Ворон ворону... О некоторых особенностях великодержавных отношений на современном этапе

Вы верите в порядок в ландшафте?
Из кинофильма «Версальский роман»

Три известных принципа государственной деятельности (Р.Никсона) будут сохранять свое значение для США: центральный характер национальных интересов, поддержание глобального равновесия и установление непрерывных и интенсивных обсуждений среди ведущих стран с целью создания рамок легитимности, в которых можно будет определить и поддерживать баланс сил.
Генри Киссинджер. «Лидерство»

Вчера и сегодня

Отношения между великими державами/ведущими государствами мира всегда играли ключевую роль в вопросах поддержания мира на региональном и глобальном уровнях. История дает тому немало свидетельств, в том числе обе мировые войны и холодную войну. Период после окончания холодной войны не стал исключением, хотя были надежды на так называемый «мирный дивиденд» и установление отношений сотрудничества не только между ведущими западными державами (оно и ранее осуществлялось на основе признания «американского лидерства»), но и шире, включая незападные державы, находящиеся на подъеме в последние 30 лет, прежде всего страны БРИКС, и набирающие силу и вес региональные державы, такие как Турция, Иран и Саудовская Аравия.

Предполагалось, что эти отношения будут регулироваться нормами международного права в рамках сложившейся послевоенной международной системы. Однако на какое-то время сформировалось то, что принято называть «однополярным моментом», который, понятно, не мог длиться вечно. Но его идейная основа - тезис о «победе» США/Запада в холодной войне - нашла развитие в доктрине Вулфовица, представлявшей собой очередную «большую стратегию», которая была призвана законсервировать статус США как «единственной сверхдержавы» и - в русле логики ловушки Фукидида - не допустить подъема любой другой державы, которая могла бы в принципе, то есть обладала бы соответствующими ресурсами (тут воспроизводится логика подъема самих США к статусу глобальной державы), «бросить вызов» Америке¹. Причем вопрос о намерениях не поднимался. Как и в рамках российско-американского процесса контроля над вооружениями в годы холодной войны, постулировалось, что имеют значение потенциалы, а не намерения.

Особую роль в глобальной политике еще во времена холодной войны обрели отношения в «треугольнике» США - Россия (тогда в ее советской инкарнации) - Китай. При Р.Никсоне эта «треугольная дипломатия» была успешно разыграна Вашингтоном против Москвы. В этой связи примечательно суждение Генри Киссинджера в одной из его последних книг - «Лидерство» - о том, что тогдашняя «многополярная дипломатия» в силу обстоятельств ухода Никсона, к сожалению, «не стала надежной школой американской внешней политики, что предполагало переналадку не только стратегии, но и мышления»². Это надо воспринимать как признание уже тогда существовавшей многополярности, которую «ввел» в свою политику Никсон. Киссинджер как один из столпов реалистической школы международных отношений не мог не сожалеть о том, что американские элиты оказались ни психологически, ни на уровне стратегии не готовы к формирующемуся де-факто в последние десятилетия, в том числе вследствие глобализации, многополярному миропорядку.

Надо полагать, он верно определил (не высказываясь прямо) коренной порок американской внешней политики, которая, по сути, повторяла путь объединенной под властью Пруссии Германии, стремившейся к обеспечению «абсолютной безопасности», что по определению было возможно только за счет «абсолютного отсутствия безопасности у всех остальных европейских стран»³. Достаточно опустить это определение в современные реалии с их ролью размера ВВП, технологического потенциала и контроля над соответствующими международными институтами, прежде всего Бреттон-Вудскими, ВТО и ОЭСР, и будет нетрудно получить стратегию Вулфовица, притом что военно-стратегический потенциал всегда мыслился внешнеполитическим истеблишментом США как неизбежный результат экономической мощи. Там же Киссинджер пишет об «интеллектуальном вакууме» и «наследии двух веков германского провинциализма»⁴.

Временное состояние России после распада СССР составляло разительное исключение из этого последнего постулата об угрожающей США экономической мощи, но в Вашингтоне считали, что угроза со стороны российского ракетно-ядерного потенциала сдерживания - явление временное и будет поддаваться разрешению по мере эволюции внутреннего состояния страны в желаемом для Запада направлении, то есть признания Москвой «американского лидерства» при сохраняющейся включенности России в Глобальный капиталистический проект, если пользоваться категориями политэкономии Михаила Хазина⁵. Иначе обстояло дело с Китаем, находившимся в состоянии «мирного подъема», на который работали в том числе американские инвестиции, технологии и рынок.

Какой Запад

Указанный контекст должен быть дополнен внутренней эволюцией самой Америки и Запада в целом, отмеченной тем, что можно было бы условно назвать ультралиберальной революцией. Это предмет для отдельного исследования, но кратко на данной теме не остановиться нельзя, поскольку речь о важном факторе текущей внешнеполитической философии и стратегии вашингтонских элит. По существу, можно судить о кризисе либерализма и самой либеральной идеи, доводимой до абсурда и своей противоположности - тоталитаризма, только западного образца. Можно было бы говорить о тоталитарной мутации либерализма, если бы, как показывает опыт последних двух с лишним столетий, не было бы весомых оснований утверждать, что зерна тоталитаризма содержались в самой либеральной идее. На этот счет не заблуждались представители Франкфуртской школы и Ханна Арендт⁶.

Инициировали эту революцию американские либеральные элиты под руководством Демократической партии, включая президентства Б.Обамы и Дж.Байдена. Ключевую роль в этом вираже внутриполитической эволюции США стал играть тезис о политике охвата «всего общества» (whole of society)⁷, то есть претензии на представление интересов не отдельных классов, а всех его слоев, в том числе маргинальных, тех, что принято называть в политологии «непривилегированными» (underprivileged или underclass). Отсюда другая претензия - привести их интересы к общему знаменателю. В США это приняло форму «пробужденчества» (wokeism), «культуры отмены», «критической расовой теории», «инклюзивности» и иных идейных продуктов ультралиберализма, которые покушаются на сложившуюся историческую мифологию и традиционную американскую идентичность, основными носителями которых являются средний класс и коренная (белая) Америка - наиболее пострадавшие от глобализации, которая сопровождалась разрушением реальной экономики и ее финансиализацией. Одновременно наблюдается раскол западного общества на космополитичные элиты и укорененное в своих общинах, странах, истории, культуре и традиционных ценностях большинство⁸.

О грядущем кризисе в Америке предупреждал в своей посмертной книге 1996 года Кристофер Лэш, заглавие которой говорит само за себя - «Восстание элит и предательство демократии»⁹. Далеко не случайно Киссинджер в своем «Лидерстве», вторгаясь во внутриполитический дискурс, цитирует следующий тезис Лэша: «Каковы бы ни были его недостатки, национализм среднего класса обеспечивал общую основу, общие стандарты, общие референциальные рамки, без которых общество растворяется не более чем в соперничающие фракции, как это столь хорошо понимали отцы-основатели Америки - войну всех против всех»¹⁰.

Тему Гоббса с его минималистским проектом государства и ультралиберального «перебора» развивает британский философ Джон Грей, который подвергает вивисекции ультралиберализм, подводя его под шигалевщину из пророческих «Бесов» Ф.М.Достоевского и его же «человекобожество» (у Грея - «самосотворение»)¹¹. В фокусе - трансгендерство и нарушение родительских прав, которые наряду с ЛГБТ-повесткой, похоже, призваны разрушить традиционную идентичность и низвести все население до оруэлловского «скотского» состояния абсолютной зависимости от социальной поддержки властей и «двух поколений разврата» Петра Верховенского.

Если исходить из того, что внешняя политика - это продолжение внутренней, то в отношении США это, как никогда, верно ввиду традиционного курса на «продвижение свободы и демократии» по всему миру как важнейшей составляющей дипломатии и определения национальных интересов. В условиях запущенной либеральными элитами радикальной трансформации американского общества международное позиционирование США будет зависеть от того, состоится или нет консервативная контрреволюция, наметки которой содержатся в документе Фонда «Наследие» «Проект 2025», представленном в апреле этого года как «Дорожная карта» будущего республиканского президентства (предположительно Трампа)¹².

В нем содержится «обещание Америке» «вернуть семью в центр американской жизни» - семью традиционную, на основе брака между мужчиной и женщиной и желательно полную¹³. Применительно к госаппарату («глубинному государству») предполагается осуществить «деконструкцию/демонтаж Административного государства» и поставить бюрократию под политический контроль¹⁴, притом что в нем, включая Госдепартамент, преобладает влияние «левых»¹⁵. Образцом для такой радикальной перековки/перезагрузки (reforge/reset) страны берется президентство Р.Рейгана, который вывел Америку из кризиса 1970-х годов, причем, как утверждается, на основе реализации большей части программы, подготовленной Фондом «Наследие»¹⁶. Правда, не цитируется крайне уместное высказывание Рейгана 1975 года о том, что «если фашизм когда-нибудь придет в Америку, то придет он под видом либерализма»¹⁷.

Во внешнеполитической части в качестве главной угрозы определен Китай, который «обладает видением, ресурсами и терпением для достижения своих целей»¹⁸, то есть предлагается продолжить в отношении Пекина резко конфронтационный курс, начало которому было положено Трампом. Определенная преемственность касательно президентства Трампа прослеживается и в отношении другой вершины геополитического «треугольника» - России. Здесь признается факт серьезных расхождений в кругу «консервативного движения», при этом в качестве своего рода «третьего пути» рекомендуется в политике на российском направлении идти от национальных интересов¹⁹.

Таким образом, пока Вашингтон предлагает свою ультралиберальную «мировую революцию» с одновременным сдерживанием России и Китая, бросая их в стратегические «объятия» друг друга. В остальном администрация Байдена, похоже, смирилась с тем, что за пределами Запада и тех стран, которые себя с ним ассоциируют, придется иметь дело с внешнеполитической «диверсификацией» и акцентированием безусловного приоритета интересов развития - своего рода современной инкарнацией Движения неприсоединения. Наглядным воплощением такого тренда стало присоединение Саудовской Аравии, Египта и ОАЭ к БРИКС с января этого года и, судя по сообщению агентства Блумберг, подача Анкарой заявки на такое вступление (как, впрочем, и то, что порядка трех десятков стран рассматривают такую возможность²⁰).

Перспективы

В своей Стратегии национальной безопасности от декабря 2017 года Д.Трамп определил современный мир как «мир сильных, суверенных, независимых держав» и провозгласил «новую эру конкуренции»²¹. И весьма вероятно, что так оно и есть. Но с тех пор в геополитику вкралась новая биполярность: США - Китай. Россия в ней до тех пор не фигурировала - как неспособная бросить Америке комплексный вызов, сопоставимый с китайским. Многое поменял спровоцированный США украинский кризис и связанный с ним конфликт между Западом и Россией.

Все началось с попытки Вашингтона «избежать войны на два фронта». Именно так описал стратегию администрации Байдена Уэсс Митчелл из американского мозгового треста «Инициатива Марафон», приверженцем которого, как полагают, является и нынешний советник Байдена по национальной безопасности Дж.Салливан. У.Митчелл, имитируя соответствующие стратегии германских блицкригов, предлагал быстро разрешить проблему с Россией посредством нанесения ей поражения на Украине с последующей «сменой режима» - по опыту поражения в Русско-японской войне, спровоцировавшего революцию 1905 года, - и уже затем сосредоточиться на Китае, который к 2030 году может обладать сопоставимым с американским стратегическим ракетно-ядерным потенциалом²².

Этот блицкриг провалился, несмотря на беспрецедентное санкционное давление на Россию. Соответственно, по ходу, в том числе в порядке объяснения, что из себя реально представляет Россия, Всемирный банк пересчитал ВВП по паритету покупательной способности, что вывело Россию в четверку ведущих экономик мира (после Китая, США и Индии)²³. Россия, таким образом, уже формально возвращается в круг глобальных держав. В этом одно из главных следствий текущего конфликта с Западом на Украине.

Более того, сейчас на фоне поражения Запада на Украине (что с этим делать, никто там не знает), как никогда в последние 30 лет, становится очевидным, что широта (безграничность? или имперское перенапряжение сил/imperial overreach) геополитических интересов Вашингтона делает любую американскую администрацию, включая нынешнюю, заложником контактов с Москвой. Хочется сказать, хороших отношений, но до этого еще далеко. Поэтому американцы их не рвут и откровенно опасаются, что их порвем мы (это явно дает понять бывший госсекретарь Кондолиза Райс, когда пишет на страницах «Форин афферс» о преимуществах наличия с Россией - в отличие от Китая - мер по деконфликтингу по линии военных)²⁴.

Украинский эпизод отношений между Россией и Западом надо закрывать, но так, чтобы виноваты были «слабаки» европейские союзники и, разумеется, сам Киев, но никак не Вашингтон, инициировавший этот конфликт. Только так можно понимать краткое, в одной фразе-обязаловке, заявление К.Харрис на съезде Демпартии о поддержке Украины и европейских союзников²⁵, равно как и суицидальное вторжение ВСУ в Курскую область, о котором американцы не могли не знать. В те же дни, судя по сообщениям СМИ, у российского посла в Вашингтоне А.Антонова состоялись встречи с представителями Белого дома и Госдепартамента, из которого некоторое время назад удалили одиозную Викторию Нуланд²⁶.

Весь период после окончания холодной войны и распада СССР показывает, что Вашингтону не хватает стратегического собеседника и партнера. Реально одолело геополитическое одиночество. «Шапка» однополярности/гегемонии/глобальной империи оказалась тяжела. Украинская авантюра доказала опасность инерции «политики высокомерия/hubris» и провальность отказа кооптировать в свою систему Россию и Китай и, соответственно, политики их одновременного сдерживания. Отсюда запоздалое обращение к идее Г.Киссинджера о разыгрывании «треугольной» дипломатии с Пекином и Москвой, балансе сил и прочих элементах «реальной политики» (странным образом созвучной реальной экономике, которую США взялись восстанавливать у себя).

Но много времени было потеряно. Мир вступил в другую эпоху, где нет места для привычных геополитических упражнений как таковых. Другая и Америка. Мало того, что на собственном опыте в Москве поняли, что быть противником США и выгоднее, и сувереннее, чем быть другом и партнером. Многие вещи в мире из разряда стратегических активов перекочевали в пассив и геополитическое обременение - это союзники, альянсы и базы за рубежом. Все это относится к Европе и НАТО в контексте украинского конфликта: любая мелкая эскалация может стать пересечением уже жирной, по накопительной, «красной линии» Москвы, ответ которой поставит под вопрос не только существование альянса, но и доверие к американской политике вообще.

Этот ответ, разумеется, на территории Европы, ядерный или нет, будет соответствовать императивам укрепления или подтверждения доверия к ядерному сдерживанию, как об этом пишет С.А.Караганов²⁷. Объединенной Европе будет грозить переход на нынешнюю роль Украины: враждебность в отношении России будет побуждать ее смириться с реиндустриализацией Америки за ее счет и необходимостью закупки американских вооружений как доказательства реальности «российской угрозы». А пока европейцам, похоже, придется играть в уже проигранную игру и присутствовать при ее развязке, причем в отсутствие Вашингтона.

Тем временем в конфликте с Западом Россия будет настаивать на полноценном мирном договоре с Киевом (а не навязываемом нам соглашении о прекращении огня) как основы международного признания своих новых границ. Такое признание тем более будет необходимо, если Евросоюз продолжит курс на прием Украины в ее новых, по-настоящему постсоветских границах. Это, видимо, станет ценой перехода российско-американских отношений в новую стратегическую реальность, а именно необходимость трехстороннего, с участием Пекина, процесса контроля над вооружениями и стратегической стабильности. Последняя со временем должна будет носить многосторонний характер, включать как американских «друзей и союзников», так и партнеров Москвы и Пекина, таких как Тегеран и Пхеньян.

Можно предположить, что ценой своего участия Китай определит воссоединение с Тайванем, желательно мирное. Это будет в числе прочего функцией качественно новой геополитической реальности, прежде всего консолидации пресловутого Хартленда в рамках ШОС и других евразийских региональных форматов и появления на базе расширенного БРИКС альтернативной западной площадки со своими правилами, процедурами и стандартами (единый аналог Бреттон-Вудсу, ВТО и ОЭСР). С перспективой создания основ либо для радикальной реформы ООН, либо формирования незападным миром/Мировым большинством/Глобальным Югом с участием теперь и России, заявившей о своей отличности от западной цивилизации, ее альтернативы, отражающей культурно-цивилизационное многообразие мира. Регионализация глобальной политики, включая региональное решение ближневосточного конфликта, которое оказалось недостижимым в рамках традиционной западной геополитики, подкрепит этот процесс переустройства мира на полицентричной основе.

США и Западу в целом придется признать новую реальность (возможно, как России после Крымской войны) и сосредоточиться на своем внутреннем переустройстве. Эта «перестройка/перезагрузка» Запада и его общества должна будет ответить на вызов нового качества России, ставшего во многом следствием радикализма/«максимализма» российской политики Запада²⁸, по сути, объявившего Москве войну своим решением 1994 года о расширении НАТО: эта вторая Крымская война, новая Тридцатилетняя или «карманная» мировая не могла не привести к комплексному усилению России - не только военно-политическому, но и экономическому с внутренней консолидацией российского общества на основе исторической преемственности своего развития. По большому счету речь идет о запуске процесса ресуверенизации, включая элиты и национальное самосознание, с исчезновением внешней референциальности в лице трансформирующегося в направлении тоталитаризма Запада.

Можно предположить, что для России конфликт с Западом стал не только толчком к отказу от 300-летней политической традиции Европе-/западноцентризма, но и источником экономического роста и перехода к новой макроэкономической политике, которую журнал «Экономист» от 12 августа этого года²⁹ называет необычной, то есть, надо полагать, не отвечающей ожиданиям западных столиц, рассчитывавших на успех своего санкционного блицкрига. В основе этой новой экономической политики лежит поддержание внутреннего спроса. По мнению экспертов британского журнала, у России еще на пять лет хватит накопленных резервов, чтобы развиваться, поддерживать нормальную жизнь в стране и продолжать СВО. Таким образом, изоляция от Запада служит важнейшим фактором реализации потенциала самодостаточного развития страны, обретения технологического суверенитета по аналогии с первыми двумя послевоенными десятилетиями в СССР. Именно тогда, как отмечает Михаил Хазин, Россия закрепила создание своей технологической зоны, тогда как до Первой мировой войны она входила в технологическую зону Германии³⁰.

В то же время перед российской дипломатией будет - ввиду конечности поставленных Западом целей на Украине - стоять задача обернуть завершение СВО, предположительно в следующем году, в создание климата коллективной и неделимой безопасности в Евро-Атлантике, другими словами, начать с нуля, апеллируя к перспективе формирования более широкой, общеконтинентальной евразийской системы неделимой и равной для всех безопасности, предложенной Президентом В.В.Путиным 14 июня на встрече с руководством МИД России³¹. Этому способствовали бы такие условия мира для украинской стороны, как отказ от националистической пропаганды, федерализация и утверждение европейских ценностей, в частности права меньшинств и просто права человека. Все это помогло делу мира в Европе после Второй мировой, тем более это необходимо сейчас.

В противном случае будет стоять дилемма: добиваться ли всего этого сразу и как или ждать, пока через пять-семь лет (сроки называют западные политики и эксперты) мы не столкнемся с перевооруженным Западом - угрозой повторения 22 июня 1941 года. Так же как обе мировые войны и межвоенный период разрешились в последующую эпоху, это нынешнее 30-летие должно привести к комплексному договорному урегулированию в регионе, которого он так и не получил после 1989-1991 годов.

Можно будет сказать, что положение о России как «самобытном государстве-цивилизации» в Концепции внешней политики 2023 года стало точкой невозврата в отходе страны от 300-летней традиции европо-/западноцентризма. Неслучайно С.Сестанович еще в 1993 году предупреждал, что «любые сомнения (относительно альтернативных расширению НАТО предложений о сотрудничестве с Россией) ничто по сравнению с разочарованием и беспомощностью, которые мы будем испытывать в случае поражения российской демократии»³².

Именно такое развитие самодостаточной России уточняет ответ на вполне сбывшееся пророчество Сестановича, который, понятно, формулировал то, что на Западе принято называть «потерей России». Уже не говоря о том, что Россия окажется на гребне волны утверждения в мире традиционных ценностей семьи и брака между мужчиной и женщиной, которая неизбежно «накроет» Запад, включая Европу, столкнувшуюся с перспективой выбора между гражданской войной/дрейфом в направлении этноцентричности и тоталитаризма образца межвоенного периода (притом что на этот раз - в отличие от VIII в. - противостоять «халифату» придется не на юге Франции, а в предместьях Парижа) или возвращением к общим для всех мировых культур и цивилизаций ценностям, в которых укоренено подавляющее большинство населения европейских стран. И это в противовес космополитичным элитам, взявшимся заниматься социальным инжинирингом, то есть переустройством общества под себя, что не получилось на путях фашизма/нацизма в первой половине XX века и вряд ли получится сейчас, если адекватно воспринимать тренд «популизма» - как демократический протест электората против ставших ему чуждыми элит.

Параллельно всем придется иметь дело с тем, что Михаил Хазин называет конечностью капитализма, что предвидел еще Адам Смит³³. На его взгляд, нынешний кризис падения эффективности капитала будет последним ввиду того, что глобальный капиталистический проект уперся в планетарные пределы разделения труда. Можно предположить, что деглобализация и вскрывшаяся геополитикой хрупкость производственных цепочек ведут к созданию региональных технологических зон - китайской, российской и, в перспективе, других. С этой точки зрения смысл двух мировых войн состоял в ликвидации технологических зон Великобритании (куда входила Франция), Германии и Японии. Советская технологическая зона исчезла с окончанием холодной войны и распадом СССР. Теперь же при помощи санкционного давления Запада Россия встала на путь создания своей суверенной технологической зоны - одно из следствий кризиса вокруг Украины в порядке действия «закона нежелаемых последствий»/unintended consequences.

Соответствующие последствия можно ожидать для доминирования доллара. Так, консервативный Фонд «Наследие» в упомянутом «Проекте 2025» рекомендует пересмотреть роль ФРС, созданной в 1913 году, и роль золотого стандарта, отмененного в 1971 году: это могло бы стать предметом рассмотрения специальной комиссии Конгресса³⁴. В числе проверенных американским опытом вариантов денежной эмиссии они приводят выпуск обязательств частных банков, обеспеченных их собственными ресурсами, одним из банков, берущим на себя роль регулятора (так называемая «система Саффолк»). В любом случае сложившаяся на основе ФРС система, которая привела к накоплению неподъемной задолженности прежде всего федерального правительства (госдолг в 35 трлн долл., или 125% ВВП при выплатах по его обслуживанию, приближающихся к 1 трлн, или 15% расходной части бюджета)³⁵, требует перезагрузки. Встает и вопрос о том, кому отвечать за доллары ФРС, формально выпущенные от имени федеральных властей, особенно за пределами территории США.

И если возвращаться к образу поговорки «Ворон ворону глаз не выклюет», то ее применимость к сложившейся в российско-американских отношениях ситуации выглядит односторонней. России терять нечего - время на ее стороне, более того, изоляция от Запада работает на нее, и, возможно, потребуется довольно длительный период такого санкционного давления, чтобы закрепился курс на технологическую автономию (если П.А.Столыпин говорил о 20 годах без войны, то сейчас вопрос стоит иначе - нужны как минимум десять лет развития в условиях «гибридной» конфронтации с Западом, чтобы обеспечить необратимость комплексной трансформации России, запущенной в ответ на политику западных элит). США же надо сохранить свою гегемонию или «мягко посадить» ее, что требует сотрудничества всех ведущих держав, прежде всего России и Китая.

Но в Вашингтоне сложился консенсус в отношении угрозы со стороны Китая. Нам надо ждать американских предложений о «стратегической автономии» от Пекина, которые явно запоздали. Китаю же стоит готовиться к тому, что США при любой администрации рискнут разыграть как оружие экономическую взаимозависимость с ним (в формате торговой войны?) в надежде, что китайская сторона пострадает больше если не фатально (аналогия с просчетом в отношении нас в украинском конфликте). С одной стороны, это может ускорить развязку вокруг Тайваня, поскольку Пекину уже нечего будет терять в отношениях с Вашингтоном, а с другой - может сказаться то, что США, подорвав на Украине доверие к своей политике сдерживания одновременно России и Китая, будут проводить на китайском направлении умеренную политику, включая переход к своего рода варианту разрядки (по аналогии с их советской политикой в 1970-х гг., когда США переживали затяжной кризис). В военно-политическом отношении угроза ядерной войны с Китаем для США выглядит стратегическим абсурдом ввиду наличия России и сверхстратегических, а не вышедших из геополитической моды традиционно союзных отношений между Москвой и Пекином³⁶.

В сухом остатке: надо ждать реалистичных предложений Вашингтона, которые появятся не раньше, чем он пройдет по всему кругу иных вариантов, заглянув в пропасть третьей мировой. Мирное сосуществование в условиях отсутствия идеологической конфронтации, воспринимаемой населением как экзистенциальной, рано или поздно заявит о себе. Скорее рано, поскольку нет ресурсов и отпадет смысл продолжения существования исторического Запада, кстати, возникшего как консолидированное политическое сообщество только по итогам двух мировых войн и при решающей роли России/СССР.

Пока же совокупность внутренних, внешнеполитических и экономических факторов будет работать на утверждение в рамках «треугольника» принципов сдержанности и умеренной политики. Роль и значение трех ведущих держав будут сокращаться по мере укрепления других центров экономического роста и военной силы, в том числе на уровне регионов. Возможно, сложится некий баланс сил, а глобальная политика обретет подлинно многосторонний характер. Скажутся и уроки нынешнего обострения между Западом и Россией, которое продемонстрировало ограниченность западных ресурсов, включая политические (результаты недавних земельных выборов в Тюрингии и Саксонии) и экономические, когда санкционное давление на Россию оказалось разрушительным для Запада (что говорить о такого рода давлении на Китай в условиях значительной торгово-экономической и иной зависимости от него всего Запада).

Максимализм западной политики и «сжигание мостов» показали свою контрпродуктивность. А что касается России, то в сложившихся условиях наибольшую угрозу ее развитию представляет как раз снятие западных ограничительных мер (что, к счастью, физически и политически невозможно), поскольку способно подорвать порыв к технологическому суверенитету на основе объективно существующей базовой самодостаточности страны.

На протяжении веков Россия была вынуждена играть по западным правилам и западной повестке дня, которую они продавливали на международных площадках. Теперь мы можем в сотрудничестве с другими устанавливать свои, в том числе по части посткапитализма, включая, как предлагает Хазин, замену ссудного процента, ведущего к жизни в долг, «солидарным накоплением капитала» по образцу наших старообрядческих общин (как «раскапиталисты», они нравились западным идеологам). Подлинное христианство (до Реформации) отрицало ссудный процент и в данном отношении было на одной волне с исламом, где развитие получил исламский банкинг (к примеру, в последнее время он начал развиваться и в Великобритании с ее внушительной мусульманской общиной и присутствием крупных финансовых интересов целого ряда арабских стран). Поэтому нельзя исключать того, что проблематика посткапиталистической проектности будет носить межцивилизационный характер и весьма востребованной в этом процессе окажется роль многоконфессиональной России.

¹Defense Planning Guidance, FY 1994-1999. April 16, 1992. Р. 2.

²Kissinger H. Leadership: Six Studies in World Strategy. UK: Allen Lane/Penguin Books, 2022. Р. 201-203.

³Киссинджер Г. Дипломатия. М.: АСТ, 2021. С. 172.

⁴Там же. С. 171.

⁵Хазин М.Л. Воспоминания о будущем. М.: РИПОЛ Классик, 2023. С. 438.

⁶См.: Канетти Э. Масса и власть. М.: АСТ, 2022. С. 8.

⁷Siegel J. Learn This Term: «Whole of Society» // Tablet. July 25, 2024.

⁸Goodhart D. The Road Somewhere. The New Tribes Shaping British Politics. UK: Penguin Books, 2017. Р. vii.

⁹Lasch Ch. The Revolt of the Elites and Betrayal of Democracy. N.-Y., London: W.W.Norton and Company, 1996.

¹⁰Цит. по: Kissinger H. Leadership… Р. 401.

¹¹Gray J. The New Leviathans. Thoughts After Liberalism. UK: Allen Lane/Penguin Books, 2023. Р. 74-76, 116.

¹²Project 2025. Mandate for Leadership. The Conservative Promise.

¹³Ibid. Р. 4-6.

¹⁴Ibid. Р. 6-9, 21.

¹⁵Ibid. Р. 171.

¹⁶Ibid. Р. 884.

¹⁷Цит. по: Америка против всех. Геополитика, государственность и глобальная роль США: история и современность. М.: ООО «Содружество культур», 2023.

¹⁸Project 2025… Р. 179.

¹⁹Ibid. Р. 181-182.

²⁰Об этом говорил С.В.Лавров на своей пресс-конференции по итогам года. 18 января 2024 г.

²¹National Security Strategy of the United States of America. December 2017 // www.trumpwhitehouse.gov

²²Mitchell A.W. A Strategy for Avoiding Two-Front War // The National Interest. August 21, 2021.

²³Аверьянова В. Пойти на повышение: как России сохранить место среди крупнейших экономик мира // Известия. 2024. 5 июня.

²⁴Rice C. The Perils of Isolationism // The Foreign Affairs. September/October 2024.

²⁵См.: Полный текст речи Камалы Харрис на съезде Демократической партии от 23 августа 2024 г. на ИноСМИ, как опубликовано в «Нью-Йорк Таймс».

²⁶Crowley M. Victoria Nuland, Veteran Russia Hawk, to Leave the State Department // The New York Times. March 5, 2024.

²⁷Караганов С.А. Тяжкое, но необходимое решение // Профиль. 2023. 13 июня. Кстати, цитировавшийся выше Уэсс Митчелл по ходу развития конфликта на Украине запаниковал, косвенно подтверждая справедливость опасений Караганова. См.: Mitchell A.W. America Is a Heartbeat Away From a War It Could Lose // The Foreign Policy. November 16, 2023.

²⁸На эту тему убедительно пишет бывший спичрайтер и заместитель советника по национальной безопасности Б.Обамы Бен Роудс. См.: Rhodes B. A Foreign Policy for the World as It Is // The Foreign Affairs. May/June 2024. Так, на его взгляд, «искушение поддаться отжившим инстинктам Вашингтона содействовало еще одному обременению (внешней политики США): стремлению к достижению максималистских целей». Применительно к политике на Украине, где «риторика Президента Дж.Байдена дрейфовала в направлении одобрения смены режима в Москве», «она выглядит как провал». Он также призывает признать, что «международный порядок, основанный на правилах, в действительности более не существует».

²⁹См.: Vladimir Putin spends big - and sends Russia’s economy soaring // The Economist. August 12, 2024.

³⁰Хазин М.Л. Указ. соч. С. 437-438.

³¹http://kremlin.ru/events/president/news/74285

³²Sarotte M.E. Not One Inch. Yale University Press, 2021. Р. 348.

³³Хазин М.Л. Указ. соч.

³⁴Project 2025… Р. 731-741.

³⁵The Economist: расходы США по госдолгу выросли до $3 млрд // НТВ. 09.09.2024.

³⁶На это указывают сообщения о том, что администрацией Байдена в марте 2024 г. было дано указание Пентагону о подготовке к «скоординированным ядерным вызовам со стороны Китая, России и КНДР». См.: СМИ: Байден в марте одобрил ядерную стратегию США по сдерживанию КНР // РИА Новости. 20.08.2024.

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs