СЕЙЧАС НЕ СТОИТ НАДЕЯТЬСЯ установить окончательный диагноз системного кризиса мировых экономических отношений. Однако существует ряд сюжетов, которые отражают сущностные моменты кризиса, давая возможность заглянуть дальше, чем позволяет известный из публицистики набор идей.
Прежде всего, речь идет о системе финансирования, обеспеченной активами с переменной стоимостью. Эта инновация, весьма далекая от всяких идей консервативности финансовой деятельности, была предложена и широко растиражирована коммерческими банками. Базельские стандарты* (*Базельские стандарты - международные принципы корпоративного управления в банках, были разработаны Базельским комитетом по надзору за банками и основаны на статистических системах оценок банковских рисков. Соглашение "Базель-1", принятое в 1988 г., поддерживают более 100 стран мира.) формирования резервов под операции с капитальными активами отдавали права по регулированию финансовых потоков на усмотрение сертифицированных системообразующих банков, костяк которых составляли крупнейшие игроки, представляющие англосаксонскую финансовую систему.
Передача денег и иных ликвидных активов при этом происходила под гарантии капитальных активов с переменной стоимостью, риски по которым определялись в закрытом режиме частными коммерческими банками. Это означает, что международный оборот финансовых активов фактически приватизировался, а сделки с ними попадали в гражданский оборот. Следует заметить, что большую часть второй половины ХХ века основные международные потоки финансов определяли государственные кредиты и инвестиции. Так что революция имела место не только в финансовых технологиях, но и в правовом режиме этих сделок.
Эти новации, надо подчеркнуть, исторически совпали с таким явлением, как массовая приватизация активов в самых разных регионах мировой экономики, которые попадали в хозяйственный оборот по сильно заниженным ценам. Идеологией этих программ была политическая доктрина вытеснения государства из экономики, а вовсе не повышение эффективности использования приватизируемых активов. Таким образом, инвестиции в высвобождаемые активы были инвестициями в переоформление прав собственности и в арбитражные сделки (сделки по перекупке активов), а вовсе не в создание новой стоимости активов. Обстоятельство, которое нельзя игнорировать, если мы хотим увидеть логику развития отношений финансового и реального сектора в последние 15-17 лет, понять истоки нынешнего системного кризиса.
Хорошо известно, что в 1990-х годах финансовый рынок рос темпами в разы превышающими рост мировой торговли, а всякого рода финансовые обязательства долгового характера росли и того быстрее. Никакие темпы производства и роста ВВП не коррелировали с финансовыми операциями, поскольку торговались не произведенные товары и услуги, а капитальные активы, формирующие базу долгосрочных ожиданий в мировой экономике. Единственным механизмом зарабатывания в этих условиях была не прибыль от текущего производства, а ликвидация сбережений - раскрытие всех и всяческих механизмов консервативного управления социальными фондами и пенсионными сбережениями.
Таким образом, принципиально фальшивым является поиск виноватых среди финансовых спекулянтов, особенно пресловутых операторов сделок с перепродажей фондовых активов за счет привлеченных денежных средств, когда короткие дешевые деньги на ночь брались в Японии, а в течении торгового дня в Европе использовались для игры на бирже во Франкфурте или в Лондоне, или, например, среди хеджевых компаний*( *Хеджевые компании (фонды) представляют собой частные инвестиционные пулы, основная задача которых - получение максимальной прибыли, в том числе за счет использования рискованных спекулятивных инвестиционных стратегий, и действуют они вне жестких регуляторных рамок.), которые сверхрискованные сделки превращали в сверхнадежные, дробя и распродавая риски среди наименее квалифицированной части инвесторов. Всем этим игрокам создали условия для спекуляций, вытряхнув денежные средства с банковских депозитов рядовых граждан, пенсионных фондов и фондов страховых компаний, с главной целью - форсировать накачку экономики ликвидностью ("живыми деньгами") для участия в сделках с массой недооцененных капитальных активов по всему миру. Задача была поставлена политиками. Политики и "системообразующий бизнес" и несут ответственность за последствия этой стратегии.
Фундаментально новая модель международных экономических отношений складывалась как проявление совершенно нового феномена - "глобального рынка капитальных активов". Одна из причин возникновения этого феномена - выброс на открытый рынок гигантских активов из реального сектора в странах Азии, Южной Америки и, конечно же, в собственно республиках СССР и в странах бывшего соцлагеря, где в кратчайший срок были проведены полномасштабные приватизационные программы.
И ВПЛОТЬ ДО 1997-1998 ГОДОВ официальная политика МВФ, которую последовательно проводил Стэнли Фишер, состояла в замещении слабых национальных валют американским долларом. Доллар США втягивался во внутрихозяйственный оборот на внешних площадках, где иногда менее чем за год неторгуемые активы формировали новые фондовые рынки, что связывало поступающие денежные средства. Здесь торговались и промышленные активы, и сырье, и земля и т.д.
Чтобы работать с такими активами, нужна была специально подготовленная финансовая система, и такой системы к 1991-1993 годам еще не было, ее приходилось создавать по ходу. И разумеется, дело не ограничивалось экономическими мотивами. Топ-менеджмент МВФ, олицетворявший на тот момент "вашингтонский консенсус", руководствовался интересами главного акционера - США. Задача состояла в том, чтобы раз и навсегда сломать хребет военно-политической машине СССР. Все выносится на рынок, все продается, все покупается - разваливаются кооперационные цепочки, уезжают ученые и т.д. и т.п.
Мир получил в начале 1990-х годов проект - проект большой, с мощной политической и идеологической поддержкой, опирающийся прежде всего на стратегию безопасности западного мира, который должен был втянуть в интернационализированный хозяйственный оборот новый класс активов.
Как появилась эта возможность и каким образом она была реализована, тоже следует рассмотреть отдельно. К 1987-1988 годам "эффект Плазы"* (*"Соглашение Плазы" (1985 г., происходит от названия отеля, где оно было подписано) должно было остановить сокрушительный рост курса доллара, возникший в результате перехода США к политике, основанной на принципах монетаризма. В результате действия соглашения курс доллара упал по отношению к японской иене наполовину.) - соглашения с Японией о поддержке американского долга и доллара США - был отыгран. Перспектива нового долга вызвала естественный интерес к поиску новых активов. Кроме того, интернационализация внутреннего долга, перевод денег институциональных инвесторов в рискованные операции, работающий печатный станок и т.д. позволили США выбросить на рынок массу свободной ликвидности. Эти действия, собственно говоря, и обеспечили начальный капитал для запуска указанной схемы.
В схеме была очень соблазнительная идея: поскольку политические пространства, где происходила массовая приватизация, оказываются в кризисном положении, близком к несостоятельности целых государств, то можно контролировать действия должника, влиять на его внутреннюю политику. И в случае успеха в политике "стабилизации" собственность быстро увеличивает стоимость и у нее появляются хозяева, тесно связанные с внешними игроками. Фактически приватизация ведет к денационализации активов, а это означает, что у кредитора на балансе появляются новые активы с быстро растущей стоимостью. Если на такие активы формируется спрос на внешних рынках, то совокупная ликвидность рынка также быстро растет, еще больше увеличивая стоимость активов.
Применительно к России оценить приращение этой стоимости можно на примере "Газпрома", рыночная оценка которого в 2000 году не превышала 14 млрд. долларов, а через семь лет превысила 300 млрд. долларов. Если бы контрольный пакет в "Газпроме" получили американцы, то соответствующие выигрыши стали бы весомой платой за все предыдущие хлопоты по формированию рыночной экономики в Российской Федерации. Коротко можно сказать, что отдача на вложения в глобализаторский проект с капитальными активами и в сырьевом, и производственном секторах экономики для организаторов составляла бы многие сотни процентов. Легко представить, сколько можно было нафантазировать и набрать долгов в ожидании столь значительных доходов.
Нельзя себе представить, чтобы эти соображения были неизвестны в Нью-Йорке или Лондоне. В меньших масштабах такие проекты прежде осуществлялись в различных странах и с не меньшим успехом.
ИДЕЯ "БОЛЬШОГО ПРОЕКТА" состояла в том, что англо-саксонская экономика, привыкшая жить в долг, сможет продолжать увеличивать долги при условии, что у нее будет гарантированный доступ к недооцененным стратегическим активам за рубежом. Активам, которые никто эффективно контролировать, кроме США и их союзников, не сможет. Когда последние очаги сопротивления этой политике в новых рыночных экономиках угаснут, экономическая эффективность глобального проекта будет гарантирована.
Хорошо известно, что после 2001 года эта логика окончательно надломилась и мир наблюдал стремительный закат институтов и политической практики в духе "вашингтонского консенсуса". С одной стороны, продолжился стремительный рост капитализации фондовых рынков в новых экономиках, что даже позволило сформировать идею новых стран - лидеров БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай), с другой стороны, почти все ввели ограничения на доступ к своим стратегическим активам для долларовых инвесторов. Поэтому экс-глава Федеральной резервной системы США (ФРС) Алан Гринспен, после того как в 2001 году перегорел рынок "доткомов", объявленный ранее чудом "новой экономики", был прав, указывая, что будущее американской финансовой системы зависит от доступа не только к свободным денежным резервам за границей, а прежде всего к стратегическим активам, цена которых в эпоху глобализации растет особенно стремительно.
Нет ничего удивительного в том, что, имея сокращающееся пространство доступных внешних активов, США вынужденно пошли на два крайне сомнительных решения, связанных с поиском замены: развертывание рынка ипотеки в США и иракскую компанию, обещавшую перехват в пользу США не менее 10% нефтяных запасов мира. Как ни прискорбно, но такое решение мало чем отличается от решений по развитию ипотеки в России, поскольку сознательно был раздут "пузырь" на рынке жилья и земли под предлогом связывания избыточной денежной массы и борьбы с "голландской болезнью".
Но и к концу 2007 года, когда кризисные явления на финансовых рынках стали очевидны, оказалось, что в долговой политике США мало что изменилось. Очередные поленца, брошенные в топку потребительства, сгорели, но никакого запаса не осталось, а привычка потреблять, ничего не сберегая, сохранилась.
Сценарии развития мировой экономики сместились в "красную зону". Главной темой стала идея отобрать у Китая "незаслуженно накопленные" ими валютные резервы и иные сбережения, чтобы ликвидировать проблему "двойного дефицита", что фактически стало официальной доктриной с приходом нового главы ФРС Бена Бернанке. К ней в 2007 году добавилась идея, по сути дела, запрета стратегических инвестиций "государственных инвестфондов" в активы США и в целом в экономику Запада, от которой, впрочем, быстро отказались. В итоге к началу 2009 года западные страны на фоне растущих опасений за судьбу доллара вынудили тех, кто располагал сколько-нибудь значительными свободными резервами, инвестировать их в долгосрочные капитальные проекты.
Свободная ликвидность, которую накопили новые развивающиеся экономики (прежде всего БРИК), не пойдет ни на выкуп американских долгов, ни на приобретение значительных активов в странах золотого миллиарда. Она отчасти сгорит в манипуляциях с обменным курсом, отчасти будет инвестирована в страны периферии (например, в Африку), а отчасти уйдет на расширение внутренних рынков. При этом стоит подчеркнуть, что норма сбережения у развивающихся стран остается очень высокой и останется на таком уровне, даже если для размещения временно свободных средств не будет долгового рынка в США и Европе. Мораль такова: не сумев привлечь внешних сбережений, не научившись сберегать достаточно из внутренних источников доходов, англо-саксонская система теряет стартовые преимущества в наступающем цикле модернизации и, как результат, переходит от продвижения стратегии собственного роста к политике торможения роста своих конкурентов.
Задача в этой связи: списывать собственные долги и снижать бремя обслуживания долга - выкупать их некому, придется долговое бремя пережигать. Так называемая "двойная проблема" США (очищать балансы коммерческих банков и продавать госдолг) на самом деле одна единственная: понять, кто из внешних кредиторов купит госдолг США? Но это только краткосрочная задача.
Что должно последовать за расчисткой площадки? То, что мы слышим сегодня - мосты, дороги, пожарники и учителя, это, скорее, продолжение антикризисной, а не ростовой политики. Дело в том, что эти меры, хотя и формируют спрос, но сами не порождают доходов. Между тем США надо определиться, за счет чего у них появятся долгосрочные источники доходов? Задел действительно имеется. Море патентов, эффективная инновационная система и еще много чего, что в состоянии направить в национальную и мировую экономики новую высокотехнологичную продукцию и услуги. Несмотря на кризис, транзакционный сектор в США дееспособен, и лучше, чем у кого бы то ни было, другое дело, что он кардинально недогружен. Освоить он может практически любые объемы инвестиций, если США решатся "сделать торгуемыми" те активы, которые они накопили в области высоких технологий за последние десятилетия.
Вопрос, правда, в том, кто сможет проинвестировать запуск новой программы индустриализации США после нынешних антикризисных мер? Не имея внешнего источника сбережений, которые США могли бы превратить в инвестиции в собственные активы, они, при всех своих заделах будут не в состоянии перейти к реструктуризации и росту. Здесь следует более внимательно отнестись к идее США о скоординированной накачке мировой экономики деньгами путем их эмиссии. При всей неоднозначности этого хода он, пожалуй, единственный, который обращен к решению задачи поддержания достаточной ликвидности для запуска масштабных модернизационных проектов и в их рамках к новой рекапитализации региональных и глобальных фондовых площадок.
ВАЖНО, ЧТО СЕЙЧАС, пока дискуссия идет не на языке количественных показателей, а на уровне моральных инвектив и идеологических дискуссий о "новом капитализме", реальный масштаб ответственности участников международных экономических отношений остается непроясненным. Имеющиеся цифры говорят, что в этом году надо изыскать не менее 2 трлн. долларов в дополнение к уже потраченному 1 триллиону, чтобы нейтрализовать "токсичных активов" на 3 трлн. долларов, создающих основное давление на финансовую ситуацию. Если вспомнить, что наличный доллар соотносится с номиналом производных бумаг как 1 к 100, то мы увидим, что речь идет о решении, соразмерном с оценкой рынка деривативов, равной примерно 350 трлн. долларов. Так что, грубо говоря, эти деньги - цена закрытия предшествовавшего проекта финансовой глобализации.