Церемониал приема российских дипломатов у султана и великого визиря в российско-османских отношениях конца XVIII века

Церемонии приема иностранных высокопоставленных дипломатов во дворце Топкапы и в Высокой Порте являются важнейшей составляющей османского государственного протокола и представляют собой один из интереснейших сюжетов политической истории Османской империи, а также дипломатических отношений султанского двора с Россией и другими государствами. Отличаясь немалой консервативностью и обилием уходящих в средние века обрядов, церемониал приема иностранных послов и посланников при османском дворе тем не менее может служить зеркалом перемен, происходивших во внешней политике и других областях жизни османского государства и общества конца XVIII века.

Интересным представляется проведение сравнительного анализа аудиенций российских и иностранных дипломатов у османских сановников в конце XVIII века и того, как менялось отношение к ним по мере сокрушительных побед русской армии над османскими войсками.

Статья написана на базе документальных материалов фондов «Сношения России с Турцией» и «Канцелярия», хранящихся в Архиве внешней политики Российской империи (АВПРИ).

В султанском дворце устраивались пышные и красочные церемонии по случаю приемов глав иностранных дипломатических представительств.

Подробные описания аудиенций у великого визиря (садразама) и султана представлены в реляциях и записках российских дипломатов конца XVIII века: посла Н.В.Репнина (1775-1776 гг.)¹, посланников А.С.Стахиева (1776-1781 гг.)² и Я.И.Булгакова (1781-1789 гг.)³, посла М.И.Голенищева-Кутузова (1793-1794 гг.)⁴, посланников В.П.Кочубея (1794-1798 гг.)⁵ и В.С.Томары (1798-1802 гг.)⁶. Кроме того, некоторые российские посланники прикладывали к своим реляциям описания аудиенций иностранных дипломатических представителей, в частности эмиссаров Французской Республики в Константинополе: чрезвычайного посланника Раймонда Вернинака Сент-Мора у великого визиря (1795-1797 гг.)⁷ и посла Обера дю Байе у султана (1796-1797 гг.)⁸, аудиенций посла Венецианской Республики Гарсони у султана и великого визиря⁹ и чрезвычайного посланника Испанского Королевства Болини у султана и великого визиря¹⁰.

В традиционном османском церемониале особое значение имела замысловатая восточная символика, выражавшаяся в составе и одежде участников церемоний, маршрутах торжественных процессий, церемониальных подношениях, угощениях, подарках и других важных атрибутах дворцового церемониала. Именно по этой причине российские дипломаты в своих записках старались фиксировать детали аудиенции у высших султанских сановников, одновременно указывая для разъяснения османских реалий и терминов соответствующие должности и функциональные обязанности чиновников российского двора.

Следует отметить, что в конце XVIII века вопросами церемониала занимались несколько османских сановников: «обер-церемониймейстер» (тешрифатджи-баши), «унтер-церемониймейстер» (халифе-и тешрифатджи), «обер-гофмейстер» (чавуш-баши) и др.

Церемонии видоизменялись либо из-за нехватки знаний чиновников, ответственных за протокольное обеспечение мероприятий, либо ввиду личного вмешательства падишаха в процедуру. Поправки могли делаться по требованиям времени и условий, по политическим причинам и фиксировались в протокольных журналах как «внецеремониальный элемент», «отклонение от норм протокола» или «вопреки процедуре».

Прием посланников проводился по определенному сценарию. Особое отношение можно было получить по просьбе, при умелом использовании практики свершившихся фактов или прецедентов из более ранних церемоний¹¹.

В случае если посланник удостоился приема и у султана, и у великого визиря, аудиенции назначались на разные дни. Решение о месте и времени визита посланника оставалось на усмотрение принимающей стороны. Султан не принимал дипломатического представителя, занимавшего невысокий пост или прибывшего без дорогих даров. Последнему в этом случае приходилось довольствоваться церемониальным визитом к садразаму или просить специального разрешения на аудиенцию у падишаха.

Примечательно, что все послы стремились показать в своих реляциях, что отношение к ним со стороны султана и великого визиря имело беспрецедентный характер. Так, например, если накануне первой аудиенции у султана Абдул-Хамида I в 1775 году посол Н.В.Репнин «в силу церемониала» был посажен «на лавку на полдороге от дивана до последних ворот Серальских»¹², то перед первым приемом у султана Селима III в 1793 году посол М.И.Голенищев-Кутузов, «не доходя до ворот Серальских половину дороги», был посажен «на поставленный возле скамьи табурет, покрытый чехлом золотой парчи» и поставленный «по особливому повелению Султана, не подражая прежнему церемониалу»¹³.

С разрешения султана посол и его свита в знак особого уважения к посланнику и с целью обеспечения безопасности султана вводились в тронный зал старшими дворцовыми привратниками для аудиенции у падишаха, восседавшего на троне¹⁴. Российский посол Н.В.Репнин перед входом в зал приемов «был взят под руки двумя капиджи-башиями… с ним свита его… каждый веден был двумя капиджи-башиями»¹⁵, в то время как для российского посла М.И.Голенищева-Кутузова было сделано исключение: перед входом в тронный зал он «не был взят под руки капиджи-башиями, как было сие прежде, да и последовавшие за ним из свиты его… капиджи-башиями только за шубы и кафтаны придерживаемы были… таковое было особливое Султанское повеление»¹⁶.

Принимающая сторона соблюдала ряд церемониальных формальностей, в частности определяла количество лодок и лошадей для транспортного обеспечения дипломатов. С последней четверти XVIII века российским послам перед аудиенцией у султана вместо семивесельной шлюпки предоставлялись 14-весельная чауш-башинская лодка, а вместо трехвесельных барок для свиты - шестивесельные шлюпки, причем их количество увеличилось вдвое, а богато убранных лошадей - втрое. Например, перед первой аудиенцией у султана князю Н.В.Репнину и его свите и князю М.И. Голенищеву-Кутузову и его свите было предоставлено по 70 лодок и по 120 лошадей. Любопытно, но перед очередной аудиенцией у великого визиря российскому посланнику в Константинополе А.С.Стахиеву с его свитой было выделено 76 лодок, ровно столько же, сколько полагалось иметь вышеупомянутым послам, которые посещали великого визиря.

Таблица 1

Первый церемониальный визит к великому визирю:
транспортное обеспечение российских делегаций

Таблица 2

Первая аудиенция у султана: численный состав
посольской свиты, допущенной в тронный зал

Таблица 3

Первая аудиенция российских дипломатов
у великого визиря и султана

Маршрут иностранных дипломатов на аудиенцию к великому визирю и султану включал в себя несколько специально определенных остановок.

Первой церемониальной стоянкой, где принимались иностранные послы и посланники, были палаты киреджи-баши. В этом месте посланники останавливались на некоторое время после выхода из лодок, ожидая приезда чавуш-баши. Российским послам, князю Н.В.Репнину и князю М.И.Голенищеву-Кутузову, не пришлось ждать приезда чавуш-баши, так как последний в знак особого уважения встречал их на пристани и провожал до палат киреджи-баши, где «угощал их и потчевал со всеми почестями»¹⁷. Пока послов угощали кофе со сладостями, свита разбирала лошадей, строилась в порядок марша и готовилась к отправлению во дворец.

Второй церемониальной остановкой был дворец процессий, называемый российскими посланниками «киоском процессий» и находившийся на улице, ведущей к султанскому дворцу. На этом месте дипломаты ожидали проезда великого визиря со свитой и направлялись следом за ним к султану.

Третьей церемониальной стоянкой, где принимались послы важных государств, были палаты капыджи-баши. Пока послам в очередной раз подавали кофе со сладостями, свита готовилась к входу в зал аудиенций для встречи с султаном.

Послы менее важных европейских государств и большинство посланников не принимались в вышеуказанных палатах, а были вынуждены дожидаться вызова на аудиенцию к падишаху, сидя на лавке у ворот.

У входа на третий двор посланников встречал чавуш-баши, державший в правой руке важный атрибут османского дворцового церемониала и символ его власти. Провожая эмиссаров к султану, чавуш-баши стучал им по дворцовой мостовой и в случае необходимости бил им провинившихся чиновников. Российские дипломаты называли вышеупомянутый предмет «серебряной тростью», «серебряным посохом», «серебряным жезлом» и «серебряным скипетром». Однако, по словам А.С.Стахиева, перед одной из аудиенций во дворце чавуш-баши шел с «золотой тростью»¹⁸.

По особым поводам еще одна церемониальная остановка располагалась на первом дворе, напротив имперской пекарни (хасс фурун), где выпекали особый хлеб (хасс экмек) для султана. Пекарня служила также сборным пунктом для посольских процессий¹⁹.

Посланнику иногда приходилось долго ждать аудиенции. Одной из причин этого было стремление объединить прием с впечатляющим и запоминающимся событием во дворце, таким как казнь разбойников, ссылка на галеры или раздача жалования янычарам на втором дворе. Чаще всего для этой цели использовалась красочная церемония ежеквартальной выдачи янычарам мешков с денежным довольствием.

Данный обряд производил неизгладимое впечатление на российских и европейских дипломатов. Венецианский посол Гарсони отметил, что «для трактования янычар на построенном длинном столе расставлено было до 150 небольших круглых блюд с холодными и горячими на турецкий вкус и турецкими поварами приготовленным кушаньем»²⁰.

После внеочередных или чрезвычайных заседаний совета янычар «кормили пилавом», а после обычных заседаний совета янычарам «раздавали фодлы /род мягких лепешек/ и чорба»²¹, которую российские дипломаты называли «янычарской похлебкой», приготовленной на «имперской кухне» (матбах-и амире), в то время как фодлы - в хлебопекарне (фодула фуруну). Наряду с этими блюдами важным церемониальным угощением была пахлава, которую российские дипломаты называли «янычарским пирожным», или «сладким воинским пирогом».

В случае визита к великому визирю у парадного входа, называвшегося российскими дипломатами «крыльцом» или «рундуком» и ведущего в «имперский дворец с куполом», эмиссаров встречал главный драгоман Порты и провожал до прихожей, которую российские посланники называли «сенями», либо до верха парадной лестницы, где их приветствовал начальник дворцового протокола. Далее эмиссары следовали в «гостевую комнату», которую российские дипломаты называли «светлицей отдохновения», где они ожидали приглашения в зал аудиенций и петиций для встречи с великим визирем, входившим в «приемную комнату» через канцелярию.

Примечательно, что место для сидения, предлагаемое дипломату во время аудиенции у садразама, было постоянным предметом спора. Посланникам предназначался обыкновенный табурет, а послам - стул со спинкой и подлокотниками или кресло, причем табурет посланника и кресло посла были ниже, чем софа великого визиря.

Следует отметить тот факт, что в конце XVIII века российские посланники ввели практику не садиться, а стоять перед табуретом, чтобы не вставать перед приходом садразама, лишая его возможности продемонстрировать свое превосходство. Российские послы и великие визири входили в зал приемов через разные двери и одновременно садились на приготовленные для них места.

По словам российских послов Н.В.Репнина и М.И.Голенищева-Кутузова, перед первым церемониальным визитом великий визирь сел на софу, посол - «на поставленные напротив кресла», а поверенный в делах* - (*В первом случае поверенным в делах был Х.И.Петерсон, во втором - А.С.Хвостов.)  «на табурет немного уступя от посольских кресел»²². Перед вторым церемониальным визитом, предшествующим аудиенции у султана, великий визирь сел на софу, а посол - «на поставленный напротив табурет»²³.

До конца XVIII века послам обычно приходилось встречаться с падишахом один или два раза за все время их пребывания в Стамбуле. Российские послы Н.В.Репнин и М.И.Голенищев-Кутузов встречались с султаном по два раза.

Церемонии приема султаном посланников из мусульманских и христианских государств практически не отличались друг от друга. По словам А.С.Стахиева, прием бухарского посланника у султана прошел «с равною церемониею, какова наблюдается при таких случаях с министрами христианских держав, а при входе к султану на бухарского посланника была надета горностаевая шуба, а не соболья, на сына его белья шуба, а на девять человек его свиты обыкновенные кафтаны²⁴. По сведениям Я.И.Булгакова, во время аудиенции марокканского посланника у султана «во всем обряд с ним наблюдаем был точно такой, каков употребляется со всеми министрами европейских дворов», а при входе к султану на марокканского посланника была надета соболья шуба, а на двух человек свиты его горностаевые²⁵.

Для иранских посланников часто делались исключения. В то время как европейским эмиссарам приходилось дожидаться приезда великого визиря перед киоском процессий, иранского посланника на время ожидания иногда провожали в мечеть Айя-Софию. Однако самые большие почести оказывались крымским ханам, так как они считались не только послами, но и правителями, а также союзниками в противостоянии Порты и России.

По случаю визита иностранного посланника великий визирь устраивал в его честь торжественную трапезу во «дворце с куполом» после заседания имперского совета. Обычно там стояли три низких и круглых стола, но по случаю приема посла ставили пять столов²⁶. Посланники мощных государств обедали за столом с садразамом или каймакамом. Дипломаты рангом ниже сидели за столами вместе с капудан-паши, реис-эфенди, дефтердаром и нишанджи. Остальные члены свиты ужинали вместе в смежной с главным залом комнате.

К некоторым посланцам османские чиновники допускали дискриминационное отношение. По сведениям Я.И.Булгакова, «валашский господарь обедал с драгоманами Порты вне дивана», в то время как «рагузийские депутаты, или эмиссары, коих здесь в насмешку называют послами, обедали одни на дворе серальском»²⁷.

Интересен тот факт, что нередко драпировка стен, сервировка стола перед торжественной трапезой менялись в зависимости от статуса принимаемого посла. Так, если «конфеты, кофе и шербет великому визирю подносили в позолоченных», то «посланнику в серебряных сосудах», если «сладости и кофе великому визирю подавали в золотых», то «посланнику в серебряных сосудах», а если «сладости, кофе и шербет визирю подавали в алмазных», то «посланнику в позолоченных сосудах»²⁸.

На торжественном ужине посланникам подавали восточные блюда: кебаб, чорбу, пилаф, долму, кёфте, а также голубей, жаренных в сливочном масле, тушеные овощи и разные другие яства²⁹. После торжественной трапезы посланников угощали кофе, подавали восточные сладости: конфеты, пахлаву, халву, лукум, маджун, сарай локмасы, ашуре и зерде, а также предлагали прохладительные фруктовые напитки: шербет и лимонад.

Среди всех угощений исключительно церемониальным подношением, имевшим особый статус, был кофе.

После аперитива наступала очередь аудиенции у султана. Послу дарились «почетные одежды», а присланные им дары либо раскладывали у ворот на всеобщее обозрение, либо выставляли в передней части зала приемов, либо расставляли напротив большого окна между «дверью представлений» и «дверью подношений» перед внесением их в зал.

В день чрезвычайных заседаний совета готовили плов, а в день обычных заседаний подавали суп. Хотя чрезвычайные заседания собирались и в случае приема иностранных посланников, и в случае приезда молдавского и валашского господарей, вторым из-за их невысокого ранга подавался суп.

Российский посланник А.С.Стахиев представил сведения о приеме грузинского и армянского посланников у великого визиря, заметив, что оба они принимаются не в тех палатах, «где принимают иностранных держав министров». По его словам, грузинский посланник «не был посажен, а кофе пил стоя», равно как и армянский посланник «все время стоял на ногах»³⁰.

Во время приема послов и посланников в султанском дворце большое значение придавалось традиции подношения подарков.

Самым дорогим и почетным подарком, который мог получить посланник, был конь. Традиционными подарками иностранным эмиссарам были «почетные одеяния», а обряд облачения в них был важным элементом османского протокола во время церемоний приема иностранных дипломатов у султана и великого визиря: «при аудиенциях дается всем послам и посланникам соболья шуба, равно как султан делает и со своими чиновниками в знак чести, милости или произведения в чин»³¹.

Под словом «хилят» подразумевалось несколько видов верхней одежды, преподносимой в зависимости от статуса и ранга дипломатического представителя. На первом месте по ценности и стоимости были два вида хилятов: хасс-уль-хасс - шился из дорогих тканей: парчи или сукна, подбивался мехом соболя или рыси, и ферве, или фередже, - шился из шерстяных тканей (камлота или стамеда), подбивался мехом горностая. На втором месте по стоимости и значимости был кереке - просторное легкое одеяние из бархата, расшитое шелком, без меховой подкладки. На третьем месте были серазер, сшитый из разноцветной парчи, расшитой золотыми и серебряными нитями, и кафтан в форме мантии, сшитый из обычной ткани.

Например, после приема у великого визиря на сына посланника А.С.Стахиева, трижды побывавшего с отцом на аудиенциях, два раза была надета «горностаевая шуба с камлотовою желтого цвета покрышкою»³² и один раз - «кереке»³³, а на генерального консула С.Л.Лашкарева, сопровождавшего посланника Я.И.Булгакова, после аудиенции у великого визиря была надета «горностаевая шуба, покрытая ангорским стамедом»³⁴.

После церемониального визита российских посланников к великому визирю и перед аудиенцией у султана их свите раздавали от 20 до 30 кафтанов, в то время как свите российских послов выдавали по 100 кафтанов.

Таблица 4

Шубы, подаренные российским дипломатам после первого приема
у великого визиря и перед первой аудиенцией у султана

После первого церемониального визита к великому визирю в
1775 году на российского посла, князя Н.В.Репнина, прибывшего по случаю подписания Кючук-Кайнарджийского договора, и в 1793 году на российского посла, князя М.И.Голенищева-Кутузова, прибывшего по случаю заключения Ясского договора, на их приближенных были надеты «шубы лапчатые собольи, покрытые сукном и опушенные пластинчатым собольим мехом», на кавалеров посольства - «горностаевые шубы», а всем остальным членам посольской делегации было роздано 100 кафтанов³⁵.

По сведениям князя Н.В.Репнина, при аудиенции российского посла, графа А.И.Румянцева (1740-1741 гг.), приехавшего по случаю заключения Белградского мирного договора, ему была подарена «соболья обыкновенная шуба», а его свите - «горностаевые фередже», однако соболья шуба, покрытая парчой, была подарена не только графу Румянцеву как чрезвычайному послу, «таковые парчевые шубы даваемы были… в то же самое время и ординарным послам французским маркизу де Вилльневу и графу Кастелану»³⁶.

В XVIII веке цены на шубы в Стамбуле были следующими: особый хилят стоил 3 тыс. акче, кераке - 25 акче, обычный хилят - 5 акче. Неудивительно, что в 1790 году посланник Королевства Обеих Сицилий³⁷, пропустивший аудиенцию у султана по причине старости и болезни, попросил, чтобы «почетные одежды» были присланы к нему на резиденцию³⁸, а посланник Испанского Королевства Болини в 1784 году пришел на прием к падишаху с двумя сыновьями и студентом, представлявшим третьего его больного сына, «дабы не лишиться шубы»³⁹.

Дипломатам дарили разные по качеству и цене шубы в зависимости от представляемого ими государства. Посланники политически слабых государств получали не столь дорогие «почетные одежды». По словам А.С.Стахиева, после аудиенции у великого визиря на грузинского посланника была надета песцовая шуба, на его свиту - кафтаны, а на армянского посланника - корсачья шуба, на его свиту - «суконные биниши»⁴⁰.

Встречались исключения из правил. По сведениям Я.И.Булгакова, после визита к великому визирю на валашского господаря был надет «серазер, или кафтан из золотой и серебряной парчи, подбитой собольим мехом», а на рагузийских эмиссаров - «кафтаны, протканные золотом, ценою 4 червонных, каковые до времени султана Мустафы давали послам»⁴¹.

Российский посланник Я.И.Булгаков привел данные о качестве и стоимости шуб, отметив, что во время аудиенции у султана в 1781 году ему были подарены «шубы хорошие и стоящие тысячи по полторы, а не такие, каковые другим даются и за кои платят из казны только по 350 пиастров… иностранным послам и интернунциям дается одна шуба без кераке и несколько кафтанов»⁴².

Следует отметить, что в отличие от большинства европейских дипломатов российские послы и посланники не только упоминали факт преподнесения им в подарок дорогостоящих и качественных «шуб почета», но и зачастую представляли красочные описания подаренных облачений.

Подводя итоги, следует отметить, что церемониал приема русских послов и посланников высшими османскими сановниками был сопряжен с множеством условностей и формальностей, знание и понимание которых помогали дипломатам адекватно реагировать и правильно ориентироваться в незнакомой для них обстановке.

Анализ дипломатических документов также свидетельствует о том, что в конце XVIII века, после побед русской армии над османскими войсками и подписания Кючук-Кайнарджийского и Ясского мирных договоров, Порта была вынуждена признать военное превосходство России над собой, что нашло свое непосредственное отражение в том, как предусмотрительно, «радушно» и «гостеприимно» османские сановники стали принимать русских послов и посланников, несмотря на то, что османский церемониал приема иностранных дипломатов все еще сохранял консервативный характер.

 ¹Репнин Н.В. АВПРИ. Ф. Сношения России с Турцией (Ф. 89). Оп. 89/8, 1775. Д. 446.
Л. 32-42; 1775. Д. 445. Л. 23-30, 34-37; 1776. Д. 462. Л. 69-71.

 ²Стахиев А.С. АВПРИ. Ф. 89. Оп. 89/8, 1776. Д. 472. Л. 7-13 об.; 1777. Д. 494, 41-42; 1779. Д. 537. Л. 89-96 об.; 1779. Д. 534. Л. 137-137 об.; 1781. Д. 578. Л. 78-79 об.

 ³Булгаков Я.И. АВПРИ. Ф. 89. Оп. 89/8, 1781. Д. 587. Л. 64-67, 68-71.

 ⁴Голенищев-Кутузов М.И. АВПРИ. Ф. 89. Оп. 89/8, 1793. Д. 777. Л. 164 об., 172, 281-285.

 ⁵Кочубей В.П. АВПРИ. Ф. 89. Оп. 89/8, 1794. Д. 784. Л. 5-8, 9-11 об.; 1794. Д. 792. Л. 14-18, 19-22 об.; 1797. Д. 850. Л. 3-8 об.

 ⁶Томара В.С. АВПРИ. Ф. 89. Оп. 89/8, 1798. Д. 871. Л. 23-24 об.; 1798. Д. 871. Л. 25-26 об.; АВПРИ. Ф. Канцелярия (Ф. 133). Оп. 468, 1801. Д. 2218. Т. II. Л. 9-14 об.

 ⁷Verninac R. АВПРИ. Ф. 89. Оп. 89/8, 1795. Д. 812. Л. 49-50 об.; 1796. Д. 830. Л. 21-28.

 ⁸ A. du Bayet. АВПРИ. Ф. 89. Оп. 89/8, 1797. Д. 846. Л. 65-70.

 ⁹Гарсони. АВПРИ. Ф. 89. Оп. 89/8, 1781. Д. 589. Л. 7-8 об.; 1781. Д. 590. Л. 27-28.

¹⁰Болини. АВПРИ. Ф. 89. Оп. 89/8, 1783. Д. 617. Л. 91-92 об.; Д. 641, 1784. Л. 11-13.

¹¹Karateke H.T. (ed.). Reception of Envoys // An Ottoman Protocol Register. Istanbul, 2007. P. 6-7.

¹²Репнин Н.В. Указ. соч. 1775. Л. 39 об.

¹³Голенищев-Кутузов М.И. Указ. соч. 1793. Л. 169 об.

¹⁴Bon O. Of the Audience and Entertainment given to Ambassadors // The Sultan’s Seraglio.
An Intimate Portrait of Life at the Ottoman Court. L., 1996. P. 41-44.

¹⁵Репнин Н.В. Указ. соч. 1775. Л. 39 об.-40.

¹⁶Голенищев-Кутузов М.И. Указ. соч. 1793. Л. 169 об.-170.

¹⁷Репнин Н.В. Указ. соч. 1775. Л. 32 об., Голенищев-Кутузов М.И. Указ соч. 1793. Л. 164 об.

¹⁸Стахиев А.С. Указ. соч. 1779. Л. 94.

¹⁹Bayerle G. Pashas, Begs and Effendis // A Historical Dictionary of Titles and Terms in the Ottoman Empire. Istanbul, 1997. P. 6.

²⁰Гарсони. Указ. соч. 1781. Л. 8 об.

²¹Булгаков Я.И. Указ. соч. 1784. Л. 5; 1785. Л. 33 об.

²²Репнин Н.В. Указ. соч. 1775. Л. 34 об.; Голенищев-Кутузов М.И. Указ. соч. 1793. Л. 166-166 об.

²³Там же. Л. 38 об; Там же. Л. 169.

²⁴Стахиев А.С. Указ. соч. 1781. Л. 9.

²⁵Булгаков Я.И. Указ. соч. 1783. Л. 44-44 об.

²⁶Ulker M.B. (ed.). Receiving Ambassadors in the Audience Chamber // Topkapi Palace Museum. Istanbul, 2009. P. 36-37.

²⁷Булгаков Я.И. Указ. соч. 1783. Л. 44 об.-45.

²⁸Стахиев А.С. Указ. соч. 1776. Л. 9 об.; Стахиев А.С. Указ. соч. 1779. 92 об.; Булгаков Я.И. Указ. соч. 1781. Л. 67.

²⁹Topkapi Palace Museum. P. 26-27, 116.

³⁰Стахиев А.С. Указ. соч. 1776. Л. 28-31 об.

³¹Репнин Н.В. Указ. соч. 1775. Л. 20 об.

³²Стахиев А.С. Указ. соч. 1776. Л. 9 об.; Стахиев А.С. Указ. соч. 1779. Л. 94 об.

³³Там же. 1781. Л. 79.

³⁴Булгаков Я.И. Указ. соч. 1781. Л. 67.

³⁵Репнин Н.В. Указ. соч. 1775. Л. 36-36 об; Голенищев-Кутузов М.И. Указ. соч. 1793. Л. 167 об.

³⁶Там же. Л. 20 об., 24 об.

³⁷Королевство Обеих Сицилий (Неаполитанское королевство и Сицилийское королевство).

³⁸An Ottoman Protocol Register. P. 31, 149.

³⁹Болини. Указ. соч. 1784. Л. 12 об.

⁴⁰Стахиев А.С. Указ. соч. 1776. Л. 28-31 об.

⁴¹Булгаков Я.И. Указ. соч. 1783. Л. 44 об.-45.

⁴²Там же. 1781. Л. 26-27 об.