ГЛАВНАЯ > Читайте в новом номере

Конец холодной войны

20:36 16.02.2016 • Билахари Каусикан, Посол по особым поручениям Министерства иностранных дел Сингапура, посол в России в 1994-1995 годах

Существует история, возможно и выдуманная. Якобы в ходе подготовки к визиту в Китай в 1972 году Генри Киссинджер рассказал Президенту США Ричарду Никсону о том, что премьер Госсовета КНР Чжоу Эньлай увлекается историей Франции. Уже в Китае, прогуливаясь с китайским премьером по садам Запретного города (бывшей резиденции императоров Поднебесной), Р.Никсон поинтересовался, что тот думает о влиянии Французской революции на западную цивилизацию. Подумав, Чжоу ответил: «Еще слишком рано об этом говорить». Также, вероятно, слишком рано говорить о том, что означает окончание холодной войны для системы международных отношений. Однако некоторые оценки широкого плана все-таки могут просматриваться. Таково мое мнение, хотя это и одно из мнений.

В декабре 2013 года, оказавшись на Украине, решил посетить площадь Независимости, чтобы посмотреть на демонстрации Евромайдана. Это было весьма красочное зрелище с трепещущими на зимнем ветерке разноцветными флагами различных политических течений, в том числе и тех, которые совсем не ожидал увидеть. И я задумался, а знают ли молодые люди, размахивающие этими полотнищами, их подлинное историческое значение. Как-то я слышал выступление одного европейского политика, кажется, это был член Европарламента, который произносил восторженную речь, с его языка сыпались стандартные выражения о свободе и демократии. Говорил он по-английски, и я не представляю, насколько его понимала толпа. Но он говорил четко, и люди реагировали с энтузиазмом. Все происходило под звуки волнующей музыки, царила праздничная атмосфера, хотя меня не покидала мысль, что все это может очень плохо закончиться.

Мои худшие ожидания пока не оправдались, однако ситуация весьма серьезна. Крым для Украины потерян навсегда. На Востоке Украины идут боевые действия и им не видно конца. Почти 300 пассажиров и экипаж малайзийского авиалайнера, выполнявшего рейс МН17, стали жертвами авиакатастрофы. Мало кто знает, что несколькими минутами позже по тому же маршруту летел самолет сингапурских авиалиний. На месте малайзийского мог оказаться наш самолет. Последствия этого конфликта не ограничиваются европейскими рамками.

Запад демонизирует личность Президента Путина. Тем не менее каждый, кто имеет хоть какое-то представление об истории региона и взаимоотношениях Украины с Россией, должен понимать, насколько сильны культурные, исторические и экономические узы этих стран. Европейцы проявили безответственность, поддерживая тех украинцев, которые стремились к более тесной ассоциации с ЕС. Эта проблема разделила Украину на два противостоящих лагеря.

Киев уже подписал Соглашение об ассоциации Украины с ЕС. Но на этом все не закончится. История Украины уходит в глубь средних веков, однако независимой она является лишь 24 года - с 1991 года. Географическое положение диктует, что рано или поздно Киев должен будет прийти к некоему новому урегулированию отношений с Москвой, чьи интересы просто не могут постоянно игнорироваться. Гимн Украины «Украина еще не умерла» символизирует связь сложной геополитической дилеммы с трагической иронией. Не знаю, сколько времени потребуется Москве и Киеву для достижения нового баланса в отношениях. Пока же все стороны оказались в проигрыше: ЕС вновь продемонстрировал свою неэффективность, оказалось, что его «общая внешняя политика и политика безопасности» скорее похожи на шутку. США втянулись в совершенно ненужные им беспорядки, оставив без должного внимания более насущные вызовы на Ближнем Востоке и внутри страны. Российская экономика наверняка серьезно пострадает из-за западных санкций. Главное же - это кровопролитие на Украине! В августе 1991 года, когда Советский Союз находился на грани распада, Президент Дж.Буш-старший прилетел в Киев и предупредил украинский парламент об опасности «самоубийственного национализма». Над ним откровенно насмехались западные СМИ, называя его «котлетой по-киевски». Но мудрость Буша-старшего сейчас очевидна.

Что бы ни явилось непосредственной причиной кризиса на Украине - историки будут дискутировать на эту тему долгие годы, - но окончательным толчком для принятия негативных решений, приведших к сложной ситуации, которой никто действительно и не хотел, было окончание холодной войны. Президент Путин известен на Западе тем, что определил распад Советского Союза как «величайшую геополитическую катастрофу столетия». И по-человечески для миллионов советских граждан, особенно этнических русских, чьи психологические ориентиры и физическая жизнедеятельность были одним махом уничтожены за один день, слова Путина являются не более, чем констатацией факта. И не нужно быть зараженным чувством ностальгии по славному (реальному или вымышленному) советскому прошлому, чтобы согласиться с геополитическими доводами г-на Путина.

Почти полстолетия базовым понятием, общим для всех государств, была холодная война. Она формировала необходимые организации и процессы в международных отношениях для всех нас. Независимо от идеологии и от того, по какую сторону железного занавеса мы находились, даже если мы старались избежать принадлежности к той или иной стороне, проводя политику неприсоединения, холодная война определяла параметры допустимого с жесткой очевидностью и побуждала к благоразумию. С окончанием холодной войны американо-советская угроза глобального истребления снизилась (хотя возможность ядерного конфликта в меньшем масштабе с другими участниками - нет). Мир небезопасен. В действительности он стал более непредсказуемым и рискованным в связи с ошибочными расчетами. Украина - один из примеров этого. А сначала была Грузия. О чем, черт побери, думал Саакашвили?

Фундаментальное нарушение баланса является концептуальным. Оно представляет воплощение идеи о том, что с окончанием холодной войны и распадом Советского Союза история так или иначе завершилась западной либеральной демократией. Сейчас же стало до боли очевидно, что история продолжается и идеи «окончания истории» смущенно замалчиваются, хотя иногда и проявляются в еще более возмутительных формах.

Наблюдается культурная эволюция христианского понимания истории как теологической и универсальной, которая глубоко укоренилась в антропологической ДНК даже самых светских из западных обществ и лежит в самой основе западного самоощущения. Неадекватное восприятие конца холодной войны ослепило Европу и США, они уверовали в свои собственные представления о причинах распада Советского Союза. Существенной ошибкой Запада было его отношение к постсоветской России как к потерпевшей поражение державе, чьи интересы можно игнорировать. Советский Союз, без сомнения, потерпел неудачу. Но выиграл ли однозначно Запад? Что вообще означает поражение? Неспособность глубоко анализировать эти вопросы лежит в основе большинства серьезных современных кризисов.

Конец холодной войны и распад Советского Союза связаны между собой, но тем не менее не являются синонимами. Почти два года отделяют падение Берлинской стены и развал Советского Союза. И необязательно Запад там главное действующее лицо. Закончилась бы холодная война так, как она закончилась, если бы Михаил Горбачев сам не был склонен к этому или его не склонили к принятию тех решений, которые он принял, и особенно решения о воссоединении Германии? А могли бы реформы Горбачева успешно осуществиться, как это было в Китае, если бы он не перепутал западное одобрение внутренних перемен с внутренней поддержкой и не продвигал бы гласность раньше самой перестройки, ослабляя в тот критический момент политический контроль со стороны КПСС? Распался бы Советский Союз так внезапно, если бы не было личного соперничества и антагонизма между Ельциным и Горбачевым и если бы не амбиции руководителей других союзных республик, особенно Украины?

Разумеется, сегодня не может быть исчерпывающих ответов на эти вопросы. В этом вся суть. История полна непредвиденных ситуаций, а поступки людей весьма непредсказуемы. В своих мемуарах, написанных в соавторстве с советником по вопросам национальной безопасности Брентом Скоукрофтом, Президент Буш-старший четко дал понять, что остерегался бы форсировать развал Советского Союза, даже если бы речь шла только об озабоченности о контроле над советским ядерным арсеналом. В итоге развитие событий оказалось неподвластно никому. Как вспоминал Скоукрофт: «Мы фактически, так или иначе, мало что могли сделать, чтобы повлиять на исход…»

Но после окончания холодной войны казалось, что альтернативы американскому могуществу и американским идеям не осталось. Последующие администрации США действовали исходя из этих посылов как внутри страны, так и на международной арене. Когда Мадлен Олбрайт беззастенчиво озвучила, что Америка - «незаменимая нация», которая «стояла выше всех и видела дальше всех», она лишь сформулировала то, во что верили американцы всех политических убеждений.

В Европе и политики, и интеллектуалы не отличались в своих оценках конца холодной войны от американцев, за исключением того, что хотели расширить определение «Запад», включив в него всю Европу. Проект ЕС предполагал дать политическую и организационную форму такому определению, а также смягчить оставшуюся нервозность по поводу объединения Германии. Делалось это для того, чтобы Европа могла выступать со своих собственных позиций против США и не лишилась своей доли при дележе добычи после победы. Эти заблуждения были не просто интеллектуальным тупиком. Они имели реальные последствия. Вера в превосходство и завышенная самооценка ослепили Запад. После 2003 года миф об универсальности определенных политических идей и организаций стал оправданием интервенций на Ближнем Востоке и в Северной Африке, которые необратимо изменили эти регионы, причем не в лучшую сторону. Идеологическое высокомерие было по меньшей мере сопутствующим фактором на пути к рыночному фундаментализму и опрометчивой отмене регулирования, что чуть было не разрушило глобальную финансовую систему в 2008-2009 годах.

Некоторые русские могут поддаться соблазну позлорадствовать над тяготами Запада в период после холодной войны. Это было бы ошибкой. Западное высокомерие сравнимо с русским чувством негодования, которое долгое время, еще со времен Петра I, было движущей силой развития: колебаниями между западничеством и славянофильством. Коммунизм был и тем и другим: западная идеология, которая одновременно заявляла о своей иключительности, дистанцируясь от Запада, а также «русская идея», или то, что некоторые русские писатели называли «проклятым вопросом». Евроазиатская идея в ее современной инкарнации есть последнее колебание исторического маятника после почти катастрофических экспериментов по вестернизации «шоковых терапевтов» в ранний постсоветский период.

Евроазиатская идея обрела геополитические формы в подписанном в мае 2014 года Договоре о Евразийском экономическом союзе между Белоруссией, Казахстаном и Россией. Окажется ли эта реализация «русской идеи» лучше, чем предыдущие? Об этом, вероятно, еще рано говорить. Евразийство имеет почтенную интеллектуальную генеалогию, географически Российская Федерация естественно охватывает оба континента, принято говорить о российском орле с двумя головами, одновременно смотрящими на Запад и Восток. Но суровая реальность такова: судьба России - чтобы ее считали «азиатской» на Западе и «западной» в Азии. Великий русский философ XIX века Петр Чаадаев сказал о России: «Мы никогда не шли вместе с другими народами».

Самым большим выгодоприобретателем от окончания холодной войны стали не США и не Европа, а Китай. Свободный от американского лидерства в де-факто антисоветском альянсе, Китай начал следовать независимым и все более уверенным курсом, особенно в Восточной Азии. Глобализация, которая явилась итогом прекращения разделения мировой экономики на два соперничающих лагеря, позволила Китаю позиционировать себя как жизненно важную составляющую мировой экономической системы и дала Пекину возможность проводить такой курс.

Сегодня американо-китайские отношения являются наиважнейшим фактором в Восточной Азии, задавая тон целому региону. В скором времени они внедрятся во всю международную систему, подобно американо-советским отношениям времен холодной войны. Но в отличие от американо-советских отношений, между Америкой и Китаем нет неразрешимых идеологических различий. Естественно, конкуренция - важный аспект, присущий взаимоотношениям всех великих держав. Поэтому стратегическое недоверие и соперничество свойственны и американо-китайским отношениям. Но недоверие и соперничество сосуществуют с сильной взаимозависимостью. Ни США, ни Китай не могут достичь своих национальных целей без стабильных связей друг с другом, не работая вместе. Может, им это и не нравится. Ведь взаимозависимость усиливает недоверие путем выявления общих уязвимых мест. Но США и Китай знают об этом. Это прагматичные народы. США и Китай так взаимозависимы, что напряженность и трения, наблюдаемые в американо-китайских отношениях, являются проблемами развития переходного периода по мере того, как эти страны продвигаются к новому равновесию.

Призыв Председателя Си Цзиньпина к созданию «новой модели отношений крупных держав», который Вашингтон понял по-своему, но не отклонил полностью, в действительности является скрытым призывом разделить Тихоокеанский регион на сферы доминирующего (не эксклюзивного) влияния. Не знаю, сколько времени потребуется Вашингтону с Пекином для установления нового модуса вивенди и какую форму он обретет. Но не сомневаюсь, что в конце концов они к этому придут. А когда это будет достигнуто, вся Восточная Азия преобразится от такой новой реальности.

В Восточной Азии уже существует мнение, разделяемое союзниками и друзьями США, что присутствие Америки все еще является весьма необходимым условием для поддержания стабильности в регионе. Но этого условия уже недостаточно, и его необходимо дополнить какой-либо новой структурой. Будет ли это, по существу, китаецентричная структура, воздвигнутая на базе диалога АСЕАН - Китай или форума «АСЕАН+3» (Китай, Япония и Южная Корея), или какая-либо более открытая конфигурация, вероятно, построенная на базе восточноазиатского саммита, где найдется место США и другим державам, включая Россию? Это ключевой стратегический вопрос для Восточной Азии в период после окончания холодной войны.

Наиболее мучительным урегулирование будет с психологической точки зрения. Возвышение Китая беспокоит Запад потому, что Китай и некоторые другие страны Восточной Азии, как считалось, бросали фундаментальный вызов западной модели исторического развития. В Китае капитализм и рыночная экономика процветают без либеральной демократии. Это считается чем-то неестественным. Данная точка зрения игнорирует неудобный исторический факт: все западные страны были капиталистическими задолго до того, как стали либеральными или демократическими. Форма демократии, получившая развитие в Европе и Америке, явилась результатом весьма условного исторического процесса, и нет причин ожидать, что она будет точно скопирована где-либо еще. Но воспринимаемое как отклонение от нормы развитие Китая резонирует с опасениями западных, особенно европейских, стран, каково будет их место в мире. Дело в том, что Китай, в отличие от Японии, Южной Кореи или Индии, хочет быть только Китаем, а не почетным членом западного сообщества.

В постсоветской России капитализм также существует без либеральной демократии. Но именно китайский опыт подрывает западный миф об универсальности пути развития государства, тогда как российский опыт этого не делает. Дело в том, что развитие Китая - это история экономического успеха, которого ресурсозависимая постсоветская Россия все еще не может достичь. Еще важнее, что центр российской цивилизации находится западнее Урала и Россия исповедует ортодоксальное христианство. Даже Сталин это осознавал. Верю, что значительная часть российской интеллигенции не станет полностью оспаривать западный путь исторического развития и в какой-то степени разделит опасения Запада.

Каждый китайский школьник знает о «ста годах унижений», пережитых Китаем из-за действий Запада. Поднимающийся Китай, похоже, твердо намерен возвратить свою центральную историческую роль в Восточной Азии. В феврале 2014 года Председатель Си Цзиньпин встретился с Льен Чаном, бывшим премьером и вице-президентом Тайваня. Это была первая с 1945 года встреча на самом высоком уровне с тех пор, когда Мао Цзэдун встречался с Чан Кайши.

В своей речи по этому случаю, которую «People’s Daily» опубликовала на первой странице под заголовком «Китайская мечта о великом воссоединении китайского народа осуществляется», Председатель Си приводил исторические факты о том, как Тайвань был оккупирован иностранными державами, когда китайская нация была слаба. Речь была специально адресована Тайваню. Но, говоря о восстановлении дружеских отношений с Тайванем как примере исправления исторической несправедливости, допущенной в отношении слабого Китая, он избежал предъявления еще больших счетов. В 1964 году Мао Цзэдун говорил: «Около 100 лет назад территория к востоку от Байкала стала российской территорией, а затем Владивосток, Хабаровск, Камчатка и другие территории стали советскими. Мы еще не предъявили наши счета по этому списку». Конечно, большая политическая и временнáя дистанция отделяет 1964 и 2014 годы. Китайско-российская граница была демаркирована. И я, конечно, не предполагаю, что Китай вынашивает грубые реваншистские мечты. Реваншизм в его традиционной форме не нужен в XXI веке.

Вызов имеет более тонкий характер. Кажется очевидным, что российское экономическое будущее связано с развитием огромного по территории и богатого природными ресурсами российского Дальнего Востока (РДВ). В 2012 году Президент В.Путин объявил развитие Дальнего Востока «самой главной геополитической задачей», стоящей перед Россией. Четырьмя годами ранее бывший в то время Президентом Д.Медведев предупреждал: «Если мы не ускорим наши усилия (по развитию РДВ), мы можем потерять все». Было создано новое Министерство по развитию Дальнего Востока.

Но Россия, или прежний Советский Союз, не в первый раз обращает свой взор на Восток, и никто не сомневается в существовании возможностей для взаимовыгодных зарубежных инвестиций. И все же развитие Дальнего Востока сравнительно невелико. Почему? В июле 2014 года мне довелось посетить конференцию по вопросам развития РДВ, проходившую в Москве. Вместе с делегатами из Японии, Южной Кореи и Китая имел возможность заслушать планы по иностранным инвестициям министра по развитию Дальнего Востока. Это был энергичный технократ, и его планы имели смысл. Но не сложилось мнения, что все организации в Москве полностью разделяли его видение ситуации. Меня поразило, что по умыслу или непреднамеренно на конференции не было ни одного представителя местных органов власти с Дальнего Востока.

Деловой климат на Дальнем Востоке и в России в целом весьма непростой и без таких потенциальных осложнений. Возможностей и руководства сверху недостаточно. Требуются огромные вливания капитала, а длительный период до начала приемлемых окупаемости инвестиций не делает РДВ особо привлекательным местом инвестирования капиталов для любого коммерческого предприятия с долевой ответственностью, когда существуют инвестиционные возможности в более предсказуемых юрисдикциях. Наверняка появятся некоторые иностранные инвестиции от фирм из Японии, Южной Кореи и, вероятно, даже из Сингапура. Но достигнут ли они требуемых масштабов? В этом нет уверенности. Российский Дальний Восток станет наиболее привлекательным для государственных корпораций с очень большими средствами. Государственные предприятия с такими характеристиками существуют только в одной стране Восточной Азии. Можно было бы провести аналогию с экономическими отношениями Китая с Юго-Восточной Азией, где бурно развивающаяся торговля и амбициозные планы по инвестированию в инфраструктуру, включая новый «Морской Шелковый путь», связывают Юго-Западный Китай и Юго-Восточную Азию в единое экономическое пространство.

Председатель Си и премьер Госсовета КНР Ли Кэцян создали системную базу экономических отношений с АСЕАН. Это со временем приведет к тому, что традиционные границы станут почти несущественными, что, конечно, будет иметь политические и стратегические последствия. Одним из двигателей для таких инвестиций станет Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (АБИИ). Россию пригласили присоединиться к АБИИ, сделав акцент на потенциальные инвестиции в российский Дальний Восток.

Каково значение этого? Россия и Китай охарактеризовали свои взаимоотношения как «новую стадию всеобъемлющего партнерства и стратегического взаимодействия». Но что это в действительности означает? Существует явная взаимодополняемость между богатым деньгами, но стесненным в ресурсах Китаем и богатой природными ресурсами Россией. Как производитель энергоносителей, Россия заинтересована в возможно более высокой цене на энергоресурсы. А Китай как импортер энергоносителей заинтересован в возможно более низких ценах на них. Мы видели «play out» этого противоречия в огромной энергетической сделке, заключенной в мае 2014 года после десяти лет переговоров. По крайней мере, в среднесрочной перспективе ухудшившиеся из-за Украины отношения России с Западом ослабили позиции Москвы. В долгосрочном плане Европа будет стремиться снизить свою энергозависимость от России. Сланцевая революция делает это теоретически возможным.

Проведение трубопроводов в Китай при огромных издержках создает новую геополитическую и экономическую реальность для России, где на долю газо- и нефтепродуктов в общем объеме экспорта приходилось более 70%. Доля этих товаров в экспорте страны вряд ли сильно изменится, поскольку, за исключением оборонной промышленности, в постсоветской экономике России каких-либо выдающихся успехов в диверсификации не наблюдалось. Но для Китая российские энергоносители - лишь один из элементов  его стратегии энергетической безопасности. Пекин не позволит себе стать чрезмерно зависимым от любого одного источника. Насколько совместимы китайское видение «Нового Шелкового пути», проходящего через стратегически уязвимое место России - Центральную Азию, с московскими планами в Евразийском экономическом союзе?

Понятно, что в период после холодной войны Китай и Россия чувствуют себя дискомфортно в системе международных связей, где доминирует Америка. У Китая нет причин быть глубоко приверженным международному порядку, являющемуся историческим наследником системы, которая, как считают китайцы, несет ответственность за их столетнее унижение. Чувство собственного достоинства постсоветской России все еще задето из-за неожиданного понижения ее статуса как супердержавы. Россия также озабочена игнорированием Запада ее геополитических интересов в ближнем зарубежье.

И Китай, и Россия предпочитают многополярный мир. Такой же позиции придерживаются и другие страны БРИКС. Но что еще сильнее объединяет страны БРИКС, помимо желания получить большее международное признание, так это то, чтобы Китай находился в центре экономического развития БРИКС. Это очевидно, если мы изучим статистику внешней торговли. Согласно статистике ООН, в 2013 году объем внешнеторгового оборота Китая с Бразилией составил 90 млрд. долларов, с Россией - 89 миллиардов и по 65 млрд. долларов с Индией и Южной Африкой соответственно. Для контраста: объем внешней торговли России с Бразилией был 5,4 млрд. долларов, с Индией - 10 миллиардов и лишь чуть больше 1 млрд. долларов с Южной Африкой. Объем внешнеторгового оборота Индии с Бразилией был 9,9 млрд. долларов и 13 млрд. долларов - с Южной Африкой. Объем внешней торговли Претории со всеми другими странами БРИКС, за исключением Китая и Индии, практически незначителен.

Если Россия надеется на то, что страны БРИКС могут сформировать ядро многополярного мира, ей придется принять в расчет многополярность с китайскими характеристиками. И даже в этом случае с многополярностью все будет непросто. Несмотря на текущие проблемы США, не стоит недооценивать их гибкость, креативность и решительность. Китайскому руководству, конечно, этого недостает. Предложение Председателем Си новой модели отношений между великими державами предполагает, что, хотя Пекин и предпочитает многополярность, ожидает он биполярности.

В завершение отмечу. Мой отец был первым сингапурским послом в Советском Союзе, и у меня остались приятные отроческие воспоминания о жизни и путешествиях в СССР начала 1970-х годов, когда советская власть была на пике своего могущества. Я тоже пошел служить в Министерство иностранных дел и со временем стал послом Сингапура в Российской Федерации. Таким образом, Россия для меня в каком-то смысле стала семейным делом и у меня нет никаких причин желать ей зла. С политической точки зрения Сингапур как маленькое государство должен серьезно относиться к принципу уважения территориальной целостности всех стран где бы то ни было. Так что мы четко выразили свою позицию по вопросу Крыма.

Основная заинтересованность Сингапура сводится к тому, чтобы увидеть баланс всех главных держав в Восточной Азии. Это не баланс сил, направленный против любой главной державы, а баланс как всенаправленное состояние равновесия в наших собственных национальных интересах. Ведь только в атмосфере существования баланса небольшие государства могут насладиться хоть малой, но независимостью. Моя заинтересованность в том, чтобы увидеть, как Россия займет свое место в нарождающемся новом порядке в Восточной Азии и внесет свой вклад в этот баланс сил как независимая и самостоятельная сторона.

Большая часть территории Российской Федерации приходится на российский Дальний Восток. Россия является страной - членом Восточноазиатского саммита. Но на сегодняшний день Россия не играет активной роли в Восточной Азии. Ее единственной инициативой на Восточноазатском саммите было представление концепции неделимой безопасности, которая вызывает воспоминания о советских антиамериканских концепциях времен холодной войны. Российская концепция неделимой безопасности не вызвала одобрения ни у кого из стран - членов Восточноазиатского саммита, кроме Китая. Над этим фактом стоит поразмыслить.

Могу полностью понять озабоченность России по поводу деятельности системы альянса во главе с США на ее западных границах и даже посочувствовать этому. Но идентичны ли интересы России на Востоке ее интересам на Западе? Возглавляемая США система альянса в Восточной Азии более не направлена главным образом против России до тех пор, пока Москва сама к этому не приведет. К примеру, Россия не заняла никакой позиции по множеству морских претензий в Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях. И было ли разумно со стороны России участвовать в совместных военно-морских учениях с Народно-освободительной армией Китая рядом с островами, которые китайцы называют Дяйоюй, а японцы - главный союзник США в Восточной Азии - Сэнкаку?

На саммите Совещания по взаимодействию и мерам доверия в Азии (СВМДА), проходившем в Шанхае в мае 2014 года, в котором Россия также принимала участие, Председатель Си призвал к созданию новой концепции безопасности, основанной на принципе «Это дело народа Азии заниматься делами Азии, решать проблемы Азии и поддерживать безопасность Азии». И что такое «народ Азии», о котором говорил Председатель Си? Было ли это географическое, этническое или культурное определение? Пока не совсем ясно. Но идея «Азия для азиатов» очень напоминает более раннюю концепцию азиатского «совместного процветания». Ни один нормальный человек не пожелал бы возвращения чего-либо, даже приблизительно напоминающего китайско-советский конфликт прошлого. Поэтому конструктивные китайско-российские отношения служат интересам Восточной Азии. Но негодование не меньше, чем высокомерие, может привести к зависимости, которая низведет Россию до уровня младшего партнера вопреки лучшим намерениям Москвы. Только русские могут ответить на те многие вопросы, которые были затронуты в этой статье. Но никто из друзей России не захотел бы увидеть, как великая держава принимает вышеупомянутую роль младшего партнера.

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs

Версия для печати