Вся политика Евросоюза и его ведущих членов в украинском конфликте говорит об одном: Европа - это война. Так было в наполеоновские войны, Крымскую войну и две мировые войны. Все они в равной мере, хотя и под разными предлогами, преследовали одну цель - сдерживание России и недопущение кошмара, каковым стало, по замечанию Киссинджера, вступление русских войск в Париж в марте 1814 года. Вся европейская политика оказалась на два столетия в тени этого призрака.
Казалось, что в холодную войну на континенте вызрело пацифистское мироощущение, когда среди немцев нашлись даже те, кто видел в новом объединении Германии призрак новой европейской войны. Оказалось, что права была Тэтчер, которая, однако, поддалась на уговоры своих историков. Вопрос, почему скептики оказались правы. Что знали они из того, чего не знают другие и тогда не хотели знать мы в своем европоцентристском заблуждении?
Почему теперь, когда в Америке восторжествовала (так ли уж необратимо?) консервативная революция Трампа, европейские элиты цепляются за продолжение войны? Как единственное средство доказать свою легитимность? Когда НАТО уже перешло в призрачное существование в силу своей тотальной зависимости от Вашингтона и когда Евросоюз сбросил маску интеграционного пацифизма и обнажил свою подлинную, тоталитарную природу. Значит, не только для Америки, но и для Европы верным было предупреждение Рейгана от 1975 года: «Если фашизм когда-нибудь придет в Америку, то придет он под именем либерализма».
Все происходит в духе исторической преемственности, в том числе по отношению Реформации, приватизировавшей христианство, чтобы можно было выдавать ссудный процент и деловой успех за Божью благодать. Европа, фаустовскую душу которой разоблачили Гете и Шпенглер, а Ницше дорисовал портрет своей волей к власти и могуществу, неисправима. Только победа над Россией, желательно на поле боя, была нужна, чтобы эта цивилизация, пережившая себя, обрела еще одно второе дыхание и уже не заморачивалась на угрозу тоталитаризма, проводя его под вывеской всеобщей уравниловки и «инклюзивности».
То, что никакая культура не гарантирует Европу от ужасов фашизма/нацизма доказала Вторая мировая война. Отсюда постмодернизм. Почему от романтизма до нацизма оказался всего один шаг? Кто бы мог подумать, что доведенный до абсурда либерализм не менее чреват тоталитаризмом - вполне в духе пророчеств Достоевского и Оруэлла! Германская социал-демократия с головой окунулась в прусский милитаризм, участвуя в развязывании Первой мировой. Теперь правительство Шольца настаивает на войне, когда она уже давно проиграна на Украине. Остается только прямой конфликт Евросоюза с Россией как средство довести это до сознания европейских элит?
На мысль о роковой неисправимости Европы наводит Бергман в своем «Фанни и Александре». Фильм отсылает не только к «Гамлету», но и к целой цепочке других сюжетных линий, по-разному о том свидетельствующих. Тут и Сэлинджер с его «Над пропастью во ржи» и рассказом «Лапа-растяпа» (в переводе Райт-Ковалевой), и «Защита Лужина» Набокова и даже «Большой Мольн» Алена-Фурнье. Список может быть продолжен.
Самой Европе надо разобраться, почему в условиях всеобщего кризиса на поверхность выходят элементы тоталитарного сознания, казалось бы уж давно преодоленного в истории. Оно подавляет даже «зелёную» повестку. Неужели нет иной защиты от мира вокруг нас и инакомыслия, кроме тотальной дисциплины, подавления свободы слова и, наконец, войны? Почему Россия может войти в Европу, как у епископа Бергмана, только «голой» - оставив за порогом свою историю и свою душу?
Грех веймаризации вроде как взяла на себя Германия. Но в межвоенный период вся Европа была в этом состоянии агрессивного национализма как единственной защиты от коммунизма (о таком тотальном антикоммунизме некоторые предупреждали Америку на раннем этапе холодной войны). Лекарство оказалось хуже болезни, которую хотели предотвратить. Поэтому нам до сих пор не могут простить Победу и признать, что вся Европа ложилась под нацистов, полагая их меньшим злом.
Для США, которые заварили украинский кризис, это была чистой воды геополитика, хотя и провальная, - хотелось сохранить империю и жить по-старому. Только вот коренная Америка не захотела перейти в стадное состояние. Для Европы же это был исторический реванш с переписыванием истории и реабилитацией нацизма. Полная свобода от сознания своей греховности! На внешнем, геополитическом уровне кризис был заговором против России и Европы. В итоге, ослабленной Европе придется признать директорию Вашингтона и Москвы.
К тому же, далеко не все страны и их элиты, по большому счету, ответили за умопомешательство и умиротворение Гитлера в межвоенный период. После 1945 года кто-то попал в советскую зону влияния, кого-то отмазали американцы под предлогом императивов холодной войны. Тому же президенту Италии Маттарелле можно напомнить Республику Сало и «Двадцатый век» Бертолуччи, если он его не смотрел.
Наверное, поэтому Европа, дойдя до либерального абсурда, из которого выпадает Америка, впадает в состояние коллективной веймаризации - как канун тоталитаризма и войны, идущих руку об друг с другом. И Вэнс неслучайно говорил в Мюнхене об угрозах внутреннего характера для современной Европы.
На этот раз ей приходится иметь дело с другой Россией, которая не допустит повторения 22 июня 1941 года. Но и с другой Америкой, которая сделала выводы из последних 30 лет, смотрит на мир широко открытыми глазами, а не через призму искажающей его картину идеологии, и обустраивается в нем так, как может, в том числе за счет европейских союзников.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.
Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs