Евгения Пядышева: 70 лет назад, с 4 по 11 февраля 1945 года, состоялась Ялтинская (Крымская) конференция союзных держав. Второй раз во время Второй мировой войны встречались лидеры стран антигитлеровской коалиции - СССР, США и Великобритании - Сталин, Рузвельт, Черчилль.
В течение той недели договаривались, как и в каких границах будет жить послевоенный мир. Решения, которые были приняты тогда и немногим позже на Потсдамской конференции о границах и сферах интересов, в основном выполнялись полвека. 1990-е годы изменили ситуацию. Все же, несмотря на разгром Югославии, вторжение в Ирак и прочее, еще слышались заявления наших западных партнеров о приверженности послевоенному мироустройству - Ялтинско-Потсдамской системе.
И сегодня, когда мир балансирует на грани опасной нестабильности, казалось бы, юбилей Ялтинской конференции - поистине эпохального события, невиданного в международных отношениях, - мог бы стать концептуальной и идеологической скрепой разваливающегося мира. И вновь подтвердив основные принципы Ялтинского мира, можно было бы эволюционно двигаться в сторону создания новой политической системы, признавая полицентричность современного международного пространства.
Однако Ялту пытаются обходить молчанием, а если и высказываются, то в том плане, что сегодняшний мир совершенно другой и подходы Ялты устарели. Сегодня особенно явно, даже нагло, извращается смысл итогов Второй мировой войны, не только, исходя из сиюминутной конъюнктуры, политиками, но и политологами, историками. Смешивают цели гитлеровской Германии и Советского Союза, отождествляют сталинизм и нацизм. Якобы цели двух «тоталитарных монстров» были одинаковые.
Для точности следует отметить, что такого рода тенденции возникли не сегодня. Помнится, еще Президент США Дж.Буш на праздновании официального приглашения Литвы в НАТО говорил о том, что больше не будет границ, начертанных диктаторами, не будет ни Мюнхена, ни Ялты. Что особенно цинично, сегодняшние политики тех государств, которым наша страна принесла мир и свободу, заявляют о непричастности России к освобождению их от фашистов.
И здесь хотелось бы как раз подчеркнуть, что Ялтинская конференция является примером того, как державы, обретшие огромное влияние и авторитет в результате Великой Победы над вызовом человечеству, которым была гитлеровская агрессия, нашли во время переговоров компромиссные решения серьезных и конфликтных проблем. Мир, который вопреки тому, что сейчас о нем говорят, был в течение стольких десятилетий стабилен и предсказуем. Разрушение этого мира немедленно привело и к эрозии суверенитета, и к конфликтам непредсказуемого развития.
Мы сегодня говорим, безусловно, о событии, которое пустило ход истории человечества по иному пути развития.
Мы пока еще в целом живем по правилам Ялты. Но, видимо, они меняются. Когда, Алексей Митрофанович, по вашему мнению, было начало разрушения этой политической системы?
Алексей Филитов: Это очень интересный вопрос, несколько неожиданный для меня. Зачастую на Западе говорят, что в Ялте был осуществлен раздел мира. Вообще-то, раздел мира начался в 1917 году, когда возникли две противоположные системы. Но проблема была в том, где пройдет линия этого раздела. До войны, как известно, она проходила по западным границам Советского Союза, а в Ялте было затверждено, что эта линия пройдет по середине Европы. Причем следует подумать, насколько жесткой имелась в виду эта линия. У меня лично такое впечатление, что, например, вопрос о Германии оставался в подвешенном состоянии. Возможно, считали, что Германия окажется таким своеобразным мостом между Востоком и Западом, частью нейтрального пояса. Наш известный дипломат, замнаркома иностранных дел Максим Максимович Литвинов, высказывал такую идею, что будет две сферы безопасности на Востоке и Западе, а посредине - какой-то нейтральный пояс. Вовсе не обязательно считать, что в этом поясе будет система, скажем, на Востоке такая же, как в Советском Союзе. Наоборот, Сталин неоднократно говорил, что социальная и политическая системы могут быть различными. Может быть, это фигура речи, но он как-то заметил, что нынче социализм может быть даже в Британской монархии.
Возвращаясь к нашим рассуждениям о начале конца Ялтинской системы, думаю, что если исходить из того, что эта система создавалась в условиях двухполярности, то когда одна из составляющих, социалистическая система, перестала существовать, тогда Ялтинская система и рухнула. Соответственно, ныне стоит вопрос о создании новой системы безопасности, может быть даже с какими-то пограничными изменениями, потому что старое ушло в прошлое.
Е.Пядышева: Давайте вспомним исторические обстоятельства, принудившие, прежде всего Рузвельта, просить о проведении конференции. Именно он и предложил место - побережье Черного моря.
С присущим ему сарказмом У.Черчилль посоветовал американцам назвать предстоявшую конференцию «Аргонавтом». Он писал Ф.Рузвельту: «Мы - прямые потомки аргонавтов». А по греческой мифологии аргонавты приплыли в Черное море в поисках золотого руна. Так и на Ялтинскую конференцию Рузвельт и Черчилль приехали решить свои проблемы, которые в силу исторических обстоятельств можно было урегулировать лишь при прямом содействии Советского Союза. Только с помощью СССР было возможно выправить тяжелое положение, сложившееся на фронтах западных союзников.
Еще до начала германского наступления в Арденнах между Черчиллем и Рузвельтом состоялся примечательный обмен посланиями. 6 декабря 1944 года британский премьер писал президенту: «Я считаю, что для меня настало время обратить внимание на серьезную, вызывающую разочарование военную обстановку... Мне ясно, что нам с различной степенью вероятности приходится сталкиваться со следующими факторами: а) значительная задержка выхода к Рейну и тем более форсирование Рейна на кратчайшем пути на Берлин; б) довольно серьезные неудачи в Италии; в) уход на родину большей части германских войск с Балканского полуострова; г) неудачи в Бирме; д) устранение Китая как воюющей стороны. Когда мы сопоставляем эти реальные факты с радужными надеждами наших народов, существующими несмотря на наши усилия сдержать их, неизбежно возникает вопрос: что мы собираемся принять в этой связи?». 10 декабря Рузвельт отвечает: «Я всегда считал, что на Европейском театре оккупация Германии вплоть до левого берега Рейна будет весьма трудной задачей. Поскольку еще в давние времена я проехал на велосипеде большую часть Рейнской области, я никогда не предполагал, что нашим объединенным армиям удастся легко форсировать Рейн, как на это рассчитывали многие командиры».
В «Памятке» и документах, подготовленных президенту в Вашингтоне для переговоров в Ялте, подчеркивалось: «Мы должны иметь поддержку Советского Союза для разгрома Германии. Мы отчаянно нуждаемся в Советском Союзе для войны с Японией по завершении войны в Европе». И еще: «Судя по современной обстановке, все народы Европы охвачены левыми настроениями и весьма сильно выступают за далекоидущие экономические и социальные реформы».
А.Филитов: Интересный факт: когда состоялась беседа военных представителей на этой конференции о сроках окончания войны, начальник Генерального штаба Советской армии А.Антонов сказал, что война, по объективным оценкам, оптимально закончится к 1 июля, а возможно, и к 1 декабря 1945 года. Они ошиблись - война закончилась раньше. Было ясно, что война выиграна и надо было выигрывать уже мир. Надо было решать, как будут выглядеть послевоенные границы, новые правительства в Европе. Была подписана известная Декларация об освобожденной Европе, которая обязывала великие державы помогать в строительстве демократии этим странам. Сама декларация предусматривала вмешательство по искоренению фашистских элементов.
Кстати, Черчилль был категорически против слов «фашистский», «антифашистский». Он говорил, что надо писать «демократический» вместо «антифашистский». Это тоже разница в понимании демократии. С нашей точки зрения, демократия должна покоиться на антифашизме. На конференции в конце концов это удалось примирить, но противоречия остались - как понимать демократию.
И в современной Германии развитая демократия не предполагает антифашизма, потому что, по сути дела, остались старые элиты в экономике и до известной степени в политике. Они перешли от методов насильственных, которые были характерны для нацистского времени, к демократическим. Но антифашистского переворота не произошло. Эта проблема, которую мы наблюдаем сегодня, в Ялте не была решена.
Е.Пядышева: Не могу не вспомнить о сегодняшней официальной украинской риторике, фальсифицирующей исторические факты и поддерживающей нацистские движения. Может показаться странной и реакция Германии, которая позиционирует себя как государство, полностью изжившее свое нацистское прошлое. Сейчас Германия - основной европейский фундамент по всем идеологическим вопросам. Но когда недавно Яценюк сказал, что на Германию и Украину напала Россия и что Европа единолично выиграла Вторую мировую войну, никто в Германии не сказал ни одного слова осуждения. Несмотря на то, что мы запросили официальную реакцию Берлина на высказывание украинского премьера, немецкое правительство воздержалось от комментариев. А вот онлайн-версия журнала «Spiegel» в сатирическом ключе прокомментировала слова украинского премьера: и в самом деле, с 1942 года советские войска неустанно продвигались на Запад и не боялись преследовать армию демократически избранного рейхсканцлера А.Гитлера даже по украинским территориям... Наконец, Советы нарушили восточную границу Германии и вторглись на ее территорию, как мы все хорошо помним вместе с господином Яценюком.
А.Филитов: Да, корреспонденты «Spiegel» посмеялись над этим. Они довольно остроумно обыграли ситуацию.
Мне бы не хотелось так сильно модернизировать этот момент. На Западе до конца 1943 года пытались продвинуть идею федераций, которые должны были возникнуть после войны. По сути, это были попытки создания санитарного кордона против СССР, потому что он оказывался за пределами этих федераций. Соединенные Штаты Америки, Великобритания могли бы оказывать большое влияние на эти федерации через свои связи с довоенными политиками. Если бы федерации тогда возникли, то сейчас не надо было бы думать о присоединении каких-то стран и той же Украины к НАТО.
Когда мы говорим о разделе Европы, то, собственно, началось все не в Ялте. Кто, например, дал конфигурацию границ будущих ГДР и ФРГ? В начале 1944 года англичане предложили эту линию, боясь, что мы продвинемся еще дальше. Мы согласились.
Предположим, что западные державы открыли бы Второй фронт пораньше, к примеру в 1942 году, тогда эта линия могла бы пройти по Украине. Очень интересный и парадоксальный факт: самыми рьяными сторонниками открытия Второго фронта был не только Сталин, но и председатель эмигрантского польского правительства Сикорский, которое хотело, чтобы Польшу освободила западная армия. По своим соображениям - то ли жалели своих солдат, то ли по каким-то другим - они этого не сделали, поэтому пришлось проводить эту линию через центр Европы.
Е.Пядышева: Американцы же, конечно, инициировали эту конференцию в основном для того, чтобы убедить СССР вступить в войну с Японией. Да и в упомянутой выше «Памятке» об этом прямо говорилось. Собственно, это им удалось сделать. На Ялтинской конференции было достигнуто соглашение о вступлении СССР в войну с Японией через два-три месяца после окончания войны в Европе.
К тому же Сталин, проведя двусторонние переговоры с Рузвельтом и Черчиллем, договорился об усилении позиций СССР на Дальнем Востоке: о сохранении статуса Монголии, возвращении России Южного Сахалина и прилегающих островов, об интернационализации порта Далянь (Дальний), о возвращении СССР ранее принадлежавшей России военно-морской базы в Порт-Артуре, совместном советско-китайском владении КВЖД и ЮМЖД, передаче СССР Курильских островов. По всем этим вопросам с западной стороны инициатива уступок принадлежала Рузвельту. Основная тяжесть военных усилий против Японии приходилась на США, и они были заинтересованы в скорейшем выступлении СССР на Дальнем Востоке.
А какие основные узлы противоречий между Советским Союзом и союзниками пришлось развязывать накануне и в ходе Ялтинской конференции?
А.Филитов: Больше всего, конечно, занимал польский вопрос. Первый подвопрос - территориальный, где быть границам, и второй - как быть с правительством. Ситуация была такая: Советский Союз признает правительство, находящееся в Варшаве, которое возглавлялось коммунистами, а западные державы поддерживали эмигрантское правительство, которое находилось в Лондоне.
С границами вопрос решили быстро, тем более что еще на Тегеранской конференции не кто иной, как Черчилль, предложил следующий вариант: на востоке Западная Украина и Западная Белоруссия - это Советский Союз, а Польша получит компенсацию на западе. На Ялтинской встрече Сталин пошел на известные уступки - 5-8 км отступления от «линии Керзона» на восток.
Надо сказать, что мы не настаивали на границе 22 июня 1941 года, тогда в состав СССР входило все Белостокское воеводство. Мы от этого отказались, потому что воеводство было заселено в основном поляками, поэтому оно не должно принадлежать ни Украине, ни Белоруссии. А на западе Сталин предложил определить линию Одер - Нейсе, причем западная Нейсе. Наши партнеры поежились и сказали, что не станут называть никаких рек, будет просто приращение границ, по которым позже примут решение. Оно было принято уже в Потсдаме в июле-августе 1945 года.
А вот с правительством ситуация сложилась парадоксальная. Кстати, Сталин довольно остроумно заявил, что все его называют диктатором, а тут заставляют решить, какое будет правительство, - а без поляков это неудобно делать. Другой парадокс: мы не признавали лондонское правительство, но тем не менее пригласили его главу С.Миколайчика в Москву и с ним беседовали. В октябре он снова приехал, опять не договорились.
В конечном итоге на конференции приняли решение, что за основу будет взято существующее правительство, его пополнят поляки-демократы из самой Польши и из-за границы.
Нужно сказать, что на конференции позиции США и Великобритании не всегда совпадали. Так, к примеру, по важному для нас вопросу репараций американцы поддержали нас. Довольно внятно изложил программу заместитель наркома Майский, который этим занимался. Было показано, что получение компенсации от агрессора вовсе не означает довести Германию до положения нищей страны, но вместе с тем она будет лишена расходов на оборону, а весь огромный военный потенциал можно будет использовать для изъятия.
Далее, часть промышленного производства на территории Германии и за ее пределами перейдет союзникам, а часть останется в Германии, так что особого ущерба для немцев не будет.
Когда же речь зашла о конкретных цифрах, между американцами и англичанами возникло разногласие. Рузвельт эту позицию поддержал, а Черчилль упорно настаивал на том, что не следует называть никаких цифр. В конце концов было принято такое решение: общая цифра репараций - 20 млрд. долларов, имелись в виду товары и оборудование.
Потом в Потсдаме мы имели горький опыт в том, как американцы держат свое слово. Президент поменялся, и новый президент сказал, что если это было принято за основу, то это не означает, что американцы с этим согласились.
А в отношении ООН нас поддержала Великобритания. Мы добивались включения в члены ООН, помимо СССР, еще Украины, Белоруссии и, между прочим, Литвы как наиболее пострадавшие от фашистов территории. Но Литва была молча оттерта.
Рузвельт в целом отнесся к этой идее не очень положительно, указав на то, что тогда и американские штаты надо принимать в ООН. А Черчилль, наоборот, поддержал, потому что он добился включения в ООН британских доминионов.
Так что Ялтинская конференция, начертавшая «Дорожную карту» мирового общежития на послевоенные десятилетия, была и неординарным событием с точки зрения дипломатии, где можно было наблюдать конфигурацию политических намерений, желаний, стремлений мировых лидеров.