История с принудительной посадкой самолета боливийского президента Моралеса, вылетевшего из Москвы и вынужденного совершить посадку в Вене из-за подозрений, что на его борту находится беглый шпион Сноуден – после запрета на пролет над своей территорией, объявленного Францией, Италией, Испанией и Португалией – заслуживает более трезвого, а главное, более взвешенного анализа, чем, тот, который давали до сих пор основные западные СМИ.
Они либо считали случившееся не заслуживающим особого внимания, либо делали основной акцент на последствия и гневную реакцию, которые это событие вызвало в Латинской Америке. Никаких деталей относительно дипломатического скандала как такового, одного из самых серьезных и громких за последние годы, мы так и не узнали.
Одного этого обстоятельства было вполне достаточно, чтобы заинтересовать международных обозревателей. Однако же новость практически не получила никакого отражения ни в одном комментарии.
Если бы одним из главных действующих лиц в этой истории выступала Россия, готов поспорить, эта новость с заголовками на первой странице не сходила бы с первых страниц крупнейших СМИ несколько недель, а то и месяцев.
Совершенно очевидно, что неловкое молчание по поводу случившегося объясняется тем, как некстати оно произошло. То есть ровно в тот момент, когда именно благодаря Сноудену мы доподлинно узнали, что США систематически, на продолжении десятилетий, следили за своими западными союзниками. Реакция европейского руководства на эту новость – вполне сенсационную, не потому, что у них не возникало подозрений в такой слежке, а потому, что сейчас предоставлены неопровержимые доказательства этого, - была противоречивой и невнятной; никто так толком и не объяснил, что же все-таки произошло и не оправдался в первую очередь в глазах собственного общественного мнения.
Того самого мнения, которому годами внушали приоритетную идею суверенитета и национальной безопасности.
В былые времена в развитых западных странах при полной поддержке СМИ, в том числе авторитетных англоязычных СМИ, культивировалась классическая схема мироустройства, когда нити каждого раскрытого здесь случая шпионажа так или иначе тянулись к России, извечному противнику на разведывательном фронте.
Представление о том, что Россия была и остается родиной разведчиков – всех вообще и особенно «шпионов» – на редкость живуче.
Это подтверждается и тем, что большинство ярлыков, наклеиваемых на Москву в последние годы, так или иначе связаны с тем, что нынешний российский президент – выходец из спецслужб.
Так вот, в результате разоблачений Сноудена западные демократии – уже второй раз, спустя всего несколько месяцев после разоблачений Викиликс, вынуждены вновь искать оправдания своим действиям, в которых не прослеживаются ни гласность, ни соблюдение норм международного права.
Попросту говоря, ими открыто попираются базовые принципы либерально-демократического государства, те главные начала, которые десятками лет подавались как отличающие их политическую систему от других, предаваемых позору как менее демократические, что в первую очередь касалось Российского оппонента.
Прецеденты со Сноуденом и Викиликс как-то сразу выхолостили всякую риторику о том, что есть «мы» и «они», согласно которой «наши» всегда и всюду если и шпионят, то исключительно в качестве мер контрразведки против козней злобного врага.
Угрозы силой проникнуть в лондонское посольство суверенного государства, каковым является Эквадор, или фактический угон самолета Моралеса - суть вопиющие эксцессы, грубейшие нарушения, подрывающие кредит доверия к либерально-демократическим режимам; причем допускают их те, кто до сих пор представал опекуном самой сути прикладной представительной демократии.
Все эти неувязки застали западных граждан врасплох и даже поставили их в тупик. Да и пришлись они на период, когда кризис легитимности западных демократий усугубляется продолжающимся экономическим кризисом.
Поэтому самое простое решение в подобном случае - просто не касаться этих вопросов или давать о них самую скудную информацию до тех пор, пока публика, следящая за событиями в режиме «новостной выпуск каждые четверть часа», о них попросту не забудет.
То, что в самих этих «забывчивых» СМИ такие события находят меньше отражения, чем более скромная по размаху история Пусси-Райот (где, к слову сказать, незаконность действий со стороны государства менее очевидна и в любом случае имеет спорный характер), лишний раз доказывает, что в замешательстве Запад судорожно цепляется за старые схемы, загоняя себя в западню огульной критики.
На самом деле, куда серьезнее отрицать экстратерриториальность статуса посольства иностранного государства (да еще устами министра иностранных дел страны, считающейся колыбелью современного парламентаризма), а также неприкосновенность президентского воздушного судна.
Все эти действия настолько далеки от культуры правового государства, что им попросту нет оправдания. Как тут не вспомнить вульгарную эпоху превентивной дипломатии и односторонних гуманитарных интервенций Буша/Чейни, когда стратегию вооруженной интервенции хотя бы пытались прикрыть словесной эквилибристикой.
На всякий довод, что функция разведки в наше время является неотъемлемой частью современного государства, секретной по определению, а все иные права здесь вторичны, в том числе право на информацию, можно ответить, что она становится таковой, если данный постулат декларировать изначально. Подозрения, если не сказать уверенность в обратном возникают тогда, когда эти доводы приводятся постфактум, после того, как достоянием гласности становятся «неудобные» события, вдруг входящие в противоречие со всем сводом привычной риторики и превращающие ее в набор условностей.
Несостоятельные попытки укрыться от лавины разоблачений наносят куда больший имиджевый ущерб, чем сами разоблачения. Запускается порочный круг, где преследование Ассанжа и Сноудена с еще большей очевидностью изобличает методы, находящиеся на грани или за гранью правового государства по сравнению с обнародованной информацией.
Эту позицию следует признать лицемерной с государственной точки зрения. Она не красит образ последовательной демократии и чревата появлением у граждан сомнений относительно правомерности государства. «Их» государства.
Намного проще тем государствам, которые никогда и не отрицали ни роль, ни уместность разведывательной деятельности, пусть даже по отношению к странам, считающихся дружественными.
Другими словами, никто не расстроится, если узнает, что Москва ведет разведку на территории стран, выступающих ее союзниками.
И, наконец, еще более опасна аргументация, используемая сейчас на Западе, со ссылкой на исключительность момента, что оправдывает приостановку и даже отмену некоторых правовых норм.
Здесь прослеживаются явные параллели с банковским кризисом на Кипре, когда сотни тысяч россиян, представителей зарождающегося среднего класса, поместившие капитал в безопасное место с «нестабильной» родины, вдруг выяснили, что значительная часть их капиталов конфискована тем самым Европейским Союзом. Выходит, одна рука направляет значительные ресурсы на развитие и укрепление демократии в странах с режимами переходного типа (в том числе и в Россию), другая же отвергает одно из фундаментальных прав современной демократии, а именно право на собственность.
В случае с отъемом капитала на Кипре тоже оправдывались чрезвычайной ситуацией. Уместно напомнить, что в отличие от той же России, где в 1917 году произошла настоящая революция, все авторитарные режимы минувшего века в Европе приходили к власти вполне мирным путем с соблюдением всех конституционных процедур, которые никто не отменял и не извращал; их попросту приостанавливали в связи с чрезвычайностью текущего момента.
Избыток чрезвычайности рискует привести западные политические системы к сползанию в те самые «плохие» парадигмы, которые они сами решительно осуждали у своих соседей; первая из них – приостановка права на информацию и распространение критического мнения.
Быть может, в этом и заключается причина, по которой нам скорее расскажут о трех девушках, арестованных за исполнение песни в московском храме, нежели о перипетиях президентского самолета с президентом на борту, который совершил принудительную посадку в Вене для досмотра в течение 14 часов.
Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.
Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs