В первой части я рассказала о том, что привело моего папу к намерению связать свою жизнь с работой в Министерстве иностранных дел. Теперь я попытаюсь на его примере показать, как из выпускника МГИМО, проявляя большую дисциплинированность, последовательно накапливая разнообразный профессиональный и политический опыт, развивая аналитические и другие необходимые дипломату способности, можно со временем стать высококлассным мастером в своем деле, или, как иногда говорят, дипломатом с большой буквы.
Разумеется, не мне, его дочери, давать оценку профессионального пути папы. Это сделали другие, причем очень авторитетные люди. Министр иностранных дел России Сергей Лавров в своем обращении к читателям, которое он предпослал папиной книге «Посол в стране пирамид», назвал его «нашим выдающимся дипломатом». Или вот какие слова он же адресовал папе по случаю его 85-летия: «Неразрывно связав свой жизненный путь с дипломатической службой, Вы прошли все стороны профессионального становления, последовательно отстаивали интересы страны на передовых, самых ответственных рубежах. Высокий авторитет снискала Вам многолетняя плодотворная деятельность на направлении внешнеполитического планирования. С исключительной самоотдачей Вы трудились на посту Постоянного представителя СССР при ООН, в качестве посла в Каире и Заместителя Министра внесли существенный вклад в укрепление наших позиций на Ближнем Востоке и в Северной Африке, активно способствовали продвижению конструктивного сотрудничества с Канадой. Все, кому довелось работать под Вашим руководством, искренне уважают Вас как блестящего международника, человека щедрой души. Отрадно, что, опираясь на разносторонние знания и опыт, Вы продолжаете участвовать в осмыслении сложных динамичных процессов современного мира». Сергей Викторович знает, о чем в данном случае пишет: он сам работал в Представительстве СССР при ООН, когда им руководил мой папа.
Или вот как отозвался о папе замминистра иностранных дел России Сергей Рябков, курирующий в ведомстве американское направление (американистике папа отдал немало сил): «Ваша многолетняя дипломатическая деятельность на ключевых направлениях советской и российской дипломатии, которая пришлась на непростые периоды нашей истории, – образец верности долгу и достойного служения Отечеству. На всех постах Вы были и остаетесь профессионалом с большой буквы, по праву завоевавшим авторитет и уважение среди коллег и зарубежных партнеров. Вы дали «путевку в жизнь» целой плеяде талантливых дипломатов, которые сегодня трудятся на самых разных участках «дипломатического фронта». Ваши человеческие качества служат примером для всех нас. Ценим, что Вы продолжаете передавать опыт новым поколениям мидовцев в своих увлекательных мемуарах».
«Работая в системе Министерства, Вы зарекомендовали себя высококвалифицированным профессионалом своего дела, интеллигентным, чутким и внимательным руководителем», – это слова уже другого заместителя министра – Михаила Богданова, куратора Ближневосточного направления, на котором папе тоже в свое время пришлось потрудиться.
Такие теплые дружеские послания папа получает и от других нынешних и от прошлых руководителей российского и до этого союзного МИДа. Очень ценит папа и полученную из рук Евгения Примакова Почетную грамоту Министерства «за многолетнюю плодотворную дипломатическую деятельность и образцовое выполнение профессионального долга».
Фото: Е. Примаков вручает А. Белоногову почетную грамоту МИД. Москва, 1998 г.
Путь к дипломатическим высотам редко у кого бывает прост (мне, как супруге посла, это известно не понаслышке). Не был таким он и у папы. Начало, как и положено для молодого выпускника, было скромным – с самой первой ступеньки – должности референта Договорно-правового отдела, где папе дали возможность, как он того и хотел, заниматься международным публичным правом.
«Первые недели и даже месяцы, – вспоминает папа, – были самыми трудными, хотя сложных дел мне не поручали, понимая, что мне следует сначала хотя бы немного освоиться. Я не стеснялся обращаться за советом и помощью, и от меня не отмахивались. Мало-помалу я начал ориентироваться, где какую информацию искать, кто за что отвечает, как пишутся служебные записки, справки, ноты и т.д., наблюдал, как делают свою работу соседи по комнате, как они общаются с сотрудниками других отделов и управлений МИДа, с представителями других учреждений. У всякого ремесла есть свои правила и испытанные приемы, которые надо знать и освоить. Есть они и у тех, кто по долгу службы должен приучить себя смотреть на вещи под углом права, а не с более привычных позиций, когда почему-либо хочется, чтобы было так, а не этак. Эту необходимую школу я и проходил в ДПО, набивая себе порой шишки, но все-таки обретая опыт. Потом дело пошло легче. Через полгода я справлялся уже с достаточно серьезными заданиями, движимый даже не столько честолюбием, сколько стремлением не подвести своих «крестных отцов» – Дурденевского и Крылова, по чьей рекомендации я оказался в ДПО. Кажется, у них не было оснований об этом сожалеть».
Особенность ДПО состояла в том, что в него на согласование непрерывно шел поток бумаг из других подразделений МИДа и ведомств: проекты нот, докладных записок, договоров и соглашений, указания делегациям и посольствам и т.д. Все они, как правило, требовали быстрой реакции, что делало работу сотрудников ДПО весьма напряженной, но и очень разнообразной, благодаря чему папа получил представление о мидовской работе в целом, её формах и направлениях.
Постепенно набирался также опыт участия в переговорах (в Москве и за рубежом) по подготовке соглашений, а также в конференционной работе. В этом плане особое значение для папы имели командировки в 1955 и 1957 годах в Женеву на сессии Комиссии ООН по правам человека и в 1957 г. в Нью-Йорк на сессию Генассамблеи ООН, где он уже на практике познакомился с тем, что такое многосторонняя дипломатия, и как она действует в ООН.
За первой поездкой в Швейцарию состоялся и дебют в печати. В Женеве папу поразило, с каким вниманием относятся в ООН к Всеобщей декларации прав человека. Между тем, когда в 1948 г. наши поправки к ней не прошли, СССР воздержался при окончательном голосовании текста декларации, который у нас так и не был опубликован. Папа вспоминает: «Последующие годы показали ошибочность нашей позиции. Я решил, что ситуацию надо поправить, и написал статью, где давались уже совершенно другие оценки этому документу. Статья под заголовком «К седьмой годовщине Всеобщей декларации прав человека» появилась в одиннадцатом номере «Международной жизни» за 1955 год. Напечатана была и сама Декларация. Моей фамилии под статьей, правда, не оказалось: в редакции решили, что она никому не известна и комментарий без подписи будет солиднее. Наверное, редакция поступила разумно: советские журналисты-международники восприняли публикацию как сигнал и в свою очередь стали широко цитировать Декларацию, вокруг которой до этого существовал чуть ли не заговор молчания...За годы работы в ДПО я выдал целую серию небольших, но емких материалов для первого издания трехтомного «Дипломатического словаря», для энциклопедий и справочников. Все они так или иначе были связаны с международным правом».
Папа успешно проработал в ДПО пять лет и потом всегда считал, что полученные там навыки и юридическая подкованность хорошо помогали ему в дальнейшем. Следующие два с лишним года он трудился в Отделе международных экономических организаций (ОМЭО) и в основном как юрист в связи с присоединением СССР к большой группе конвенций Международной организации труда (МОТ). На этот же период пали многочисленные поездки папы в Женеву на сессии Генеральной конференции МОТ, ее Административного Совета и отраслевых комитетов, где он также поднабрался полезного опыта.
Фото: А. Белоногов на заседании Административного Совета МОТ, 1961 г.
По мидовским меркам папе давно следовало бы отправиться в длительную командировку, но мешало его затянувшееся холостяцкое положение. И как только в феврале 1962 г. это препятствие отпало (его избранницей стала студентка медвуза и моя будущая мама Наталья Николаевна), как Управление кадров сразу же взялось за оформление папы в Нью-Йорк в Секретариат ООН по профилю его последней работы. Там ему предстояло бы заниматься социальными вопросами на должности, которая приравнивалась к первому секретарю (в ОМЭО он был вторым секретарем).
Но папе не хотелось ни продолжать заниматься социальной проблематикой, ни становиться международным чиновником. Он считал, что нельзя по-настоящему войти в профессию, не проработав в каком-нибудь посольстве, желательно крупном. И когда он случайно узнал, что ищут кандидата на место третьего секретаря посольства СССР в Лондоне, то с готовностью предложил себя. Некоторые из сослуживцев посчитали его предпочтение Лондону, да еще и с понижением, странным, если не сказать глупым, пытались отговорить. А мама поддержала папу: едем туда, где будет интересней работать. И они ни разу не пожалели о своем решении. А в Нью-Йорке потом все равно оказались. Как говорится, от судьбы не уйдешь. С мамой папа прожил 30 счастливых лет, пока болезнь не унесла ее жизнь, и сдержал данное ей до свадьбы обещание: она так и осталась для него «одной единственной» и даже сейчас, по прошествии почти 30 лет, не снимает обручального кольца.
В Лондоне папа сначала занимался внутриполитическими вопросами. Поскольку было интересно, материалов было много, то и работа двигалась бойко. Писал папа легко. Поэтому каждые две недели с почтой улетали в Москву справки, обзоры, записи бесед. Круг вопросов и заданий расширялся. Росла и квалификация. При подготовке первого в его жизни годового политотчета посольства папе поручили соединить воедино подготовленные сотрудниками разрозненные куски. Потом текст правился, но, видимо, основа понравилась, так как затем все большие сводные материалы давались на редакцию именно ему.
В качестве общественной нагрузки папу избрали в местком, он руководил политкружком жен техсостава и вошел в состав лекторской группы, члены которой выступали перед различными английскими аудиториями. Именно так он оттачивал мастерство свободного общения на публике на родном и иностранном языке. Годы спустя вот что написала мне сестра Татьяна из Оттавы в Джакарту, когда ей довелось присутствовать на встрече папы в канадском парламенте с молодыми лидерами правящей Прогрессивно-консервативной партии: «Я впервые видела и слышала, как папа выступает перед аудиторией. Меня это так впечатлило: его четкий ход мыслей, свободная манера изложения (он выступал около часа без всяких бумажек) и его великолепный английский язык».
Уже через год папу назначили вторым секретарем посольства, сопроводив повышение существенным расширением обязанностей – в дополнение к внутриполитическим вопросам его сделали пресс-секретарем посольства, а это дело очень ответственное и беспокойное, особенно в такой стране, как Великобритания с ее великодержавными замашками, антисоветским настроем и изощренной журналистикой. В качестве пресс-секретаря посольства приходилось не только отвечать на вопросы журналистов, но и оказывать содействие советским официальным лицам при общении с британскими СМИ, помогать нашим журналистам, следить, что публикуют британские СМИ в Москве, поддерживать тесные контакты с пресс-секретарями других посольств. Лондон в этом смысле стал для папы серьезным испытанием и одновременно своего рода «курсами повышения квалификации». Как раз на это время выпало дело Профьюмо, в котором был замешан помощник советского военного атташе, и убийство Кеннеди с якобы причастным к этому американцем, проживавшем некоторое время в СССР и вернувшимся с русской женой. В последнем случае папе пришлось делать заявления для прессы еще до прихода инструкций из Москвы. Вот тут-то и потребовались всё его хладнокровие, выдержка, четкость мысли и формулировок, находчивость, умение вовремя заметить и нейтрализовать затаившийся в вопросе подвох, способность хорошо аргументировать и убедительно подавать свою точку зрения. «С Москвой во мнении я не разошелся, что и было в конечном счете главным», – вспоминает папа.
Фото: А.Белоногов выступает перед лекторами г.Москвы. 24 апреля 1969 г.
Результатом такой его служебной и общественной деятельности стало неожиданное избрание папы сразу в партком советской колонии, минуя нижестоящие инстанции. В тот день его даже не было на партконференции: он читал лекцию вне Лондона. Нагрузка, конечно, возросла, но папа, видимо, с нею неплохо справлялся, так как через два года его вновь избрали в партком, где он стал заместителем секретаря парткома по идеологии.
Изменилось и служебное направление деятельности: папа перешел в группу внешней политики, где ему было поручено заниматься отношениями Великобритании со странами Британского Содружества и ее политикой «к востоку от Суэца». Соответственно расширился и круг знакомств: к парламентариям, журналистам, общественным деятелям и деятелям культуры добавились сотрудники Форин офиса и соответствующих посольств. Вскоре выросла и должность – папа стал первым секретарем, а это для посольского работника качественный рубеж – с ним открывается доступ к шифропереписке, и через это к новым возможностям и новым обязанностям.
В Лондоне папа работал при двух послах: боьшую часть времени при А.А.Солдатове и под конец командировки при М.Н.Смирновском. Оба до Лондона были членами коллегии и руководили отделом США. С каждым из них папе еще придется тесно посотрудничать. Оба были очень достойные и высокопрофессиональные люди.
Папа проработал в Лондоне четыре с половиной года и всегда вспоминает их как очень много давших ему в плане знаний, опыта и навыков, как плодотворный и очень счастливый этап его жизни. Там у него родились две дочки, довершив формирование любящей и дружной семьи. Вот что он написал: «Мысленно я себя хвалил за то, что не поддался соблазну более обеспеченной жизни международного чиновника и в качестве места работы выбрал именно Лондон». Кстати, оттуда он вернулся с первой в его жизни государственной наградой – медалью «За трудовое отличие», которую ему вручил в Кремле в марте 1967 г. Председатель Президиума Верховного Совета СССР А.И.Микоян.
В Москве у папы началась новая и очень интересная, растянувшаяся на многие годы, глава жизни – работа в тогда только созданном Управлении по планированию внешнеполитических мероприятий (УПВМ) МИД СССР, которое замышлялось как своего рода мозговой центр министерства. И конструировался он как МИД в миниатюре, имея в своем составе Американский, Европейский, Азиатский и Афро-Ближневосточный отделы и ряд тематических групп – по соцстранам, Движению неприсоединения, связям с наукой. Имелись у УПВМ и другие особенности: оно было единственным мидовским подразделением, начальник которого был в ранге заместителя министра, а в штатном расписании имелись помимо обычных и небывалые ранее в МИДе должности старших и главных советников с повышенными окладами. У начальника Управления имелся по штату единственный заместитель из числа заведующих отделами.
УПВМ было создано по решению Политбюро ЦК КПСС с задачей разрабатывать материалы и предложения по главным направлениям внешней политики СССР, по основным международным проблемам, по отдельным географическим районам, по вопросам перспективного развития Советским Союзом отношений с группами стран и подготовке крупных официальных документов. Справляться с такими амбициозными задачами было, конечно, не легко, особенно поначалу.
Первым начальником УПВМ был вернувшийся из Лондона А.А.Солдатов. Зная папины деловые качества, он и пригласил его в УПВМ с назначением советником в Американский отдел. «Время как следует вгрызаться в американскую тематику у Вас будет, – сказал он папе. – Ведь из-за учебы жены Вам все равно, как я понимаю, придется какое-то время провести в Москве. Вот и посвятите его Америке. А потом посмотрим, что делать дальше». Папа вспоминает: «То, что поприще для меня будет новым, меня не смущало. В конце концов я и в Англию поехал, ни дня до этого не проработав непосредственно на английском направлении, а получилось неплохо. Но понимал: бить баклуши в УПВМ не придется, а, напротив, надо опять вкалывать, доказывать себе и другим, что взят в УПВМ не напрасно».
И папа вкалывал, успевая справляться не только с текущими заданиями, но и начитывая различные материалы по США. В сжатые сроки он сумел стать признанным специалистом в этой области, в том числе защитил кандидатскую диссертацию, выбрав в качестве ее темы взаимодействие между президентом и конгрессом США в области принятия и исполнения международных обязательств (диссертаций, книг или статей по этой теме в СССР тогда еще не было). Папа сначала опубликовал несколько статей по теме в академических журналах, а потом появилась и его книга «Белый дом и Капитолий – партнеры и соперники». Отмечу также, что на каком-то этапе работу в УПВМ папа совмещал с работой на полставки старшим научным сотрудником в Институте США и Канады АН СССР, участвовал в подготовке монографий и обсуждениях различных вопросов у директора института академика Г.А.Арбатова.
Но главным для папы всегда, конечно, была его мидовская деятельность, протекавшая насыщенно и успешно. К концу 1967 г. он уже обосновался в той группе работников Управления, на которую его руководство возложило бремя создания оценочных и предложенческих записок в ЦК КПСС – главной формы, в которую облекался конечный продукт деятельности УПВМ.
Но не обходилось и без разногласий с начальством: папа человек принципиальный и не считал нужным скрывать свои взгляды, даже если они расходились с превалирующими настроениями. Приведу такой случай. Первым по счету заместителем начальника УПВМ был С.А.Виноградов, до этого бывший свыше 12 лет нашим послом в Париже. Однажды (возможно, уже с его переориентацией на Каир, куда он вскоре уехал послом) он устроил совещание по вопросам обстановки на Ближнем Востоке (это было после разгрома Израилем осенью 1967 г. войск Египта, Сирии и Иордании). Высказался на нем и папа. В частности, он критически отозвался о разрыве Советским Союзом дипотношений с Израилем как ставящем СССР в регионе в ущербное положение в сравнении с США, сохранившими отношения со всеми сторонами конфликта. Папа считал, что мы вполне могли бы ограничиться менее стесняющими нас мерами – временным отзывом посла, замораживанием на какое-то время связей и т.п. Но раз уж разрыв состоялся, то не надо слишком затягивать с восстановлением отношений. Иначе наша политика в регионе будет «хромать на одну ногу», да и в Израиле у нас много разных интересов, которыми не следует пренебрегать. «Виноградов, – пишет папа, – на совещании моих соображений не комментировал, но на следующий день я был вызван к Солдатову, который и указал мне на то, что поскольку решение о разрыве дипотношений принимало Политбюро, то с моей стороны неосмотрительно публично ставить такое решение под сомнение. В результате отсутствие дипотношений с Израилем нам вредило еще многие годы, и лишь десятилетия спустя, когда я как заместитель министра иностранных дел СССР отвечал, в частности, за Ближний Восток, произошло их восстановление, чему я – не скрою – способствовал».
После А.А.Солдатова, неожиданно уехавшего послом на Кубу, руководителем УПВМ стал в 1968 г. опытнейший германист Владимир Семенович Семенов. При нем в УПВМ было подготовлено несколько по-настоящему фундаментальных работ по нашей политике в отношении ведущих стран мира, в первую очередь США, отношения с которыми были осложнены гонкой вооружений, вьетнамской войной и целым рядом других обстоятельств. К нескольким из этих документов папа имел самое прямое отношение. При подготовке одного из них имел место такой примечательный казус.
Папе было поручено редактировать обширный документ для ЦК «Доклад МИД СССР по Китаю». Папа был согласен с китаистами Азиатского отдела УПВМ, «что культурная революция в Китае, бои на острове Доманском и прочие антисоветские завихрения – это преходящие явления, которые неизменно сменятся возвратом Пекина к курсу на взаимопонимание и сотрудничество с СССР, тогда как в отделе ЦК по соцстранам превалировали пессимистические прогнозы. Из этого вытекали и расхождения в том, как Москве следует себя вести перед лицом текущего кризиса в отношениях между СССР и КНР. «Семенов, будучи тертым политиком и кандидатом в члены ЦК, хотел подладиться под настроения Старой площади за счет, в частности, включения в доклад зубодробильного абзаца насчет неизбежности победы СССР над Китаем в случае возникновения большой войны. Я же был категорически против подобного абзаца как подталкивающего читателя к мыслям в крайне опасном направлении. Кончилось тем, что, разозлившись на мое упрямство, Владимир Семенович демонстративно отстранил меня от дальнейшего участия в работе над докладом, что, однако, надо признать, не повлияло на наши с ним деловые взаимоотношения в других вопросах», – пишет папа. Именно с подачи Семенова папа в 1970 г. был назначен старшим советником УПВМ, и это знаменовало перевод в качественно более высокую категорию мидовского состава. К сожалению, В.С.Семенову недолго довелось руководить УПВМ: в мае 1969 г. его назначили главой делегации на советско-американских переговорах по ограничению стратегических вооружений, и ему стало трудно совмещать обе должности.
Новым начальником (в конце 1971 г. и уже на долгий срок) стал один из ближайших сотрудников министра А.Г.Ковалев, человек многих талантов, притом сам отлично владевший пером. В конечном счете он сделал папу своим заместителем по УПВМ, но до этого еще предстояло пройти ряд довольно сложных служебных этапов.
Вехой на этом пути стала весна 1972 г., когда планировался первый в истории официальный визит Президента США в Москву. На встречу Л.И.Брежнева и Р.Никсона возлагали большие надежды. Но Американский отдел УПВМ к подготовке почему-то не привлекался – все готовил тоже очень сильный по составу территориальный отдел МИДа (ОСША). И все же папа размышлял, как он сам мог бы поспособствовать успеху предстоящего саммита. В конце концов у него созрела идея увенчать саммит подписанием Р.Никсоном и Л.И.Брежневым документа, который зафиксировал бы согласованные базовые принципы, на которых будут в дальнейшем строиться взимоотношения двух держав, как то мирное сосуществование, недопустимость ядерной войны, признание на основе равенства интересов безопасности друг друга, ограничение вооружений и др. Документ мыслился как своего рода кодекс поведения двух сверхдержав в отношениях друг с другом и на мировой арене и обобщенная программа их сотрудничества в основных областях. И, никому не докладываясь, папа стал готовить проект такого документа, назвав его «Основные принципы взаимоотношений между СССР и США».
Руководивший тогда Американским отделом УПВМ посол В.П.Суслов папину идею и сам проект поддержал. Но потом случилась осечка: заведовавший ОСША Георгий Маркович Корниенко, оценив квалифицированность подготовленного текста, сказал, что американцы все равно его не подпишут, а потому и передавать его им не надо, чтобы не осложнять подготовку саммита. Но папа был уверен, что в проекте нет ничего неприемлемого для США и все-таки передал его А.Г.Ковалеву (с оговоркой насчет позиции Г.М.Корниенко). Решилось все на совещании у А.А.Громыко: проект ему понравился, и он внес в текст лишь одну поправку – заменил в названии слова «Основные принципы» на «Основы». В таком виде документ и был одобрен на Политбюро, а потом во время закрытого визита Генри Киссинджера в Москву передан ему лично Л.И.Брежневым, подчеркнувшим значение, придаваемое документу советской стороной. На другой день Г.Киссинджер сказал, что проект, по его мнению, подходит американской стороне на 95%, нужно лишь стилистически кое-где подправить английский текст, но окончательное решение за Р.Никсоном. Г.Киссинджер просил держать проект в полном секрете, т.к. Белый дом не хотел бы втягивать в этот вопрос госдепартамент США. Поэтому какое-то время папа даже не знал о судьбе своего детища. Все прояснилось лишь когда папа прочитал шифровку посла в США А.Ф.Добрынина о том, что Р.Никсон согласен с нашим проектом и хотел бы сделать к нему лишь несколько уточнений и дополнений, вполне, по мнению посла, для нас приемлемых.
Так получилось, что в тот же день папа случайно встретился в коридоре с Г.М.Корниенко. Он его остановил и, поздоровавшись, поинтересовался, видел ли папа телеграмму А.Ф.Добрынина. Узнав, что видел, сказал: «Вы оказались правы. Поздравляю.» И тут же попросил папу посмотреть подготовленную в ОСША памятку к переговорам и в свете упомянутой новости сделать к ней дополнения. Написанный папой материал стал заставкой к памятке. Папа присутствовал в Кремле при подписании президентами «Основ» и участвовал в протокольных мероприятиях по случаю пребывания Р.Никсона в Москве.
Случай с «Основами» стал переломным в личных отношениях между папой и Г.М.Корниенко. С тех пор папа изначально участвовал в подготовке итоговых документов всех последующих советско-американских саммитов и разработке многих других проектов. Отражением всех этих моментов станет потом сделанная Георгием Марковичем дарственная надпись на своей книге «Холодная война. Свидетельства ее участника»: «Александру Михайловичу Белоногову – соучастнику многих событий, о которых идет речь в этом опусе, в память о нелегких, но, наверное, не худших годах нашей жизни. Г.Корниенко 27.12.01».
Руководство МИД ценило папин вклад в советскую внешнюю политику, что находило выражение в должностных повышениях, рангах и наградах. 15 мая 1973 г., точно в день папиного рождения, А.А.Громыко подписал приказ о его назначении главным советником УПВМ. Это опять было новое качество в плане мидовской иерархии (отдельный кабинет, телефон правительственной связи и пр.). Выразилось оно также в том, что когда руководитель Американского отдела уходил в отпуск или уезжал в командировку, за старшего в отделе теперь оставляли папу, хотя в отделе были и другие главные советники, в том числе значительно старше рангом и возрастом. А когда сменивший В.П.Суслова во главе отдела М.Н.Смирновский месяцами стал отсутствовать в Москве как глава нашей делегации на венских переговорах по сокращению вооруженных сил и вооружений в Центральной Европе, руководство отделом стало для папы почти перманентным. Нагрузка от этого возросла, но накапливался и административный опыт, что тоже важно для дипломата. Росла у него и переговорная практика: он был заместителем главы делегации на нескольких раундах переговоров с США по ограничению торговли оружием. Оценкой папиной работы стало вручение ему в 1976 г. Ордена Трудового Красного Знамени, а в 1981 г. Ордена дружбы народов.
В целом 1970-е годы в советско-американских отношениях, несмотря на периодически возникавшие обострения, прошли под знаком разрядки и наращивания объема взаимополезных связей – политических, военных, торговых, научных, культурных и т.д. В 1977 г. папа с его другом и коллегой В.Ф.Петровским опубликовали монографию «СССР-США: перестройка отношений». Она вышла под псевдонимами Ал.Белов и Вл.Петров. В ней, подводя черту под эпохой разрядки, авторы отметили, что в 1972-1976 гг. наблюдался небывалый размах советско-американских контактов, одних только встреч на высшем уровне состоялось пять. «Показательно, – писали они, – что почти из ста договоров и соглашений, заключенных после установления в 1933 г. дипломатических отношений с США, около половины было подписано в 1972-1976 годах». Действительно, таких масштабов политико-дипломатической, в том числе договорно-правовой работы, не знал ни один другой период в отношениях между нашими двумя странами ни до, ни после. К некоторым из них Отдел стран Америки УПВМ в лице его сотрудников имел самое непосредственное отношение.
В 1975 г. Г.М.Корниенко стал Первым заместителем министра, что дало папе возможность многие вопросы Американского отдела решать с ним напрямую, а это значительно упрощало дело. Но иногда Георгий Маркович по своей инициативе вовлекал папу в обсуждение и других вопросов. Об одном таком случае папа потом (в 2000 г.) рассказал на страницах журнала «Международная жизнь» в статье, посвященной 75-летию Г.М.Корниенко (оба к этому моменту в МИДе уже не работали).
Речь идет о начале осени 1979 г., когда папа, зайдя к Г.М.Корниенко, вдруг узнал от него, что афганское руководство обратилось с настойчивой просьбой (и это уже в пятый или шестой раз) ввести в Афганистан советские войска. Получив в ответ на вопрос «надо ли вводить» папино «конечно, нет», Г.М.Корниенко спросил, как можно было бы обосновать такую позицию. Цитирую статью. У папы «выстроились два ряда аргументов. Первый был связан с сугубо афганской спецификой (ввод войск только подхлестнет гражданскую войну: наши войска неизбежно в неё будут втянуты; война обещает быть долгой и кровопролитной; вести её придется в крайне невыгодных для нас условиях горной страны, а сама гражданская война приобретет неблагоприятную для нас религиозную окраску борьбы мусульман с «неверными» и т.д.). Словом, ничего хорошего в самом Афганистане нашим войскам не светит, а общие перспективы более чем туманны.
Второй ряд аргументов состоял в том, как ввод отразится на внешнеполитических позициях и интересах СССР (резко ухудшатся отношения с США, а также натовской и нейтральной Европой; крайне негативно отнесутся соседи Афганистана – Иран и Пакистан, которые получат к тому же хороший дополнительный предлог вмешиваться в афганские дела; косо посмотрит другой сосед Афганистана – Китай; мы войдем в политическую конфронтацию с Движением неприсоединения и мусульманскими странами в целом). Словом, и тут сплошные минусы. Общий вывод: надо продолжить оказывать афганскому руководству помощь в уже сложившихся формах и, если потребуется, даже увеличить её, но на ввод войск ни в коем случае не соглашаться».
Итогом разговора стало задание папе изложить все эти аргументы и доводы в виде записки МИД СССР в ЦК КПСС. Записка была подготовлена. Г.М.Корниенко ее завизировал и направил А.А.Громыко. Папа полагал, что дело сделано и крайне удивился, когда в декабре войска все-таки ввели. Как позже объяснил Г.М.Корниенко, министр записку не подписал и с этого времени и вплоть до ввода войск афганскую тему в беседах с ним (Г.М.Корниенко) вообще не затрагивал, видимо, взяв за ориентир для себя позицию Минобороны и КГБ. Папе же потом очень много внимания пришлось уделять как раз афганским делам и в УПВМ, и в процессе дальнейшей работы за рубежом и в Москве.
Но вернусь немного назад. В середине 1978 г. папина карьера в УПВМ сделала неожиданный зигзаг – его назначили завотделом Ближнего Востока и Африки, но при этом предупредили, чтобы про американское направление он не забывал. В любом случае, ему опять пришлось серьезно изучать новую тематику. Но как показала жизнь, потом все это очень и очень пригодилось.
Зигзаг был по времени кратким: в феврале 1979 г папу вернули на американское направление, назначив заведующим Отделом стран Америки. А в январе 1980 г. А.А.Громыко вновь повысил его в должности, сделав заместителем начальника УПВМ, сохранив при этом за ним должность заведующего Американским отделом. Как признается папа, назначение на фактически старшую в аппарате Управления должность приятно пощекотало его самолюбие: ведь Управление хорошо котировалось в МИДе и за его пределами, в нем были собраны профессионально сильные работники (штат превышал 70 человек, в т.ч. насчитывал 12 главных и 17 старших советников, 10 советников, 8 экспертов и т.д. по нисходящей). Такого солидного аппарата не было ни в одном другом подразделении МИД. Но и работы порою было через край. У руководящего же звена, как правило, спокойной жизни почти не было. Папа, например, три года подряд (1978-1980) не имел возможности вырваться в нормальный отпуск.
С осени 1980 г. у папы добавилось работы и по общественной линии – он был избран в партком Министерства, где на него возложили руководство общемидовскими научно-практическими конференциями. Так шаг за шагом из дипломата-исполнителя проходило формирование дипломата-руководителя, притом широкого профиля, хорошо знакомого с самыми разными аспектами внешней политики и методами её реализации. Работая в УПВМ, папа получил и высший в дипломатической службе ранг Чрезвычайного и Полномочного Посла.
С назначением папы замначальника УПВМ в работе Управления возникла новая форма работы – проведение политконсультаций с руководством МИДов соцстран и примерными аналогами нашему УПВМ в МИДах ряда стран Запада. А.Г.Ковалев был сверхосторожным человеком и не любил сам общаться с иностранцами, так что их прием в УПВМ и ответные визиты были целиком возложены на папу. Одними из первых у него побывали французы, потом англичане, финны, скандинавы и т.д. В свою очередь, он проводил консультации в госдепартаменте США, в МИД Франции, Кубы, ГДР, Польши, Венгрии, Румынии, Финляндии. В некоторых случаях такие консультации у себя папа проводил совместно с представителями Генштаба (в частности с американцами). Это также был весьма ценный опыт.
От министра папе порой поступали задания, напрямую не связанные с УПВМ: то участвовать в написании международного раздела Отчетного доклада ЦК КПСС съезду партии, то в работе по подготовке того или иного выступления Л.И.Брежнева, то собственных речей А.А.Громыко на сессиях Генеральной Ассамблеи ООН. А однажды (в августе 1981 г.) папе было поручено возглавлять рабочую группу Политбюро по Польше в связи с возникшим в этой стране политическим кризисом. Тогда были разработаны рекомендации советскому руководству, что нам следовало бы делать в связи с кризисом, а чего категорически нет (в последнем случае речь прежде всего шла о вводе войск). События показали, что руководство отнеслось к рекомендациям рабочей группы с должным вниманием. Такие задания, естественно, отвлекали от текущей работы УПВМ, но и многое давали в плане политического опыта.
УПВМ стал для папы настоящей академией. Там было чему учиться и у кого! Многопрофильность Управления давала возможность заниматься широчайшим спектром вопросов, аналитикой, разработкой вопросов на перспективу, участвовать в переговорах. Кстати, из среды сотрудников УПВМ вышли пять заместителей министра иностранных дел СССР (это не считая самих начальников Управления).
Папина служба в УПВМ растянулась на целых 17 лет. Почему так долго? Сначала папа сам отказывался от длительных командировок, потому что хотел дать маме возможность закончить институт и стать врачом-дерматологом, как она мечтала. Потом начали оформлять советником-посланником в Лондон, куда папе хотелось вернуться. Но передумал А.А.Громыко (возможно, А.Г.Ковалев убедил министра не отпускать папу из Управления). Потом такую же должность предложил А.Ф.Добрынин в Вашингтоне. Пришлось отказаться из-за рецидива у папы с отслойкой сетчатки глаза, а врачи строго предупредили насчет недопустимости тогда большой нагрузки на глаза. Потом подросли мы с сестрой, и на первый план вышли окончание нами школы и поступление в вуз. Затем появилось предложение поехать послом в Аргентину, и папа даже приступил к занятиям испанским языком. Воспротивилась медицина из-за влажного там климата: папе сильно досаждала астма, и он все чаще стал попадать из-за нее в больницу. «Пустыня – вот ваше спасение», – таков был вердикт врачей. Подходящих же стран было немного, да и послы в них сменились недавно. С Египтом отношения были заморожены на уровне временных поверенных после объявления Садатом нашего посла персоной нон грата, а в Саудовской Аравии, ОАЭ, Катаре, Бахрейне советских диппредставительств еще не было. Из больницы папа возвратился на работу, не зная куда же забросит его судьба.
Продолжение следует...
Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.
Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs