Закат «Американского миропорядка». Почему отступление Вашингтона на Ближнем Востоке имеет смысл

Администрация президента Обамы явно свернула свою политику интервенционизма, практикуемую последние годы на Ближнем Востоке, которая запомнилась созданием и укреплением «Исламского государства» (известного также как ИГИЛ) и «воздушной войной» против оного под предводительством США. Критики язвительно указывают на резкое изменение отношения администрации США к своему участию в геополитике Ближнего Востока, ее нежеланию участвовать в основных военных операциях или же отмечают, что Обама, вероятно, идеологически предрасположен к скрытому участию в мировой политике. Однако реальность такова, что после терактов в сентябре 2001 г. все вторжения США на Ближний Восток (особенно в Ирак) не поддавались логическому объяснению и представляли собой ложное воплощение «новой нормали» американского интервенционизма в вопросах как внутренней, так и ближневосточной политики. Нежелание администрации Обамы использовать наземные силы в Ираке и Сирии является не столько уходом из региона, сколько коррекцией – попыткой восстановить стабильность, которая существовала в регионе десятилетиями, однако не благодаря американской решительности, а благодаря американскому невмешательству в дела региона.

Можно возразить, что данное отступление – скорее необходимость, чем выбор. Некоторые обозреватели-реалисты утверждают, что в период экономической нестабильности и урезания военного бюджета США дорогостоящая внешняя политика Соединенных Штатов на Ближнем Востоке становится просто непосильной. Согласно данной точке зрения, США, как и Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии до этого, стали жертвой собственных «имперских устремлений». Другие обозреватели полагают, что инициативы США, особенно в ходе недавних переговоров с Ираном по вопросам его ядерной программы, отдалили Вашингтон от его традиционных ближневосточных союзников; другими словами, США не столько отступают, сколько их «отжимают».

Длительный период доминирования США на Ближнем Востоке подходит к концу

Необходимо заметить, что в действительности же главным «движителем» отступления США являются события не в Вашингтоне, а на Ближнем Востоке. Развитие событий в политике и экономике Ближнего Востока снизило до минимума возможность эффективного вторжения, в Вашингтоне понимают это и действуют соответственно. Отступление США не будет остановлено, а наоборот продолжится, по крайней мере, в условиях отсутствия серьезных угроз интересам США.

НАЗАД К «НОРМАЛИ»

В период между Второй мировой войной и терактами 11 сентября 2001 г. США играли на Ближнем Востоке роль важнейшей державы, поддерживающей в регионе статус-кво, используя инструмент интервенций лишь в крайних случаях. Во всех конфликтах на Ближнем Востоке (Арабо-израильская война 1948 г., Суэцкий кризис 1956 г., Шестидневная война 1967 г., Война Судного дня 1973 г. и Ирано-Иракская война 80-х гг.) военное участие США было незначительным, минимальным или непрямым. Миротворческая операция США в Ливане в 1982–84 гг. в ходе гражданской войны была печально известным провалом США, что стало причиной формирования доктрины «подавляющей силы», предотвращавшей последующие вторжения США до тех пор, пока необдуманное и поспешное вторжение Саддама Хусейна в Кувейт в 1990 г. не вынудило США вмешаться.

Вашингтон не нуждался в далеко идущей политике, поскольку его интересы во многом совпадали с интересами его стратегических союзников и партнёров на Ближнем Востоке, а также могли реализовываться посредством экономических и дипломатических отношений в сочетании с незначительным военным присутствием. США и арабские страны Персидского залива имели общую важную задачу – необходимость поддержания стабильных поставок нефти и стабильных цен на нее, что в широком смысле означало политическую стабильность. После Исламской революции в Иране в 1979 г. у США, Израиля и арабских стран Залива появилась общая цель – сдерживание Ирана. Начиная с подписания Кэмп-Дэвидских соглашений 1978 г., интересы США, Египта и Израиля совпали, а их трехсторонние отношения были скреплены существенной военной помощью США как Египту, так и Израилю. И даже после терактов в США в сентябре 2001 г. США, Израиль и арабские страны Персидского залива, ведя собственные войны с терроризмом, имели общие приоритеты.

Тем не менее, за последнее десятилетие несколько фактов, во многом не имеющих отношения к собственной политической повестке США, привели к ослаблению указанных выше союзов и альянсов. Во-первых, начало масштабного применения технологии гидравлического разрыва пласта резко снизило зависимость США от ближневосточной нефти и снизило стратегическую значимость и приоритет отношений США с Саудовской Аравией и другими «младшими» партнёрами в регионе: действительно, скоро США опередят Саудовскую Аравию, став тем самым крупнейшим производителем нефти в мире, и будут импортировать меньший объём жидких углеводородов. Хотя арабские страны-экспортёры нефти и продолжат определять цену на «черное золото», а американские нефтедобывающие компании сохранят долю в месторождениях арабских стран Персидского залива, США будут демонстрировать все большее отклонение от своей прежней политики, а сама их политика станет более гибкой.

Распространение исламского экстремизма и рост его угрозы также ослабили стратегические связи между США и их партнёрами на Ближнем Востоке. 10 лет назад сочетание американского давления и шока от масштабных терактов в Саудовской Аравии, проведенных Аль-Каидой, убедили Эр-Рияд и их соседей объединиться для борьбы с исламистами на территории Ближнего Востока. Тем не менее, сегодня арабские страны Персидского Залива произвели «переоценку»: вместо борьбы с исламизмом они выбрали в качестве цели свержение президента Сирии Башара Аль-Асада и «стреноживание» его «патронов» в Иране. В качестве инструмента для достижения вышеуказанной цели арабские страны Персидского залива выбрали поддержку суннитских боевиков в Сирии (исламистов); и это несмотря на увещевания Вашингтона прекратить такую политику, а также, невзирая на нежелание Саудовской Аравии столкнуться с радикалами, управляющими Сирией после свержения Асада. Ближневосточные партнёры США позиционируют себя как международные акторы, которые все меньше держат ответ перед США, а США чувствует, что его ответственность защищать интересы своих ближневосточных партнеров становится все меньше; к тому же, интересы ближневосточных партнеров США становятся весьма «местечковыми» и отдалёнными от собственно американских. Кроме того, распространение исламского радикализма привело к возникновению уникальной панисламской идентичности, что усложняет присутствие Запада на Ближнем Востоке и вовлечение его в ближневосточную политику. Например, вспомним о нежелании многих противников Асада из числа умеренных суннитов принимать помощь ЕС или США, которая, по их мнению, дискредитирует умеренных суннитов в глазах исламистов.

Тем временем, согласно точке зрения США, Ближний Восток стал крайне сомнительным регионом для инвестиций вследствие системных сбоев в работе политических и экономических институтов. В этом регионе наблюдаются небольшие запасы воды, раскинувшийся на большие расстояния сельскохозяйственный комплекс и огромный переизбыток рабочей силы. Из всех стран Ближнего Востока, экономики которых все еще функционируют, большинство переживают масштабный фискальный и бюджетный дефицит, характеризуются огромными неэффективными выплатами на содержание госслужащих, сильно субсидируют цены на топливо и другие, крайне необходимые для населения товары. При этом снижение цен на нефть, вероятно, ограничит возможности арабских стран Персидского залива финансировать свои «работающие со скрипом» государственные системы. Интенсивные конфликты на территории многих стран Ближнего Востока привели к превращению большого количества граждан во временно перемещенных лиц, а также лишили молодежь возможности получить образование и надежды на светлое будущее. Подобные условия привели к росту отчаяния, а также, что более существенно, к политической и религиозной радикализации. Попытки трансформировать Ближний Восток в инкубатор либеральной демократии с целью умиротворить молодых мусульман провалились (причем провалились, когда у США в первые годы после терактов 11 сентября 2001 г. было достаточно денежных средств, чтобы разбрасывать их на различные проекты, и больше причин для оптимизма относительно данных проектов).

Потенциал американской военной силы влиять на основные вызовы Ближнего Востока ослабевает 

Наконец, отдельные прослойки ближневосточного общества, которые ранее были надежным бастионом прозападных настроений (имеются ввиду офицерский корпус, нефтяные элиты и светские технократы) значительно потеряли в политическом весе; а те группы, в которых традиционно прозападные элементы сохранили политический вес и влияние, дистанцируют свои интересы и свою политику от США. Например, военные круги Египта десятилетиями выступали в качестве опоры американо-египетских отношений. Вследствие военного переворота 2013 г., сделавшего главой нового авторитарного режима бывшего генерала армии Абдуль Фаттаха Ас-Сиси, военные получили власти больше, чем когда-либо. Но это вряд ли стоит считать хорошей новостью: если военный переворот – это только начало, жесткое подавление военными движения «Братья Мусульмане» почти наверняка приведет к эскалации насилия со стороны исламистов и, таким образом, подставит США под удар, который они надеялись предотвратить через оказание помощи Египту. Надежда, что повторится ситуация 50-х и 60-х гг. прошлого века, когда арабскими государствами на Ближнем Востоке руководили ориентированные на Запад светские технократы, которые могли бы повести за собой своих граждан, уже давно умерла.

США - могущественны, но бессильны

По мере снижения роли Ближнего Востока во внешней политике США, а также расхождения интересов США с интересами их традиционных региональных партнеров ослабевает и потенциал американской «военной машины» влиять на основные вызовы Ближнего Востока. Децентрализация Аль-Каиды и возникновение ИГИЛ («экспедиционного корпуса» исламистов, а теперь и квази-государства) привело к увеличению асимметрии между военными возможностями США и угрозами Ближнего Востока. Когда в 2006 г. в оккупированном Америкой Ираке обстановка деградировала до уровня гражданской войны, в Пентагоне выступили с инициативой реформировать антитеррористическую доктрину и практику США путём переформатирования структуры вооруженных сил с целью акцентирования внимания на нетрадиционном способе ведения боевых действий, а также на специальных операциях. Однако либеральным и демократически ориентированным правительствам не удается сочетать удержание у власти с жестокостью и дикостью, часто необходимой для подавления неуправляемых и решительно настроенных групп среди населения, особенно таких, которые распространяют свое влияние на всю страну (например, ИГИЛ, которая в свою очередь не признает ни политических, ни физических границ). Это особенно актуально, когда у внешних сил нет местных партнёров с цельной системой управления и поддержкой среди местного населения. США все еще обладают ресурсами и решительностью для ведения войн с современными национальными государствами, которые могут закончиться абсолютной победой или вынужденными последствиями. Однако, США на горьком опыте убедились, что вести транснациональные межэтнические войны, сопровождаемые религиозным нарративом, намного сложнее, не говоря о том, чтобы ими манипулировать. Например, возглавляемые США военные операции против ИГИЛ несомненно приведут к впечатляющим и тешащим самолюбие победам на поле боя. Тем не менее, последствия этого конфликта продемонстрируют всю его тщетность. Тактические достижения нуждаются в закреплении через политический диалог, а также в поддержке со стороны американских граждан, в развертывании большого количества специалистов по восстановлению и стабилизации, в наличии глубоких знаний об обществе, за которое победоносные США возьмут на себя ответственность и в постоянном присутствии военного контингента для поддержания безопасности населения и инфраструктуры (наиболее сложная часть). Но даже при наличии всех вышеперечисленных факторов Вашингтон все же испытывал сложности, пытаясь найти среди местных союзников, на которых можно положиться и которые бы горели желанием выполнить возложенную на них задачу. Если все вышеуказанное кажется знакомым, это потому что тот же перечень задач Вашингтон не смог выполнить в прошлых двух крупных кампаниях по вторжению на Ближний Восток – в Ирак в 2003 г. и в ходе авиаударов НАТО по Ливии в 2011 г. Проще говоря, США, скорее всего, проиграют еще одну войну на Ближнем Востоке по тем же самым причинам, что и две предыдущие. Серьезную угрозу представляет даже менее интенсивный подход для борьбы с ИГИЛ, основанный на применении контртеррористической тактики с применением ударов, наносимых беспилотными летательными аппаратами (БПЛА) с периодическим использованием сил специального назначения. Например, сопутствующие потери[ii] от ударов американских БПЛА привели к тому, что правительство Пакистана стало менее охотно сотрудничать с США. Пять лет назад военные чиновники США несказанно гордилась рейдами своих сил специального назначения на территории Афганистана, которые приводили к гибели или пленению высокопоставленных членов движения «Талибан». Однако жертвы среди мирного населения, к которым приводили данные рейды, нивелировали стратегическую ценность указанных рейдов: они озлобляли мирное население, толкая его в сферу влияния талибов.

В связи с вышеcказанным, политическое руководство США должно серьезно задуматься относительно взятия на себя ответственности за любые конфликты на Ближнем Востоке. Именно наличием такого рода сомнений можно объяснить нежелание администрации Обамы еще активнее вмешиваться в сирийский конфликт.
В 2012 – начале 2013 гг. администрация Обамы рассматривала весь спектр возможных действий в Сирии, включая создание (при активном силовом участии США) бесполетных и буферных зон с оказанием более существенной военной помощи анти-асадовским повстанцам со стороны США и их союзников и применение ограниченных воздушных ударов возмездия в ответ на использование войсками Асада химического оружия. Однако все большее участие в конфликте Корпуса стражей Исламской революции Ирана и ливанской шиитской военной группировки «Хезболла» для защиты Асада означает, что недвусмысленная «война по доверенности» между США и Ираном уже выплеснулась за пределы Сирии и распространилась на весь Ближний Восток. Это делает невозможным проведение успешных переговоров с Тегераном относительно сворачивания его ядерной программы, а также исключает возможность обойти Иран в его приверженности победе в этом конфликте, а также усилиях, которые он для этого прикладывает. Кроме того, интервенция в Сирию под руководством США практически не нашла бы поддержки в лице международного сообщества: Китай и Россия просто наложили бы вето на соответствующую резолюцию в Совете Безопасности ООН (так же как они ветировали менее решительные предложения США), а Лига арабских государств и НАТО не поддержали бы США. Кроме того, масштабная военная операция Запада лишь способствовала бы распространению исламского радикализма в Сирии, точно так, как это имело место в других горячих точках Ближнего Востока.

Успокойся и продолжай

Главным интересом США на Ближнем Востоке является региональная стабильность. По крайней мере, сегодня, учитывая ограниченность возможностей США, сложную систему перекрестных интересов на Ближнем Востоке, а также вероятность продолжительного американо-китайского противостояния, которое неизбежно отвлечет стратегическое внимание США на Азиатско-Тихоокеанский регион – все это указывает на то, что лучшим вариантом для США относительно Ближнего Востока будет внешнеполитической курс, который теоретики называют «политикой оффшорного баланса сил»: неучастие в заокеанских военных операциях и формирование квази-имперского государства вместо избирательного применения существенного инструментария своих возможностей для защиты национальных интересов США. Вашингтону следует экономить свои силы на Ближнем Востоке за исключением случаев, когда его региональным союзникам угрожают реальные и экзистенциальные вызовы, которые маловероятны. Разумеется, что это потребует от США избегать любого развертывания своего военного контингента в регионе, например, крупных наземных соединений для борьбы с ИГИЛ.

Критики сдержанной политики США отмечают, что отсутствие у Вашингтона сильной политики подстегнет Иран или других «смертельных друзей» США: сдержанная политика приведет к войне. Однако есть вероятность, что противники США будут полагать, что сдержанный характер политики США имеет место при определенных условиях, поскольку, как оказалось, в данный момент противники США серьезно рассматривают возможность решительных действий, невзирая на условия, существовавшие еще несколько лет или месяцев назад. До тех пор, пока США будут четко декларировать сдержанную политику и так же четко заявлять, что союз с Израилем по-прежнему остаётся приоритетным, Иран не будет склонен идти на конфронтацию с Израилем или действовать более решительно в Ираке, Сирии, Йемене или в других точках Ближнего Востока из-за угрозы вызвать решительную ответную реакцию Вашингтона, который может торпедировать «ядерное соглашение» и вновь наложить обременительные санкции, которые оказали основное давление на Тегеран, вынудив его сесть за стол переговоров. В любом случае, нельзя с полной уверенностью сказать, сможет ли агрессивная милитаристская риторика спровоцировать потенциального противника или удержать его, поскольку международные акторы, принимающие решения, часто неверно оценивают видение ситуации своими соперниками или же их поведение.

Политическое руководство США должно серьезно задуматься, стоит ли брать на себя ответственность за какой-либо конфликт на Ближнем Востоке

Вопрос о сближении позиций США и Ирана как о перспективном формате отношений остается открытым. Иран определенно пытается увеличить свое влияние везде, где только возможно, но пока совсем не ясно, сможет ли он играть ведущую роль на Ближнем Востоке. Влияние Ирана в Ираке приумножилось благодаря вакууму силы, образованного в результате интервенции США, однако основным источником влияния Ирана в Ираке является доминирование шиитов (как в демографическом, так и в политическом аспекте), и поэтому факт иранского присутствия в Ираке нельзя не учитывать. До тех пор, пока Багдад продолжает зависеть от США в свете противостояния ИГИЛ, Вашингтону необходимо приложить значительные усилия для формирования умеренной политики в Ираке и ограничить продвижение Ирана. Поддержка, оказываемая Ираном повстанцам-хуситам в Йемене или шиитским диссидентам в Бахрейне, носит, скорее, оппортунистический, нежели стратегический характер и поэтому вряд ли сможет изменить баланс сил в одной из данных точек на карте Ближнего Востока. Назойливое вмешательство Ирана в Палестино-Израильский конфликт не приведет к его эскалации до уровня стратегической угрозы: палестинская группировка «Хамас» не смогла трансформировать иранскую щедрость в серьезное преимущество против Израиля, не говоря уже о Египте и властях в Палестинской автономии на Западном берегу реки Иордан (и в Каире, и на Западном берегу выступают против движения «Хамас»). Иранское присутствие в Ливане и Сирии исчисляется десятилетиями, при этом, несмотря на то, что иранские протеже в Ливане и Сирии с готовностью повысили уровень своей приверженности защитить режим Асада, они не смогли предотвратить де-факто балканизацию Сирии. Даже если Иран и решит сделать из Сирии свой собственный Вьетнам, лучшее, что он может сделать против анти-асадовской оппозиции, получаемой поддержку извне – это, вероятно, сохранить статус-кво, делясь при этом незначительными трофеями с Москвой. В этом случае Сирия будет местом неудачи Ирана, а не трамплином на пути к доминированию на Ближнем Востоке. Проще говоря, даже при наличии ядерного соглашения, Иран не сможет добиться большего (а, возможно, и потеряет больше), чем ему удавалось в прошлом.

Ядерное соглашение с Ираном привело к невероятному расколу между США и Израилем, который полагает, что условия данного соглашения слишком мягкие и не остановят Иран от разработки ядерного оружия. Однако данный раскол вряд ли будет иметь реальные последствия: у Вашингтона есть обязательство поддерживать особые отношения с Израилем, и он стратегически заинтересован в сохранении двусторонних отношений с израильскими вооруженными силами, которые определенно являются главной военной силой на Ближнем Востоке. Ядерное соглашение с Ираном также расстроило и арабские страны Персидского Залива, однако глобальная экономическая ответственность Вашингтона, а также его масштабные антитеррористические интересы все еще требуют от Вашингтона оберегать стратегические отношения с арабскими странами Персидского залива, особенно с Саудовской Аравией. Кроме того, культурные связи арабских стран Персидского залива и США значительно крепче, чем с другими крупными международными акторами: дети правящих элит этих стран (в отличие от правящих элит в Китае, России или Европе) обучаются в американских университетах.

Израилю и арабским странам Персидского Залива не стоит паниковать: благоразумие обязывает США содержать в регионе готовый к действию военный контингент для предотвращения распространения ИГИЛ (например, в Иорданию), для сдерживания Ирана от попыток нарушить условия ядерного соглашения, а также для проведения мер в ответ на любые попытки Ирана дестабилизировать ситуацию, например, его масштабное наземное вторжение в Ирак. Военное присутствие США на Ближнем Востоке должно сохраниться, как и прежде. В акватории Аравийского моря должна присутствовать, по крайней мере, одна авианосная группировка. Структура военного контингента на американских базах и уровень его подготовки должен остаться неизменным. Воздушная кампания против ИГИЛ должна продолжиться, а наземные силы США должны периодически развертываться для решения выборочных целей по ликвидации террористических угроз или же для нанесения ограниченных ударов в ответ на масштабные зверства террористов или угрозы экологического характера. Тем не менее, решительный характер сдержанной политики требует уклонения от масштабной экспедиционной наземной интервенции США на Ближний Восток, а также предполагает более активное вовлечение региональных партнеров с целью взятия ими на себя большей ответственности за собственную безопасность.

Целься точнее в цель посложнее

Помимо подтверждения сворачивания политики военного интервенционизма периода начала войны с терроризмом, Вашингтону необходимо расставить дипломатические приоритеты. Последствия «Арабской весны» 2011 г. (особенно в Египте, Ливии и Сирии) продемонстрировали, что ближневосточное общество не готово предпринимать серьезные шаги в сторону демократии, поэтому активность США относительно дальнейшего распространения концепции политической либерализации Ближнего Востока также необходимо снизить. Политическое руководство должно также осознать, что вероятность формирования продолжительного мира между Израилем и палестинцами в среднесрочной перспективе крайне мала. Настойчивая решительность США реализовать вышеуказанную цель (даже при наименее благоприятных для этого обстоятельствах) привела к формированию риска недобросовестности. Все правительства Израиля практически безнаказанно препятствовали миротворческим усилиям США, будучи при этом убеждены, что США не оставят попыток реализовать эту цель, чего бы это им не стоило. В свою очередь, неспособность Вашингтона способствовать имплементации палестино-израильских соглашений способствовало ослаблению США как мировой державы (факт оказания некоторыми ближневосточными союзниками США давления на Израиль является еще одним примером неверности США как союзника).

США должны все время поддерживать цели по демократизации Ближнего Востока и установления мира между Израилем и палестинцами. Однако в среднесрочной перспективе Вашингтону не стоит фокусироваться на вышеуказанных целях, а следует воспользоваться ядерным соглашением с Ираном для улучшения отношений с Тегераном. Если реализации ядерного соглашения будет положено начало, Вашингтону следует испытать гибкость Тегерана в других сферах с целью создания условий для временного урегулирования отношений между Ираном и Саудовской Аравией (на сегодняшний день, как и много лет назад, это выглядит весьма маловероятным). На пути к реализации этой задачи будет еще одна цель – посадить Иран и других международных акторов за стол переговоров с целью положить конец гражданской войны в Сирии через политическое соглашение. Среди основных международных акторов, вовлеченных в урегулирование конфликта (США, России, Ирана и арабских стран Персидского залива) растет понимание, что, хотя и мечта ИГИЛ создать халифат, игнорирующий существующие границы, невыполнима, продолжающийся конфликт в Сирии таит риск усиления ИГИЛ и еще более масштабного распространения его экстремисткой идеологии.

Однако каждый из вышеуказанных акторов также осознал, что предпочитаемый им метод разрешения сирийского кризиса не работает. Для США и их партнеров в Персидском заливе поддержка насильственной смены режима в Сирии при помощи сирийских повстанцев, в ряды которых глубоко проник ИГИЛ (и которые сами тесно сотрудничают с ИГИЛ) на поверку оказывается контрпродуктивной и сомнительной. Спустя четыре года вооруженного противостояния очевидно, что продолжающаяся военная поддержка Асада Ираном, а также недавнее усиление поддержки Асада со стороны России могут всего лишь поддерживать статус-кво, но не могут решительно сместить чашу весов в сторону Асада. И Тегеран, и Москва понимают, что, несмотря на их поддержку, режим Асада слабее, чем когда-либо и, вероятно, будет неспособен сформировать унитарную Сирию, которой он бы управлял единолично. В основном именно из-за указанных причин Иран и Москва в последнее время проявляли больший интерес к решению сирийского кризиса в переговорном формате. Хотя протесты России, что она не привержена Асаду, выглядят неправдоподобными, Москва поддержала решение Совбеза ООН провести расследование вероятного использования сирийским режимом неточного вооружения с отравляющим газом хлорином, а также поддержала августовское заявление Совбеза ООН о возобновлении процесса передачи политической власти в Сирии. Тегеран при поддержке «Хезболлы» настаивает на том, что мирный план должен включать формирование правительства национального единства, пересмотр конституции Сирии, но при этом Асад и его режим останется у власти, по крайней мере, в краткосрочной перспективе.

Реальный механизм использования слабо связанных между собой интересов всех международных акторов еще не выработан. Однако ядерное соглашение Ирана продемонстрировало возможность дипломатии решать и преодолевать региональные кризисы. Помимо сдерживания распространения исламизма, соглашение положить конец войны в Сирии, пролобированное Вашингтоном, возможно, покончит с наиболее масштабным и тяжелым гуманитарным кризисом в мире, смягчит его последствия и восстановит сильно пошатнувшийся престиж США в глазах Ближнего Востока. Эффективное и инклюзивное решение сирийского конфликта будет также способствовать восстановлению отношений с Ираном и, вероятно, поможет убедить Израиль в эффективности новой стратегии США – политики оффшорного баланса сил.

Теперь для укрепления многосторонних переговоров по вопросу переходного периода в Сирии Вашингтону необходимо уравновесить новые дипломатические обязательства, достигнутые основными международными акторами, в частности, между США и Ираном. Шагом на пути к этому может быть повторный созыв конференции «Женева 2», впервые созванной в феврале 2014 г., чтобы пригласить на нее первоначальных участников, а также Иран. Тот факт, что Россия настаивает на том, что уход Асада не может быть предварительным условием для проведения политических переговоров, не является препятствием, а на практике может заманить на конференцию Иран; именно это сейчас и может сделать Госсекретарь США Джон Керри, обратившись напрямую к министру иностранных дел Ирана Мохаммаду Джавад Зариф. Осторожная поддержка ядерного соглашения с Ираном арабскими странами Персидского залива, а также озвученное в августе согласие Саудовской Аравии участвовать в трехсторонних переговорах по Сирии с участием США и России означает, что арабские страны Персидского залива все больше довольны дипломатией как инструментом снятия политической напряженности с Ираном. При этом, учитывая чрезмерное ощущение угрозы в лице ИГИЛ, Катар, Саудовская Аравия и Турция, вероятно, откажутся от требования ухода Асада в отставку до начала переговорного процесса. Разумеется, основная сложность такого переговорного процесса будет в выработке убедительных соглашений относительно переходного периода. Один из возможных сценариев предполагает создание органа власти, предоставляющего полномочия всем сторонам, что может маргинализировать ИГИЛ и связанную с Аль-Каидой группировку «Джабхат Аль-Нусра» (о чем было открыто заявлено в августовском заявлении Совбеза ООН). Другой сценарий предполагает фрагментацию Сирии и превращение ее в конфедерацию с целью лишить Дамаск центральной роли. Тактическое перемирие, достигнутое между войсками режима Асада и умеренной оппозицией, должно послужить фундаментом для более широких политических соглашений и, вероятно, даст режиму и умеренной оппозиции возможность сосредоточиться на борьбе с исламистскими группировками, являющимися общим врагом.

Лучшим вариантом для США относительно Ближнего Востока
будет внешнеполитической курс, который теоретики называют
«политикой оффшорного баланса сил»

Чтобы Вашингтон мог выполнить свой план конструктивного отступления из Ближнего Востока, ему необходимо приложить все усилия, чтобы не препятствовать приоритетным задачам своих региональных союзников и партнеров (Вашингтону следует потребовать от них аналогичных шагов). Это потребует сфокусированных дипломатических усилий, дополненных четкими заявлениями о приверженности Вашингтоном сути переговорного процесса. В частности, Вашингтон должен подчеркнуть, что ядерное соглашение с Ираном будет, скорее, гарантией постоянной дипломатической вовлеченности США в дела Ближнего Востока, а не угрозой. Вашингтону стоит принять на вооружение идею установления устойчивого равновесия в отношениях с Ближним Востоком (а не действовать наоборот); подобный формат должен предполагать ослабление руководящей роли США. Политика военного интервенционизма, проводимая США последние 14 лет, является заблуждением и отклонением от ближневосточной политики сдержанности, стоявшей на вооружении Вашингтона длительное время. Новая политика США на Ближнем Востоке не должна превратиться в «новую долгосрочную нормаль».

Ссылка на оригинал: https://www.foreignaffairs.com/articles/middle-east/2015-10-20/end-pax-americana?cid=emc-Nov15_Promo_A-content-102115&sp_mid=49830481&sp_rid=bS5iYWthbGluc2t5QG1haWwucnUS1

Публикацию и комментарий подготовил Михаил Бакалинский, кандидат филологических наук, доктор философии, независимый международный обозреватель

Мнения, излагаемые в авторитетных изданиях, таких как учрежденный Государственным департаментом США журнал ForeignAffairs, это возможность «подсмотреть планы» сложного партнера по диалогу, особенно на фоне очередного раунда переговоров по Сирии в Вене. Предлагаемая статья представляет интерес как с точки зрения анализа ситуации, так и в плане понимания логики мышления специалистов США, отвечающих за выработку внешнеполитического курса Вашингтона: сначала авторы говорят о том, что США проиграли два крупных военных конфликта на Ближнем Востоке, а далее заявляют о необходимости сохранения американского военного присутствия для защиты своих союзников, одновременно отмечая дистанцирование интересов США и их ближневосточных союзников, а также снижение зависимости США от ближневосточных союзников. Хотя они и отмечают, что 14 лет интервенционизма США носили контрпродуктивный характер, США не могут просто так уйти с Ближнего Востока, поскольку в нем образуется вакуум власти, т.к. ни один из региональных акторов не имеет возможности играть доминирующую роль. Это свидетельствует о том, что авторы статьи упорно продолжают смотреть на международную ситуацию через призму однополярности. Учитывая же, что предлагаемая статья опубликована в журнале, учредителем которого является Госдепартамент США, это свидетельствует, прежде всего, об ущербном понимании международной ситуации политическим руководством США: однополярное понимание миропорядка у них «на генетическом уровне».

Тем не менее, говоря об умеренности США в своей ближневосточной политике авторы статьи фактически утверждают факт заката однополярного порядка, в том числе и на Ближнем Востоке, поскольку сами отмечают, что умеренный политический курс США приведет к росту решительности со стороны потенциальных противников США. То же самое имеет место и в отношении Ирана: говоря о том, что Иран не сможет играть ведущую роль на Ближнем Востоке, они демонстрируют активную позицию Ирана в регионе, что снова соответствует принципам многополярности (принимая во внимание снижение участия Вашингтона в политической и экономической жизни Ближнего Востока). Говоря о «политике оффшорного баланса сил», авторы статьи снова де-факто признают примат многополярности. При этом стоит отметить, что понимание авторами многополярности носит специфический характер: отмечая, что «решительный характер сдержанной политики требует уклонения от масштабной экспедиционной наземной интервенции США на Ближний Восток, а также предполагает более активное вовлечение региональных партнеров с целью взятия ими на себя большей ответственности за собственную безопасность», авторы статьи фактически подталкивают ближневосточных партнеров США, прежде всего, к решительным действиям военного характера. Это означает участие в боевых действиях армий, не имеющих соответствующего опыта и превращение любого конфликта в затяжной, что сейчас и наблюдается в Йемене, где слабо подготовленная коалиция арабских стран при поддержке сторонников свергнутого президента Салеха не просто не может справиться с повстанцами-хуcитами, а несет серьезные потери от действий повстанцев.

Авторы предлагаемой статьи, равно как и Госдеп США, демонстрируют отсутствие чувства реальности: игнорируется факт стремительных побед регулярной Сирийской Арабской Армии (многие из которых уже носят стратегический характер) при активнейшем содействии Москвы. Определенно насаждается идеологема: «США лишь ослабляют хватку на Ближнем Востоке», несмотря на то, что Американская империя рушится, о чем уже не первый год упоминают ее же ближневосточные партнёры.

Вместе с тем в статье просматривается один момент, фактически демонстрирующий истинные намерения США в отношении Ближнего Востока: управляемый хаос путём фактической легитимации ИГИЛ (маргинализация ИГИЛ и «Джабхат Аль-Нусра», что есть намек на сохранение за ИГИЛ и террористами в целом территорий в Сирии). В качестве контраргумента стоит привести слова спикера парламента Ирана Али Лариджани, сказанные им в ходе прошедшего 21 октября в Сочи итогового заседания Международного дискуссионного клуба «Валдай»: «недопустимо даже предполагать, что ИГИЛ будет контролировать часть Сирии и/или Ирака».

В целом, авторы предлагаемой статьи все же вынуждены признать изменение формата международного диалога и системы мироустройства в целом. Главная идеологема статьи звучит как «США пытаются возглавить процесс трансформации миропорядка», однако даже ее авторы вынуждены признать, что мы являемся свидетелями заката Американского миропорядка.

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs