Была ли культурной «Культурная революция»?

ПЕКИН, 15.08.11.

В августе исполняется 45 лет с момента начала одной из самых противоречивых страниц истории КНР – «культурной революции». Прокатившаяся по стране в период с 1966 по 1976г.г. она до сих пор неоднозначно оценивается как внутри китайского общества, так и среди экспертов-синологов по всему миру. В самом Китае официальные дискуссии по данной теме не ведутся, правда, среди так называемых интеллектуалов «кухонные» дебаты по этому поводу – своеобразный знак хорошего тона.

С восприятием «культурной революции» в Поднебесной далеко не все так однозначно, как может показаться на первый взгляд. С одной стороны, без преувеличения каждый житель страны знает про эти события, родственники большинства прошли через трудовые лагеря и ссылки. В то же время, однозначного мнения относительно данного этапа истории КНР не существует. Более того, в Китае настоятельно не рекомендовано пытаться разобраться и дать оценку этой трагедии.

Официально старт «культурной революции» связывается с принятием 8 августа 1966 года Постановления КПК «О великой культурной революции», в котором прямо указывалось на то, что «…хотя буржуазия уже свергнута, она, тем не менее, пытается с помощью эксплуататорской старой идеологии, старой культуры, старых нравов и старых обычаев разложить массы, завоевать сердца людей, усиленно стремится к своей цели - осуществлению реставрации». В целях недопущения возврата старого режима, а также иной контрреволюционной активности власти принимают решение «разгромить тех облеченных властью, которые идут по капиталистическому пути, раскритиковать реакционных буржуазных "авторитетов" в науке, раскритиковать идеологию буржуазии и всех других эксплуататорских классов, преобразовать просвещение, преобразовать литературу и искусство, преобразовать все области надстройки, не соответствующие экономическому базису социализма, чтобы способствовать укреплению и развитию социалистического строя».

Некоторые эксперты советуют глубже всмотреться в подоплеку и первопричины «культурной революции». Попытка индустриализации Китая в период с 1956 по 1960 гг., вошедшая в историю под названием «Большой скачок», закончилась провалом. В результате коллективизации и переориентации сельского хозяйства на черную металлургию по стране прокатилось несколько волн голода, от которого погибли сотни тысяч крестьян. КНР потрясли бунты, участились массовые выступления и протесты. Компартия во главе с Мао Цзэдуном приняла решение прекратить дальнейшие эксперименты в этой области, однако допущенные ошибки привели к появлению противников Великого Кормчего, которые использовали просчеты в качестве своего идеологического оружия против него. Более того, даже внутри партии стали звучать критические замечания в адрес единоличного руководителя Поднебесной. Подобное положение вещей никоим образом не вписывалось в планы Мао и тогда, по мнению некоторых экспертов, было принято решение «зачистить» страну от конкурентов.

Мао Цзэдун с повязкой хунвэйбина приветствует демонстрацию хунвэйбинов

Фокус в том, что в 1957 г. Мао Цзэдун произнес еще одно свое, ставшее бессмертным изречение – «Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ», которое многими было расценено, как своего рода констатация свободы дела и мысли. В итоге большинство из тех, кто чрезмерно буквально воспринял подобный призыв стали первыми жертвами «культурной революции».

Огромное количество интеллигенции, а также бывших руководителей вместе с членами их семей отправлялись на трудовое перевоспитание. Так, к примеру, отец китайского экономического чуда Дэн Сяопин в период «культурной революции» был сослан простым рабочим в провинциальный город, где трудился на тракторном заводе.  Любопытно, что один из наиболее вероятных кандидатов на пост руководителя КНР Си Цзиньпин, также провел порядочный кусок своей жизни в ссылке, куда попал вместе с отцом, обвиненным в нелояльности Мао Цзэдуну и отправленным «восстанавливать сельское хозяйство».

Подводя итоги «культурной революции», большинство историков не рискуют называть цифры погибших в результате этой кампании. Масштабы жертв разнятся от нескольких сотен тысяч до нескольких миллионов. При этом не стоит забывать и тех, кто по воле трагического случая был вынужден отправиться в ссылку, трудиться практически бесплатно в трудовых лагерях.

В современном Китае «культурной революции» даются весьма осторожные оценки. Власти предпочитают не вдаваться в полемику по данной теме. В настоящий момент компартия не готова признать ведущую роль Мао Цзэдуна в инициации этой кампании и прямое руководство ею. Это может бросить тень на всю историю КПК, породить ненужные домыслы и трактовки. Главная линия сводится к тому, что в период «культурной революции» Великий кормчий действительно лишь хотел сохранить КНР, оградить ее от возможных контрреволюционных потрясений и турбулентности. Что касается насилия, творимого «хунвэйбинами», то это были, если можно так выразиться, «перегибы на местах», использовавшиеся отдельными членами партии для устранения политических конкурентов и захвата власти.

Своими воспоминаниями о том страшном периоде поделилась профессор Пекинского университета иностранных языков Ли Иннань – дочь подвергшегося репрессиям в годы культурной революции известного китайского революционера и соратника Мао Цзэдуна Ли Лисаня.

Профессор Пекинского университета иностранных языков Ли Иннань

Иван Антонов: Культурная революция считается одной из самых трагичных страниц истории нового Китая. Каково отношение к ней современной молодежи, интеллигенции?

Ли Иннань: Сейчас нет прямых запретов на обсуждение это темы, в разнообразных исторических журналах, где публикуются всякого-рода воспоминания, мемуары, время от времени что-то про культурную революцию появляется. Правда, фрагментарно, но порой интересно и даже остро. Но вот чтобы сделать это широко, привлечь внимание общественности – этого стараются избегать.

Иван Антонов: Общественность понимает тонкость момента?

Ли Иннань: Общественность уже забыла. Молодежь особенно. На мой взгляд – это неплохая тенденция. Есть определенные деятели, которые считают, что лучше, чтобы новое поколение знало. Но для укрепления стабильности в стране, во избежание волнений, каких-то хаотических движений, бунтов, радикализма, которые свойственны молодежи, лучше бы эту тему не будировать.

Иван Антонов: Многие китайцы, напрямую не призывают к бунтам, но дают понять, что сейчас, в сложных условиях некое подобие проведения культурной революции для общества было бы отнюдь не лишним. Имеются в виду коррупция, произвол, стремление к роскоши и так далее?

Ли Иннань: Об этом и речь. И в этом кроется потенциальная опасность, масштабы которой сложно предугадать. Поэтому правильным, наверное, было бы обобщить страшные уроки культурной революции и представить молодежи. Тщательно, глубоко донести до наиболее пассионарных слоев общества те результаты, к которым приводят такие перетряски, что в конечном итоге получается для конкретных людей и для страны в целом.

Иван Антонов: Это, видимо, единственный выход, но и тут существуют определенные сложности – если все рассказать, то никак не обойти персону Мао Цзэдуна, с одной стороны, участвовавшего во всем этом, но, с другой, сделавшего много и для страны?

Ли Иннань: Действительно, правящая элита и большая часть интеллигенции считают фигуру Мао неприкасаемой, но ведь не надо забывать, что китайцы умелые в этом смысле люди – можно найти какие-то способы, мягкие формулировки и, сохранив в целом светлое имя Мао, все же дать характеристику той трагедии. Тем более, что однажды об ответственности Великого Кормчего уже было официально сказано в таком контексте, что 70 процентов его поступков можно отнести к достижениям, 30 процентов - к ошибкам. И один из важнейших просчетов – это как раз инициирование культурной революции. Помимо прочего, в уже упомянутых статьях в разных журналах предпринимаются попытки рассказать о том, как было дело, без эпитетов и обвинений. Право делать выводы остается, таким образом, за читателем.

Иван Антонов: Есть мнение, что Мао, используя культурную революцию, пытался «зачистить» политическую арену от своих противников.

Ли Иннань: Такие идеи периодически появляются. Мне кажется, что Мао несколько преувеличивал степень опасности, исходящей лично для него от Лю Шаоци и прочих. Если говорить о расхождениях, то, разумеется, они были, но надо понимать – насколько был велик авторитет Мао Цзэдуна. И если в душе кто-то роптал, то все равно под сомнение курс Великого Кормчего никто не ставил.

Иван Антонов: Поговорим о самой культурной революции. Что можно считать датой ее начала? С чего все пошло.

Ли Иннань: Я пережила это все, будучи в Китае. Сначала я окончила советскую школу, затем пошла в школу в Китае, а уже после поступила в Пекинский институт иностранных языков. Там я стала жить в общежитии, приезжая домой только на воскресение, именно в тот период, так совпало, началось брожение в китайском обществе, послужившее определенной прелюдией к культурной революции, можно сказать, я оказалась в самом центре событий.

Так вот, что касается непосредственно культурной революции. Мао постепенно подходил к этой идее. Она основывалась на идее перманентной революции, которая выступила определенной базой. Он считал, что повышение уровня жизни, достаток ведут к снижению революционного духа, бюрократизации партийного аппарата, отрывающегося от народных масс и, в результате, падению боевого духа. 

Важно отметить, что в Китае активно продвигалась идея о том, что после «измены» Хрущева, выразившейся в критике Сталина, центр мирового коммунистического движения начал смещаться на Восток и его знаменосцем, предводителем должна стать КНР. Таким образом, китайские коммунисты, становясь флагманами, должны быть идеальны и не допускать того, чтобы «красная звезда упала на землю». По сути, это можно назвать определенной идеологической платформой для культурной революции.

Иван Антонов: Когда впервые стали проводиться чистки?

Ли Иннань: В апреле 1966 года я вместе с сокурсниками отправилась в деревню, чтобы там проводить так называемые чистки – по сути, профилактическую работу среди тех, кто пошел по капиталистическому пути. Для их обозначения был даже специально придуман термин – каппутисты.

Культурная революция в отдельном сельском районе.

И вот мы, студенты, организовывали простых селян на борьбу с этими самыми каппутистами. В тот момент все еще было без какого-либо насилия. Нас расселили по семьям, вместе с которыми мы жили, питались, работали. Периодически созывалось общее собрание, где наши старшие товарищи выступали с речами, доносили политику партии, агитировали одним словом. Простые же студенты в свободное время ходили по домам, узнавали, кто как живет, интересовались происхождением и так далее. Время от времени на общих сборах проходили разоблачения – бригадиров и других начальников, уличенных в злоупотреблениях. Кончалось это нередко снятием с должности, после чего необходимо было провести выборы и назначить нового человека на этот пост. Это было непросто, приходилось учитывать интересы кланов и различных групп.

Иван Антонов: Все шло достаточно цивилизованно, а когда тучи стали сгущаться?

Ли Иннань: После возвращения из деревни в столицу мы в основном занимались штудированием документов и идеологических трудов, посвященных культурной революции. Учебный процесс, как таковой остановился. В воздухе буквально витала напряженность. Студенты видели, что, помимо каппутистов, в антиправительственных действиях стали обвиняться и деятели культуры. Маятник стал раскачиваться.

В мае 1966 года в Пекинском университете студенты впервые открыто выступили против руководства вуза. Одна из комсомольских активисток при поддержке товарищей наклеила на ректорат плакат с критикой (дацзыбао). Университет раскололся – часть поддержала бунтарей, часть выступила против. Начальство попыталось своими силами утихомирить активистов, но тем каким-то образом удалось заручиться поддержкой жены Мао Цзэдуна Цзян Цин, которая передала своему супругу новость о смелых парнях и девушках, решивших изгнать каппутистов из своего вуза. Великий кормчий приветствовал это начинание.

С самого верха было дано указание подготовить соответствующую статью и опубликовать ее на первой полосе рупора КПК «Жэньминь Жибао», где совершенно четко проводились параллели с Французской революцией. Заметка называлась, по-моему, «Пекинская комунна». В ней говорилось об опасности ревизионизма, о том, что молодое поколение должно встать на защиту достижений революции и так далее. Это, по сути, послужило сигналом к действиям.

Уже на следующий день большинство студенческих городков в буквальном смысле были охвачены революционной лихорадкой. Везде готовились «дацзыбао», учащиеся бурно обсуждали статью, дискутировали по поводу своих дальнейших действий. Маховик стал раскручиваться. Противостояло этому всему руководство вузов, которое, впрочем, ничего не могло с этим поделать, так как бунтари получили поддержку с самого верха. Ситуация накалялась.

Именно в этот момент, скорее всего, в элите произошел спор по поводу того, что делать со студентами. Лю Шаоци и Дэн Сяопин видели определенную угрозу в этом порыве масс. По их инициативе в институты были направлены рабочие группы, которым надлежало взять ситуацию под контроль и не допустить возникновения кризисных ситуаций. Они принялись за поиск зачинщиков, наиболее активных студентов вызывали на ковер, подвергая критике и запугиваниям, заставляли каяться.

Но эти действия шли вразрез с планами Мао, который настоял на том, чтобы эти рабочие группы прекратили свою деятельность. Процессы в студенческих городках перестали контролироваться. Начался этап массового создания при университетах разнообразных организаций и ячеек, преимущественно политической направленности.

Иван Антонов: А вот знаменитые хунвэйбины – они когда появились?

Ли Иннань: Движение хунвэйбинов, вообще-то, это изначально школьники. Существует версия, что первые хунвэйбины – дети ответственных работников, которые, под влияние домашней обстановки, тем, обсуждаемых их отцами, решились объединиться в группу защитников революции. Кстати, они же первыми выдвинули опорную формулировку культурной революции о том, что политическая позиция человека определяется его классовым происхождением. Были обозначены пять «красных» сословий и пять «черных», а лозунгом выбрали изречение Мао «Бунт – дело правое». Само же слово хунвэйбин было калькой с советского слова красноармеец.

Сначала учителя и директора школ пытались бороться с хунвэйбинами, однако через некоторое время после случая в Пекинском университете Мао Цзэдун поддержал молодых защитников революции. И 18 августа 1966 года на площади Тяньаньмэнь прошел первый парад хунвэйбинов, который принимал сам Великий кормчий, одетый в военный френч и с красной повязкой на рукаве.

Форма хунвэйбина и обязательный цитатник Мао.

В 20-х числах августа в Пекине и по стране прокатилась первая волна погромов. Организованные группы хунвэйбинов буквально захватили весь город, они искали реакционеров, бывших помещиков, зажиточных людей, словом, всех тех, кто по происхождению не попадал под критерии истинного революционера. Врываясь в дома, молодые люди проводили обыски, вытаскивали людей на улицу, избивая ремнями и другими подручными предметами. Полицейские и военные бездействовали. По распоряжению Чжоу Эньлая возле входа в Запретный город был выставлен вооруженный патруль, чтобы защитить экспонаты музея от погромщиков.

Пекин погрузился в хаос. Позже он перекинулся на всю страну. Из столицы уходили эшелоны, набитые под завязку студентами и хунвэйбинами, которые отправлялись в провинцию, для проведения там чисток. Революционный пожар охватил Китай.

Чистке подверглись все государственные организации. Например, наш вуз был приписан к МИД, поэтому мы периодически выезжали туда для проведения профилактических бесед с кем-нибудь из замминистров. Заканчивались они, как правило, полным унижением «ревизиониста». Однажды знакомые студенты из университета национальностей «отловили» Панчен-ламу, которого также подвергли нещадной критике со стороны масс. После всего этого очень модно в хунвэйбинском сообществе было делиться трофеями – кто кого поймал и «очистил».

Иван Антонов: А что же армия? Там как развивалась культурная революция?

Ли Иннань: В войсках эту затею быстро остановили. По указанию с самого верха любые попытки взбунтоваться решительно пресекались. В декабре 1966 года было вынесено постановление, запрещавшее какое-либо неповиновение. Таким образом, армия оставалась над схваткой и со стороны взирала на все происходящее. Именно она поддерживала в стране хоть какой-то порядок.

Иван Антонов: Как развивалась ситуация?

Ли Иннань: В 1967 году атмосфера общей истерии стала давать о себе знать. Меры, применяемые к каппутистам стали приобретать все более насильственный характер. В крупных городах ситуация в силу определенных причин оставалась более или менее сносной, но вот в провинции, которую с головой захлестнула волна революционной борьбы, жертвы ее росли в геометрической прогрессии.

Но самое страшное, что уже тогда стали возникать распри между различными революционными группировками. Во-первых, каждый пытался доказать, что он самый непримиримый защитник революции. Во-вторых, в процесс борьбы стали постепенно вмешиваться другие силы. Смысл в том, что после уничтожения по всей стране старых, контрреволюционных, органов власти необходимо было формировать новые, причем, согласно указаниям из ЦК, в них необходимо было включить представителей местных граждан. Встал вопрос – кого? И вот тут начались политические игры – одна группировка хунвэйбинов поддерживала своего кандидата, другая – своего. Что в большинстве случаев выливалось в прямую конфронтацию. В центре эта борьба носила более или менее цивилизованный характер, но в провинции дело доходило до большой крови. По сути, война началась между хунвэйбинами.

Осознавая опасность лишиться страны, Мао принял решение ввести в действие военных, которые до этой поры оставались в стороне. Сделали это под видом отправки на места так называемых «отрядов по пропаганде идей Мао Цзэдуна». Встретив определенное сопротивление со стороны хунвэйбинов, военные все же сумели навести какой-никакой порядок. Затем на ковер к Великому кормчему были вызваны руководители крупнейших хунвэйбинских группировок, которым он сделал внушение и отстранил от дел. Начался новый этап культурной революции, в ходе которого охота была объявлена уже на вчерашних активистов и защитников революции…

Мао Цзэдун всегда полагался на китайскую армию…

Подводя итоги «культурной революции», большинство историков не рискуют называть цифры погибших в результате этой кампании. Масштабы жертв разнятся от нескольких сотен тысяч до нескольких миллионов. При этом не стоит забывать и тех, кто по воле трагического случая был вынужден отправиться в ссылку, трудиться практически бесплатно в трудовых лагерях.

В современном Китае «культурной революции» даются весьма осторожные оценки. Власти предпочитают не вдаваться в полемику по данной теме. В настоящий момент компартия не готова признать ведущую роль Мао Цзэдуна в инициации этой кампании и прямое руководство ею. Это может бросить тень на всю историю КПК, породить ненужные домыслы и трактовки. Главная линии сводится к тому, что в период «культурной революции» Великий кормчий действительно лишь хотел сохранить КНР, оградить ее от возможных контрреволюционных потрясений и турбулентности. Что касается насилия, творимого «хунвэйбинами», то это были, если можно так выразиться, «перегибы на местах», использовавшиеся отдельными членами партии для устранения политических конкурентов и захвата власти.

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs