Исторически момент развала СССР совпал с периодом активного поиска европейскими демократиями оптимальных форм мультикультурного развития, базирующихся на принципах этнической терпимости и предоставления широких прав национальным меньшинствам.

Однако далеко не все влившиеся в европейскую семью члены попытались изучить и тем более применить опыт мультикультурализма, избрав для себя диаметрально противоположный вектор государственного развития, нацеленный на этнический национализм. Сложилась, по сути, парадоксальная ситуация, при которой «в условиях единой Европы разные государства стремились к разной политике меньшинств и мультикультурности»1.

Одна из наиболее жестких этнократических форм государственного устройства и правления получила распространение в странах Балтии. Пришедшие после 1991 года к власти националистические группы, консолидированные по этническому принципу (латыши, эстонцы и литовцы), избрали в качестве стратегического ориентира национального развития не государственный национализм, предполагающий создание единой многонациональной общности (такой путь был отвергнут как пережиток советской национальной политики), а национализм этнический.

Сразу оговоримся, что ограничительное использование и, по сути, приватизация балтийскими правящими элитами дефиниции «коренной этнос или народ» в интересах исключительно неславянского населения Латвии, Литвы и Эстонии полагаем несправедливым с исторической точки зрения. Ведь русские проживают на территории нынешних балтийских государств с древнейших времен и в равной степени с балтийскими этносами завоевали себе право именоваться коренными жителями. Русские слободы возникли в раннем средневековье в Риге, Ревеле (Таллин) и других городах Ганзейского союза. С XVII века на территории Латвии (регион Латгалия) обосновалась одна из наиболее значимых общин старообрядцев, которые до сих пор компактно проживают здесь и бережно сохраняют свои традиции.

Однако в современных научных исследованиях, касающихся Балтии, к коренным жителям причислять принято почему-то исключительно латышей, литовцев и эстонцев. Русскоязычному населению отводится скромное место национального меньшинства. А приехавшие сюда в советский период трудовые мигранты вообще рассматриваются местной политэлитой не иначе как «иноземцы» или даже «оккупанты».

Советская доктрина «плавильного котла» при доминирующем влиянии русского языка была воспринята как серьезное препятствие пришедшими к власти нацэлитами в реализации стратегической задачи по переходу к этнократическому правлению. Ведь в наследство от советского правления прибалтам достались демографические особенности в виде многочисленного славянского населения, сильного влияния русского языка и культуры.

При этом, как верно подмечает, в частности, эстонский исследователь П.Ярве, советская практика предусматривала сохранение широких культурных и языковых прав для титульных народов. И несмотря на усилившееся влияние русского языка, языковая ситуация в балтийских странах не претерпела серьезных изменений в советский период. Эстонцы, латыши и литовцы не русифицировались, наоборот, сохранили свой язык и культуру, параллельно изучая русский2. Можно с известной условностью говорить лишь о «пассивной дискриминации» (определение П.Ярве) в советские годы, и то прежде всего применительно к утерянному прибалтами в 1940 году государственному суверенитету, а также политическим свободам. Однако указанные ограничения в тот период касались и жителей других республик СССР.

О динамичном и благополучном развитии балтийских этносов в советский период свидетельствуют данные повышения рождаемости, увеличения числа национальных школ, подъема национальной культуры (театр, кино, литература, живопись и т. д.). Так, население самой многочисленной прибалтийской республики - Литвы возросло в период с 1950 (2 млн. 573 тыс. человек) по 1990 год (3,7 млн. человек) более чем на миллион человек. За 25 лет независимости этой балтийской страны количество ее жителей, наоборот, сократилось практически на такую же цифру (на начало 2017 г. - 2,84 млн. человек3). За последние 20 лет из Литвы и Латвии эмигрировало до 1/3 трудоспособного населения, что является печальным антирекордом среди европейцев. Нынешний премьер Литвы С.Сквернялис охарактеризовал проблему массового отъезда своих сограждан за рубеж как наиболее серьезный на сегодня «вызов» для страны.

Схожая неблагоприятная тенденция наблюдается и у балтийских соседей Литвы. Во всех трех балтийских государствах отмечается резкое сокращение рождаемости и отток населения за рубеж, в системном кризисе пребывают литература, музыкальное и киноискусство, образование. Прибалты сталкиваются с проблемой старения населения и острой нехваткой профессиональных кадров в различных областях экономики, здравоохранении и образовании. Характерно, что эти негативные явления сохраняются при относительно неплохих экономических показателях. Так, по прогнозу ЕБРР по итогам 2016 года, темпы роста ВВП в Латвии и Литве превысят 2%, в Эстонии - 1,6%4. 

Таким образом, продвигаемый балтийскими элитами взгляд на советский период истории Латвии, Литвы и Эстонии как на «потерянные годы», затормозившие якобы развитие прибалтов и не позволившие им приблизиться к скандинавским странам, выглядит по меньшей мере спорным. По мнению ряда балтийских исследователей, в том числе депутата Сейма Латвии историка Н.Кабанова, период 60-80-х годов прошлого века, напротив, стал «золотым веком» латвийской истории. Это было связано, в частности, с тем, что центральные власти стремились сделать из Прибалтики «витрину социализма» и вкладывали в этот регион немалые материальные и трудовые ресурсы, нередко в ущерб другим республикам, в том числе и РСФСР5. 

За годы независимости страны Балтии так и не сумели приблизиться по социальным показателям к скандинавам и другим «старым европейцам». По мнению представителя Европейской комиссии в Вильнюсе М.Ващеги, а также ведущих литовских экономистов Р.Куодиса и Б.Гружевскиса, несмотря на удовлетворительные макроэкономические показатели Литвы (лучшие по «балтийской тройке»), состояние социального капитала в этой стране остается катастрофическим. Она по-прежнему сталкивается с риском нищеты и социальной разобщенности6. 

Понятно, что межэтнический мир создает наиболее комфортные условия для обеспечения социальной гармонии в обществе. При отсутствии таковых балтийскому истеблишменту с первых лет независимости для реализации своего этнократического курса потребовались другие идеологические ориентиры. На вооружение был взят тезис о «смертельной угрозе», которую «доминирующая» российская нация, русский язык и культура якобы несут малым народам.

Так, введение в Латвии жесткой моноэтнической государственной модели мотивировалось самым низким в Прибалтике процентом титульного населения - 52% в 1989 году (в Эстонии - 61,5%, в Литве - 79,6%)7. Бывший Президент В.Вике-Фрейберга предельно цинично высказалась по этому поводу, отметив, что «проблема русских в Латвии заключается в их количестве»8. Эта «проблема» должна была быть решена через вытеснение славянского меньшинства либо ассимиляцию тех русскоязычных жителей, которые отказывались добровольно покинуть Прибалтику.

Интересно, что подобные подходы нередко проповедовали бывшие советские выдвиженцы, в период перестройки и гласности поспешившие сменить свой политический имидж. Как отмечает российский исследователь Н.Межевич, «Центр не заметил того, что именно законно избранные органы власти еще советской Эстонии, как, впрочем, и Латвии, Литвы, прежде всего Верховный Совет, правительство, Коммунистическая партия Эстонии, а затем одна из двух КПЭ, сами начали движение к политико-правовому оформлению независимости»9.

Встав у руля самостоятельных балтийских государств, обновленные старые политики первым делом постарались откреститься от советского прошлого с его ценностными ориентирами на укрепление межнационального согласия. Выбор был сделан в пользу этнонационалистической альтернативы на фоне позиционирования своих стран в качестве жертв «советской оккупации» и русификации.

Наиболее характерным примером такого «чудесного» перевоплощения является патриарх и «серый кардинал» литовской политики В.Ландсбергис. В 1988 году он стоял у истоков создания народного фронта - «Саюдиса» (первоначальное название «Литовское движение за перестройку»), в 1989 году стал народным депутатом СССР, занимал высокие посты председателя Верховного Совета Литвы и Сейма Литовской Республики. В.Ландсбергис был создателем и лидером влиятельной партии «Союз Отечества - Консерваторы Литвы», занимающей в политическом истеблишменте страны наиболее жесткую позицию по отношению к России.

Другой пример балтийского перерожденца - А.Горбуновс (латвиец из русских старообрядцев), прошедший все ступеньки советской партийной иерархии от инструктора до секретаря ЦК КП Латвии по вопросам идеологии. Занимал пост Председателя Президиума Верховного Совета Латвийской ССР, а в 1988 году поддержал «Народный фронт Латвии». В начале 1990-х, когда А.Горбуновс был главой государства и спикером Сейма, в Латвии были заложены основы дискриминационного законодательства в отношении национальных меньшинств.

Нужно подчеркнуть, что резкий поворот вправо изначально не был предопределен общественными настроениями в балтийских республиках. Как справедливо отмечают эстонский политолог Ю.Розенфельд, латвийский исследователь А.Буйвид и другие балтийские ученые, в период горбачевской перестройки и в первые годы независимости там были сильны левоцентристские симпатии. К примеру, в ходе прямых президентских выборов в Эстонии в сентябре 1992 года главу Верховного Совета Эстонии А.Рюйтеля поддержало на 12% больше избирателей, чем правонационалистического кандидата Л.Мери (41,7% против 29,5%)10. Однако в результате изменения электоральной процедуры и переноса избрания главы государства в парламент (где тогда уже доминировали правые) Президентом Эстонии, фактически вопреки воле народа, был все же избран Л.Мери.

Аналогичная ситуация сложилась в Эстонии в 2006 году, когда А.Рюйтель вновь мог получить наибольшую поддержку жителей. Поэтому правому большинству Рийгикогу опять пришлось в спешном порядке блокировать инициативу центристских сил о введении прямых выборов президента. Таким образом, и через 15 лет после обретения независимости значительная часть населения Эстонии сохранила левоцентристские предпочтения. В случае их реализации политический курс этой страны в отношении национальных меньшинств мог подвергнуться существенной корректировке. Однако история, как известно, не терпит сослагательного наклонения.

И в Латвии в первые годы независимости, когда правящая верхушка еще не успела встать на праворадикальные позиции, программные установки умеренных политиков предполагали более конструктивное, в духе европейских подходов, решение так называемого «русского вопроса» (вплоть до предоставления полноценного гражданства, а также права участвовать в выборах всем жителям по типу литовского «нулевого варианта»).

Можно предположить, что и сегодня в случае проведения прямого голосования успешно конкурировать с правыми националистами мог бы популярный лидер этнически смешанной левоцентристской партии «Согласие» (старое название «Центр согласия») Н.Ушаков, вот уже более семи лет бессменно возглавляющий самоуправление города Риги. Однако такая ситуация возможна лишь гипотетически, поскольку, как и в Эстонии, выборы латвийского президента проводятся кулуарно внутри Сейма, подконтрольного латышским националистическим партиям.

Наиболее сильными позиции левых сил оказались в постсоветской Литве. Под руководством видного советского партийного деятеля А.Бразаускаса Коммунистическая партия Литвы выступила в поддержку независимости страны и постепенно трансформировалась в партию социал-демократического типа.

Показательным моментом явилось то, что, когда А.Бразаускас в 1993 году был первый раз избран Президентом Литвы на пятилетний срок, за него проголосовало около 60% избирателей. В начале 2000-х этот политик принял активное участие в формировании левоцентристского блока в ЛР, который на выборах в Сейм в 2000 году получил большинство. С 2001 по 2006 год А.Бразаускас возглавлял левоцентристское правительство. В последующие годы Социал-демократическая партия Литвы (СДПЛ) продолжала сохранять лидирующие позиции в политической жизни Литвы в качестве одной из двух системообразующих партий (наряду с консерваторами).

Что касается Латвии и Эстонии, то на внутрипартийном поле этих государств изначально утвердилась система жесткого разделения по этническому принципу. Правонационалистическая идеология оказалась монополизирована латышскими и эстонскими националистическими партиями, а центристский фланг закрепился за пользующимися поддержкой русскоязычного избирателя латвийской партией «Согласие» и Центристской партией Эстонии (ЦПЭ).

При этом и в Латвии, и в Эстонии приход русских во власть долгое время блокировался националистическими партиями. Только в 2016 году центристы сумели сформировать собственное правительство в Эстонии (в 2005-2007 гг. они входили в правящую коалицию в качестве младшего партнера), а в Латвии возглавить муниципалитеты Риги и Резекне, войти в правление целого ряда местных самоуправлений. Важно при этом отметить, что, хотя власти позиционируют эти партии исключительно как русские, на самом деле это не соответствует действительности: и «Согласие», и ЦПЭ имеют смешанную этническую составляющую, стремясь расширить электорат за счет этнических латышей и эстонцев.

Как и в первые годы независимости, националистические элиты Латвии и Эстонии ощущают главную «угрозу» своему безраздельному господству от русскоязычных жителей. Чтобы нейтрализовать эту «проблему», изначально в ход были пущены различные политические манипуляции. При помощи законов о государственном языке в начале 1990-х из госаппарата Латвии и Эстонии были изгнаны большинство русскоязычных чиновников и специалистов. Балтийская правящая верхушка позаботилась о том, чтобы созданный ею в те годы языковый «стеклянный потолок» и в наши дни «надежно» предохранял высшие сферы управления экономикой и государством от «этнически неблагонадежных» жителей.

Ограничение языковых прав существенно усложнило повседневную жизнь русскоязычного меньшинства. Особенно трудно пришлось старшему поколению этнических русских. Им, в отличие от молодежи, оказалось не под силу в совершенстве овладеть балтийскими языками, на которых теперь требовалось вести переписку с государственными и муниципальными властями. Даже банальное обращение к врачу или покупка лекарств, инструкции которых печатаются только на балтийских языках, превращались в проблему, а иногда и человеческую трагедию.

И сегодня созданные в период националистического разгула в Балтии конца 1990-х языковые инспекции не сбавляют оборотов в работе. В марте 2017 года латвийский Центр государственного языка оштрафовал и. о. мэра города Вентспилса А.Лембергса за выступление на русском языке перед русскоязычной аудиторией в Доме культуры этого города. В Риге рассматривается вопрос о наложении санкций на мэра латвийской столицы Н.Ушакова за аналогичный «проступок»*(*В соответствии с латвийским законодательством депутаты всех уровней и высшие государственные чиновники обязаны говорить на официальных мероприятиях только на государственном (латышском) языке.).

Языковыми ограничениями прибалтийская правящая верхушка, разумеется, не ограничилась. Возникла идея (говорят, подсказанная скандинавами) более системно лимитировать гражданские и политические права небалтийского населения. В ее основу была положена концепция «восстановленного гражданства», которая и стала законодательным гарантом, а также главным инструментарием реализации практики этнического национализма. В соответствии с реституцией были приняты законы, разрешившие участие в выборах всех уровней только потомкам граждан довоенных балтийских государств. Советские же переселенцы объявлялись «колонистами» и «оккупантами», им было предложено пройти жесткую процедуру натурализации, включающую экзамены по государственному языку и истории.

Что касается Литвы, то в советские годы ее руководству удалось предотвратить массовый приезд трудовых мигрантов из других республик при помощи продуманной финансовой политики, когда получаемые из центра дотации целенаправленно направлялись для создания рабочих мест в небольшие литовские города. Таким образом, была заложена основа для сохранения существующих сегодня этнических пропорций в пользу коренного населения. Следует признать, что обозначенные меры позволили более или менее плавно и без политических издержек имплантировать нелитовское население в процесс государственного строительства постсоветской Литвы.

В Латвии и Эстонии же ситуация развивалась по неблагоприятному сценарию: за рамки электорального поля было выведено практически все славянское население, составлявшее на начало 1990-х треть постоянных жителей этих республик*( *На 1995 г. в Латвии проживало около 730 тыс. «неграждан», или 29% населения. В Эстонии также в этот период гражданства были лишены около трети постоянных жителей.). Нужно отметить, что эти люди исправно платили налоги в бюджет и вносили существенный вклад в развитие народного хозяйства своих стран. Кроме того, на рубеже 1980-х и 1990-х годов многие так называемые «балтийские русские» поддержали возрождение независимости своих республик. В конце августа 1989 года, взявшись за руки с эстонскими, латвийскими и литовскими соотечественниками, они стояли в «балтийской живой цепи». )

Буквально через несколько лет русских жителей сделали изгоями в собственных странах (эстонские власти, правда, под давлением европейских и международных институтов были вынуждены в середине 2000-х допустить «неграждан» к выборам на муниципальном уровне). Граждан «второго сорта» различными посылами и угрозами стали склонять к воссоединению с исторической родиной (печальную известность тогда получил лозунг латвийских националистов «Чемодан - вокзал - Россия»). В том числе и в политических целях в Латвии были закрыты такие крупные промышленные предприятия, как «ВЭФ» и «РАФ», на которых в основном трудились выходцы из других советских республик. Однако надежды, что, лишившись работы, эти люди уедут, не оправдались.

И в наши дни шовинистические призывы раздаются из уст балтийских политиков. Так, входящее в правящую коалицию Латвии крайне правое объединение «Все для Латвии!» - «Отечеству и свободе/Движение за национальную независимость Латвии» (ВЛ - ОС/ДННЛ) в декабре 2016 года призвало «способствовать выезду из страны русскоязычных жителей, для которых неприемлемо национальное государство»11.

Нельзя в данном контексте не бросить камень в огород старших европейских партнеров прибалтов, которые, по сути, поддержали их исторические трактовки о том, что появление в Латвии и Эстонии многочисленного русскоязычного населения стало следствием «советской оккупации». Признание «особенности» и «жертвенности» балтийской судьбы позволило этим странам добиться того, что Запад счел возможным проигнорировать проблему массового безгражданства, причем балтийские государства были допущены в европейский клуб вопреки общеевропейской мультикультурной практике.

После включения балтийских государств в 2004 году в состав евроатлантической корпорации было решено вообще прекратить процедуру мониторинга ситуации с правами нацменьшинств под предлогом того, что положение в этой области «стабилизировалось». Между тем и через 25 лет после обретения независимости ситуация не изменилась к лучшему: в Латвии и Эстонии проживает самое большое в Европе число лиц без гражданства - более 350 тысяч из примерно 700 тысяч - с перспективой сохранения этой проблемы на многие десятилетия. В Латвии на начало 2016 года зафиксировано около 252 тыс. «неграждан» (более 11% населения)12, в Эстонии - около 81,238 (6,1%)13. 

Пик получения гражданства пришелся на 2001-2006 годы, при этом он не был связан с интеграционной политикой властей - как раз в этот период в Латвии было ликвидировано министерство по делам общественной интеграции. Главная причина кроется в появившихся для местной молодежи стимулах безвизового передвижения в рамках ЕС и трудоустройства в богатых государствах Евросоюза. Можно отметить, что большая часть русскоязычных молодых людей, получивших латвийский и эстонский гражданские паспорта, была политически не согласна с унизительными условиями прохождения натурализации. Эти люди переехали в Западную Европу исключительно по экономическим соображениям. Однако в последующие годы темпы натурализации резко пошли на спад.

Сами латвийские и эстонские социологи признают, что значительное (с 1995 г.) сокращение числа «неграждан» произошло не в результате натурализации, а по причине ухода из жизни и эмиграции жителей этой категории. Так, гражданство Латвии в 2014 году получили всего 375 человек, что фактически свидетельствует об остановке процесса натурализации.

Резюмируя вышеизложенное, можно отметить, что этнократический вектор развития был выбран балтийскими правящими элитами вопреки получившей распространение в большинстве европейских демократий практике мультикультурализма (которая затормозилась лишь в последние годы с возникновением угрозы исламизации Европы в результате неконтролируемой миграции). Кроме того, в начальный период независимости после развала СССР этот выбор не находил широкой социальной поддержки с учетом популярности левоцентристских идей.

Резкий разворот балтийских государств вправо не стал следствием объективных исторических обстоятельств. Наоборот, он представляется противоестественным и искусственно детерминированным новоявленными правителями балтийских государств, преследовавшими цели добиться исторического реванша при абсолютном этническом превосходстве в политике и экономике.

Такой сценарий был реализован в результате активной наступательной позиции правых сил в государствах Балтии при поддержке внешних праволиберальных кругов, прежде всего в США, обеспечивших себе тотальное господство на мировой арене после коллапса СССР и начавшегося кризиса левого движения.

От этого курса балтийский правящий класс упорно не желает отказываться и сегодня. Так, министр юстиции Эстонии У.Рейнсалу заявил недавно, что «если эстонцы хотят сохранить культуру и систему устоев, то им следует исходить из отрицания государственного мультикультурализма»14. Комментарии, как говорят в таких случаях, излишни.

Между тем этнократическая форма государственного правления имела негативные последствия для социально-экономического развития балтийских стран на протяжении всего постсоветского периода. Отвергнув альтернативу построения межнационального мира в этнически неоднородных обществах, прибалты собственными руками затормозили процесс демократического строительства в своих странах. Латвийский историк А.Плаканс отмечает, что политика балтийских правящих элит, «направленная на достижение целей этнического и языкового доминирования одной национальной группы, стала напрасной тратой времени и ресурсов в тот период, когда национальные правительства должны были нацелить свои усилия на создание государства всеобщего благосостояния по образцу Скандинавских стран. Для создания таких благополучных социальных государств балтийским республикам имело смысл ориентироваться на мультикультурную модель государственного развития в интересах всех жителей, в том числе и тех, кто стремился сохранить лингвистические, культурные и исторические связи с исторической родиной»15.

В одном из последних докладов «Гибридные военные действия в Балтии. Угрозы и потенциальные ответы» влиятельный в высших сферах США исследовательский центр «RAND Corporation» также привлек внимание к проблеме этнического раскола в государствах Балтии. В документе содержится рекомендация властям «не бросать своих русских» на произвол судьбы, укреплять связи с русскоязычным меньшинством при помощи расширения их прав: гражданских, политических, языковых16. Понятно, что делается это отнюдь не из альтруистических соображений. Скорее всего, западные партнеры прибалтов обеспокоены опасностью межнационального конфликта в натовских странах, находящихся в непосредственной близости от России.

Интерес представляет и мнение ректора Видземской высшей школы (Латвия) Г.Круминьша. Он полагает, что в Латвию в ближайшие годы могут переселиться несколько сот тысяч мигрантов, преимущественно из числа жителей бывших советских республик. В этой связи ученый призывает свои власти быть более открытыми по отношению к предпринимателям из России, Беларуси и Украины, поскольку именно эти люди, по его мнению, могут оказать благоприятное влияние на экономику страны17.

Приведенные экспертные мнения свидетельствуют о том, что в последнее время национальная политика балтийских правящих кругов вызывает критические оценки не только у России (которую можно заподозрить в предвзятости), но и на Западе, а также среди объективно мыслящих балтийских исследователей. На фоне постепенного укрепления центристских сил в Латвии и Эстонии это позволяет надеяться на то, что со временем либерализация воззрений на этническую проблему в этих странах все же произойдет.

С уходом из политической практики восприятия «русского вопроса» исключительно как рудимента периода «оккупации» и своего рода постимперского синдрома линия на реальную общественную интеграцию в государствах Балтии должна возобладать. Это откроет перед национальными меньшинствами возможность наконец ощутить себя не сторонними наблюдателями, а полноценными участниками политического процесса в странах своего рождения и постоянного проживания.

 

 1Тишков В., Степанов В. Европейские меньшинства и политизированные мифы в балтийском контексте // Этническая политика в странах Балтии. М.: Наука, 2013. С. 10.

 2Ярве П. Советское наследие и современная этнополитика стран Балтии // Этническая политика в странах Балтии. М.: Наука, 2013. С. 39.

 3Сайт Статистического управления при Правительстве Литвы // www.https://osp.stat.gov.lt/en/statistiniu-rodikliu-analize (дата обращения: 14.03.2017). 

 4Обзор ЕБРР «Региональные экономические перспективы» (Regional Economic Prospects). Ноябрь 2016 г.

 5«Золотой век» в истории Латвии был в позднем СССР // http//www.rubaltic.ru/article/kultura-i-istoria/mnenie-zolotoy (дата обращения: 17.03.2017).

 6Неравенство доходов тормозит основной двигатель экономики (20 марта 2017 г.) // http://rus.delfi.lt/news/live/neravenstvo-dohodov-tormozit-osnovnoj-dvigatel-ekonomiki.d?id=74097024 (дата обращения: 20.03.2017).

 7http://www.ru.wikipedia.org/wiki/naselenie Latvia, Litva, Estonia (дата обращения: 20.02.2017).

 8Интервью Президента Латвии В.Вике-Фрейберги газете «Известия». 29 февраля 2004 г.

 9Межевич Н. Государства Прибалтики: Четверть века «вторых республик». М.: Русская книга, 2016. С. 89.

10Розенфельд И. Эстония до и после «бронзовой ночи». Тарту - СПб.: Крипта, 2009. С. 94.

11Нацобъединение призвало способствовать выезду «нелояльных» русскоязычных из Латвии (11 декабря 2016 г.) // http://rus.delfi.lv/news/daily/latvia/nacobedinenie-prizvalo-sposobstvovat-vyezdu-neloyalnyh-russkoyazychnyh-iz-latvii.d?id=48285731 (дата обращения: 17.03.2017).

12The Office of Citizenship and Migration Affairs is a state institution under the supervision of the Ministry of Interior of Republic of Latvia // http://www.pmlp.gov.lv/en/home/about-ocma/. 15.01.2017.

13Citizenship // https://estonia.ee//. 15.01.2017.

14Рейнсалу - Кальюлайд: если мы хотим сохранить устои, то не должны идти по пути мультикультурализма (6 марта 2017 г.) // http://rus.delfi.ee/daily/estonia/rejnsalu-kalyulajd-esli-my-hotim-sohranit-ustoi-to-ne-dolzhny-idti-po-puti-multikulturalizma?id=77453028 (дата обращения: 25.03.2017).

15Плаканс А. Краткая история стран Балтии. М.: Весь мир, 2016. С. 432.

16Американские аналитики не понимают проблемы русских Прибалтики (1 марта 2017 г.) // http://www.rubaltic.ru/article/politika-i-obshchestvo/01032017-problemy-russkikh-pribaltiki/ (дата обращения: 20.03.2017).

17Историк: в течение десяти лет в Латвию переселятся около двухсот тысяч мигрантов (22 марта 2017 г.) // http://rus.delfi.lv/news/daily/latvia/istorik-v-techenie-10-let-v-la… (дата обращения: 22.03.2017).