].
Иоаким действительно выполнил свое обещание и на Соборе Греческой церкви указал на чистоту православия на Руси и поведал о ее заявке на поставление собственного патриарха. Однако глава Константинопольской церкви Иеремия II категорически не хотел решать данный вопрос, да и бедственное положение в его епархии не способствовало этому. Тема так бы и была отложена на многие годы или даже похоронена в канцелярии Фанара под каким-нибудь благовидным предлогом, если бы не одно обстоятельство, заставившее Иеремию срочно выехать в Москву: понадобилась помощь для восстановления разоренного турецким султаном Цареградского престола.
Визит в Россию Вселенского патриарха Иеремии II
В июле 1588 года Вселенский первоиерарх с представительной греческой духовной свитой неожиданно (он даже не успел предупредить царя) прибыл на Русь. До этого первые лица Константинопольской кафедры вообще не радовали Россию своими посещениями. В Москве Иеремию ждали, поэтому данному визиту обрадовались и понадеялись, что он везет с собой что-то типа томоса от глав Восточных церквей об учреждении великорусского патриаршества.
Сопровождать Иеремию из Смоленска в Москву поручили почетному приставу. В Посольском приказе ему была подготовлена памятка, как приветствовать высокого гостя и какие вопросы ему следует «тайно» выяснить в ходе путешествия, а именно: «С чем едет к Государю святейший Иеремия? и имеет ли какое слово к нему от прочих Патриархов? и кто на его месте стал в Царьграде? и где Феолипт, который прежде него был Патриархом? и кто из них двух, по возвращении его, будет патриаршествовать? И о том велено расспросить: послана ли куда рать Турецкаго Салтана? есть ли война с Кизилбашским Шахом, и в миру ли с Франкским и с испанским Королем и с Цесарем?
А как шел Патриарх через Литовскую землю, видел ли Короля и кто там ныне, и был ли у Панов Рады? и что ведает вестей Литовских и нет ли с ним Литовских людей?» [2, с. 192].
Расспросив все вышеперечисленное, пристав должен был от Можайска послать гонца к царю с донесением раньше, чем делегация въедет в столицу. До начала обсуждения с визитером важного для Руси вопроса в Москве хотели убедиться в подлинности Иеремии и выяснить, насколько благоприятна для затеянного дела международная обстановка.
Поскольку ожидаемого документа при госте не оказалось, то его встретили хотя и в высшей степени почетно, но с недоверием: на подворье, где поселили Иеремию и его делегацию, «велено было… без ведома приставов никого к нему и его свите, особенно из иноземных, не допускать, кроме посылаемых от властей духовных и от бояр с почетными кормами, да наказано было: о чем и о каких делах патриарх с приставами поговорит, о том им сказывать боярам и дьяку Андрею Щелкалову» [3, с. 32]. С Иеремией поступили так, как обыкновенно поступали на Руси с иноземными послами, в подлинности или полномочиях которых сомневались.
После того как было выяснено, что гость доподлинно является главой Константинопольской церкви, переговоры с ним от имени государя по вопросу о патриаршестве провели Б.Годунов и А.Щелкалов. Дебаты продвигались крайне сложно: греческий владыка остро нуждался в финансовой помощи, а от важнейшей для Русской церкви темы уклонялся. Видя неуступчивость Иеремии, ему даже было сделано предложение о перенесении Вселенского Патриаршего престола в Россию. В принципе, Иеремия был согласен, но возражал против того, чтобы резиденция его была во Владимире (как настаивала русская сторона), считая это недостаточно почетным: он видел для себя уместным иметь свою кафедру только в столичном городе.
Тогда, спустя более полугода пребывания гостя в Москве, к нему обратились с просьбой поставить «на Патриаршество Владимирское и Московское» Московского митрополита Иова. Константинопольский епископ сначала и здесь отказывался, ссылаясь на отсутствие у него соборных полномочий, но затем, пожелав поскорее возвратиться в Царьград (очевидно, напугала перспектива зимовать в России), согласился [2, с. 202-203].
23 января 1589 года в Москве состоялся Собор Русской церкви с участием Цареградского патриарха и греческого духовенства, его сопровождавшего. На Соборе Московский митрополит Иов был наречен патриархом, а 26 января Иов во время особой церемонии в Успенском соборе был официально поставлен в патриархи «царствующего града Москвы и всея Руси».
Однако на этом дело не закончилось: российская сторона настояла на том, чтобы установление новой Кафедры было оформлено «для утверждения от рода в род и навеки» соборной грамотой. В ней, в частности, отмечалось, что канонической основой устроения Московского патриархата является благословение Восточных патриархов и Собора. Так того требовали соответствующие положения церковного права. Документ также определил независимость Русской церкви от Константинопольского престола и самостоятельное избрание ее главы: «Впредь Русским патриархам поставляться в царствующем граде Москве от своих митрополитов, архиепископов и епископов по избранию Собора, с утверждения своего государя…» [5] Кстати, формула «Москва - Третий Рим» впервые была документально оформлена в этом же памятнике.
Отпуская Вселенского первосвятителя из Москвы, государь, одарив Иеремию II и его делегацию драгоценными подарками и деньгами для восстановления разрушенной и ограбленной турками Греческой епархии, выразил ему желание, чтобы учредившееся в России патриаршество было, в соответствии с церковными канонами, утверждено Собором Восточных епископов.
Константинопольские соборы 1590 и 1593 годов
В Москве понимали, что для этого необходимо договориться еще и с оттоманским великим визирем - ведь соборы придется проводить на подвластной ему территории. Поэтому с Иеремией султану было направлено с послом подготовленное в Приказе от имени Федора Ивановича дружелюбное послание следующего, весьма красноречивого содержания: «Гамаюна3 подражателю, Мурат Салтану, Государю Константинопольскому, Беломорскому, Черноморскому, Анатолийскому, Караманскому, Румскому и иных, брату и доброму приятелю нашему. Приезжал к нам из твоей, брата нашего области, Иеремия Патриарх Константинопольский, для милостыни и бил нам челом, чтобы нам к тебе, брату нашему, о нем отписать, о всяком бережении: и мы, по твоей брата нашего к нам любви, об нем к тебе пишем в своей грамате, чтобы ты, приятель наш Мурат Салтан, Патриарха Иеремию держал в своей области и велел беречь своим Пашам, потому же как ваши прежние прародители их держали в бережении, по старине во всем: и ты бы сие учинил для нас; а буде о некоторых своих делах к нам прикажешь, и мы против того к тебе, брату нашему, любовь братскую держать хотим» [2, с. 225-226].
Согласно договоренности, Вселенский первый епископ провел в Константинополе два собора (очевидно, письмо царя султану и дипломатия сыграли свою роль) православных архиереев - в 1590 и 1593 годах. На них было узаконено поставление Иова. Грамота первого Собора определяла Московскому престолу пятое место «после Иерусалимского» в иерархии патриарших кафедр, а также утвердила право Московского собора на рукоположение в дальнейшем собственных глав Церкви [6]. Грамота второго Собора лишь подтверждала деяние Собора 1590 года о пятом месте Патриарха всея Руси в диптихе [7].
Учреждение на Руси в 1589 году патриаршества стало значимым достижением русской средневековой дипломатии и свидетельствовало о возросшем авторитете страны в мире. Оценивая проделанную нашими предками кропотливую работу, нельзя пройти мимо, по крайней мере, двух моментов. Во-первых, хочется выделить грамотный подход в деле учреждения Московской кафедры, с соблюдением всех пунктов права (в данном случае церковного), с получением максимально широкого одобрения акта со стороны мирового христианского сообщества. Удивительно, но ведь Русь тогда обладала, скажем, минимальными техническими возможностями для этого. Вспомним, например, так ли тщательно и законно проходило создание так называемой Православной церкви Украины, да и не только Украины? Во-вторых, хочется отметить, как, исключительно действуя методом дипломатии, было получено добро османского султана (находящегося, казалось бы, в крайне враждебных отношениях с христианским миром) на решение в столице его царства исторического для судьбы России вопроса.
1РПЦ в XVI в. имела статус автокефальной митрополии, формально зависящей от Вселенского Цареградского престола.
2Историческое название района в Стамбуле, где находится резиденция Константинопольского патриарха.
3Мифическая райская птица в русской культуре. Слово, согласно основной версии, имеет иранское происхождение.
Источники и литература
1. Каптерев Н.Ф. Характер отношений к православному Востоку в XVI и XVII столетиях. Сергиев Посад, 1914. С. 34.
2. Муравьев А.Н. Сношения России с Востоком по делам церковным. СПб., 1858. С. 168.
3. Макарий (Булгаков), митрополит Московский и Коломенский. История Русской Церкви. М., 1996. Кн. 6. С. 29.
4. Карташов А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Париж, 1959 [репринтное издание: М., 1991]. Т. 2. С. 15.
5. Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 135. Уложенная грамота об учреждении Патриаршества в России. 1589 г.
6. РГАДА. Ф. 52. Оп. 2. №5.
7. Деяние Константинопольского Собора 1593 года, которым утверждено патриаршество в России / Пер. Порфирий (Успенский), архимандрит // Труды КДА. Киев, 1865. Т. 3. С. 237-248.