В середине января в Москве состоялось открытие нового фонда поддержки современного искусства Nadja Brykina Foundation, проходившее в галерее, которая с 2010 года является является площадкой, где проводятся ретроспективы известных художников-нонконформистов и выставки молодых русских художников. Nadja Brykina Gallery в Москве — филиал одной из самых значительных художественных галерей Цюриха, существующей с 2006 года. Начало формирования коллекции относится к 1990-м годам, и в основе собрания — работы художников нонконформистов -шестидесятников: Алексея Каменского, Андрея Красулина, Игоря Вулоха, Валерия Юрлова, Юрия Злотникова, Бориса Отарова, Марлена Шпиндлера и многих других. Помимо постоянной выставочной активности галерея организует персональные и групповые выставки своих художников как в Швейцарии, так и в России — ведется активная просветительская и издательская деятельность, выходят монографии и каталоги на четырех языках. В задачи нового фонда в первую очередь входит сотрудничество с российскими и западными музеями, развитие некоммерческих проектов по популяризации русского искусства второй половины ХХ века. Наш обозреватель Елена Рубинова побеседовала с Надеждой Брыкиной о том, как ей удается сочетать все виды деятельности — коллекционера, галериста и издателя, каковы ближайшие планы нового фонда и почему всех художников из ее собрания отличает «живописное понимание мира, отмеченное творческой силой духа».
На открытии фонда гостей приветствовала Надя Брыкина
Когда вы открыли галерею в 2006 году, искусство советского нонконформизма уже прочно утвердилось на мировой арт-сцене, в том числе и в Швейцарии, его изучали и коллекционировали. Как удалось найти свою нишу на том этапе?
Я не могу сказать, что на первых этапах нашей деятельности аудитория в Цюрихе была такая уж подготовленная. Даже заинтересованная публика не столь хорошо ориентировалась в русском искусстве, тем более в советских нонконформистах. Так что для большинства зрителей это было открытие. Содной стороны, конечно, к тому времени существовала серьезная галерея Renee Ziegler — небольшая, но с традициями: еще в 70-е годы они показывали и Кабакова, и Андреенкова; в Цюрихе в разных галереях проходили и две выставки Анатолия Брусиловского. Но сменилось время — пришло уже следующее поколение и коллекционеров, и зрителей. И, занимаясь неофициальным советским искусством с середины 90-х годов, мы на каком-то этапе почувствовали необходимость создания институции. В свое время я думала даже об открытии музея, но, посмотрев целый ряд музеев на Западе, я поняла, что музей — это замечательно, но даже если в нем представлены 40 самых прекрасных работ Пикассо, у зрителя далеко не всегда возникает желание вернуться в ним еще раз. Тогда, в 2006 году, мы решили открыть большую галерею в центре Цюриха, с тем чтобы можно было работать в более гибком формате: устраивать групповые выставки, в том числе ретроспективы, которые демонстрировали разных художников галереи в развитии — с 50–60 х годов и до настоящего времени. Галерее уже 12 лет, и было много различных этапов — были и удачные продажи, и высокие цены, и интерес. Но все это получилось не само собой и не так просто.
М. Шпиндлер. Композиция, 1964
Какой пласт искусства нонконформистов был незнаком западному зрителю и коллекционеру? Профессор Сорбонны Жан-Клод Маркадэ, высоко оценивая коллекцию галереи, написал в своем предисловии к каталогу Русского музея, что художники вашего собрания «имеют живописное понимание мира, отмеченное творческой силой духа». Как вам удалось собрать такую коллекцию?
На Западе фокус внимания — если не в галереях, то в музеях точно — был направлен на художников, которые уехали из СССР. Это такие громкие и сегодня всем известные имена, как Кабаков, Янкилевский, Булатов, художники соц-арта. Но никто не знал художников из числа тех же нонконформистов, которые, продолжая жить в СССР, а затем в России, были погружены в свое искусство, а не в политику или диссидентское движение, и именно такая погруженность и определяла их высочайший художественный уровень. Такие художники, как Марлен Шпиндлер, Игорь Вулох, Алексей Каменский, Юрий Злотников и многие другие, были сосредоточены на своем деле, не пользовались ситуацией, чтобы продвигать свое искусство, — не кричали на митингах, не выбрасывали паспорта, приехав на Запад, не принимали участие в громких акциях. Для Марлена Шпиндлера участие, к примеру, в «Бульдозерной выставке» [проходила в Москве в 1974 г. — Прим. ред.] было бы невозможно — он так дорожил своими работами – каждой из них, что никогда не понес бы их туда свои. Именно работы этих художников, преданных своему делу, легли в основу нашей коллекции.
Алексей Каменский, Огонь в камине №6, 1996
Как вы сочетаете коммерческие и некоммерческие виды деятельности галереи? На каком этапе вы начали издательские проекты, причем на нескольких языках?
Параллельно в рамках нашей деятельности — ее можно назвать популяризаторской или просветительской — мы стали издавать каталоги, монографии, и эта издательская деятельность для нас очень важна. Мне хорошо знакомо это чувство, когда ты совершаешь какое-то открытие для себя, но ты не можешь быть эгоистом и тебе хочется этим поделиться. И книги, на трех или четырех языках, которые мы издаем, как раз и дают такую возможность — за эти годы мы выпустили около 30 монографий и каталогов. Кроме того, к каждой выставке готовился документальный фильм: ведь западным зрителям и коллекционерам подчас сложно оценить творчество и дарование того или иного художника, а благодаря фильмам за какие-то десять минут они могли сразу вникнуть и лучше понять и личность, и творчество художника.
В какой мере открытие фонда стало необходимостью и логичным продолжением вашей деятельности как галериста и коллекционера?
Одним из важных факторов, которые подтолкнули нас к тому, чтобы открыть фонд, было желание осуществлять различные проекты в музеях, которые всегда намного охотнее работают не с коммерческими галереями, а с фондами. У нас на счету несколько музейных проектов (в 1996 году — ретроспектива Марлена Шпиндлера в ГТГ, в 2012-м была групповая выставка «Неофициальная встреча» в Русском музее, а в 2015-м в Вологде — «Марлен Шпиндлер. Вологодский период»), но, чтобы развивать это направление еще более активно, мы ждали, когда будут улажены формальные процедуры регистрации. Оформление растянулось почти на год — и вот, получив в конце декабря документы, мы решили отметить 25-летие коллекции и открытие фонда общей выставкой художников нашей галереи. В рамках этой выставки у нас уже запланированы и творческие вечера, и музыкальные мероприятия. Конечно, нам понадобится какое-то время, чтобы отладить новые формы деятельности, но уже в конце августа пройдет совместная выставка с Музеем архитектуры им. Щусева — это будет экспозиция швейцарского художника Рихарда Лозе (Richard Lohse) и нашего российского скульптора и художника Владимира Андреенкова. Будут представлены работы Андреенкова 1970-х годов, поскольку в кураторской концепции заложена идея соотнести его творчество с наследием Лозе того же периода. В этом проекте примет участие и Швейцарский совет по культуре Про Гельвеция (https://prohelvetia.ru), который в последние годы активно работает в России. Музей сейчас ведет переговоры, и определяются масштабы участия Совета в этом проекте.
Игорь Вулох. Вечер. 1970
Насколько важна в стратегии развития для вас московская площадка галереи, которая с годами все более заметна и на богатой московской арт-сцене?
Важно и то, и другое, просто у двух наших площадок — разные задачи. Одно дело, когда мы показываем русских художников швейцарцам и другим европейцам, а другое — русские художники для российской публики. Многие художники того времени оказались неизвестны и российской аудитории, особенно молодой. На каком-то этапе получилась ситуация наоборот — в Швейцарии русского художника Марлена Шпиндлера все знают, а в России нет. Это очень важно, когда русский художник возвращается в Россию. И вот такое чудо встречи произошло, когда мы открыли в Москве галерею в 2010 году. Мы поняли, как это здесь нужно, востребовано — не меньше, чем в Швейцарии.
Открытие фонда Nadja Brykina Foundation
Какова роль культурной дипломатии в политически сложные времена — сейчас много говорят о спаде интереса к России и даже к русскому искусству. Наблюдаете ли вы подобное или это неправомерное суждение?
С одной стороны, общая обстановка влияет на интересы и в культуре — если бы мы начинали сейчас, а не 15 лет назад, то было бы сложнее. С другой стороны, это время не прошло даром: мне доверяют в том, что я делаю и кого я показываю. Изменилась политическая ситуация и экономическая, впрочем, не только здесь, в России, но и в Европе экономические условия изменились. И хотя Швейцария — страна умеренных и взвешенных взглядов в политике, люди, которые не продвинуты, настроены против всего русского. На них обстановка влияет больше. В то же время нельзя не отметить активную работу в России Швейцарского совета по культуре Про Гельвеция (Pro Helvetia) — у них много интересных проектов в России. Кстати, в Москве наша галерея расположена совсем близко от посольства Швейцарии, так что мы надеемся, что будем сотрудничать еще более плотно и тесно — в прямом и переносном смысле. Если говорить об изменениях, то еще несколько лет назад, когда политическая обстановка была более спокойная, мы, например, представляли скульптора Владимира Соскиева на скульптурной Триеннале в Бад-Рагаце. Или в Вадуце в Лихтенштейне, куда привозят скульптуры из всех стран и со всех континентов, но в последние годы России там нет. Если посмотреть на Art Bazel, то там огромное количество американских галерей, и может сложиться впечатление, что все искусство сосредоточено в Америке. Русские галереи отсутствуют, и здесь роль играет и политическая обстановка, и протекционизм в области культурной политики. Мы не столь активны сейчас на арт-ярмарках, я больше сконцентрирована на персоналиях нашей галереи и не так много внимания уделяю швейцарским художникам, которые, возможно, тоже заинтересованы в присутствии на российской арт-сцене. Нам хотелось бы развиваться в этом направлении — предоставлять партнерские площадки в Москве, не говоря уже о нашей галерее. И как раз грядущая выставка в Музее архитектуры у нас будет совместная.
Работы Ю. Злотникова, дуэта Татаринцевых и Б. Отарова в московском пространстве галереи
Работаете ли вы с российскими художниками более молодого поколения?
Мне как галеристу очень хочется найти что-то очень настоящее и талантливое в современном искусстве, и оно есть, но показать преемственность традиций. Среди более молодых есть представители поколения учеников художников-нонконформистов 60-70-х, которые сохранили их философию, но перешли на современный художественный язык, как Михаил Крунов — ученик Алексея Каменского; или не могу не отметить очень серьезных российских художников Ольгу и Олега Татаринцевых, которые своим универсальным графическим языком отвечают на все, что происходит сегодня и в обществе, и в мире.
Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.
Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs