Поляки и западнорусизм

XIX век, по праву, считается периодом расцвета западнорусской идеологии, отстаивавшей мнение о принадлежности белорусов и малороссов к единому русскому народу – явления, безусловно, интересного и недостаточно изученного историками и политологами. Своим появлением западнорусизм обязан непростым культурно-политическим процессам, имевшим место на польско-русском цивилизационном порубежье.

Первые истоки западнорусизма следует искать в истории упорного сопротивления населения Западной Руси (т.е. современных Западной Украины и Белоруссии) процессам полонизации, которые были неизбежностью, учитывая, что Западная Русь находилась под властью польской короны не одно столетие. Западнорусское движение той поры имело стихийный характер, и не нуждалось в научных обоснованиях принадлежности западнорусского населения к Русскому миру, поскольку память об этом была живой памятью.

Ситуация изменилась ближе к веку XVII, когда западнорусская аристократия и духовенство, под натиском полонизации, принимало польскую национальную идентичность, о чём свидетельствует эмоциональное произведение архиепископа Полоцкого Мелетия Смотрицкого «Фринос» (1610 г.), в котором он оплакивает участь многих благородных западнорусских фамилий, отпавших от Православия. Уже к XVIII – XIX вв. всё явственней ощущался отрыв западнорусского населения от общерусского древа. Привязать отломленную ветвь к родному стволу – таковой видели свою задачу западнорусисты XVIII-XIX столетий, причём по научно-обоснованным мотивам. Поэтому их интеллектуальное наследие включает в себя множество весьма глубоких работ по лингвистике, богословию, этнографии, национальной литературе и политической мысли.

Западнорусская мысль ковалась в условиях бескомпромиссного противостояния польско-католического и русско-православного культурного типа. Польше нужны были либо поляки, либо белорусы, как оторванный от остальной Руси народ. Руси же нужны были западнорусы в исконном, историческом понимании этого слова, т.е. как западная часть Русского мира, связанная с остальной Русью психологически, культурно, экономически и политически. Тем более удивительным кажется факт, что в среде польской католической интеллигенции Западной Руси существовала прослойка людей, искавшая более компромисса, чем вражды.

При этом свои взгляды они излагали, как поляки, не испытывая размытости национальных начал в силу долгого проживания в русско-православном окружении. Речь идёт о политическом восприятии западнорусизма, как идеологии государства, в составе которого оказалась немалая часть польского населения (Российская империя). Такая трактовка подразумевала верность религиозно-национальным традициям польского народа с одновременной лояльностью к истории Западной Руси, как неотъемлемой части общерусской истории (1).

Одним из наиболее известных представителей западнорусской мысли, общерусской по политическому смыслу, но традиционно нерусской (т.е. католической) по смыслу религиозному, можно считать первого католического архиепископа Могилёвского, впоследствии – члена Российской академии, Станислава Богуша-Сестренцевича (1731-1826). Его перу принадлежит одна из первых «Историй Западной Руси». С. Богуш-Сестренцевич отождествлял понятия «Западная Россия» и «Западная Русь», и пытался ослабить контроль Ватикана над католической церковью в Российской империи, историю которой рассматривал как единое целое. Согласно ему, цельность России (Руси) была разорвана в ходе ожесточённых феодальных войн, когда более сильной на тот момент Литве удалось поглотить значительную часть исконно русских земель.  Восстановление цельности общерусского государства, следовательно, предполагает воссоединение Западной Руси (Белоруссии) с остальной Русью (Великороссией).

Похожих взглядов придерживался польский этнограф и археолог Зориан Доленга-Ходаковский (настоящее имя Адам Чарноцкий). Не видя перспектив для возрождения Речи Посполитой, З. Доленга-Ходаковский воспринимает Россию, как свою родину. Не отрицая своё польское происхождение, З. Доленга – Ходаковский (1784-1825) вызывал нарекания со стороны польских патриотов, обвинявших его в отсутствии польского патриотизма. Причиной послужили его заявления, что на востоке сохранилось гораздо больше памятников славянства дохристианских времён, по причине отсутствия на этих землях католического гнёта, чем в ареале расселения западных славян.  Западнорусисты, тяготея к идее общерусского единства, высоко ценили литературные древнерусские памятники, как образчики общерусской истории, уходящей корнями вглубь веков. З. Доленга-Ходаковский посвятил свою жизнь собиранию, изучению и научному толкованию памятников славянской старины, прежде всего русской, обосновывая их правопреемственность с современными ему устными народными преданиями и историей России. Такая позиция не соответствовала базовым понятиям польского патриотизма, поскольку противоречила основным постулатам польской исторической науки (Западная Русь – это польская земля).

Ещё один исследователь польского происхождения, Юзеф Ярошевич, униатский священник, утверждал, что  западнорусское влияние проникло в политическую и культурную жизнь Литвы и восточной Польши гораздо глубже, чем принято считать в польской историографии. Трактовка Ю. Ярошевича истории литовцев и западнорусского населения совпадает с мнением современного литовского академика Зигмаса Зинкявичюса о том, что крещение Литвы в католичество было уже повторным крещением [2]. Ю. Ярошевич подчёркивал, что возвращение русского языка во все сферы Западной Руси было бы возвращением этого региона к своим корням и давним интеллектуальным традициям.

Историю Белоруссии сквозь призму восточнославянских влияний рассматривал польский учёный Игнацы Кулаковский (1800-1860). По его мнению, причастность балтского (литовского) элемента к формированию культуры и государственных традиций Великого княжества Литовского было минимальным. По крайней мере, оно несравнимо по масштабу с влиянием русским. Славяно-русские племена, согласно И. Кулаковскому, издревле играли более важную роль в регионе, чем балтские. И. Кулаковский негативно оценивал воздействие польской культуры на культуру западнорусскую, усматривая в ней отчётливые элементы того, что в более поздние времена учёные определяют понятием аккультурации – приспособлением культурно угнетаемой части населения к новой культуре высшего иерархического порядка (в случае Великого княжества Литовского это – культура польская). По мнению И. Кулаковского, деполонизация и возвращения былого величия славяно-русским культурно-политическим элементам в жизни края пойдут во благо.

Как и западнорусисты, И. Кулаковский утверждал, что слияние Литвы с Польшей привело к искоренению местной богатой и глубокой славяно-русской культуры, включавшей в себя и самобытные балтские элементы. У И. Кулаковского Западную Русь населяют в качестве коренного населения не поляки, как у многих польских историков, а славяно-русы. Следовательно, если кто и имеет право на Западную Русь, так это её единокровная сестра Россия, к которой обращались симпатии белорусского народа в те времена, когда творил И. Кулаковский.

В одном ряду с И. Кулаковским следует упомянуть польского шляхтича Осипа Сеньковского (1800-1858), который также придерживался версии о превалировании славяно-русского элемента над балтским в истории Великого княжества Литовского. Это тем более удивительно, что О. Сеньковский был учеником Иоахима Лелевеля, известного деятеля польского национального подполья и сторонника возрождения Речи Посполитой, что выражалось в его подходе к изучению истории Польши и её соседей [3]. В отличие от своего учителя, О. Сеньковский видел в прошлом две Руси – Русь Литовскую, т.е. языческую, и Русь христианскую, монгольскую, т.е. порабощённую татаро-монголами.  Под Русью Литовской О. Сеньковский подразумевал земли бывшего Великого княжества Литовского, в т.ч. Западную Русь. Разделение Руси на две части началось ещё со времён христианизации. Поскольку  Литовская Русь сохраняла верность язычеству, все, кто не соглашался с христианизацией, уходил в Литву. Название «Литва», полагал О. Сеньковский, особенно устоялось, как отличительный маркер Руси христианской от Руси языческой. Он настаивал, что «литва» или литвины и, собственно, литовцы – это разные народы. Литвины – это славяно-русский языческий элемент, а литовцы – народ балтского происхождения, занимавший второстепенные позиции в Литовской Руси. У О. Сеньковского Литва до присоединения к Польше была той же Русью, но управлявшейся другой династией. Население Литвы и Руси было русским и по верованиям, и по политическому устройству, и по традициям быта.

Отметим, что сторонники западнорусской мысли никогда не заходили так далеко, как О. Сеньковский. Поляка О. Сеньковского можно назвать наиболее радикальным сторонником западнорусизма. О. Сеньковский, невзирая на своё шляхетское происхождение, врагом Западной Руси считал Польшу. Не вошедшие в состав Речи Посполитой русские земли О. Сеньковский называл «свободной Русью», а Польшу обвинял в уничтожении культурной самобытности Литвы.

В ходе анализа исторических данных о принадлежности этнических поляков-католиков к западнорусскому движению, и их интеллектуального вклада в исследования истории Северо-Западного края обращает на себя внимание скептическое восприятие упомянутыми авторами теории о положительной функции польского мессианизма в отношении Западной Руси – стержневого тезиса польской политической культуры. Но в случае с упомянутыми польскими интеллектуалами речь идёт  не об этнической трансгрессии, т.е. не о смене их национальной идентичности, а о двойственной идентитарной модели, включающей в себя культурное и политическое измерение. С. Богуш-Сестренцевич, И. Кулаковский, З. Доленга – Ходаковский, О. Сеньковский не пренебрегали своей польскостью, оставаясь поляками и по воспитанию,  и по языку, и продолжая себя комфортно чувствовать в лоне польской культуры. На их культурную идентификацию наслаивалась идентификация политическая, сформировавшаяся в условиях русско-польского пограничья, когда Российскую империю они рассматривали в качестве своей второй родины или государственного образования, в рамках которого им придётся жить и творить.

Здесь можно провести параллель с австрийскими поляками, которые проявляли заметную лояльность к Габсбургам, и считались вполне благонадёжными подданными империи польской национальности.

Похожий подход исповедовали многие польские патриоты, склоняя население Северо-Западного края к лояльности Польше, выдвигая тезис «русинский народ польской национальности», когда русинство, даже православное, рассматривалось как составная часть польского государства и польской культуры. 

К сожалению, современная польская историография не балует эти факты вниманием. Несмотря на потепление польско-российских отношений с приходом к власти команды Дональда Туска, Варшава продолжает придерживаться бескомпромиссного подхода в «белорусском вопросе». Выделяются немалые политические и финансовые ресурсы для усиления польско-католического культурного влияния в республике, отношение к Польше России изображается исключительно в негативных тонах, а любые интеграционные процессы в отношениях Минска и Москвы сопровождаются огульной критикой.

Темпы сближения народов Белоруссии и России, не в последнюю очередь, будут зависеть от того, насколько широко будут воспринимать белорусы цивилизационное родство с общерусской культурой. Над тем, чтобы это восприятие не растворилось окончательно в польском культурно-политическом контексте, трудились западнорусисты прошлых веков. Чтобы это восприятие не искажалось сегодня в угоду политической конъюнктуре, трудятся западнорусисты наших дней (4).

1) Ігар Марзалюк «Вытокі беларускага западнарусізму і літвінізму» («Беларуска думка», №8 2012)

2) Zinkevičius «Z. Krikščionybės ištakos Lietuvoje: Rytų krikščionybė vardyno duomenimis»

3) Lelewel J. «Histoire de Pologne»

4) http://zapadrus.su/

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs