Может ли искусство быть служанкой политики, подобно философии, которой долгое время была уготована участь служанки богословия? На первый взгляд искусство и политика несоединимы, словно «вода и камень, лёд и пламень». Искусство несёт в себе посыл изящества, политика – изрядную долю грубой силы. Но оба всё-таки неосознанно влекутся друг к другу, как плюс и минус. Открытым остаётся вопрос, присуща ли искусству незримая грубость или же политика не лишена невидимой изящности.
В разные эпохи эстетически мыслящие люди выражали свои политические предпочтения через искусство. В эпоху господства в советской культуре течения социалистического реализма с его ригидными, застывшими формами на противоположном полюсе, на Западе, зарождалось течение абстрактного символизма, не имевшее жёстких ограничений, текучее по своей форме, в сущности своей соотносимое с либеральной идеологией и её «плавающими» границами. В разгар холодной войны абстракционизм был успешно поставлен на службу политике противодействия советскому влиянию на уровне художественных смыслов. Через посредничество многочисленных фондов и музейных структур ЦРУ вкладывало немалые средства в продвижение и популяризацию абстракционистской текучести по всему миру (1). Реализм и символизм представляли две противоположности, и идеологические противники апеллировали к тому, что им было ближе.
Социалистический реализм, смыкавшийся с конструктивизмом, потерпел в этом бою поражение. Размытость контуров абстракционистской культуры давала ей подвижность и летучесть – залог победы. Носителям рационалистического сознания казалось, что западный символизм – это выражение хаоса, отсутствие порядка, и что порядок более логичен, чем хаос. Но хаос – это ещё один вид порядка, и этот «хаотический» порядок обладает собственной логикой. Родившийся на Западе неологизм «хаорд» (chaos +order) отображает иное понимание порядка. Своими хаотическими границами абстракционистское искусство, предвестник западного политического влияния, охватило не только западное, но и восточное полушарие. Вмещают ли границы абстракционистского искусства в себя всё, с чем ассоциируется интеллектуальная свобода? Абсолютны ли эти границы или же в своей текучести они не покрывают всего пространства, оставляя с внешней стороны достаточно места для художественного манёвра?
Неподвижность континентальной массы, именуемой Россией, накладывает чёткий отпечаток на российское искусство точно так же, как переменчивость морской стихии незримо присутствует в западном жанровом дискурсе. Строго выверенные геометрические формы западноевропейской живописи остались в далёком Средневековье, а Европа оказалась внутри абстракционистских границ, очерченных американским искусством.
Россия оказалась на перепутье, когда соцреализм и русский конструктивизм теряли актуальность, а авангардистские тенденции в искусстве играли не «за», а «против» правящего класса. Патриотическое русское искусство, излишне идеологизированное, не смогло вобрать в себя зарождавшийся авангард, видя в нём угрозу установленному внутреннему порядку. В конце XX в. наметился процесс пересмотра ценностей, в т.ч. в искусстве, но возглавить этот процесс было суждено не русской культуре.
Этот процесс имеет определённую периодичность – вторая половина XIX в., когда разгорается спор между западниками и славянофилами; первая половина ХХ в. - период острого кризиса российской монархии; конец ХХ – начало ХХІ в., когда стал рушиться биполярный мир. Ознаменованный распадом СССР очередной сдвиг эстетической архитектоники, когда массового отказывались от прежних форм выражения идей и смыслов, и в поэзии, и в живописи, и в кинематографе, привёл к исчезновению старых норм, но и не дал безоговорочного господства новых. Возник относительный вакуум, который пришло время заполнить, тем более что расплывчатость западных норм и форм в скором времени может сдать позиции. В мире политики непререкаемость либерального авторитета уже поставлена под сомнение. На очереди – мир искусства.
Русскому искусству в наши дни недостаёт патриотичности, явленной не только в открытых, но и в подспудных формах. Открытый патриотизм есть патриотизм массовый. Патриотизм, смутно выраженный на уровне полутонов и подсознательных знаков, есть личностно-интеллектуальное чувство, выразителями которого могут быть представители богемы, окололитературных и околотеатральных кругов, которые часто вливаются в ряды «антисистемного» движения, отрицающего любые формы легитимности государственной власти. Ни в одном государстве невозможно искоренить «антисистемную» оппозицию, которую Вильфредо Парето называл «контрэлитой», да это и не нужно. Диалектика общественных отношений требует наличия общества с многослойным мировоззрением. Достаточно, что «контрэлита» маргинальна уже по своей природе, и вряд ли выйдет из этого состояния. Как перед национальной философией стоит задача вобрать в себя мировые течения и остаться самой собой, так и перед национальным искусством стоят вызовы современности – остаться выразительницей народного духа, не будучи оттеснённой на периферию.
Каждая страна, если она хочет быть великой, должна иметь великое искусство. Недавние сообщения СМИ о том, что китайские власти кардинально урезали объём развлекательных передач на телевидении и радио и приступили к пропаганде культурных категорий, соотносимых с традициями китайского народа – знак, более красноречивый, чем увеличения китайского ВВП и модернизация китайской армии. Другой пример – Иран, где иностранные компьютерные игры переделываются в соответствии с национальной культурой.
Как понятие «философии» уже понятия «мысль», а понятие мысли – понятия идеи вообще, так эстетика шире понятия «искусства», а искусство шире локального патриотизма. Тем не менее безличного искусства не бывает. Современное искусство неизбежно несёт на себе печать постмодернистской эпохи, когда апеллирование к традиционным формам и образам принимает увеселительное толкование (образы Че Гевары, Сталина или Наполеона в рекламных роликах и т.п.). В мутной воде постмодернизма выковывается облик национального искусства, и пока тяжело сказать, имеет ли русское современное искусство свой узнаваемый облик. Скорее оно пытается пробиться сквозь пролиберальные формы эстетизма и найти собственный путь. Эпоха подражательности западным манерам ещё не завершилась, эпигонство ещё в чести. Но знаменитые слова Горация («О, подражатели, скот раболепный!») должны напомнить о бесперспективности топтания в задних рядах. Западное искусство - это только один, пусть и достаточно влиятельный, полюс, который необходимо будет уравновешен иными формами, образующими противоположный полюс, где русское искусство должно занять свою интеллектуально-эстетическую нишу. На стороне последнего – богатство множественности. В активах первого – распространённость в планетарном масштабе, поддерживаемая затухающей инерционной силой политического доминирования.
1) Frances Stonor Saunders «Modern art was CIA 'weapon' «Іndependent» 22.10.1995
Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.
Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs