Одним из самых серьезных вызовов для современного мирового сообщества продолжают оставаться внутренние политические конфликты (ВнПК). Проблема роста числа данных конфликтов, однако, начала давать о себе знать не в последние десятилетия. Вопреки расхожему мнению, уже в XIX и первой половине XX века ВнПК, протекавшие в особо острой форме, превалировали над межгосударственными военными столкновениями. Но лишь по окончании Второй мировой войны первые стали однозначно преобладать среди вооруженных конфликтов [45]. Так, согласно классификации Рабочей группы по исследованию причин войны (АКУФ) при Университете Гамбурга, из 249 вооруженных конфликтов, завершившихся между 1945 и 2014 годами, 176 представляли собой внутригосударственные [45]. Помимо этого, отметим, что, в связи с получившим развитие в начале 1970-х годов «этническим ренессансом» [7, с. 141], нередко ВнПК рубежа XX-XXI веков принимают форму этнополитического противостояния [44].

Не является редкостью также ситуация, при которой высоконапряженный ВнПК дополняется вооруженными вмешательствами из-за границы, что, таким образом, стирает с конфликта его изначальный облик. На рубеже тысячелетий уже имело место несколько подобных трансформаций ВнПК. Так, почти 40 лет назад СССР предпринял интервенцию в Афганистан, поддержав правительство Народно-демократической партии Афганистана (НДПА). ВнПК в Афганистане с моджахедами как движущей силой начался весной 1979 года вследствие неумелой политики НДПА, проводившейся в течение всего лишь года после Саурской революции [40, с. 157]. Вводом войск СССР перерождение ВнПК не ограничилось, так как джихадисты обрели союзную коалицию из США, Пакистана, Ирана и Китая [40, с. 156]. При этом США, по ряду причин предугадывавшие советское вторжение [40, с. 158-159], стали оказывать помощь оппозиционерам еще в январе 1979 года [40, с. 157].

Отчасти противоположным столкновением ознаменовался 2011 год, когда разразившийся в феврале под знаком «арабской весны» ВнПК в Ливии дополнился бомбардировками войск НАТО. Отличие тех событий от афганских состояло в том, что начатая 19 марта интервенция производилась в интересах антиправительственных сил, в итоге одержавших победу над М.Каддафи уже в октябре [28]. Но, как и на афганской земле [40, с. 159], завершение иностранного вмешательства дало не спокойствие и мир, а многовластие и затяжные раздоры [28]. В конце концов Ливия была поделена между двумя враждующими лагерями с центрами в Тобруке и Триполи. И лишь в 2017 году, после взятия под контроль 90% территории страны Ливийской национальной армией, союзной тобрукскому правительству, появилась осязаемая перспектива примирения противников [21].

Закономерным продолжением ливийской войны выступила дестабилизация обстановки в Мали, поскольку в рядах армии Джамахирии сражались туареги, счет которым шел на тысячи. Почти сразу же после поражения каддафистских сил, 17 января 2012 года, на севере Мали началось восстание туарегов под лозунгом создания независимого государства Азавад [38, с. 41-42]. На фоне этого в Бамако 22 марта - 7 апреля произошел переворот со смещением Президента А.Т.Туре и захватом власти военизированным триумвиратом во главе с капитаном А.Саного [38, с. 46]. В это время 6 апреля туареги провозгласили независимость Азавада, которая продержалась лишь до середины июля: уже в мае союзники туарегов - исламисты подняли мятеж и, лишив власти недолговечных хозяев, сделали из Азавада эмират [33; 38, с. 50-51]. Экспансия исламистов на юг Мали стала толчком для проведения войсками, посланными главным образом Францией, операции «Сервал», начатой 11 января 2013 года [38, с. 48-50]. Вся эта ситуация - приятное исключение, так как французская армия покинула Мали к концу апреля, а некогда восставшие туареги вскоре после этого пошли на контакт с правительством [3].

Куда менее приемлемой стала еще одна ипостась «арабской весны» - ВнПК в Сирии. Начавшись в марте 2011 года по «стандартной» схеме, этот конфликт необычайно быстро оброс ворохом сторонних вмешательств, выстроившихся в две коалиции. Первую, в которой главенствуют США, Саудовская Аравия, Турция и Катар, составили союзники сирийской оппозиции; вторую же, с преобладанием России, Ирана и ливанской «Хезболлы», - сторонники Президента Б.Асада [23; 46]. Причем союз зарубежных недругов Б.Асада изначально был довольно эклектичным из-за происламистской линии Эр-Рияда, Анкары и Дохи [23]. Однако именно появление в конфликте третьей силы в лице «Исламского государства» (ИГ - организация запрещена в России) и его приспешников дало в 2014 году этому блоку, а через год и России повод для начала открытого военного участия [46]. Позднее усиление позиций сирийских курдов заставило Турцию с ее органической курдофобией поменять местоположение в коалициях [23; 36; 46]. В итоге, притом что в ноябре 2017 года правительственной армией был взят последний оплот ИГ - город Абу-Кемаль [34], конфликт в Сирии только приближается к своему завершению [36].

В контексте приведенных примеров привлекает внимание тот факт, что, по сравнению с практически молниеносными операциями в Ливии и Мали, СССР увяз в горах Афганистана на десять лет, а боестолкновения в Сирии продолжаются по сей день. Объясняется подобное тем, что последние два случая связаны с перерастанием ВнПК в «конфликты малой интенсивности» (low intensity conflicts, КМИ), которые по определению не заканчиваются быстро.

Представленное, среди прочего, свидетельствует о том, что злободневность не теряют и фундаментальные вопросы войны. В частности, один из таких вопросов, которому уже не одно столетие, касается самих целей инициации и ведения войны. Еще в эпоху Высокого Средневековья европейские государства не только снаряжали Крестовые походы в Левант, Магриб, Прибалтику и Византию, но и все активнее выясняли отношения между собой военным способом. Для дворянства того времени война, всегда наполовину состоявшая из грабежа, была одним из главных занятий и источником доходов, не менее важным, чем сеньориальные поборы и рента [19, с. 312-313]. Сегодняшнее воплощение Европы в период до Венского конгресса 1815 года - это Африка, где война обременила собой массу регионов [22]. Как следствие, «в африканском обществе сформировался специфический стереотип образа жизни: средством существования <…> является военная сфера <…>, участие в вооруженных акциях, различного рода войнах и конфликтах» [22, с. 26]. Примечательно, что чаще всего войны в Африке развиваются как раз на основе ВнПК, зачастую этнополитических [22].

Что касается рассмотрения ВнПК как научной категории, то оно отчасти затруднено в силу чрезвычайно широкого круга явлений, подпадающих под это понятие. Так, группа ВнПК включает этно- и религиополитические конфликты [4, с. 161-162], гражданское противостояние и национально-освободительную борьбу. К числу ВнПК также принадлежат всевозможные революции, по-разному привносящие перемены в экономику государства, - от сугубо политических военных переворотов до изменений буржуазно-демократического характера, размах которых колеблется от городского* (*Классикой буржуазно-революционной активности, проявлявшей себя в масштабах города, выступают цеховые революции XIII-XV вв., затронувшие почти все государства Европы и являвшие собой борьбу бюргерства с патрициатом за доступ к муниципальным политическим системам.) до общегосударственного [8, с. 80-82].

Таким образом, к разряду ВнПК принадлежит множество крайне разнородных процессов. Однако пестрота последних обусловлена вариабельностью целей, вложенных в данные процессы их акторами. При этом сущность ВнПК остается постоянной и связанной с развитием конфликтной ситуации политической природы внутри государства. Последнее - принципиально важное - обстоятельство проводит четкую грань между ВнПК и войной.

Отождествление же ВнПК с войной является серьезной научной неточностью, сказывающейся на корректности исследований, посвященных данной тематике. ВнПК и война имеют как схожие черты, так и целый ряд диаметрально противоположных особенностей, что делает из данных событий два разных типа политических процессов. Хотя это и не отменяет их возможность к взаимному перетеканию и даже образованию симбиоза.

В данной статье нами была предпринята попытка освещения некоторых теоретических оснований рассмотрения ВнПК и войны, подкрепленных приведением конкретных примеров с постановкой акцента на прецедентах трансформации ВнПК в войны. При этом мы считаем нужным сразу же сделать ударение на том, что ВнПК далеко не всегда сравнимы по своей остроте с войной. Поэтому значимой пометкой к настоящей статье выступает то, что под ВнПК мы заведомо будем подразумевать высоконапряженные конфликты, и в первую очередь заточенные под проведение территориальных пересмотров.

Внутренний политический конфликт и война:
сходства и различия

Прежде всего необходимо отметить ключевую сторону сравнительного анализа ВнПК и войны, состоящую, собственно, в их принадлежности к процессам политической природы. Социальные системы* (*Термин «социальная система» наиболее подходит для проводимого нами анализа в связи с его высокой универсальностью. Данным термином можно обозначить как государство или локальную социальную политическую группу, так и объединение государств и/или локальных социальных политических групп. Это крайне важно, поскольку ВнПК и войны связаны с активностью, проявляемой именно системами, а не отдельно взятыми лицами (к примеру, террористами-одиночками).) начинают как ВнПК, так и войны с целью проведения перераспределения экономических ресурсов, то есть процесса, лежащего в основе политики [8, с. 90]. И если речь идет о войне и ВнПК крупного масштаба, именно земля выступает тем экономическим ресурсом, принадлежность которого будет подвергаться пересмотру.

Вместе с тем, несмотря на общность конечной цели, ВнПК и война могут иметь существенное различие в плане используемых средств. Войне, по сравнению с ВнПК, присуща несравнимо бóльшая однозначность. Обратив внимание на классическое определение войны, данное К.Клаузевицем и гласящее, что «война есть продолжение политики иными средствами», можно сделать следующий вывод: война априори представляет собой процесс экстенсивно-политический. Напротив, политика мирного времени по определению имеет диаметрально противоположный, интенсивный характер.

ВнПК же может протекать разными путями. Так, например, интенсивно-политическим способом развивается ситуация вокруг деволюции Шотландии - региона, проявляющего на сегодня выраженное стремление к суверенитету. Узловым этапом данных изменений стало заключение 15 октября 2012 года Эдинбургского соглашения [41], на основании которого 18 сентября 2014 года был проведен референдум о независимости Шотландии. И хотя при беспрецедентной явке в 84,4% за выход из состава Соединенного Королевства (СК) было отдано 44,7% голосов [20], потенциальная сецессия Шотландии вовсе не была вычеркнута из повестки дня. Об этом свидетельствовал невероятный рост числа членов Шотландской национальной партии (ШНП): к примеру, в течение года по проведении референдума состав ШНП увеличился на 337,6% [43]. В свою очередь, ШНП является основным актором шотландского ВнПК [7, с. 136-137, 148], а возрастание ее поддержки со стороны населения указывало на то, что шотландцы вознамерились не позволить Лондону забывать о гарантиях, данных накануне референдума [20].

Более того, после подачи в целом по СК 51,9% голосов «за» в ходе плебисцита о Brexit, на котором по Шотландии 62% голосовавших высказалось «против», членство в ШНП испытало очередной всплеск, достигнув отметки в 120 тыс. человек. Результаты поистине внушительные, учитывая, что в 2013 году партия насчитывала чуть более 20 тыс. членов [42]. Еще одним следствием подготовки выхода СК из Евросоюза стало одобрение парламентом в Эдинбурге предложения лидера ШНП Н.Стерджен вновь вынести вопрос о независимости на суд шотландцев [11]. Так что даже после de jure провального для ШНП референдума 2014 года развитие событий не потеряло интенсивно-политического характера. Подчеркнем, что всем изложенным шотландский ВнПК разительно отличается от ситуации в соседней Северной Ирландии, куда для решения этнополитических проблем в августе 1969 года были введены части регулярной армии [7, с. 135-136].

В завершение данного тезиса отметим, что война может быть и бескровной, если носит обличие косвенной агрессии. Подобный вариант предполагает «захват государством чужой территории без ведения военных действий, с помощью угрозы применения силы» [17, с. 174]. Тем не менее и в таком виде война не утрачивает связь с намерением социальной системы-агрессора насильственно перераспределить не принадлежащие ей экономические ресурсы.

Различия между ВнПК и войной на этом не заканчиваются. Одна из наших работ строилась, в числе прочего, с опорой на тезис, отражающий еще одно имманентное свойство войны: война - это всегда конфликт, направленный кнаружи от своего инициатора [4, с. 155-156]. Подобной особенности войны отвечает даже этимология данного слова, указывающая на его родство со значением «гнаться, преследовать» [10]. Объект военной агрессии в чистом виде - это целостная социальная система, не имеющая внутри себя таких политических противоречий, которые могли бы привести к ее разрушению. При этом социальная система-агрессор как раз может быть отягощена подобными проблемами, а развязывание войны для нее будет представлять собой попытку преодолеть указанные сложности чисто экстенсивным способом.

Напротив, ВнПК - это всегда, пусть даже опосредованно, конфликт, и индуцированный внутри социальной системы, и направленный внутрь нее, с целью разрушения прежнего статус-кво [4, с. 156]. Строго говоря, социальная система, внутри которой разгорелся ВнПК, системой быть перестает в силу стремления некой ее части покинуть после начала конфликта пределы первой. Здесь важно отметить, что именно на основе ограниченного стороннего признания (одним государством или незначительной группой таковых) подобной полусамостоятельной социальной системы в качестве полноправного субъекта политики может произойти трансформация ВнПК в войну либо в КМИ. Не лишней будет пометка о том, что такое признание с юридической точки зрения противоречит п. 7 ст. 2 Устава ООН [37], а также Декларации ООН о недопустимости вмешательства во внутренние дела государств, об ограждении их независимости и суверенитета от 21 декабря 1965 года [13].

Отраженная специфика социальных систем, связанных с ВнПК и войной, диктует необходимость подвергать учету следующее. Корректный научный анализ войны и ВнПК неизменно должен быть связан с проведением строгой очерченности субъектов данных политических процессов (пусть даже некоторые субъекты будут носить коллективный характер), что основано прежде всего на оценке действий соответствующих социальных систем.

Прямым следствием последнего утверждения выступает критерий, которому должна отвечать любая война. Для индукции войны необходимо наличие конкретной социальной системы-агрессора, на деле действующей только лишь во имя собственных интересов и не сдерживаемой никакими факторами, кроме экстенсивно-политических (т. е. собственно военных).

Представленные положения приобретают особое значение при рассмотрении ряда ситуаций, к числу которых принадлежат такие знаковые события, как Мюнхенская конференция 1938 года и оба Венских арбитража 1938 и 1940 годов. Так, по итогам Мюнхенской конференции, проходившей с участием представителей Германии, Соединенного Королевства, Франции, а также формально Италии, было вынесено решение о предоставлении Германии права на оккупацию Судетской области Чехословакии - территории с преобладающим немецким населением [17, с. 182]. Наряду с этим, союзные Чехословакии стороны - СК и Франция - становились реальными гарантами ее территориальной целостности в обновленных границах (хотя юридически все четыре великие державы брали на себя подобные обязательства) [17, с. 183]. Таким образом, осенью 1938 года Германия как фактический претендент на территорию всей Первой Чехословацкой Республики была отчасти скована не военным нажимом СК и Франции, которые должны были оказывать влияние на Германию в аналогичной манере и дальше.

Схожая картина разворачивалась при проведении Венских арбитражей, посредниками на которых были лишь Германия и Италия. Лейтмотив действий Германии заключался в сдерживании ревизионизма Венгрии, которая выказывала таковой, хотя и являлась сателлитом Рейха, всецело зависившим от него экономически [32]. Арбитражи, на которых Венгрия, выдвигая территориальные претензии ко Второй Чехословацкой Республике (ВЧСР) и Румынии, выступала инициатором, стали тому живым подтверждением.

Первый Венский арбитраж являлся прямым следствием претворения в жизнь Мюнхенского договора, кроме прочего, гласившего, что «Прага в течение трех месяцев должна решить польский и венгерский вопросы «с заинтересованными правительствами путем соглашения». В случае если такое соглашение не будет выработано, договор предусматривал арбитражное решение Германии, Италии, Великобритании и Франции» [30]. Необходимость привлечения арбитров была признана как Венгрией, так и ВЧСР после безрезультатных переговоров в Комарно 9-13 октября 1938 года. В итоге Венгрии были переданы южные районы Словакии и Подкарпатской Руси [30]. «Арбитраж предусматривал также возможность повторного решения Италии и Германии, если между чехословацкой и венгерской сторонами возникнут споры» [30].

Значительно ярче сдерживающая позиция Германии проявилась во время второго Венского арбитража, по решению которого Венгрия получила северо-западные области Трансильвании. «Берлин преследовал цель не допустить чрезмерного усиления Венгрии и стремился усилить зависимость от себя обоих антагонистов» [31]. Поставленная цель была достигнута, поскольку в результате общественного кризиса, разразившегося в Румынии после арбитража, «Румыния стала фактически превращаться в провинцию Германии» [31]. К тому же «странная линия новой <…> границы оставляла на румынской стороне стратегические месторождения, которые обеспечивали сырьем контролировавшуюся германским капиталом индустрию» [31]. Венгрия же, «получив гористую, бездорожную, лишенную промышленности <…> часть Трансильвании, <…> обрела <…> чрезвычайно невыгодную границу, фактически оказавшись в положении менее выгодном, чем она находилась до этого» [31].

Таким образом, Мюнхенская конференция и Венские арбитражи были связаны с реальным присутствием факторов не военного характера, уравновешивавших в той или иной мере влияние соответствующих сторон-инициаторов.

Дополнительно отметим, что затронутые события формально не противоречили действующему и тогда, и ныне основному юридическому принципу построения международного взаимодействия. Данный принцип обозначился еще в дни утверждения Венской системы международных отношений [15, с. 79-80] и на деле остался главенствующим как в рамках Версальско-Вашингтонской [35, с. 64], так и Ялтинско-Потсдамской систем [18, с. 10]. В соответствии с ним фактически решающий голос по тем или иным вопросам международного характера принадлежит коллегии великих держав при формально-правовом признании равенства таковых. В этом смысле даже de jure реализация Мюнхенского договора и Венских арбитражей Германией и Венгрией не могут трактоваться как войны, проведенные против Чехословакии и Румынии.

Наконец, следует уделить внимание тезису о разграничении трансформаций ВнПК в войны и КМИ [18, с. 266]. Основное отличие данных типов видоизменения ВнПК состоит в том, что при перерастании ВнПК в КМИ изначально достигается фактический паритет между враждующими сторонами за счет поддержки каждой из них иными противостоящими одна другой социальными системами. Если же ВнПК дает начало войне, по определению связанной с наличием лишь одной доминирующей стороны (пусть даже эту нишу будут занимать по ходу войны разные участники), такой паритет будет отсутствовать. Разумеется, для трансформации ВнПК в КМИ поддержка извне должна поступать либо от великих держав, либо от сравнимых с ними по боеспособности социальных систем. Как следствие, подобные конфликты отличаются априорной растянутостью во времени.

Показательным примером видоизменения ВнПК в КМИ служит ситуация в Анголе накануне провозглашения независимости. Противостояние началось во второй половине 1975 года как типичный ВнПК между Народным движением за освобождение Анголы (МПЛА) и коалицией Национального фронта освобождения Анголы (ФНЛА) и Национального союза за полную независимость Анголы (УНИТА). Однако уже в течение первого года ВнПК перерос в КМИ после того, как МПЛА получило поддержку СССР, Кубы и Народной организации Юго-Западной Африки (СВАПО), а ФНЛА/УНИТА - содействие США, ЮАР, Заира и Китая. При этом вмешательство СССР, Кубы и ЮАР, а с 1985 года, благодаря отмене «поправки Кларка», и США носило ничем не прикрытый характер [18, с. 268-270]. Что касается временных рамок конфликта в Анголе, то его завершение было приурочено лишь к 2002 году.

Прецеденты трансформации внутренних
политических конфликтов в войны в Новое время

Обращаясь к примерам развития войны на основе ВнПК в Новое время, наряду с представленной выше номотетикой, следует принимать во внимание два немаловажных обстоятельства. Во-первых, вплоть до проведения Венского конгресса 1815 года юридическое и фактическое выделение великих держав в целом отсутствовало. Хотя из Вестфальского мирного договора 1648 года и проистекало преобладание в Европе Франции и Швеции, на протяжении всего периода Вестфальской системы международных отношений одним из главных и реально действовавших принципов оставалось поддержание равновесия сил*. (*При этом данный принцип стал постепенно уходить в прошлое после окончания Семилетней войны в 1763 г., из которой с невосполнимыми потерями вышла Франция, что знаменовало собой предтечу Великой французской революции и смену Вестфальской системы Венской.) Следствием этого выступало равенство существовавших государств [15, с. 79-80]. То же самое можно сказать и о заключительных этапах Средневековой системы международных отношений [16, с. 35-37; 19, с. 314]. Именно поэтому ряд сторонних вмешательств в конфликт внутри какого-либо государства заведомо означал в тех условиях намерение интервентов установить паритет ради сохранения равновесия сил. Так что отождествление подобных ситуаций с КМИ не корректно (к слову, КМИ как таковые в то время уже стали получать развитие).

Во-вторых, до того же Венского конгресса Европа утопала в бесконечных, затяжных войнах: государства могли одновременно воевать с несколькими противниками, что длилось годами и даже десятилетиями. Подобный момент усложняет задачу проведения строгой очерченности политических субъектов с выделением участников ВнПК и стороны-инициатора военных действий.

Дополнительно подчеркнем, что случаи перерастания ВнПК в войну в продолжение Нового времени преимущественно связаны с периодом Реформации XVI века и последствиями тех нетривиальных перемен. Это вполне закономерно: мы неоднократно отмечали, что эпоха Реформации XVI века была первой в истории человечества масштабной волной внутренних конфликтов, носивших этноконфессиополитический характер [4, с. 156; 5, с. 135]. В пользу принадлежности Религиозных войн к ВнПК отчетливо свидетельствуют механизм и схема их развития, а также расстановка действующих сил.

Так, в период между окончанием Шмалькальденской войны 1546-1547 годов и заключением Аугсбургского религиозного мира 1555 года в ВнПК на территории Священной Римской империи германского народа вмешалась Франция. После победы католического лагеря во главе с императором Карлом V в 1547 году лютеране стали испытывать притеснения, что породило серьезное недовольство [19, с. 96-97]. В итоге осенью 1551 года протестанты во главе с Морицем Саксонским заключили договор с Францией, получив от нее солидную финансовую помощь, а взамен пообещав ей Туль, Мец, Верден и Камбрэ [16, с. 55; 19, с. 97]. И когда Мориц в 1552 году успешно атаковал Карла V в Верхней Германии, «по договоренности с Морицем Франция тотчас же захватила Лотарингию» [19, с. 97]. Закрепление за Францией ее трофеев - лотарингских епископств Мец, Туль и Верден - было подтверждено миром в Като-Камбрези, подписание которого в 1559 году окончило длившиеся с 1494 года Итальянские войны между Империей и Францией [19, с. 314].

По такой же схеме шло развитие Тридцатилетней войны 1618-1648 годов. Особого внимания заслуживает тот факт, что «на первом этапе война носила в основном конфессиональный характер и оставалась преимущественно локальным, «межгерманским» конфликтом» [16, с. 69]. Но стоило только этому ВнПК перерасти в войну, и на смену конфессиональным лозунгам пришла чисто светская борьба между габсбургской и антигабсбургской коалициями [16, с. 69, 75-76].

Наибольшую завершенность получило стороннее вмешательство в поддержку протестантов Империи, еще в 1608-1609 годах образовавших военно-политический союз - Евангелическую унию [16, с. 67; 19, с. 317]. Из-за рубежа унию поддерживали Голландия и Англия; с первой протестанты даже имели договор о взаимопомощи [16, с. 67; 19, с. 320]. Французские короли также, «оказывая предпочтение «государственному интересу» перед интересами религии <…> помогали в соседней стране <…> протестантам, в то же время не желая их полного торжества» [19,
с. 320]. На этой основе в 1610 году даже был создан франко-англо-голландский союз [16, с. 68].

Результаты участия Голландии и Франции в Тридцатилетней войне полностью оправдали их предвоенную активность. Первая получила всеобщее признание своей независимости [19, с. 146]. Франция же все приобретения - Эльзас, Зундгау и Хагенау - сделала за счет имперских земель [19, с. 328].

В завершение отметим еще один важный прецедент, связанный с событиями, предшествовавшими разделу Речи Посполитой 1772 года. ВнПК в Польше начался еще в конце XVI века в связи с заключением Брестской унии 1596 года и учреждением западнорусской греко-католической церкви. Наступление католицизма приводило к тому, что православные приходы насильно передавались униатам, а само православие было делегализовано Короной*. (*Легальность православия была восстановлена в 1632 г., во многом благодаря присоединению в 1610 г. казачества к антиуниатскому движению.) Однако приверженность православной религии была сохранена значительной частью подданных, а их неполноправие вкупе с ущемлением прав протестантов породило так называемый диссидентский вопрос [6, с. 50-51; 16, с. 119].

С начала XVIII века некогда могущественная Речь Посполитая являлась de facto протекторатом Российской империи. Это в полной мере нашло подтверждение после 1764 года, в период правления Станислава Августа Понятовского [1, с. 32]. Одна из реформ, проведенных королем по требованию России и Пруссии, состояла в предоставлении «диссидентам» свободы вероисповедания и других прав, причем гарантом выполнения этого решения объявлялась российская императрица Екатерина II [16, с. 119]. Подобное нововведение привело к организации в 1768 году частью дворян Барской конфедерации, которая «выступила под лозунгами защиты веры и шляхетских вольностей» [24, с. 345]. Против конфедератов Россией были брошены войска [24, 345]. Характерно, что предлогом для интервенции послужил диссидентский вопрос: именно под знаменем защиты православных единоверцев царские полки выступили против подданных Короны [6, с. 51].

Итогом этих событий стало проведение Россией, Пруссией и монархией Габсбургов первого раздела Польши на основе Петербургской конвенции 1772 года. Стороне, осуществлявшей на данном этапе военных действий внешнее вмешательство, надо сказать, был присущ не только коллективный характер, но и явная неоднородность. Несмотря на то что мятеж конфедератов подавляла российская армия, инициатива разделения Польши, в чем Россия не была заинтересована напрямую, исходила от Пруссии. Россия же была вынуждена идти ей на уступки, вследствие одновременного ведения войны с турками (1768-1774 гг.), в которую, к тому же на стороне Порты, могли вступить сегодняшние союзники, Габсбурги [16, с. 119].

Таким образом, в 1760-х годах внешнее вмешательство вызвало обострение ВнПК в Польше, что привело к появлению Барской конфедерации. Последовавшее далее выступление Российской империи против последней, мотивированное заступничеством за православных жителей Речи Посполитой, по сути, стало началом войны. И хотя боевые действия вела лишь Россия, непосредственные плоды той военной операции - ряд польско-литовских территорий - были собраны ею совместно с Пруссией и монархией Габсбургов.

Конкретика Новейшего времени

Переходя к анализу примеров перерастания ВнПК в войну, приуроченных к Новейшему времени, стоит вновь затронуть активность Германии конца 1930-х годов.

В первую очередь обратим внимание на аншлюс Австрии 12-13 марта 1938 года. ВнПК в Австрии получил ход еще в середине 1934 года, когда австрийские национал-социалисты провалили попытку государственного переворота, после чего были арестованы и осуждены. Тогда Германия не смогла воспользоваться этими событиями из-за сдерживавшей ее обстановки в Европе [17, с. 132-133]. Но именно на подобной почве А.Гитлер 12 февраля 1938 года выдвинул обвиненному им в проведении «антинемецкой политики» австрийскому канцлеру К.Шушнигу требование. Оно состояло в отмене запрета на деятельность партии австрийских нацистов и назначении ее лидера А.Зейсс-Инкварта министром внутренних дел и шефом полиции, а также в амнистировании участников путча 1934 года [17, с. 173]. Выполнение данных требований лишь приблизило момент аншлюса [35, с. 288]. В связи с ультиматумом А.Гитлера 11 марта К.Шушниг уступил место канцлера А.Зейсс-Инкварту, который немедленно направил в Берлин просьбу о вводе войск, отдав австрийской армии приказ не оказывать сопротивления [17, с. 174]. Так, путем косвенной агрессии, в отсутствии какого бы то ни было отпора Германия провела мгновенную войну против Австрии.

К механизму косвенной агрессии Германия прибегла и в ходе присоединения Мемельского края Литвы [17, с. 193]. Еще в марте 1935 года возросшая конфликтность в Мемеле вышла на поверхность в виде скандального процесса по делу немецких националистов, обвиненных в ирредентистском заговоре. Однако лишь после того, как в декабре 1938 года на местных выборах 90% голосов достались нацистам, Германия предъявила «права» на Мемель, апеллируя к принципу национального самоопределения. 23 марта 1939 года Литва дала согласие на передачу края [35, с. 297].

Несравнимо более показательным примером выступает цепь событий в период захвата Германией ВЧСР. Предысторией данной аннексионистской операции выступало учреждение в ВЧСР автономий Словакии и Подкарпатской Руси. Позднее между Прагой и Братиславой возник конфликт, из-за чего земское правительство было распущено, а в регионе введено военное положение [25, с. 419]. Вслед за серией германских провокаций сепаратизма в Словакии [35, с. 295-296] глава местных националистов Й.Тисо 14 марта 1939 года с подачи Германии провозгласил независимость и запросил у Рейха покровительства. Вызванный в тот же день в Берлин Президент ВЧСР Э.Гаха отдал приказ чешской армии не вступать в бой с частями вермахта, занявшими Чехию и Словакию 15 марта [17, с. 192]. Таким образом, косвенной агрессии Германии предшествовали ее активные действия по разжиганию ВнПК в ВЧСР со словацкими националистами в качестве союзной немцам стороны.

Конец 1930-х годов также ознаменовался запутанной ситуацией на международной арене, сложившейся перед оккупацией Венгрией Подкарпатской Руси 14-18 марта 1939 года. Нужно сразу же отметить, что Венгрия задолго до марта 1939 года вынашивала планы присоединить данную область. Так, еще в начале октября 1938 года она перебросила в Подкарпатье часть войск, которые, однако, были полностью пленены чешской армией [30]. Далее Венгрия совместно с Польшей провела на территории Подкарпатской Руси серию диверсий [32; 35, с. 295]. События осени 1938 года достигли кульминации, когда Генштаб Венгрии утвердил на 20 ноября начало захвата Подкарпатья. Но военные действия были отменены из-за демарша Берлина, после чего Венгрия и Польша вернулись к диверсионной практике [30; 32]. Кроме того, по завершении оформления автономии Подкарпатской Руси 10 ноября «геббельсовская пропаганда принялась раздувать миф о «новом украинском государстве» в Карпатах» [17, с. 184].

Изменение конъюнктуры в пользу Венгрии начало вырисовываться ближе к захвату Германией ВЧСР. 12 марта 1939 года Германия дала согласие на оккупацию Венгрией Подкарпатья [32]. В самом Подкарпатье 14 марта премьер-министром А.Волошиным был объявлен суверенитет Карпатской Украины, а также посланы две телеграммы в Берлин - 14 и 15 марта - о «провозглашении самостоятельности под охраной Немецкого Рейха» [12, с. 39]. Поддержка Германии предсказуемо не поступила, а германский консул в Хусте вдобавок посоветовал «не оказывать сопротивления венгерскому вторжению» [12, с. 39]. При этом первые сражения состоялись уже 14 марта [32], а всего за период с 14 по 18 марта карпатские ополченцы провели с венграми свыше 20 боев [12, с. 40]. Так что в случае захвата Венгрией Подкарпатья ни о какой косвенной агрессии говорить не приходится.

Итак, в рассмотренной ситуации нишу стороны-агрессора занимала Венгрия. Однако венгерская агрессия стала возможной благодаря тому, что территория ВЧСР все больше попадала под контроль Германии, а провозгласившая независимость Карпатская Украина становилась лишним претендентом на часть земель исчезавшего государства. Поэтому отправной точкой тех военных действий выступал плохо различимый ВнПК между Карпатской Украиной и Германией. И как раз союзничество с последней позволило Венгрии в условиях марта 1939 года провести оккупацию Подкарпатья.

Нельзя не привести также еще один красноречивый пример трансформации ВнПК в войну из не столь отдаленного прошлого. Очередной ВнПК в Югославии начался в марте 1998 года с вооруженных столкновений между сербской полицией и боевиками «Армии освобождения Косова» (АОК) в одноименном крае [27, с. 184]. «В вооруженные действия постепенно втягивались и части югославской армии. <…> После ввода в Косово в июле-августе 1998 года дополнительных подразделений <…> с тяжелыми вооружениями США ультимативно потребовали от Белграда немедленного прекращения боевых действий» [27, с. 185]. С этого момента косовский ВнПК начал перерастать в войну стран НАТО против Сербии.

Подобно прецеденту первого раздела Речи Посполитой, между сторонами, участвовавшими в той войне, возникли разногласия. Наряду с США, наиболее жесткую позицию по Сербии заняли Великобритания [7, с. 146-147] и Германия [26, с. 330]. Напротив, Франция усиленно пыталась предотвратить интервенцию [26, с. 266]. Однако после безуспешных встреч в Рамбуйе руководство НАТО объявило 24 марта 1999 года о срыве переговоров по Косову и в марте-июне подвергло несколько районов Сербии ракетно-бомбовым ударам. Результатом этой кампании стал полный вывод сербских войск из Косова в июне 1999 года [27, с. 185-186], а в перспективе - преобразование края в de facto независимое государство.

Заключение: ряд аспектов прошлого,
настоящего и будущего войны

Итак, подытоживая проведенное исследование, можно с уверенностью утверждать, что, хотя ВнПК и войну объединяет принадлежность к процессам политической природы, различий между ними гораздо больше. В отличие от ВнПК, всегда ориентированного внутрь социальной системы, которая была им поражена, война неизменно инициируется за пределами стороны-агрессора. К направленности войны тесно примыкает и ее априорная экстенсивность. Коль скоро война выносится агрессором за свои границы, то последний изначально намеревается, в общем случае, обогатиться территориально за чужой счет. ВнПК же, как мы продемонстрировали на примере Шотландии, может протекать и чисто мирным, интенсивно-политическим путем.

Захватнический характер войны не перестает быть ей присущ, даже если она принимает форму косвенной агрессии. Последнее определенно становится возможным лишь при очевидной несопоставимости военного потенциала противников*. (*Военный потенциал не следует сводить только лишь ко всему, что связано с войсками. Неоценимые преимущества в войне могут также дать географические и социальные особенности мест ее ведения. Одним из подтверждений этому служит упомянутая выше десятилетняя военная кампания СССР в Афганистане.) В пользу этого свидетельствуют не только приведенные выше прецеденты. Так, в начале Второй мировой войны, после выдвинутого 9 апреля 1940 года Берлином Копенгагену и Осло ультимативного требования подчиниться «мирной оккупации», Дания практически не оказала сопротивления германскому вторжению. Однако рассчитывавшая на поддержку Великобритании (и в итоге получившая ее) Норвегия заставила Германию расчехлить орудия [25, с. 102].

Экстенсивно-политическая сущность войны не должна вступать в противоречие с аналогичным характером условий, в которых война развивается. В свете этого крайне важны прецеденты Венских арбитражей. Они доказывают, что и агрессивный союзник готов невоенным образом сдерживать инициатора передела территорий от начала настоящих военных действий - даже в теории лишь отчасти прогнозируемых, - если первому выгоден предсказуемый исход.

В контексте закономерности о сущности и условиях войны несколько парадоксальным предстает механизм косвенной агрессии, поскольку он заведомо включает формально мирную, дипломатическую подготовку военной акции. Тем не менее такая подготовка - в виде выдвижения требований и запугивания - всецело подчинена конечной цели агрессора и не связана с наличием у него альтернативного взгляда на разрешение проблемы.

Наконец, сколько бы война ни длилась, в ходе нее всегда будет господствовать лишь одна из сторон, что резко отличает войну от КМИ. Этот тезис хорошо соотносится с утверждением о присутствии в войнах переломных этапов. Таковы Сталинградская и Курская битвы для Великой Отечественной войны, сражение у Геттисберга для Гражданской войны в США и освобождение Орлеана в 1429 году для Столетней войны. КМИ, напротив, связан с изначально достигаемым фактическим паритетом противников. Завершается такой конфликт, как правило, опять же по специфическим причинам: это истощение, как минимум, одной из сторон и достижение возможности решить проблемы путем переговоров.

Вышеизложенное указывает на то, что использование термина «война» в научных материалах явно требует большей избирательности и строгости. Вместе с тем необходимо признать значительную устойчивость таких обозначений, как «гражданская война» и «национально-освободительная война», отражающих на самом деле формы ВнПК. Широкое применение подобных терминов, по-видимому, связано с присутствием в них слова «война», что делает их ориентированными на отражение средств, используемых в соответствующих конфликтах. Образно выражаясь, такие термины больше передают то, что лежит на поверхности, но искажают при этом сущность описываемых процессов.

Данное противоречие возможно преодолеть посредством понимания термина «война» в узком и широком смысле. В широком смысле термином «война» может обозначаться любое решаемое экстенсивно-политическими методами противостояние, развивающееся в том числе внутри государства. Понимание же термина «война» в узком смысле должно быть связано с его отнесением только к межгосударственным конфликтам с одним субъектом-агрессором, который действует в обстановке, лишенной всякого налета политики мирного времени.

Помимо обозначенных вопросов, война также связана с рядом проблем общего характера, обращение к которым еще долго будет оставаться делом оправданным и актуальным. Одну из них, равно как и проблему самого смысла ведения войны, мы бегло уже затронули. Это проблема распоряжения результатами военной кампании, на судьбе которых может сказаться не только позиция агрессора. Так, разобранный пример первого раздела Польши показал, что Российская империя не желала пересматривать земельный статус-кво, хотя непосредственное вмешательство 1768 года именно ею было и подготовлено, и осуществлено. Однако результаты операции Россия была вынуждена определять совместно с Пруссией и Габсбургами.

Несравнимо более важной выступает проблема последствий войны для развязавшего ее государства. И здесь нужно обратить внимание на поистине классический прецедент - уже упомянутые Итальянские войны 1494-1559 годов.

Итальянские войны представляли собой подлинный КМИ, поскольку поверх традиционной вражды итальянских государств легли военные вторжения французов и Габсбургов [19, с. 168]. Ни о каком стремлении интервентов к поддержанию баланса сил речь не шла: Апеннинский полуостров вплоть до появления французов служил примером образцового политического равновесия [15, с. 79]. Начатые Францией под предлогом притязаний на «Анжуйское наследство» походы в Италию носили военно-колонизационный характер: это было типичное ограбление войной под предводительством французского дворянства. Примерно такие же цели преследовали и Империя с Испанией, вмешавшиеся в конфликт уже весной 1495 года [19, с. 168-170, 313-314]. В итоге, несмотря на небольшое пополнение в землях, Итальянские войны оказались для Франции бесплодными: «мир в Като-Камбрези закрепил прямое господство или влияние Испании на значительной части Апеннинского полуострова» [19, с. 171]. Однако бесславная война вдобавок стала одной из главных причин развития в самой Франции длинной цепочки ВнПК [19, с. 236-238].

Уже в 1560 году Франция начала погружаться в Религиозные войны, шедшие во главе с феодальной аристократией вообще и гугенотами как авангардом [19, с. 235]. В конце XVI века этот ВнПК даже перерос в КМИ* (*В данном случае говорить о КМИ, даже принимая во внимание специфику Позднего Средневековья, опять же уместно. Такой вывод следует хотя бы из учета позиции Испании – чуть ли не главного проводника контрреформации, жаждавшего изничтожить протестантизм и воплотить в жизнь идею об универсальной католической империи. Как видно, о равновесии сил Испания в те годы и не помышляла.) после того, как в 1591 году Испания послала войска на помощь католикам, в то время как протестанты еще с конца 1570-х годов получали поддержку единоверцев из-за рубежа (прежде всего из Германии). Конфликт был окончен лишь в 1598 году с изданием Нантского эдикта и заключением франко-испанского мира [16, с. 58; 19, с. 239-241]. Аристократия вновь подняла голову после Генеральных штатов 1614 года, инициировав очередной виток гражданских распрей. Успевшая укрепить позиции Корона сумела обуздать феодальную вольницу уже к 1629 году [19, с. 244]. Вместе с тем усиление королевской власти достигалось ценой чрезвычайного роста налогов, что имело результатом серию крестьянских восстаний: в Керси (1624 г.), юго-западных провинциях (1636-1637 гг.) и Нормандии (1639 г.) [19, с. 246]. Наконец, последние ВнПК в доабсолютистской Франции - Фронды 1648-1649 и 1650-1653 годов - представляли лишь подобие сопротивления [24, с. 107].

Но война может начать бить по своему инициатору еще до вывода его войск с чужой территории. Таковы печальные последствия советского вмешательства в афганский конфликт. Среди них - общие безвозвратные потери ВС СССР в 14 453 человека, истощение бюджета, подрыв международных позиций СССР и его самого как государства [40, с. 156]. Сверх этого, СССР, а затем и Россия столкнулись с долгосрочными последствиями той кампании. Это, во-первых, непомерно возросшая «нарконагрузка». По данным ООН, в конце 2000-х годов Россия, на территории которой ежегодно потреблялось более 20% афганского героина (75-80 т), лидировала в мире по потреблению этого наркотика [29]. При этом именно в период войны традиционная аграрная экономика Афганистана превратилась в наркоэкономику [40, с. 157]. Во-вторых, Россия лишилась нейтральной страны у границ Средней Азии [40, с. 157], но обрела присутствие военно-стратегического конкурента под боком. На современном этапе размещение войск НАТО в Афганистане было продлено после заключения в 2014 году Кабулом и Вашингтоном договора, по которому с 2015 года в стране осталось порядка 12,5 тыс. иностранных военных (из них около 9,8 тыс. - американцы) [2]. И хотя полный вывод войск ожидался в 2016 году [2], сохраненный контингент военнослужащих США в 2017 году не только продолжал дислоцироваться в Афганистане, но и был укрупнен [14].

На приведенных нами фундаментальных вопросах войны они не заканчиваются, однако и их достаточно, чтобы утверждать: война - это всегда многочисленные сложности и риски для каждой из сторон. Поэтому неудивительно, что на сегодня состоявшимся фактом является постепенный уход европейских государств* (*Как относительное исключение здесь выступают страны Юго-Восточной и Восточной Европы. На это указывает, в частности, затронутая нами война стран НАТО против Сербии. Тем не менее это исключение составлено участком европейской периферии, многие века развивавшимся отлично от европейского центра.) в период с 1815 по 1945 год от ведения войн между собой. В данном ключе важнейший прецедент был создан в 1974 году, когда хунта Греции, спровоцировав в середине июля военное вторжение на Кипр Турции, попыталась развязать войну против последней. Греческая армия отказалась воевать с союзником по НАТО, что вылилось в массовые демонстрации и уход 23 июля с политической арены самих «черных полковников» [27, с. 93]. Так что ныне в Европе скорее состоится падение правительства, нежели начало войны.

Однако даже в Европе война не была забыта. И дело не только в войнах европейцев на стороне. Современный мир все чаще начал сталкиваться с тем, что было нами обозначено как неоэкстенсивно-политические процессы [9, с. 22]. Таковые представляют «решение этнополитических проблем военными методами через объявление основных акторов этнополитических конфликтов террористами» [9, с. 22]. В итоге при обращении основного актора к праву национальностей на самоопределение агрессия будет направляться внутри формально единого государства против полусуверенного политического субъекта. И если международное право стоит на страже интересов вновь образуемых государств, то новейшее уголовное законодательство развитых стран позволяет наградить их клеймом рассадников терроризма [9, с. 22]. Конкретные следствия этого - ситуации в Северной Ирландии и на Донбассе [6, с. 46]. Заметим, что неоэкстенсивно-политические методы могут применяться не только постфактум, но и превентивно. Так, во время событий осени 2017 года в Каталонии приемы, весьма напоминающие обозначенные, были использованы правительством Испании в попытке пресечь проведение референдума о независимости [39].

Таким образом, на сегодня ВнПК и война служат основой не только для целого ряда проблем, напоминающих о себе не одно десятилетие, но и для совершенно новых вопросов, требующих дальнейшего изучения.

 

Список использованных источников

1. Аржакова Л.М. Диссидентский вопрос и падение Речи Посполитой (дореволюционная отечественная историография проблемы) // Петербургские славянские и балканские исследования. 2008. №1 (3). С. 31-39.

2. Афганистан и США подписали соглашение по безопасности // http://www.bbc.com/ukrainian/ukraine_in_russian/2014/09/140930_ru_s_afghanistan_us_agreement (дата обращения: 19.11.2017).

3. В Мали начались переговоры центрального правительства и туарегов // https://www.rbc.ru/rbcfreenews/20130607055110.shtml (дата обращения: 08.11.2017).

4. Васильев В.А. Базовая схема управления этнополитическими конфликтами (Часть вторая. Историко-материалистические основания) // Научная дискуссия: вопросы социологии, политологии, философии, истории. №4 (44): сб. ст. по матер. XLIX междунар. науч.-практ. конф. / Отв. ред.: Н.Р.Красовская. М.: Интернаука, 2016. С. 155-179.

5. Васильев В.А. Базовая схема управления этнополитическими конфликтами (Часть первая) // Вестник Самарского университета. Серия «Экономика и управление». 2016. №1. С. 126-139.

6. Васильев В.А. Грекокатолицизм как один из компонентов украинского национализма // Россия и современный мир. 2014. №3 (84). С. 46-55.

7. Васильев В.А. Движение за независимость Шотландии. Ретроспективный анализ и современное состояние // Свободная мысль. 2014. №5 (1647). С. 135-148.

8. Васильев В.А. Семантический критический анализ категорий «люди» и «гражданин» // Научная дискуссия: вопросы социологии, политологии, философии, истории. №6 (35): сб. ст. по матер. XXXIX междунар. заоч. науч.-практ. конф. / Отв. ред.: Е.Ю.Бутакова. М.: Интернаука, 2015. С. 37-100.

9. Васильев В.А. Управление этнополитическими конфликтами: характеристика основных технологий // Казанский социально-гуманитарный вестник. 2017. №1 (24). С. 19-24.

10. Воин // http://www.endic.ru/fasmer/Voin-2732.html (дата обращения: 01.11.2017).

11. Волков В. Шотландия отложила подготовку референдума о независимости // http://p.dw.com/p/2fVb4 (дата обращения: 11.11.2017).

12. Гай-Ныжнык П.П. Карпатская Украина в 1939 году как одна из «разменных монет» Мюнхенского договора // Западная Белоруссия и Западная Украина в 1939-1941 гг.: люди, события, документы. СПб.: Алетейя, 2011. С. 25-42.

13. Декларация о недопустимости вмешательства во внутренние дела государств, об ограждении их независимости и суверенитета // http://www.un.org/ru/documents/decl_conv/declarations/inadmissibility_of_intervention.shtml (дата обращения: 17.10.2016).

14. Дунаевский И. Трамп рвется в бой. США продолжат войну в Афганистане // https://rg.ru/2017/08/22/tramp-rasskazal-o-reshenii-ostavit-vojska-ssha-v-afganistane.html (дата обращения: 19.11.2017).

15. Зонова Т.В. Вестфальская система // Вестник МГИМО - Университета. 2008. №1. С. 78-80.

16. История международных отношений: В трех томах / Под ред. А.В.Торкунова, М.М.Наринского. М.: Аспект Пресс, 2012. Т. 1: От Вестфальского мира до окончания Первой мировой войны. 400 с.

17. История международных отношений: В трех томах / Под ред. А.В.Торкунова, М.М.Наринского. М.: Аспект Пресс, 2012. Т. 2: Межвоенный период и Вторая мировая война. 496 с.

18. История международных отношений: В трех томах / Под ред. А.В.Торкунова, М.М.Наринского. М.: Аспект Пресс, 2012. Т. 3: Ялтинско-Потсдамская система. 552 с.

19. История средних веков: В 2-х т. / Под ред. З.В.Удальцовой и С.П.Карпова. М.: Высш. шк., 1991. Т. 2. 400 с.

20. Итоги референдума о независимости Шотландии // http://inosmi.ru/infographic/20140920/223118735.html (дата обращения: 19.10.2016).

21. Командующий ливийской армией попросил у России военной помощи // https://ria.ru/world/20170814/1500316477.html (дата обращения: 05.11.2017).

22. Косухин Н.Д. Этнополитические конфликты в Африке: истоки и типология. Часть II // Вестник РУДН. Серия: Политология. 2011. №2. С. 17-27.

23. Львов П. Сирия: режим быстро слабеет // http://weandworld.ru/asia/1550-siriya-rezhim-bystro-slabeet.html (дата обращения: 09.11.2017).

24. Новая история стран Европы и Америки / Под ред. И.М.Кривогуза. М.: Дрофа, 2005. 909 с.

25. Новейшая история стран Европы и Америки: XX век:
В 3-х ч. / Под ред. А.М.Родригеса и М.В.Пономарева. М.: Гуманит. изд. Центр ВЛАДОС, 2001. Ч. 1: 1900-1945. 464 с.

26. Новейшая история стран Европы и Америки: XX век:
В 3-х ч. / Под ред. А.М.Родригеса и М.В.Пономарева. М.: Гуманит. изд. Центр ВЛАДОС, 2001. Ч. 2: 1945-2000. 336 с.

27. Новейшая история стран Европы и Америки: XX век:
В 3-х ч. / Под ред. А.М.Родригеса и М.В.Пономарева. М.: Гуманит. изд. Центр ВЛАДОС, 2001. Ч. 3: 1945-2000. 256 с.

28. Оганджанов И. Ливия: пять лет хаоса // http://weandworld.ru/asia/1701-liviya-pyat-let-haosa.html (дата обращения: 05.11.2017).

29. ООН: Россия занимает первое место в мире по потреблению героина // https://rg.ru/2009/10/22/geroin-anons.html (дата обращения: 18.11.2017).

30. Пеганов А.О. Чехословацко-венгерские переговоры в ноябре 1938 - марте 1939 г. о реализации Венского арбитражного решения // Российские и славянские исследования. 2009. №4 // http://www.rsijournal.net/chexoslovacko-vengerskie-peregovory-v-noyabre-1938-marte-1939-g-realizacii-venskogo-arbitrazhnogo-resheniya (дата обращения: 21.10.2016).

31. Сальков А.П. СССР и второй Венский арбитраж. Дипломатические оценки результатов и последствий // Белорусский журнал международного права и международных отношений. 2003. №3 // http://evolutio.info/index.php?option=com_content&task=view&id=885 (дата обращения: 21.10.2016).

32. Сацкий П. Карпатская Украина: «морковь перед ослами» в центрально-европейской «большой игре» // http://inosmi.ru/world/20130625/210372899.html (дата обращения: 23.10.2016).

33. Семушин Д. Франция в Мали расплачивается за интервенцию Запада в Ливию // http://weandworld.ru/defence/909-franciya-v-mali-rasplachivaetsya-za-intervenciyu-zapada-v-liviyu.html (дата обращения: 07.11.2017).

34. Сирийская армия взяла под контроль последний оплот «ИГ» // http://zavtra.ru/events/sirijskaya_armiya_vzyala_pod_kontrol_poslednij_oplot_ig (дата обращения: 13.11.2017).

35. Системная история международных отношений в двух томах / Под ред. А.Д.Богатурова. М.: Культурная революция, 2007. Т. 1: События 1918-1945 годов. 480 с.

36. Сочинский формат: Путин, Эрдоган и Роухани провели переговоры по Сирии // https://ria.ru/syria/20171123/1509395837.html (дата обращения: 25.11.2017).

37. Устав ООН. Глава I // http://www.un.org/ru/sections/un-charter/chapter-i/index.html (дата обращения: 17.10.2016).

38. Филиппов В. Война в Мали: тень Елисейского дворца // Международная жизнь. 2013. №4. С. 36-56.

39. Хроника кризиса в Каталонии // http://tass.ru/mezhdunarodnaya-panorama/4682912 (дата обращения: 21.11.2017).

40. Шило Н.И. Афганистан 30 лет спустя. Последствия ввода советских войск в ДРА для страны и региона // Вестник МГИМО - Университета. 2010. №2. С. 153-161.

41. Agreement between the United Kingdom Government and the Scottish Government on a referendum on independence for Scotland // http://www.gov.scot/Resource/0040/00404789.pdf (дата обращения: 19.10.2016).

42. Morris B. 120,000: SNP membership hits record level after post-Brexit surge // http://www.thenational.scot/news/14904031.1 (дата обращения: 11.11.2017).

43. Our Party // http://www.snp.org/our_party (дата обращения: 19.10.2016).

44. Schrader L. Ethnopolitische Konflikte // http://www.bpb.de/54504 (дата обращения: 15.10.2016).

45. Schreiber W. Innerstaatliche Kriege seit 1945 // http://www.bpb.de/54508 (дата обращения: 14.10.2016).

46. Syria crisis: Where key countries stand // http://www.bbc.com/news/world-middle-east-23849587 (дата обращения: 09.11.2017).