Ливан: детонация нестабильности

4 августа 2 мощнейших взрыва, вызванные, по последним данным, возгоранием и детонацией 2,750 тонн аммиачной селитры, разрушили порт Бейрута и значительную часть города. По официальным данным на 8 августа, погибли более 150 человек, а количество раненых превысило пять тысяч. Политические и социальные последствия катастрофы может ощутить на себе весь регион Восточного Средиземноморья.

В результате взрыва, по оценкам The Economist, жилья лишились до 300 тыс. человек или 5 процентов населения Ливана. По состоянию на 6 августа, власти оценивали потери от взрыва в 3−5 млрд. долларов, что составляет порядка 10% ВВП страны. Только на восстановление портовой инфраструктуры потребуются «сотни миллионов долларов»,- заявили власти. Между тем, в условиях закрытых сухопутных границ с Сирией и Израилем, порт оставался одним из двух, наряду с воздушным сообщением, важнейших каналов снабжения страны всем необходимым. Разрушено главное ливанское зернохранилище, а оставшихся запасов зерна хватит «менее чем на месяц».

7 августа президент Ливана Мишель Аун заявил, что, по одной из версий, причиной взрыва было «внешнее вмешательство». 8 августа премьер-министр Хасан Диаб назвал главной причиной катастрофы «многолетнюю коррупцию и бесхозяйственность». Диаб также выступил за проведение досрочных парламентских выборов, без которых «страна не сможет преодолеть нынешний кризис».

Вечером 8 августа в Бейруте начались массовые протесты, участники которых потребовали отставки всего руководства страны. Демонстрации быстро переросли в столкновения с силами правопорядка. В какой-то момент было захвачено здание МИД Ливана. В город введены армейские подразделения. Счет пострадавших перевалил к концу 9 августа за несколько сотен человек.

Ливан является ареной интенсивной внутриполитической борьбы, тесно переплетенной с геополитическими процессами на Ближнем Востоке и Восточном Средиземноморье, едва ли не с момента своего образования в 1943 году. В 1990 году, после 15 летней гражданской войны, в основу экономического восстановления страны была положена модель, в которой огромную роль играли внешние займы, иностранная помощь, в первую очередь, от богатейших государств Ближнего Востока, а также денежные переводы многочисленной ливанской диаспоры. При этом, экономика Ливана зависела от импорта «практически всего». А политическая власть и основные денежные потоки, включая распределение иностранной помощи, оказались в руках нескольких десятков богатейших семей и кланов.

Нынешний кризис уходит корнями в события, охватившие Большой Ближний Восток к началу 2010-х годов. «Арабская весна» и начало войны в Сирии были восприняты как непосредственная угроза руководством Ирана. Используя свое влияние, основанное, в том числе, на конфессиональной и культурной близости, Тегеран создал сеть «исламского сопротивления», в которую входят «трансграничные негосударственные акторы в … Сирии и Ливане». В этих условиях оппоненты Ирана опасаются, что Исламская республика и вовсе стремится «консолидировать достаточно обширную территорию на Ближнем Востоке с преимущественным проживанием шиитов».[i]

Усиление влияния Ирана отразилось на раскладе внутриполитических сил в Ливане. На выборах, прошедших в мае 2018 года, основная проиранская группа, «Хезболла», получила, вместе с союзниками, «возможность в парламенте блокировать решения, требующие квалифицированного большинства голосов». Как результат, считают эксперты, сторонники сближения с Ираном обрели эффективный инструмент «манипуляции политической системой Ливана … в своих интересах».[ii]

В свою очередь, ведущие суннитские страны Персидского залива демонстрировали в последние годы всё большее недовольство неспособностью ливанских суннитов противостоять усилению Ирана в стране. Кувейт, Саудовская Аравия и ОАЭ постепенно сокращали финансовую помощь Ливану, даже после того, как правительство страны возглавил Саад Харири, имеющий гражданство КСА.

Одновременно, на территории Ливана вновь усилилась закулисная борьба за влияние между Ираном и альянсом США и Израиля. По мнению западных наблюдателей, война в Сирии повысила значимость Ливана как с точки зрения логистики, так и в качестве одной из линий антиизраильского фронта. «Перед лицом партнерства Трампа-Нетаньяху-Мухаммеда Бен-Салмана проиранская "ось сопротивления" укрепила свои позиции, установив "территориальный коридор", соединяющий Тегеран с Бейрутом через Ирак и Сирию». Усиление американского давления на Иран, призванного «сломать эту "ось сопротивления" и остановить "регионализацию" "Хезболлы"»[iii], почувствовали на себе и ливанцы. В 2019 году Вашингтон ввел санкции против «Хезболлы», что сильно ударило также и по валютным поступлениям в Ливан. Совсем недавно, незадолго до взрыва в Бейруте, «Хезболла» и Израиль вновь обменялись новыми взаимными угрозами, касавшимися возможных ударов вдоль ливано-израильской границы.

Еще одним важным фактором ливанской геополитики в последние годы становится усиливающееся противостояние между Турцией и ее оппонентами. По мнению критиков, президент Эрдоган «хочет вернуться на морские просторы и обеспечить себе контроль над восточным Средиземноморьем с тем, чтобы монополизировать разведку месторождений газа на шельфе острова Кипр и предотвратить создание газопровода, идущего от Леванта в Грецию»[iv]. Подобному развитию событий оказывает противодействие складывающийся в регионе неформальный альянс, включающий Грецию, Кипр, Францию, Египет, Израиль и Иорданию.

С одной стороны, Турция в последние годы усилила влияние в Ливане. «В стране действуют общественные организации, которые обслуживают интересы Турции»[v]. Вместе с тем, по мнению скептиков, «дела в турецкой экономике идут все хуже, а курс турецкой лиры к доллару лишь изредка прерывается в своем падении»[vi]. На фоне коронакризиса излишняя прямолинейность и ставка на открытую конфронтацию выглядит для Анкары труднореализуемой. «Другой сценарий» предполагает ««отвлечение внимания» оппонентов с помощью третьих стран»[vii]. Масштабная помощь Ливану могла бы хорошо вписаться в подобный, «имиджевый», подход.

Еще одним фактором, сыгравшим заметную роль в социально-экономической дестабилизации Ливана, стал наплыв сирийских беженцев. За девять лет, на территорию Ливана перебрался почти 1 млн. выходцев из Сирии. (Население самого Ливана немного превышает 6 млн. человек.) Это негативно отразилось на рынке труда, а также существенно усилило нагрузку на и без того находящуюся в бедственном положении общественную инфраструктуру. «Значительная часть» беженцев «живет в условиях крайней нищеты», констатируют эксперты, и это только увеличивает местные проблемы.

Наконец, пятым фактором, еще сильнее усугубившим положение Ливана, стала эпидемия коронавируса. Большая часть предприятий была принудительно закрыта в середине марта текущего года с целью сдерживания распространения болезни. Ослабление карантинных ограничений началось лишь в мае. Однако здесь на первый план вышло вызванное глобальной эпидемией падение цен на энергоносители.

Страны Персидского залива являются важнейшим направлением трудовой миграции для жителей Ливана, в том числе, наиболее образованных слоев населения. В эти же государства до недавних пор направлялось без малого 40 процентов всего ливанского экспорта. В свою очередь, жители нефтяных и газовых монархий приносили в ливанскую казну до трети поступлений от туристического бизнеса. Падение нефтяных цен вызвало новое снижение финансовой помощи Ливану со стороны богатых соседей.

Под влиянием перечисленных выше обстоятельств, к началу 2010-х годов экономическая модель, в значительной мере опиравшаяся на заемное финансирование, начала давать сбои. Сократилась выручка от туризма, пошли вниз цены на недвижимость, оказались перекрыты торговые пути через Сирию. Снижение ВВП началось в 2018 году. Дефицит бюджета и платежного баланса приобрели «хронический» характер. К концу 2019 года, государственный долг составлял без малого 180 процентов ВВП. Практически половина госбюджета в 2019 году пошла на обслуживание долга.[viii] К концу прошлого года, после десяти лет роста, стал сокращаться и объем депозитов в ливанских банках.

Осенью 2019 года Ливан охватили массовые протесты, формальным поводом для которых стало введение ежемесячного налога на пользование мессенджером WhatsApp размером в 6 долларов. Основным лозунгом протестующих быстро становятся требования борьбы с коррупцией, семейственностью и некомпетентностью властей. Под давлением демонстрантов, в октябре подал в отставку премьер-министр Саад Харири. Лишь в январе 2020 года было сформировано номинально «технократическое» правительство Хасана Диаба, кандидатуру которого в парламенте поддержали преимущественно члены «Коалиции 8 марта», ориентирующейся на Дамаск и Тегеран. Главным «достижением» нового правительства стало объявление в марте нынешнего года - впервые в истории страны, дефолта по еврооблигациям.

Ливан обратился за помощью к МВФ. Лишь к 30 апреля кабинет с огромным трудом согласовал предварительный «план восстановления» экономики, который лег в основу переговоров с Фондом. Переговоры идут до сих пор. Правительство и парламент ожесточенно спорят о размерах потерь, которые придется понести в ходе реализации антикризисных мер банковскому сектору страны и его клиентам. Речь идет, скорее всего, о миллиардах долларов. По мнению ряда наблюдателей, меры, предлагаемые МВФ, наносят удар, в первую очередь, по интересам проиранских сил в Ливане.

К настоящему времени, западные экономисты предсказывают Ливану падение ВВП на 13 процентов по итогам года. «Экономическая катастрофа неуклонно накрывает» страну. Вот факты. К началу августа, «электросеть дает лишь несколько часов энергии в день, одновременно миллиарды исчезают в государственной электроснабжающей организации. Улицы загромождены мусором». Ливанский фунт потерял с осени прошлого года уже 80% своей стоимости, «а цены растут практически каждый день».[ix] Финансовый голод и дефицит товаров поставили «на грань коллапса» и государственную систему здравоохранения. По данным The Economist, в рационе ливанских военных «исчезло мясо». В середине лета власти «в очередной раз» повысили цены на хлеб. Между тем, масштабная помощь, объявленная многими странами мира в первые же часы после взрыва в порту, способна облегчить положение лишь на протяжении считанных недель.

Практически всем наблюдателям очевидно, что и экономическая, и политическая модели Ливана терпят крах. Не факт, что внутри страны еще остались силы, способные направить ее по пути консолидации. Ливанское общество исторически слишком сильно внутренне разделено на жестко конкурирующие между собой этно-религиозные группы. Выборы мая 2018 показали наличие новой поросли политиков, пытающихся выступать с позиции общенациональных интересов. Однако им еще предстоит доказать свою способность бороться за власть и влияние с молодым поколением представителей старых кланов и семей.

От дальнейшей дестабилизации Ливана внутри страны выигрывают крупнейшие «этно-конфессиональные общины, ревниво конкурирующие за власть». Чем слабее ливанское государство, тем больше влияния оказывается в руках их лидеров. Уже с начала коронакризиса каждая из сторон открыла собственные больницы, а также старается привлечь сторонников посредством распределения продовольствия и даже раздачи денег.

Из внешних игроков, в дальнейшем усилении противоречий в «стране кедров» заинтересованы те, кто стремится не допустить стабилизации Сирии. А также те, кто рассчитывает и дальше наращивать давление на Иран. В пользу противоположного сценария выступают противники усиления милитаризации Восточного Средиземноморья и новой вспышки геополитической борьбы на пространстве Ливан-Сирия-Ирак-Иран.

Ливан нуждается в срочной и масштабной помощи. В противном случае, страна рискует вновь переступить черту политического хаоса. В условиях сокращения ресурсов, нынешняя ситуация предвещает лишь дальнейшее обострение борьбы за влияние как в Ливане, так и регионе вокруг него.

Мнение автора может не совпадать с позицией Редакции

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs