Паннациональные проекты – история и современность

Периодически руководство Турции озвучивает далеко не бесспорные утверждения о «бедственном» положении тюркского населения в тех или иных странах, которые справедливо воспринимают подобные эскапады как вмешательство в свои внутренние дела, даже если и не артикулируют это. Последний такой случай имел место 18 мая, когда турецкий МИД в очередной раз выступил с заявлением в память «жертв депортации крымских татар и черкесов», сообщив, что «Турция продолжит поддерживать усилия по защите идентичности крымских татар, по устранению проблем, с которыми [они] сталкиваются», и заодно напомнил, что земли кавказских народов «были оккупированы 157 лет назад царской Россией».[i]

С точки зрения официальной Анкары, однако, подобные заявления абсолютно в порядке вещей. В 20-х годах прошлого века турецкий национализм (milliyetçilik, от milliyet – нация) стал идеологической детерминантой выживания турок как народа и Турецкой Республики как государства. В это же время в обиход стал входить другой социологический термин - türklük, обозначавший турецкий или тюркский этникос: в турецком языке эти понятия не различаются, а в турецкой ментальности граница между ними размыта, если вообще существует. Поэтому неудивительно, что впоследствии он стал обозначать и «пантюркизм» - идею всестороннего, в том числе и политического объединения всех тюркских народов, «естественным» образом вытекающую из тождества понятий «турок» и «тюрк». Современная официальная наука считает различные тюркские народы субэтносами («родами») единой тюркской общности («расы»), а различия между их языками трактует как диалектические. Так что пантюркизм для большинства турок – это нормальность.

Еще более грандиозным проектом является туранизм (пантуранизм), постулирующий объединение всех алтайских и уральских народов – от финнов до корейцев и японцев. Приверженцев этой идеи в стране не так много, хотя Туран (исторически – земли к северо-востоку от Ирана) и рассматривается как прародина современных турок.

Распад СССР способствовал оживлению пантюркистского и туранистского дискурсов, которые не поощрялись властями при Ататюрке, а также в период конфронтации НАТО и Варшавского договора.

Ситуация с тех пор, конечно, изменилась, но сама история свидетельствует о том, что все паннациональные проекты успехом не увенчались. А попыток было предпринято немало.

Пангерманизм, ставший реакцией на завоевание германских государств наполеоновской Францией и набравший силу при Бисмарке, увенчался аншлюсом Австрии в 1938 году. Чем закончилась эта история известно: после Второй мировой войны националистический и пангерманистский дискурсы в Германии были табуированы на официальном уровне. Неонацистское движение в стране остается маргинальным.

В начале прошлого века адепты панмонголизма (сам термин ввел в оборот философ и поэт Владимир Соловьев), поддержанные одиозным атаманом Григорием Семеновым, планировали создать свое государство на землях России, Монголии и Внутренней (китайской) Монголии. В 1919 году было даже провозглашено образование «Великого Монгольского государства», просуществовавшего несколько месяцев.

Панарабизм зародился в начале XX века, когда большая часть Арабского мира находилась в зависимости сначала от Османской империи, затем — от европейских держав. После ухода колонизаторов было предпринято несколько неудачных попыток объединения арабских государств; в авангарде этого движения шли Ирак и Сирия, где к власти в 60-х годах прошлого века надолго пришла Партия арабского социалистического возрождения (Баас), декларировавшая, наряду с социалистическими, панарабистские идеи. В Сирии в 2012 году по итогам референдума Баас была уравнена в правах с другими политическими партиями, а в Ираке - отстранена от власти в 2003 году после вторжения англо-американской коалиции.

Многочисленные противоречия между арабскими государствами, помимо языка, зачастую связанными лишь общими пунктами паломничества и конфронтацией с Израилем, всегда затрудняли осуществление центростремительных процессов. Ну а нынешний тренд на замирение ряда арабских стран с еврейским государством и вовсе превращает панарабизм в умирающую идеологию.

Паниранизм, постулирующий объединение ираноязычных народов (персов, курдов, таджиков, татов, талышей, пуштунов, белуджей и зазаки), возник в 20-х годах прошлого века как реакция на активизацию пантюркистского и панарабистского движений. Интересно, что большинство последователей этой идеи включает в паниранскую общность тюркоязычных азербайджанцев, говорящих на тюркском языке, но принадлежащих к иранскому культурному ареалу. Сегодня официальной Тегеран стремится распространить свое культурное и политическое влияние на ираноязычные общины в разных государствах, но требования их политического объединения не выдвигает.

Более или менее удачный опыт наднационального и надгосударственного объединения демонстрирует лишь Европейский союз, созданный не на этнической, а на цивилизационной основе и объединяющий не нации, а государства. Именно они после Тридцатилетней войны стали субъектами международных отношений в Европе, сменив в этой роли монархов. И сегодня конституция Франции, например, определяет французов как политическую нацию, хотя это не мешает южанам и северянам не слишком жаловать друг друга, а жителям Бургундии и Гаскони, например, - гордиться своей «местной» историей едва ли не больше, чем историей страны.

Паннациональные искания не обошли стороной и Россию, вылившись в идеологию панславизма, возникшую на фоне подъема освободительного движения балканских славян против Османской империи. Позже была выдвинута идея о противостоянии славянского православного мира во главе с Россией «больной» и «безверной» Европе. Панславизм достиг апогея в период русско-турецкой войны 1877—1878 годов, а затем был «взят на вооружение» перед Первой мировой войной, в которой Россия воевала с Австро-Венгрией, имевшей многочисленное славянское население.

В наше время панславистские идеи еще живы, о чем, среди прочего, свидетельствует тот факт, что количество искусственных «славянских эсперанто» уже превышает количество живых славянских языков.

Первым о цивилизационном (в современном понимании слова) своеобразии России заговорил Константин Леонтьев, констатировавший, что «в характере русского народа есть очень сильные и важные черты, которые гораздо больше напоминают турок, татар и др. азиатцев, или даже вовсе никого, чем южных и западных славян».[ii]

Более подробно эта тема разработана «классическими» евразийцами, старавшимися обосновать мысль о самодостаточном характере России—Евразии, как особой цивилизации, противопоставленной «романо-германскому миру». По мнению идеологов евразийства, на пространстве государства Чингизидов, Российской империи и СССР за века сложился особый этнический тип, сближающийся на периферии как с азиатским, так и европейским типами, но не совпадающий с ними: «Весь смысл и пафос наших утверждений сводится к тому, что мы осознаем и провозглашаем существование особой евразийско-русской культуры и особого ее субъекта как симфонической личности».[iii]

И действительно, политика Московской Руси, Российской империи и СССР (если рассматривать его сквозь «имперскую призму»), в отличие от западных колониальных держав, была направлена на достижение гомогенности новых территорий, инкорпорируемых непосредственно в метрополию. Опыт приобретения заморских колоний – на Американском континенте - оказался неудачным.

Конечно, научные изыскания евразийцев далеки от того, чтобы считаться истиной в последней инстанции. Чаще всего их критикуют за слабую проработку «религиозного вопроса» (дихотомия православия и ислама), мистицизм (положения об «идее-правительнице», «государстве правды»), абстрактный характер ряда постулатов («идеократия», «правящий отбор»). Да и требования экономической автаркии России-Евразии и ее объединении в рамках единого государства в наши дни выглядит анахронизмом. Тем не менее ряд идей евразийцев – о примате сильной центральной власти, о превалировании азиатского вектора во внешней политике над европейским, о многоукладной экономике, об экономической интеграции Евразии на основе транспортных коридоров – уже реализованы или реализуются современной Россией.

Сегодня на азиатской территории бывшего СССР конкурируют прежде всего два интеграционных проекта – евразийский и пантюркистский. Вероятность реализации второго, на наш взгляд, крайне мала по целому ряду причин: тюркские народы различаются в культурном и расовом отношении, по историческому опыту, политической культуре, поведенческим стереотипам, уровню и характеру экономик и т.д. 

Пожалуй, единственное, что их объединяет, - это даже не генетическое, а языковое родство, на котором построить политический союз вряд ли возможно. А кроме того пантюркизм имеет целью «воссоздание» гипотетической «тюркской расы», что подразумевает отказ от культурной самобытности этносов, которым предлагается в этой «расе» раствориться.

Евразийский проект, в отличие от пантюркистского, апеллирующий не к нациям, но к независимым государствам, не к чувствам, но к разуму, имеет больше шансов на успех. Среди его объективных преимуществ и экономические, и военно-технические связи, и многовековые традиции «совместной жизни» в едином государстве. Но только нельзя забывать, что все это не будет «работать» само по себе: в желающих затормозить процесс евразийской интеграции недостатка нет.

Мнение автора может не совпадать с позицией Редакции

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs