Международно-правовые проблемы эмиграции, реэмиграции и репатриации русских из Китая в 1945-1949 гг.

Международно-правовые проблемы беженства сегодня особенно актуальны. В этой связи вопросы правового положения представителей эмигрантских сообществ, появившиеся вследствие возникновения в первой половине ХХ в. такого феномена, как Русское Зарубежье, имеют особое значение.

В современной историографии проблемы правового положения русских эмигрантов получили широкое отражение [i]. Однако основное внимание исследователей уделяется проблемам правовой адаптации беженцев в межвоенный период – 1920-1930-е гг. Между тем, международно-правовые проблемы эмиграции, реэмиграции и репатриации русских после Второй мировой войны до сих пор остаются вне научного интереса. На периферии исследований также оказываются последствия репатриационного процесса, его влияние на международные отношения.

Окончание Второй мировой войны с одной стороны, и изменение внутриполитической ситуации в Китае, связанное с усилением позиций Коммунистической Партии – с другой вынуждали русских эмигрантов, обосновавшихся здесь в первой половине ХХ в., принимать решение о выборе своего дальнейшего места жительства, так как оставаться в стране с чуждой им идеологией и политическим строем становилось небезопасно.

К 1945 г. в Маньчжурии, включая Харбин, осталось около 70 тысяч жителей русской национальности. В Пекине, Тяньзине и Циньдао общее число русских составляло около 10 тыс., в Шанхае к этому времени осталось 17 тыс. человек [ii]. На северо-западе Китая – в Синьцзяне – проживало около 25 тыс. русских. Из них – 20 тыс. – бывшие советские граждане, нелегально перешедшие границу СССР в 1929-1930-е гг., остальные – бывшие белогвардейцы [iii]. Таким образом, общая численность российской диаспоры в Китае составляла около 125-130 тыс. человек.

Возможность близкого поражения Японии заставила руководство Маньчжоу-го, находившегося под японским влиянием, в 1944 г. провести ряд административных реформ, направленных на укрепление государственной власти: усиление государственного совета, реформирование полицейского аппарата, а также паспортизацию всего населения и регистрацию земель [iv].

Война СССР и Японии ознаменовалась для русских в Маньчжурии очередной волной репрессий со стороны японских властей. Начались аресты советских граждан в Харбине, Хайларе и других населенных пунктах. Как отмечает Е. Таскина, была задержана часть жителей, не имевших тогда еще советского гражданства, но находившаяся под надзором японской жандармерии. Дипломатический состав Генерального консульства СССР в Харбине, их семьи и служащие были «интернированы» – погружены в вагоны и отправлены по южной ветке в Дайрен. В Харбине более 100 советских граждан японские власти поместили в помещение школы на Казачьей улице, где они и находились вплоть до 15 августа, когда японское радио сообщило о капитуляции Японии [v].

После окончания Второй мировой войны на Дальнем Востоке СССР начинает проводить в жизнь разработанную советским правительством программу по репатриации русских эмигрантов. Основная работа проводилась консульствами, деятельность которых была возобновлена в Китае к 1945 г.[vi] Но в подготовке и проведении репатриации были задействованы многие министерства и ведомства, в частности, Дальневосточный отдел МИД СССР, Совет министров РСФСР, МВД СССР, МВД РСФСР и др.[vii]

К этому времени отношение к СССР в эмигрантской среде изменилось. Бывший Уполномоченный Наркомморфлота в Гонконге – М. Волков в своём обзоре, посвященном настроениям русской эмиграции, приводил следующие примеры: волейбольная команда «Российского общественного собрания», соперница команде «Клуба советских граждан» подала заявление с просьбой принять ее членов в советское гражданство; в Гонконге, в русском клубе происходили драки между отдельными молодыми людьми и реакционной частью белой эмиграции на почве споров о Советском Союзе[viii].

Начинается движение русских на Родину. К 1945 г. эмигранты подали около 9000 заявлений о приёме в советское гражданство и о разрешении въезда в Советский Союз. Только в Шанхае, за годы войны было подано около 3000 заявлений [ix]. В то же время по данным советского внешнеполитического ведомства, из 23000 русских эмигрантов, проживающих в Шанхае, 20000 человек уже в 1943 г. подали ходатайства о восстановлении советского гражданства [x].

Реэмиграционная политика СССР была обусловлена не только настроениями эмигрантов, но и сложившейся международной ситуацией. Поражение Германии и Японии во Второй мировой войне изменило международное положение на Дальнем Востоке. Дислоцирование советских войск в период и длительное время после военных действий на китайской территории создавало преимущество для СССР в регионе. Оно было закреплено советско-китайским соглашением о дружбе и союзе сроком на 30 лет, по которому СССР снова получал право «полу-собственности» в отношении КЧЖД[xi]. Это обеспечивало безопасность СССР на Дальнем Востоке, но и вновь давало право контроля над персоналом железной дороги [xii]. В то же время СССР гарантировал невмешательство во внутренние дела Китая [xiii].

Фактическое «возвращение» СССР в Маньчжурию – основной центр русской эмиграции в Китае – отразилось и на положении русской диаспоры. Правовой статус русских эмигрантов в Китае до сих пор так и не был определен. Между тем, по данным Управления НКГБ «бесправное положение русской эмиграции» служило «поводом иностранным разведывательным органам (США, Китая) в их стремлении использовать русскую эмиграцию во враждебных по отношению к СССР целях»[xiv].

Сотрудники дипмиссий США в Китае действительно обращали внимание на русских эмигрантов. Например, из воспоминаний эмигранта А.В. Порублева следует, что при содействии американского консула в Синьцзяне русским, направлявшимся в Шанхай, был выделен эскорт китайских солдат для охраны от подходивших частей КПК. Благодаря этому семьи эмигрантов благополучно добрались до Шанхая, а оттуда впоследствии эвакуировались на Филиппины [xv].  

Кроме того, в 1945 г. в США была создана специальная организация, целью которой являлось оказание помощи русским, в результате военных действий оказавшихся за границей и не желавших возвращаться в СССР. Организация получила название «Русско-Американский Союз защиты и помощи русским вне России (Союз защиты)». Её возглавил князь С.С. Белосельский-Белозерский. Организация сосредоточила свое внимание на вывозе русских из Китая [xvi]. Американские власти объясняли свой интерес к эмигрантам тем, что многие беженцы в прибрежных городах, в особенности те, кто находился в Шанхае, имели родственников в Сан-Франциско, поэтому, как отмечал один из чиновников ИРО [xvii] – Дж. Хоагью-мл., для них наиболее предпочтителен выезд в США. По мнению исследователя И.А. Позднякова, в целом все американские беженские программы были нацелены на решение экономических проблем США, тем более что среди шанхайских русских были фермеры, инженеры, врачи и т.д.  [xviii].

Надеясь предотвратить возможную вербовку эмигрантов, советское руководство приняло решение активно способствовать советизации эмиграции в первую очередь в городах Тихоокеанского побережья, оказавшихся в зоне иностранного влияния.

10 ноября 1945 г. советским правительством был издан Указ «О восстановлении в гражданстве СССР подданных бывшей Российской империи, а также лиц, утративших советское гражданство, проживающих на территории Маньчжурии», несколько позже этот Указ был распространён и на лиц, проживающих в провинции Синьцзян и в Шанхае [xix]. Кроме этого, было подготовлено Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О порядке принятия в советское гражданство русских, проживающих в Маньчжурии». Указ был опубликован в Ведомостях Верховного Совета СССР и должен был быть доведён консульствами СССР в Маньчжурии до сведения русского населения [xx]. Аналогичное Постановление было принято и в отношении русских, проживающих в Синьцзяне и Шанхае [xxi].

Для рассмотрения ходатайств о восстановлении в гражданстве СССР бывших российских подданных при советских консульствах в гг. Харбине, Дальнем и Маньчжурии были созданы специальные комиссии. В Харбине председателем комиссии являлся генеральный консул Г.И. Павлычев, заместителем председателя был назначен вице-консул А.Н. Логинов, в комиссию также вошли П.Т. Заборовский (НКГБ СССР) и В.Н. Пуминов (ГУКР «Смерш»). Председателем комиссии в г. Маньчжурия был назначен консул Ф.И. Рунов, в комиссию также вошли А.А. Иванов (НКГБ СССР) и М.М. Богданов (ГУКР «Смерш»). В г. Дальний комиссию возглавил консул П.С. Петров, в состав вошли Н.Г. Князев (НКГБ СССР) и А.Н. Кокин (ГУКР «Смерш»). Дополнительно для работы в комиссиях ГПУ Красной Армии было выделено по 10-20 человек политработников [xxii].

В Синьцзяне и Шанхае также были организованы подобные комиссии. В г. Урумчи её возглавлял управляющий генконсульством И.Г. Евсеев, в г. Кульдже – консул Г.С. Добашен, в г. Чугучаке – консул И.К. Морозов, в г. Шанхае – заведующий консульским отделом Посольства СССР – М.С. Ананьев [xxiii].

Наличие в организованных комиссиях сотрудников «Смерш» было обусловлено необходимостью, фильтрации всего контингента возвращающихся в СССР бывших военнопленных, репатриантов, в том числе – русских эмигрантов.  При этом деятельность групп «Смерш» была весьма активной. Используя сведения, полученные в ходе фильтрации, и продвигаясь вместе с наступающими советскими частями, опергруппы «Смерш» проводили аресты, вели розыск на освобождённой территории [xxiv]. В.С. Христофоров приводит данные, направленные начальником ГУКР «Смерш» В.С. Абакумовым в ГКО и НКВД СССР, согласно которым в Маньчжурии «за два дня наступления органами «Смерш» трёх фронтов на территории, занятой нашими войсками, было арестовано 119 человек: 75 сотрудников и агентов японской разведки и 44 активных участников белогвардейских и фашистских организаций» [xxv]. Кроме того, «оперативной группой ОКР «Смерш» 36-й армии Забайкальского фронта была захвачена японская военная миссия со всеми архивами, причём в архиве эмигрантского бюро ЯВМ было обнаружено до 2000 анкет на эмигрантов, проживающих в Маньчжурии» [xxvi].

Русские, принявшие решение восстановить гражданство СССР, были обязаны до 1 февраля 1946 г. обратиться в консульства СССР с соответствующим заявлением, к которому должны были быть приложены документы, удостоверяющие личность заявителя и его принадлежность в прошлом к подданству бывшей Российской империи или СССР. Ходатайства рассматривались консульствами и «в случае признания предоставленных заявителем документов, удовлетворяющих требованиям настоящего Указа», консульства выдавали советский вид на жительство. Лица, не возбудившие ходатайства в течение установленного Указом срока, могли быть приняты в гражданство СССР на общих основаниях [xxvii]. В случае отсутствия у заявителей необходимых документов, его личность и факт в прошлом принадлежности к подданству бывшей Российской империи или СССР могли быть подтверждены свидетельскими показаниями «других лиц, подавших заявления о восстановлении в советском гражданстве и известных консульству» [xxviii].

Указ распространялся на лиц, состоявших к 7 ноября 1917 г. в подданстве бывшей Российской империи и на их детей, на лиц, состоявших в советском гражданстве и утративших это гражданство, в том числе на лиц, служивших в белых армиях и эмигрировавших из СССР и на их детей [xxix]. Указ не распространялся на руководителей и наиболее активных участников антисоветских организаций, «проводивших вражескую работу против СССР», на лиц, «в отношении которых поступят материалы об их связях с разведывательными и контрразведывательными организациями Японии и других иностранных государств», а также на лиц, «намеревающихся восстановиться в советском гражданстве с целью прикрыть свою вражескую работу против СССР» [xxx]. Ходатайства о восстановлении в гражданстве лиц, лишённых советского гражданства «в персональном порядке», направлялись вместе с заключением комиссии через консульский отдел НКИД СССР на рассмотрение в Президиум Верховного Совета СССР [xxxi].

В результате деятельности организованных советскими властями комиссий, а также советских консульских учреждений, из городов Северного Китая, тихоокеанского побережья в СССР выехали более 6 тыс. бывших эмигрантов [xxxii]. Среди вернувшихся – семьи Арзамасцевых, Жаспар, Ильиной и др.[xxxiii] 

Те эмигранты, которые не уехали в СССР, остались под надзором советских консульств. Формально они находились под их защитой, им были выданы временные виды на жительство[xxxiv]. Однако это не давало никаких серьезных гарантий защиты правового статуса, а необходимость находиться под наблюдением вызывала недовольство.

Помимо советских властей эмигрантскими вопросами занимался местный отдел Международной организации по делам беженцев, действовавший под эгидой ООН. Вмешательство новой международной организации категорически не устраивало китайское руководство. На заседании специального подкомитета ООН 18 февраля 1946 г. представитель Китая Лян выступил против распространения специальной резолюции № 71 ООН, относящейся к вражеским территориям, на дальневосточный регион, а, соответственно, против оказания помощи перемещенным лицам на Дальнем Востоке [xxxv].

Следует отметить, что инициатива привлечения Международной беженской организации к проблеме эвакуации русских из Китая опять же исходила из США и принадлежала активистам русского национального движения, которые с помощью сочувствующих русской эмиграции законодателей добились принятия американским правительством решения об обращении к ИРО по этому вопросу [xxxvi].  

Во второй половине 1940-х гг. главным центром сосредоточения всех политических беженцев, находившихся на Дальнем Востоке, стал Шанхай. К лету на попечении ИРО находилось 26436 чел, из которых более 9 тыс. составляли русские эмигранты. К концу 1948 г. их количество возросло до 10433 чел, поскольку в Шанхай направлялись эмигранты из других, в том числе отдаленных районов Китая, отказавшиеся от принятия советского гражданства[xxxvii]. А.В. Порублев вспоминал: «Ехали, как могли. Одна семья по документу на уйгурском языке с большими важно выглядевшими печатями. В Китае документ не документ без печати. Так что люди приехали в Шанхай на расписке за продажу их коровы. Альтернатива была – возвращение в СССР на ссылку в казахстанскую пустыню, так называемую, целину. Шанхайское правительство не знало, что с нами делать и старалось уговорить нас вернуться назад или уехать в СССР»[xxxviii].

Главный офис Международной организации по делам беженцев также был обеспокоен судьбой беженцев, скопившихся в городе, среди которых, кстати, были не только русские эмигранты, но и евреи, прибывшие сюда в 1930-е – 1940-е гг. из Европы [xxxix].

Для решения связанных с этим проблем было создано Дальневосточное бюро ИРО. Его главной задачей на этом этапе стал поиск стран, которые бы смогли принять беженцев[xl]. К этому вновь подключились русские эмигрантские организации в США. В частности, ими были отправлены письма президенту, конгрессменам, сенаторам, а также в ООН, в штаб-квартиру ИРО в Женеве и т.д. В результате США обещали обеспечить эвакуацию, принять беженцев согласились Филиппины, но на срок, не превышающий 4 месяцев. Для временного размещения русских эмигрантов были предоставлены о. Самар и о. Тубабао, на которых, кстати, находились бывшие американские военно-морские базы. Еврейские беженцы должны были направиться в Палестину [xli].

Разумеется, правительство Филиппин не было в восторге от перспективы прибытия на свою территорию политических эмигрантов и потребовало от ИРО исключить из числа эвакуируемых неблагонадежных лиц. Проверкой на «благонадежность» занялась Российская эмигрантская ассоциация. Человеку, прошедшему проверку, РЭА выдавала документ, подтверждающий его право на помощь. Выдаваемое свидетельство предназначалось для предоставления в ИРО и являлось доказательством того, что эмигрант, зарегистрированный в РЭА, не принадлежит к какой-либо политической группе или организации, принципы которой противоречат закону, порядку и правительству. Предоставив это свидетельство в местный отдел ИРО, эмигрант получал документ, удостоверяющий, что он зарегистрирован и на него распространяется помощь Международной беженской организации [xlii].

Если не было возможности получить выездные документы через ИРО, то эмигранты обращались к любым представителям европейских государств. Например, семья Порублевых подала прошение на выездную визу через датского корреспондента Лундта. Последний добился для них разрешения на выезд только при помощи Чжоу Эньлая,[xliii]являвшегося в тот период премьером Государственного административного совета КНР и, одновременно, министром иностранных дел.

На Филиппины беженцы отправлялись морским путем. Для их перевозки были арендованы корабли. Всего в 1948 – 1949 гг. при содействии ИРО из Китая было эвакуировано 11000 европейцев, в том числе 6000 русских [xliv].

Послевоенная реэмиграция взбудоражила атмосферу внутри эмигрантского сообщества. В шанхайской прессе началась бурная полемика по поводу возвращения на Родину. Эмигрантские издания критиковали не только СССР, но и тех, кто решился на отъезд. Кроме того, развернулась своеобразная “дуэль” между эмигрантскими газетами, из которых одни были просоветские, а другие напротив, антисоветскими. В эту кампанию включились также американские и английские газеты. В результате эмиграция в очередной раз раскололась. Русский эмигрант Ю. Понькин отмечал: «Просоветская газета обещала принимающим советское гражданство все блага и благополучие, а эмигрантская доказывала, что возвращаться в СССР безумие: если кто из возвратившихся (после всех проверок НКВД) и уцелеет, то все равно обречен на нужду, бесправие и невозможность покинуть пределы СССР по своему желанию» [xlv]. Другой русский эмигрант – В. Смольников, принявший советское гражданство, вспоминал, как встретив своего соотечественника, услышал от него следующие слова: «Руки я тебе не подам, я слышал, что у тебя советский паспорт» [xlvi].

Одновременно изменилось отношение представителей иностранных государств к тем русским эмигрантам, которые получили советское гражданство. Капитан 1 ранга, эмигрант П.И. Крашенинников обращал внимание: «В Шанхае стало хуже с работой: американские учреждения уволили всех советских, эмигрантов пока держат, но новых на службу не принимают, говорят: “Мы вас не знаем, сегодня вы эмигранты, а завтра советские и, наоборот”» [xlvii].

В то же время из СССР приходили письма «от добровольно репатриировавшихся туда в прошлом году (1947 г. – Е.Н.), бывших белых эмигрантов, все печальнее и печальнее. Все без исключения просят посылки, продуктовые и вещевые, пишут, что продали последние остатки привезенного» [xlviii].

Кроме того, поскольку у многих русских шанхайцев в Харбине были родственники и знакомые, с которыми они продолжали переписываться, они получали от харбинцев разные сведения. После вступления Красной Армии в Маньчжурию почтовая связь с ними прекратилась. По мнению Ю. Понькина, «это заставило многих в Шанхае подумать: стоит ли брать советский паспорт?» [xlix].

Сами эмигранты, несмотря на свои надежды на встречу с Родиной, опасались возможных репрессий со стороны советских властей: «Было чувство подъема и радости, но все же задавались вопросом, как никогда прежде: что же будет с нами дальше?» [l].

Некоторые эмигранты, не желавшие принимать советское гражданство, но и не стремившиеся покинуть Китай, так как у них здесь уже был свой дом, бизнес, пытались принять китайское гражданство. К концу августа 1946 г. заявление о натурализации подали 126 человек. Их личные дела были переданы на рассмотрение в МИД. Следует отметить, что среди них оказались не только русские (они составляли 80 %), но и евреи, поляки и др. Однако МИД Китая разрешило принять гражданство только трем русским [li]. Тем не менее, они продолжали подавать заявления о натурализации. Но результат был тот же: разрешение на получение китайского гражданства получили единицы. Такая политика китайского внешнеполитического ведомства объяснялась начавшимся в этот период налаживанием отношений Китая и СССР.

Необходимо отметить, что идею возвращения на Родину не поддержали эмигранты старого поколения, прожившие при царском режиме длительное время. Их мнение было уже не изменить. Они также отказались принимать советское гражданство [lii].

От перехода эмигрантов в советское гражданство отговаривал председатель Эмигрантского комитета в Шанхае Г.К. Бологов. Он много раз обращался к правительствам разных стран с призывом  оказать помощь шанхайской белой эмиграции в переселении из Китая [liii].

Противостояние в эмигрантской среде продолжалось не только в Шанхае, но и в Тяньцзине и Пекине. По словам Ю. Понькина, к концу 40-х гг. «у многих к этому времени пыл любви к Сталину остыл и пробудился здравый смысл, начался обратный процесс: стали возвращать паспорта в консульство и публиковать в газетах о выходе из советского гражданства, чтобы снова приобрести статус эмигранта» [liv].

Все же многие делали свой выбор однозначно и бесповоротно. Например, Глава Православной миссии в Китае владыка Виктор одним из первых подал прошение о советском гражданстве. Получив в феврале 1946 г. в Шанхае советский паспорт, он вскоре был арестован, однако на вопрос, почему он, священник, стал гражданином СССР, он ответил следующее: «Человек честный не может признавать две власти, взаимно исключающие одна другую. В СССР в настоящее время восстанавливаются православные епархии, открываются повсюду храмы, монастыри, духовные школы. Духовенство активно участвует в общем государственном строительстве после Великой Отечественной войны. Общественный строй СССР никак не противоречит учению Св. Православной церкви» [lv].

Позиция Главы Православной миссии вызвала шок у местной русской диаспоры. Многие были возмущены поступком Виктора. Но были и те, кто последовал его примеру. По мнению эмигранта Ю. Понькина, он «увлек за собой добрую половину эмигрантов» [lvi].

Между тем, к концу 1940-х гг. – началу 1950-х международная обстановка на Дальнем Востоке изменилась кардинально. Образование КНР способствовало серьезным функциональным изменениям в советско-китайских отношениях [lvii]. Это прямым образом отразилось на положении русской эмиграции и на изменении политики нового китайского руководства в ее отношении: дальнейшем ограничении прав эмигрантов, отказах в натурализации и т.д. Поэтому большая часть эмигрантов все-таки принимала решение покинуть Китай и направиться в третьи страны. Но возможности выезда из Китая со временем сокращались. В 1952 г. прекратила свое существование ИРО. Ее сменило созданное при ООН Главное управление Верховного комиссара по делам беженцев, дальневосточный офис которого находился в Гонконге. Из Китая, ставшего уже коммунистическим, беженцы могли прибыть в Гонконг по транзитной визе, только тогда американские консулы получали возможность начать рассмотрение  дел. Однако многие беженцы не могли выехать из Китая, так как советские консульства и китайские власти с середины 1950-х гг. перестали выдавать разрешения на выезд из КНР тем русским, кто не принял советское гражданство [lviii]. Против выступали и британские власти, которые не хотели, чтобы Гонконг разделил судьбу Шанхая, наполнившись русскими беженцами, и требовали гарантий использования Гонконга только в качестве транзитного пункта. Получить их разрешение на въезд в Гонконг можно было, лишь предоставив уже имеющуюся визу в третьи страны. Таким образом, те эмигранты, которые не успели выехать раньше, оказывались фактически в безвыходном положении.  

Эмигрантский фактор на Дальнем Востоке и в Центральной Азии во второй половине 40-х гг. ХХ века играл исключительно важную роль в международных отношениях региона. Русские эмигранты оказались в центре межгосударственных противоречий, обусловленных стремлением ряда заинтересованных государств к реализации собственных интересов. «Уход» Японии из Китая после поражения во Второй мировой войне позволил США надеяться на упрочение своих позиций в регионе. Одним из средств для достижения этой цели стала русская эмиграция, настроенная против СССР. Однако приход к власти КПК и образование КНР изменили положение и заставили правительства иностранных держав и международное сообщество корректировать свои намерения. Эмиграция к этому времени уже была неспособна оказать сопротивление новой власти, утвердившейся в Китае, а ее внутренний раскол привел к необходимости решения проблем массовой эвакуации русских беженцев. Значительную роль в этом сыграла деятельность международных организаций. В то же время репатриационная политика СССР привела к окончательной ликвидации крупнейшего центра Русского Зарубежья. 

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs