В.М.Молотов и советская дипломатия во время Второй мировой войны

Оценка личности В.М.Молотова в жизни Советского государства, как и большинства других высших руководителей советской эпохи, за десятилетия менялась неоднократно - от хвалебной до неприличия ругательной.

Молотову пришлось много потрудиться на партийной работе и в органах высшей исполнительной власти. Однако в первую очередь его личность ассоциируется с внешнеполитической деятельностью на посту наркома, а затем министра иностранных дел СССР. В общей сложности Молотов руководил НКИД/МИД на протяжении почти 13 лет, включая исключительно сложные - с точки зрения завоевания Советским Союзом международных позиций - предвоенные и военные годы.

Стратегическим курсом Советского Союза в 1930-х годах было создание системы коллективной безопасности в Европе. Однако эти планы были сорваны западными державами, которые соглашению с СССР против растущей опасности нацизма предпочли политику умиротворения все более наглевшего агрессора в надежде отвести возможную германскую экспансию от себя и направить ее на восток. Когда СССР в марте 1939 года инициировал проведение в Москве советско-британско-французских переговоров, предложив заключить соглашение «о взаимном обязательстве оказывать друг другу немедленно всяческую помощь, включая военную, в случае агрессии в Европе против любого из договаривающихся государств»¹, такого рода обязательства испугали британских и французских политиков, и соглашение не состоялось.

Ведя формальные переговоры с СССР и надеясь связать ему руки каким-нибудь символическим соглашением, Лондон одновременно продолжал контакты с Берлином. Британский премьер Н.Чемберлен, беседуя 8 июня 1939 года с сотрудником МИД Германии А. фон Трот цу Зольцем, не скрывал, что «с того самого дня, как он пришел к власти, он отстаивал идею о том, что европейские проблемы могут быть решены лишь на линии Берлин - Лондон»².

Такая позиция западных стран ставила по-новому вопрос о безопасности Советского Союза. Советское руководство не без основания опасалось возможности нового сговора западных демократий с Гитлером по типу Мюнхенского соглашения, но уже за счет СССР. Поэтому было сочтено возможным попытаться возобновить экономические, а при благоприятном обороте событий - и политические, контакты с Германией.

В мае 1939 года М.М.Литвинова на посту наркома иностранных дел сменил В.М.Молотов. Именно «с его именем связан вынужденный отход советской дипломатии от предвоенной политики, направленной на обеспечение коллективной безопасности в Европе, к попыткам самостоятельного решения вопроса безопасности страны»³.

29 июля В.М.Молотов телеграфировал в советское полпредство в Берлин: «Всякое улучшение политических отношений между двумя странами мы, конечно, приветствовали бы»⁴. При этом советское руководство, дабы сохранить свободу рук, предпочитало ожидать инициативу от немцев. Берлин и в самом деле во взаимном сближении проявлял значительно большую, чем Москва, активность. Его действия были по-своему логичны: Гитлер шел навстречу войне против Польши и готов был на многие уступки, лишь бы не допустить создания на востоке самостоятельного фронта с участием Красной армии. В связи с этим трудно не согласиться с мнением И.А.Челышева: «Московские переговоры с самого начала приобрели двусмысленный характер. Обе стороны в тайне друг от друга вели переговоры с Германией, играли сразу на двух столах. Можно сказать, что на переговорах в Москве незримо присутствовала третья сторона - Германия. Гитлер тоже вел свою партию»⁵.

Когда для советского руководства стало предельно ясно, что начавшиеся 12 августа в Москве переговоры военных миссий Советского Союза, Великобритании и Франции ведутся западными странами не для заключения эффективного военного союза, а для давления на Гитлера, чтобы не позволить ему, в свою очередь, договориться с СССР, они были прерваны. Сделав выбор в пользу контактов с Германией, И.В.Сталин дал согласие на прибытие в Москву министра иностранных дел Германии И.Риббентропа.

23 августа 1939 года был подписан договор о ненападении с Германией, гласивший, в частности: «Обе Договаривающиеся Стороны обязуются воздерживаться от всякого насилия, от всякого агрессивного действия и всякого нападения в отношении друг друга как отдельно, так и совместно с другими державами… В случае возникновения споров или конфликтов между Договаривающимися Сторонами по вопросам того или иного рода, обе Стороны будут разрешать эти споры и конфликты исключительно мирным путем в порядке дружеского обмена мнениями или в нужных случаях путем создания комиссий по урегулированию конфликта»⁶. Подписи под документом поставили В.М.Молотов и И.Риббентроп.

В современной западной историографии пакт Молотова - Риббентропа нередко считают неким «спусковым крючком», нажатие на который позволило Гитлеру начать Вторую мировую войну. На самом деле развязать мировую бойню Германии дала возможность близорукая политика умиротворения, проводившаяся западными демократиями. Пакт же был временным военно-политическим компромиссом, на который пошло советское руководство для выигрыша времени и географического пространства в преддверии неизбежного военного столкновения с Германией. Идти на подобные договоренности с откровенным врагом Советский Союз объективно заставляли интересы собственной безопасности, необходимость строительства рубежей обороны на дальних подступах.

В результате августовских, а затем и сентябрьских, 1939 года договоренностей с Германией Советский Союз путем подписания секретных дополнительных протоколов добился включения в сферу своих интересов некоторых стран, которые ранее территориально входили в состав Российской империи, но либо обрели после Октябрьской революции 1917 года в России независимость (Финляндия), либо после Первой мировой войны были отторгнуты в результате прямой аннексии (Эстония, Латвия, Литва, восточная часть Польши - Западная Белоруссия и Западная Украина, Бессарабия).

К подготовке секретных протоколов к договору о ненападении от 23 августа 1939 года и договору о дружбе и границе от 28 сентября того же года Молотов имел прямое отношение. Он и вел переговоры с Риббентропом, и поставил под документами свою подпись. Характерно, что до конца дней своих он так и не признавал факт существования таких документов. На вопрос, заданный в 1983 году историком Г.А.Куманевым, существует ли секретный протокол к пакту о ненападении, бывший нарком иностранных дел ответил крайне растяжимо: «Трудный вопрос затронули. Ну, в общем, мы с Риббентропом в устном плане обо всем тогда договорились»⁷.

Молотов непосредственно участвовал и в достижении договоренности с Японией о заключении с ней пакта о нейтралитете 13 апреля 1941 года, который позволил снять опасность войны одновременно на два фронта - на Западе и Востоке. Под пактом также стоит подпись наркома иностранных дел СССР⁸.

В Москве в полной мере осознавали компромиссный характер договоренностей, достигнутых осенью 1939 года с Германией. В искренность Гитлера советское руководство не верило, а потому предпринимало усилия с целью зондажа дальнейших планов своего будущего противника. С этой целью Молотов в ноябре 1940 года направился в Берлин с официальным визитом. Накануне поездки, 9 ноября, в личной беседе со Сталиным он получил ряд важнейших директив. В первую очередь следовало выяснить действительные намерения Германии, а также Италии и Японии в осуществлении плана создания «Новой Европы», а также «Великого восточноазиатского пространства»; выявить перспективы присоединения других стран к Тройственному пакту; разузнать, какое место отведено Берлином Советскому Союзу в этих планах в тот момент и в дальнейшем.

Судя по директивам наркому, Сталин исходил из того, что достигнутое в 1939 году соглашение о частичном разграничении сфер интересов СССР и Германии исчерпано в результате освободительного похода Красной армии в Западную Украину и Западную Белоруссию, вхождения в состав СССР прибалтийских республик, Бессарабии и Северной Буковины. Исчерпаны, как подчеркнуто в директивах, за исключением Финляндии. Поэтому во время визита в Берлин Молотову предписывалось, отталкиваясь от «первоначальной наметки» сферы интересов СССР в Европе, а также в Ближней и Средней Азии, прощупать возможность договоренности на этот счет с Германией и Италией, но никаких соглашений не заключать, имея в виду продолжение переговоров в Москве с участием Риббентропа.

Что же касается Финляндии, то предписывалось добиваться в ходе переговоров, чтобы она была отнесена к сфере интересов СССР «на основе советско-германского соглашения 1939 года, в выполнении которого Германия должна устранить всякие трудности и неясности (вывод германских войск, прекращение всяких политических демонстраций в Финляндии и в Германии, направленных во вред интересам СССР)».

В ходе переговоров Молотов должен был добиться отнесения к сфере интересов СССР устья Дуная, а также Болгарии с вводом туда советских войск и при гарантиях с советской стороны, аналогичных тем, которые были даны Румынии со стороны Германии после того, как Берлин ввел туда свои войска. До германского руководства требовалось довести недовольство СССР, что оно не консультировалось с Советским правительством по вопросу о гарантиях и вводе войск в Румынию. «Вопрос о дальнейшей судьбе Румынии и Венгрии, как граничащих с СССР, нас очень интересует - подчеркивалось в директивах - и мы хотели бы, чтобы об этом с нами договорились». Без участия СССР, по мнению Сталина, не мог быть решен также вопрос о Турции и Иране, где присутствовали «серьезные интересы» Советского Союза⁹.

Ряд современных авторов рассматривает такого рода инструкции как доказательство сталинского экспансионизма, продолжение того курса на «разграничение сфер интересов», который СССР якобы в своих корыстных интересах начал реализовывать, подписав секретный протокол к пакту о ненападении с Германией. В действительности же это была попытка Советского Союза в условиях надвигающейся войны как можно дальше отодвинуть рубежи своей обороны: где путем территориальных приобретений, а где - за счет усиления собственного влияния в прилегающих государствах Восточной и Юго-Восточной Европы.

Советское руководство вело в связи с этим сложную политическую игру. Поездка в Берлин 12-13 ноября оказалась для Молотова нелегким испытанием. Как стало известно позднее, Гитлер спустя месяц, 18 декабря 1940 года, подписал директиву №21 по плану «Барбаросса», дав тем самым старт практической подготовке Германии к войне против СССР. Переговоры с советской делегацией были нужны нацистскому руководству только как прикрытие начавшихся военных приготовлений. Все это, безусловно, накладывало отпечаток на обстановку визита Молотова.

Германские руководители пытались склонить Москву к участию в совместном разделе Британской империи и говорили о «целесообразности» движения СССР на юг к Персидскому заливу и Аравийскому полуострову. Делалось это с целью осложнить советско-британские отношения, предупредить возможное сближение Москвы и Лондона. Молотов же, ведя переговоры с Гитлером, Герингом и Риббентропом, настаивал в первую очередь на отводе германских войск от советских границ (в Финляндии - на севере и в Румынии - на юге) и предоставлении дополнительных гарантий для безопасности СССР.

Ему пришлось пустить в дело весь свой сравнительно небогатый к тому времени дипломатический багаж, всю выдержку и настойчивость. Ход переговоров показал, что германская сторона была готова оживленно обсуждать дележ британского наследства, но как только советский нарком напоминал, что «большие вопросы завтрашнего дня» не должны застилать проблем дня сегодняшнего, то есть возвращал собеседников к проблемам, от которых прямо зависела безопасность СССР, те сразу сникали или, как Гитлер, приходили в раздражение. Фюрер, не сумевший склонить московского гостя к выгодным для себя решениям, демонстративно не прибыл на ответный ужин, который Молотов 13 декабря вечером дал в посольстве.

Безрезультатной оказалась и последняя беседа с Риббентропом, в ходе которой германский министр повел речь «о переходе к будущему сотрудничеству между государствами - членами пакта трех держав - Германией, Италией, Японией и Советским Союзом» и о поисках путей к тому, чтобы «совместно определить в общих чертах сферы интересов этих четырех государств». Молотов заявил, что советская сторона не возражает против совместной работы СССР со странами «оси», но конкретные направления такой работы требуют проработки. Что же касается разграничения сфер интересов, то до сих пор такой вопрос, как отметил нарком, Германией не ставился и «он является для советского правительства новым». Иначе говоря, никакими конкретными решениями он руки советской дипломатии связывать не стал, приняв предложение Риббентропа продолжить дальнейший обмен мнениями через послов в Москве и Берлине.

Чтобы устранить или хотя бы отдалить опасность агрессии, советское руководство, всесторонне взвесив все «за» и «против», пошло на то, что согласилось «в основном принять проект пакта четырех держав» (Германии, Японии, Италии и СССР) «об их политическом сотрудничестве и экономическом взаимопонимании», то есть включиться в новый раздел «сфер влияния». Об этом Молотов сообщил в Берлин через германского посла Ф.Шуленбурга 25 ноября. При этом согласие было обставлено рядом неприемлемых для Гитлера условий, вроде требования вывода немецких войск из Финляндии или обеспечения безопасности СССР в средиземноморских проливах путем заключения пакта взаимопомощи между СССР и Болгарией и организации военной и военно-морской базы СССР в районе Босфора и Дарданелл на началах долгосрочной аренды. Такой тактический ход, по мнению советской стороны, позволял обеспечить свободу рук и вместе с тем сохранял возможность предотвращения или хотя бы оттягивания момента нацистской агрессии на более поздний срок. Однако ответа из Берлина не последовало: Третий рейх уже сделал свой выбор в пользу войны против СССР.

При анализе линии поведения Молотова в ходе переговоров с нацистской верхушкой возникает естественный вопрос о степени его самостоятельности. Отвечая на него, следует исходить из нескольких соображений. Молотов вплоть до назначения наркомом не имел дипломатического опыта, минимально общался с иностранными представителями, не говорил в достаточной степени ни на одном европейском языке. Особенно вначале это не могло не сказываться на его деятельности. По оценке ветерана дипломатической службы В.В.Соколова, «В.М.Молотов, придя в Наркоминдел, соблюдал крайнюю осторожность, стремясь согласовывать с И.В.Сталиным все возникавшие вопросы. Считая себя политиком, он к дипломатической деятельности не готовился, иностранными языками не владел…»¹⁰.

Нельзя сбрасывать со счетов режим авторитарной власти в СССР, при котором все сколько-нибудь значимые решения, в том числе в сфере внешней политики, принимал лично вождь. Сталин «не только определял основные направления внешней политики страны, но и оказывал непосредственное влияние на решение конкретных вопросов НКИД»¹¹. На просмотр и утверждение ему представляли все важные документы дипломатического характера - проекты всех документов, которые СССР выносил на рассмотрение международного сообщества, директивы советским делегациям на двух- и многосторонних переговорах, заявления дипломатического характера, записи бесед наркома иностранных дел и его заместителей с иностранными диппредставителями, дипломатическую переписку, информацию, поступавшую от послов. Как подчеркивал сам Молотов, «у нас [была] централизованная дипломатия. Послы никакой самостоятельности не имели и не могли иметь… Все было в кулаке у Сталина, у меня - иначе мы не могли в тот период… Дипломатия у нас была неплохая. Но в ней решающую роль сыграл Сталин, а не какой-нибудь дипломат…»¹².

Минимум дипломатических навыков Молотов компенсировал громадным опытом управления целыми сферами государственной деятельности. К концу 1930-х годов он был зрелым и изощренным политиком, имел на все свое мнение, которое был готов и умел отстаивать, в том числе и перед Сталиным. Лежавшая на нем и возглавляемом им коллективе практическая реализация установок Политбюро ЦК ВКП(б) и главы правящей партии отражала стиль и методы работы Молотова.

Возвращаясь к его берлинской поездке, нельзя не отметить, что все свои действия нарком согласовывал со Сталиным путем зашифрованной переписки, получал из Москвы конкретные указания и рекомендации, которым следовал. Но понятно, что он общался с Гитлером и Риббентропом непосредственно сам, и здесь Молотов проявил себя упорным переговорщиком, твердым политиком, хорошо знающим обстановку и настойчиво отстаивающим интересы своей страны. Неслучайно весьма взыскательный вождь прислал Молотову ободряющую телеграмму: «Твое поведение на переговорах считаем правильным».

Правда, не все так однозначно. С одной стороны, подводя итоги визита Молотова в Берлин, Сталин, как вспоминал управляющий делами СНК СССР Я.Е.Чадаев, на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) заявил: «Ясно одно: Гитлер ведет двойную игру. Готовя агрессию против СССР, он вместе с тем старается выиграть время, пытаясь создать у Советского правительства впечатление, будто готов обсудить вопрос о дальнейшем мирном развитии советско-германских отношений… Мы все время должны помнить об этом и усиленно готовиться для отражения фашистской агрессии»¹³. Но при этом и Сталин, и Молотов уверовали в то, что до разгрома Великобритании немцы воевать с СССР не будут, и рассчитывали выиграть год-два для подготовки страны к отражению агрессии. Г.К.Жуков вспоминал, как вскоре после его назначения начальником Генерального штаба в ходе доклада Сталину в феврале 1941 года присутствовавший при докладе Молотов перебил его речь вопросом: «Вы что же, считаете, что нам придется скоро воевать с немцами?»¹⁴

В такой двойственности позиции, в подыгрывании Сталину в его убежденности, что удастся провести, обмануть Гитлера (а этой линии придерживалось все окружение вождя), коренилась причина катастрофического промаха в определении возможных сроков германской агрессии, допущенного высшим советским руководством. В этом тоже есть существенная вина руководителя НКИД.

Начавшаяся 22 июня 1941 года война высветила особую роль Молотова в управлении и советской дипломатией, и страной в целом. Он первым из советских руководителей в силу должностного положения узнал от германского посла Ф.Шуленбурга трагическую весть об объявлении Советскому Союзу войны. Именно из его выступления по радио в полдень 22 июня 1941 года, а не главы партии и правительства Сталина или председателя Президиума Верховного Совета СССР М.И.Калинина узнал советский народ о грянувшей беде, как и о справедливом характере начавшейся борьбы с нацизмом: «Наше дело правое, враг будет разбит. Победа будет за нами!»

Обрушившееся на СССР невиданное испытание потребовало строжайшей централизации власти. В своих руках ее сосредоточил узкий круг сталинских соратников во главе с самим вождем, образовав 30 июня 1941 года Государственный комитет обороны. В его составе Молотов занял пост заместителя председателя, то есть Сталина.

Именно Молотов, а не Берия, как утверждал А.И.Микоян, выступил инициатором создания ГКО¹⁵. Его поступок логичен: ведь он был единственным, кроме Сталина, кто на практике знал, будучи в 1920-х годах секретарем ЦК партии, работу Совета труда и обороны, по подобию которого создавался ГКО, а также технологию работы «троек» в Политбюро - негласных органов власти, создававшихся из руководителей партии и страны в условиях Гражданской войны и тяжелейшего экономического кризиса и продемонстрировавших высокую эффективность. 30 июня в критический момент после первой, катастрофически складывавшейся недели войны (28 июня пал Минск, а через день во вражеское окружение попали основные силы Западного фронта) Молотов проявил столь необходимую инициативу по образованию ГКО. Вместе с приглашенными в его кремлевский кабинет Г.М.Маленковым и Л.П.Берией он обсудил замысел создания чрезвычайного органа власти, после чего идея была вынесена на суд Сталина, уединившегося в этот день на «ближней даче», и получила у вождя полное одобрение.

Еще ранее Молотов вошел в состав образованной на второй день войны Ставки Главного Командования (с 8 августа 1941 г. - Ставка Верховного Главного Командования) - органа стратегического управления Вооруженными силами. По свидетельству маршала Г.К.Жукова, «он почти всегда присутствовал в Ставке, когда рассматривались оперативно-стратегические и другие важные вопросы. Между ними [Молотовым и Сталиным] нередко возникали разногласия и серьезные споры, в ходе которых формировалось правильное решение»¹⁶.

Члены ГКО, продолжая выполнять основную служебную нагрузку, получали значительные дополнительные обязанности. На Молотова постановлением ГКО от 4 февраля 1942 года был возложен «контроль за исполнением решений» по производству танков¹⁷. А в конце года в соответствии с постановлением ГКО от 8 декабря 1942 года он вошел в состав Оперативного бюро ГКО - наряду с Маленковым, Берией и Микояном. К ведению ОБ был отнесен «контроль и наблюдение за текущей работой», а также составлением и исполнением планов производства и снабжения наркоматов оборонной промышленности, путей сообщения, черной, цветной металлургии, электростанций, угольной и химической промышленности¹⁸.

Перераспределение полномочий коснулось и членов Совнаркома СССР. 16 августа 1942 года Молотов был утвержден первым заместителем председателя СНК «по всем вопросам работы СНК», а чуть позднее и председателем Бюро СНК¹⁹. В ведение БСНК передавались рассмотрение и утверждение «народнохозяйственных планов (планов производства и снабжения), государственный бюджет и кредитование всех отраслей народного хозяйства, а также организация работы наркоматов, не вошедших в сферу руководства ГКО - машиностроительных наркоматов, наркоматов по строительству и производству строительных материалов, пищевой и легкой промышленности, сельского хозяйства, сельскохозяйственных заготовок и торговли, морского и речного транспорта, резиновой промышленности, лесной промышленности, целлюлозно-бумажной промышленности, здравоохранения, юстиции, и всех комитетов и управлений при СНК СССР.

Таким образом, с учетом обязанностей Молотова в рамках ГКО и СНК СССР под его непосредственным началом оказывалась вся оборонная промышленность и весь народнохозяйственный комплекс. Разумеется, он опирался на большое число заместителей и аппарат, но, в конце концов, за все отвечал сам. И справлялся с порученными обязанностями неплохо. Сошлемся лишь на один факт: 30 сентября 1943 года он был удостоен звания Героя Социалистического Труда за вклад в производство бронетанковой техники. За этой наградой стоят впечатляющие цифры достигнутого с начала войны роста выпуска танков и самоходных артиллерийских установок: с 4968 - в 1941 году до 24134 - в 1943-м²⁰.

При этом не стоит забывать, что главной должностной обязанностью Молотова продолжало оставаться руководство НКИД. С началом войны в деятельность наркомата были внесены серьезные коррективы. Основное, что от него требовалось теперь, было обеспечение благоприятных международных условий для решительного отпора странам фашистской «оси», поиск союзников и налаживание с ними, в первую очередь с Соединенными Штатами Америки и Великобританией, эффективного политического, военного и экономического сотрудничества. Нарком сыграл в решении этой задачи исключительную роль.

В первый же день войны, получив телеграмму посла в Лондоне И.М.Майского о заверениях британского министра иностранных дел А.Идена относительно готовности помочь СССР всем, чем его страна может, Молотов дал согласие на приезд в Москву британских военной и экономической миссий. При этом он добавил: «Понятно, что советское правительство не захочет принять помощь Англии без компенсации, и оно, в свою очередь, готово будет оказать помощь Англии»²¹.

26 июня он направляет послу в США К.А.Уманскому телеграмму: «Вам следует немедленно пойти к Рузвельту или Хэллу [К.Хэлл - госсекретарь США], а при его отсутствии - к Уэллесу [С.Уэллес, заместитель госсекретаря США, замещал К.Хэлла во время его болезни] и, сообщив о вероломном нападении Германии на СССР, запросить, каково отношение американского правительства к этой войне и к СССР. Вопросов о помощи сейчас не следует ставить»²². В тоне обеих телеграмм чувствуется независимая позиция как наркома, так и стоявшей за ним страны, попавшей в исключительно сложное положение, но не собиравшейся ни перед кем заискивать и выпрашивать помощь.

Только после того, как нарком 29 июня принял американского посла Л.Штейнгардта и услышал от него о «желании и готовности дать всякую возможную помощь Советскому Союзу, которая окажется в силах США, чтобы Советский Союз победил Гитлера», он дал К.А.Уманскому указание встретиться с Ф.Рузвельтом или госсекретарем США и поставить перед американскими руководителями вопрос о возможности оказания помощи СССР (далее в телеграмме следовал перечень конкретного вооружения и стратегических материалов).

Практически с самого начала советское руководство поднимало перед будущими союзниками вопрос о недостаточности взаимной экономической помощи, побуждая их к созданию широкой военно-политической базы для развития всестороннего сотрудничества. Когда в ходе состоявшейся 27 июня беседы с британским послом С.Криппсом последний заметил, что в экономической области его страна может предоставить СССР необходимые материалы, которые у нее имеются, «для политического же соглашения время еще не созрело, так как накопилось немало взаимного недоверия от прошлого», Молотов отреагировал немедленно. Он заявил, что «к прошлому лучше не возвращаться», поскольку ситуация изменилась кардинально: «Обе стороны имеют одного врага, и у них есть общие вопросы и общие интересы». При этом «необходимо обусловить взаимную помощь каким-то соглашением на определенной политической базе, на которой было бы возможно осуществить военное и политическое сближение между обеими странами»²³.

Такая настойчивость советской стороны давала свои плоды. 12 июля 1941 года в Москве состоялось заключение советско-британского соглашения «О совместных действиях в войне против Германии», зафиксировавшего обоюдную готовность сторон «оказывать друг другу помощь и поддержку всякого рода в настоящей войне против гитлеровской Германии»²⁴. Своей подписью документ скрепил В.М.Молотов.

Особая ценность соглашения состояла в том, что оно положило начало практическому формированию антигитлеровской коалиции как военно-политического союза. Под такой союз подводилась и серьезная материальная база: через месяц, 16 августа, в Москве было подписано советско-британское соглашение о товарообороте, кредите и клиринге, предусматривавшее предоставление Советскому Союзу кредита в сумме 10 млн. фунтов стерлингов на закупку для нужд Красной армии и флота боевой техники и вооружения.

К обозначившемуся союзу Лондона и Москвы удалось приблизить и Вашингтон, чему способствовал визит в советскую столицу в конце июля 1941 года Г.Гопкинса - личного посланника и друга Ф.Рузвельта.

Как следствие общих усилий 29 сентября - 1 октября 1941 года в Москве состоялась первая в истории конференция представителей СССР, США и Великобритании, рассмотревшая вопросы о взаимных поставках и наилучшем использовании материальных ресурсов трех стран в войне. Был подписан секретный протокол о поставках в СССР оружия и стратегических материалов сразу на девять месяцев - по 30 июня 1942 года.

Не менее важным был и политический результат, который глава советской делегации Молотов определил лаконично и исчерпывающе: «Политическое значение конференции заключается в том, что она показала, как решительно срываются… намерения гитлеровцев, против которых отныне создан мощный фронт свободолюбивых народов во главе с Советским Союзом, Англией и Соединенными Штатами Америки»²⁵.

Разумеется, достижению этого успеха с советской стороны способствовали многие политики и дипломаты. Нельзя не отметить роль Сталина, который лично, не жалея времени, вел переговоры с руководителями американской (А.Гарриман) и британской (лорд У.Бивербрук) делегациями. Тем не менее роль Молотова невозможно умалить.

Тем более что контакты с важными, но все же второстепенными лицами из лагеря союзников не позволяли достичь полноценного военно-политического союза с США и Великобританией, без чего дееспособная антигитлеровская коалиция была невозможна. В Москве пришли к выводу о необходимости направления наркома иностранных дел для личной встречи с первыми лицами стран-союзниц.

В мае-июне 1942 года Молотов по решению правительства (читай - Сталина) на четырехмоторном бомбардировщике ТБ-7 (Пе-8) совершил дальний даже по сегодняшним меркам (около 20 тыс. км) и крайне рискованный перелет на Британские острова, а затем в США. 21 мая Молотов начал переговоры с Черчиллем и министром иностранных дел А.Иденом с целью: 1) заключения союзного договора, который не удалось подписать в декабре 1941 года во время пребывания в Москве Идена и 2) достижения договоренности об открытии Второго фронта. Причем нарком подчеркнул приоритетную важность второго вопроса, сообщив о намерении рассмотреть его с Президентом США. Проявляя должное уважение к британскому союзнику, сообщил Молотов собеседникам, советское правительство признало необходимым, чтобы он, Молотов, предварительно обсудил вопрос Второго фронта с Черчиллем и Иденом.

Поиск разумного компромисса шел тяжело. Британская сторона не соглашалась внести в проект пункт, предложенный Сталиным еще во время московского визита Идена, о послевоенном устройстве Европы с признанием границ СССР по состоянию на 22 июня 1941 года. Иначе говоря, англичане не хотели признавать факт вхождения Западной Украины, Западной Белоруссии, Бессарабии и Прибалтийских стран в состав СССР, а также новую границу с Финляндией после Зимней войны. На переговорах с посланцем Москвы Черчилль и Иден по-прежнему категорически возражали против этого пункта.

Молотов вместе с послом Майским, следуя в русле полученных ранее инструкций, направили Сталину телеграмму, в которой расценили английский проект как «пустую декларацию, в которой СССР не нуждается». Из Москвы был получен неожиданный ответ: «Инстанция» предписывала немедленно подписать договор на английских условиях, объяснив при этом: «Там [в договоре] нет вопроса о безопасности границ, но это, пожалуй, неплохо, так как у нас остаются руки свободными. Вопрос о границах, или, скорее, о гарантиях безопасности наших границ на том или ином участке нашей страны, будем решать силой»²⁶.

Сталин ставил задачу поскорее подписать договор и вылететь в Америку, чтобы добиваться от союзников открытия Второго фронта еще в 1942 году.

26 мая 1942 года договор между СССР и Великобританией о союзе в войне против гитлеровской Германии и ее сообщников в Европе и о сотрудничестве и взаимной помощи после войны был подписан. Он заменил собой соглашение от 12 июля 1941 года и стал полноценной правовой базой для оказания друг другу военной и другой помощи «против Германии и всех тех государств, которые связаны с ней в актах агрессии в Европе». Стороны подтвердили свои обязательства, которые запрещали вести какие-либо переговоры с Германией и ее союзниками и заключать перемирие или мирный договор с ними «иначе, как по взаимному согласию»²⁷.

Любопытна оценка, которую, впервые схлестнувшись с Молотовым в дипломатическом поединке, дал советскому наркому Черчилль. 27 мая 1942 года, сообщая Рузвельту о подписанном советско-британском договоре, премьер писал: «Молотов - государственный деятель и обладает свободой действий, весьма отличной от той, которую Вам и мне приходилось наблюдать у Литвинова. Я очень уверен, что Вы сумеете с ним хорошо договориться»²⁸.

К сожалению, не все зависело от Молотова. 29 мая - 5 июня он провел целую серию переговоров, в первую очередь с Рузвельтом. Это был первый в истории межгосударственных отношений СССР и США официальный визит на таком уровне. Президент США принял посланца Москвы незамедлительно, беседовал с ним и до обеда, данного в честь Молотова, и после него. Однако, как только глава советской делегации поставил прямой вопрос об открытии Второго фронта в 1942 году, большого энтузиазма Рузвельт и его советники в лице Г.Гопкинса, начальника штаба американской армии генерала Дж.Маршалла и главнокомандующего военно-морским флотом адмирала Э.Кинга не проявили. Как сообщал Молотов в Москву 31 мая, «Рузвельт и Маршалл заявили, что всячески хотят это сделать, но пока дело упирается в недостаток судов для переброски войск во Францию. Ничего конкретного они мне не заявили»²⁹.

«Мою миссию в Вашингтон можно считать законченной», - делал пессимистический вывод Молотов. Однако такой вывод оказался преждевременным. 3 июня удалось согласовать предложенный советской стороной проект советско-американского коммюнике. В нем указывалось, что «при переговорах была достигнута полная договоренность в отношении неотложных задач создания Второго фронта в Европе в 1942 году».

В день опубликования коммюнике, 11 июня 1942 года, в Вашингтоне послом СССР и госсекретарем США было подписано соглашение между правительствами обоих государств о принципах, применимых к взаимной помощи в ведении войны против агрессии³⁰. Этим актом завершился процесс формирования антигитлеровской коалиции. Правда, продекларированная «полная договоренность» о создании Второго фронта была реализована только в 1944 году.

Союзники под разными предлогами откладывали открытие боевых действий против вермахта в Западной Европе, так что всю основную нагрузку в вооруженном противоборстве с общим противником принимала на себя Красная армия. Советская дипломатия предпринимала настойчивые усилия для изменения ситуации. В октябре 1943 года в Москве состоялась конференция министров иностранных дел СССР, США и Великобритании. В дискуссиях с К.Хэллом и А.Иденом Молотову удалось подготовить основательную базу для первой в истории антигитлеровской коалиции конференции «Большой тройки» в Тегеране в конце ноября 1943 года.

Московская конференция приняла декларацию по вопросу о всеобщей безопасности, в которой была впервые провозглашена формула безоговорочной капитуляции фашистских государств как непременное условие прекращения войны. В итоговом коммюнике правительства трех держав признали первейшей целью «ускорение конца войны» и в качестве одного из главных средств достижения этой цели провозгласили открытие Второго фронта путем высадки союзных войск в Северной Франции. Правда, союзники не пошли дальше заверения о возможности вторжении на континент с Британских островов весной 1944 года³¹.

После окончания работы глава американской делегации К.Хэлл, обращаясь к Молотову, который председательствовал на конференции, заявил: «Я уверен, что выражу не только собственное мнение, но и мнение г-на Идена, если скажу, что оба мы в восторге от манеры, с которой вы проводили работу конференции. Я лично присутствовал на многих международных конференциях и никогда не встречал такого опытного и искусного ведения работы…» Успех конференции говорит о том, что это были не пустые слова.

С образованием антигитлеровской коалиции и утверждением практики личной переписки лидеров и их общения на конференциях «Большой тройки» растущую роль во внешнеполитических делах стал играть Сталин. Молотов невольно начал отходить в тень. Это происходило, в частности, на Тегеранской, Ялтинской (февраль 1945 г.), Потсдамской (июль-август 1945 г.) конференциях глав великих держав. Тем не менее такой вывод правомерен лишь при рассмотрении публичной стороны сотрудничества с союзниками, фактическую же работу на дипломатическом фронте нарком по-прежнему брал на себя и вел ее последовательно и интенсивно.

Даже западные политики не могли не оценить вклад Молотова в достижение внешнеполитических успехов, которыми, кроме успехов военных, отмечен путь Советского Союза к победе над Германией и ее союзниками. Заслуживает внимания характеристика, которую ему дал У.Черчилль: «Вячеслав Молотов был человеком выдающихся способностей и хладнокровной беспощадности… Я никогда не встречал человека, более совершенно представляющего современное понятие робота. И при всем том это все же был, видимо, толковый и остро отточенный дипломат… В Молотове советская машина, без сомнения, нашла способного и во многих отношениях типичного для нее представителя - всегда верного члена партии и последователя коммунистической доктрины… Мазарини, Талейран, Меттерних приняли бы его в свою компанию, если бы существовал другой мир, в который большевики позволяли себе входить»³².

Важную роль Молотов продолжал играть и после окончания мировой войны. Говоря о работе по реализации решений Ялтинской, Потсдамской и Сан-Францисской конференций при организации послевоенного мира, подписании мирных договоров с государствами, бывшими в годы войны союзниками нацистской Германии, он вспоминал: «Свою задачу как министр иностранных дел я видел в том, чтобы как можно больше расширить пределы нашего Отечества... Я выколачивал мирные договора из государств»³³.

В марте 1949 года Молотов был снят с должности министра иностранных дел СССР, именно снят, а не освобожден, поскольку был заподозрен Сталиным в потакании «врагам народа». А в 1952 году на пленуме, состоявшемся после XIX съезда ВКП(б), подвергнут вождем разгромной критике³⁴. Не исключено, что, проживи Сталин дольше, Молотов наряду с Микояном и Ворошиловым могли стать жертвами новой волны чистки в высших руководящих кругах страны. Это обстоятельство тем не менее не заставило бывшего министра иностранных дел изменить своему взгляду на роль Сталина в достижении победы в Великой Отечественной войне. «Хочу подчеркнуть, что всем нам очень повезло, что с самого начала войны с нами был Сталин, - говорил он по этому поводу. - Отмечу хотя бы его огромную роль в руководстве народным хозяйством. Все основные вопросы военной перестройки и функционирования нашей экономики, даже в деталях, он держал в памяти и умело осуществлял все рычаги управления по заданному курсу»³⁵.

 ¹Год кризиса. 1938-1939. Документы и материалы. В 2 т. Т. 1. М., 1990. С. 386-387.

 ²Мировые войны XX века. В 4 кн. Кн. 4. Вторая мировая война: документы и материалы. М., 2002. С. 67.

 ³Очерки истории Министерства иностранных дел России. 1802-2002. В 3 т. Т. 2. 1917-
2002 гг. М., 2002. С. 355.

 ⁴Год кризиса. 1938-1939... Т. 2. С. 145.

 ⁵Советская внешняя политика 1917-1945 гг. Поиски новых подходов. М., 1992. С. 177.

 ⁶Мировые войны XX века… С. 81.

 ⁷Куманев Г.А. Рядом со Сталиным. Откровенные свидетельства. М., 1999. С. 10.

 ⁸Мировые войны XX века… С. 182-183.

 ⁹Документы внешней политики. 1940 - 22 июня 1941. Т. 23. Кн. 2. М., 1998. С. 30-31.

¹⁰Соколов В.В. Наркоминдел Вячеслав Молотов // Международная жизнь. 1991. №5.
С. 103.

¹¹Очерки истории Министерства иностранных дел России… С. 273.

¹²Чуев Ф.И. Сто сорок бесед с Молотовым. М., 1991. С. 98-99.

¹³Цит. по: Куманев Г.А. Указ. соч. С. 404-405.

¹⁴Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. В 3 т. Изд. 10-е, доп. по рукоп. автора. Т. 1. М., 1990. С. 326.

¹⁵Великая Отечественная война 1941-1945 годов. В 12 т. Т. 10. Государство, общество и война. М., 2014. С. 73.

¹⁶Жуков Г.К. Указ. соч. Т. 2. С. 112.

¹⁷РГАСПИ. Ф. 644. Оп. 1. Д. 20. Л. 218.

¹⁸Там же. Д. 72. Л. 165.

¹⁹Там же. Ф. 17.  Оп. 3.  Д. 1045.  Л. 17.

²⁰Великая Отечественная война... Т. 7. Экономика и оружие войны. М., 2013. С. 509.

²¹Документы внешней политики. 22 июня 1941 - 1 января 1942. Т. 24. М., 2000. С. 14.

²²Там же. С. 39.

²³Там же. С. 46-48.

²⁴Там же. С. 145.

²⁵Там же. С. 341.

²⁶Цит. по: Ржешевский О.А. Сталин и Черчилль. Встречи. Беседы. Дискуссии. Документы, комментарии, 1941-1945. М., 2004. С. 157.

²⁷Документы внешней политики СССР. 2 января - 30 декабря 1942. Т. 25. Кн. 1. М., 2010. С. 392.

²⁸Цит. по: Ржешевский О.А. Сталин и Черчилль… С. 207-208.

²⁹Там же. С. 231.

³⁰Документы внешней политики СССР. 2 января - 30 декабря 1942... С. 467-471.

³¹Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Т. 1. Московская конференция министров иностранных дел СССР, США и Великобритании (19-30 октября 1943 г.). М., 1978. С. 311.

³²Цит. по: Медведев Р.А. Они окружали Сталина. М., 2012. С. 17.

³³Чуев Ф.И. Указ. соч. С. 98-99.

³⁴Симонов К. Глазами человека моего поколения. М., 1988. С. 241-242.

³⁵Куманев Г.А. Указ. соч. С. 12.