Уйгурский вопрос для Китая

23 октября с.г. на площади Тяньаньмэнь в Пекине произошёл террористический акт. Водитель внедорожника, начинённого взрывчаткой, врезался в ворота. Взрывом убило двух иностранных туристов, а также троих пассажиров внедорожника – водителя-террориста, его жену и мать. Сорок человек получили ранения.

Буквально через несколько дней после этого случая китайские правоохранители сообщили о поимке пятерых подозреваемых в подготовке других терактов. Все задержанные – уйгуры, сторонники Исламского движения Восточного Туркестана, выступающего за создание независимого государства в Восточном Туркестане  и распространение ислама среди китайцев (1).

Это событие интересно сразу несколькими нюансами. Во-первых, примечательна реакция зарубежных уйгурских организаций и комментирующих теракт западных аналитиков. Первые полагают, что атака шахидов на площади Тяньаньмэнь вызывает много вопросов,  в т.ч., как в машине террориста оказались его мать и жена, безропотно согласившиеся отдать жизнь во имя «джихада»? Довод слабенький, но зарубежные уйгуры уверены, что китайские власти используют теракт в своих целях, и обрушат на уйгурское национальное движение небывалые репрессии.

Вторые, как бы между строк, проводят мысль, что у китайских властей ранее не было прямых доказательств участия в подготовке терактов уйгурских экстремистских группировок, и всё походило более на отчаянную месть отчаянных одиночек, а не завербованных террористов.

Во-вторых, уйгурское сепаратистское движение – не замкнутое в себе сообщество сторонников шариата и противников китайской государственности, а открытое внешнему воздействию течение, двигающееся в русле радикального ислама. Ранее китайские власти говорили о принадлежности некоторых уйгурских террористов к Исламской партии Туркестана – организации, ведущей террористическую деятельность, в т.ч., и в России. Боевики организации некогда свободно чувствовали себя в Афганистане, а теперь предпочитают отсиживаться в Пакистане.

Кроме того, Пекин выражал обеспокоенность участием этнических уйгуров в сирийском конфликте на стороне радикальной оппозиции. Если сложить всё вместе, получится следующая картина. В Китае медленно, но неуклонно идёт процесс наращивания террористической активности, а китайское государство увлекло по маршруту, уже знакомому России, для которой радикализация мусульманских регионов и военная миграция российских мусульман-радикалов в Сирию и обратно представляет серьёзный вызов.

В-третьих: кто выигрывает от радикализации уйгурского ислама? Геополитический оппонент Пекина – Вашингтон. Запущенный западными спецслужбами маховик радикализации суннитского ислама продолжает действовать, и результаты этой работы китайцы ощущают на себе. Полюсом террористической активности уйгурских группировок является Синьцзян-Уйгурский Автономный Округ (СУАР), но теракт на площади Тяньаньмэнь продемонстрировал желание уйгурских сепаратистов расширить географию своих акций. Радикализация СУАР – это повод для Вашингтона держать регион под наблюдением военспецов, сохраняя военное присутствие в Средней Азии и Афганистане, а также удобный повод для правозащитной риторики, поскольку на радикализацию СУАР Пекин вынужден отвечать силовыми методами. Через Синьцзян проходит единая телекоммуникационная супермагистраль Шанхай — Франкфурт-на-Майне (2).Через СУАР Китай может замкнуть пути транспортировки газа и нефти из бассейна Каспия на Азиатско-Тихоокеанский регион.  Немаловажно и то, что СУАР граничит с Тибетом (добиться независимости обоих от Китая означает преградить Китаю путь в Южную Азию и подорвать его влияние в среднеазиатских республиках бывшего СССР), а оппозиционный Пекину Всемирный уйгурский конгресс сотрудничает с так называемым Тибетским правительством в изгнании. Недра Синьцзяна хранят крупные запасы нефти и газа, редкоземельных металлов. В районе ведётся добыча 52 видов полезных ископаемых. СУАР - важный торгово-коммуникационный узел, геоэкономический центр западного Китая. СУАР – стратегически выгодный плацдарм для переноса террористической деятельности на постсоветские республики Средней Азии, в которых проживает более 300 тыс. этнических уйгуров.

Активизация членов Исламского движения Восточного Туркестана вносит неприятный момент в пакистано-китайские отношения. Ввиду геополитического соперничества Пекина и Нью-Дели за лавры регионального лидера КНР взял курс на сближение с Исламабадом, давним оппонентом Нью-Дели. При этом и Пакистан, и КНР пытаются нарастить своё влияние в соседнем Афганистане в ущерб влиянию Индии. Но дело в том, что боевики Исламского движение Восточного Туркестана, связанного, по мнению Пекина, с Аль-Каидой, находят себе приют на территории Пакистана. Периодически на стыке границ Пакистана, Афганистана и КНР происходят стычки между боевиками этого движения и органами безопасности КНР.  

Пакистан для Китая – это выход в Индийский океан. Через пакистанский порт Карачи китайские товары попадают на рынки Южной Азии. Экономическое значение Пакистана для КНР настолько велико, что в мае 2013 г. премьер Госсовета КНР Ли Кэцян, посетивший Пакистан, заявил о намерении создать с Исламабадом «гигантский экономический коридор, который не только бы укрепил стратегическое значение Китая, но и помог бы восстановить мир и стабильность в Азии» (3). Дестабилизировать СУАР – это отсечь Пекин от Пакистана, и, следовательно, от выхода в Индийский океан. Такой поворот дел был бы, по умолчанию, выгоден Индии, которую Соединённые Штаты рассматривают как ключевого союзника в Южной Азии.

Официальный Исламабад неоднократно выказывал готовность оказать всемерную поддержку китайским властям в борьбе с боевиками Исламского движения Восточного Туркестана, а также заявлял о своей непричастности к терактам, совершённым членами этой группировки на территории КНР. Исламабаду не выгодно направлять вектор террористической активности окопавшихся на пакистанской территории группировок в направлении Китая. Пакистан смотрит на СУАР не как на полигон для исламских террористов, а как инфраструктурную платформу для наращивания экономических отношений с Пекином. Для пакистанской экономики, находящейся в плачевном состоянии, китайские инвестиции – вопрос жизни и смерти. Заинтересованность КНР развитием деловых отношений с Пакистаном способна спасти экономику последнего от клинической смерти. Исламабад ранее выразил намерение максимально использовать потенциал Кашгарской специальной экономической зоны, а также готовность к сотрудничеству с китайскими партнёрами в пищевой промышленности, сельском хозяйстве, финансовом секторе и т.д. Поджигать СУАР для Пакистана равносильно разрушению моста, ведущего к сундуку с деньгами.

Не просматривается и заинтересованности Саудовской Аравии, ключевого союзника Соединённых Штатов по экспорту терроризма в другие страны, в дестабилизации СУАР. Пекин для Эр-Рияда – ценный импортёр саудовской нефти, готовый и далее углублять сотрудничество в этом направлении, вплоть до создания совместных нефтехимических предприятий. Саудовская Аравия на протяжении нескольких лет остаётся крупнейшим торговым партнёром Пекина в Западной Азии, объёмы товарооборота с которым китайская сторона хотела бы довести до $60 млрд. к 2015 г.

Анализ развития событий в СУАР позволяет сделать вывод, что наиболее заинтересованной стороной дестабилизации обстановки в СУАР являются Соединённые Штаты, непрерывно наращивающие давление на Китай в вопросах обеспечения культурных и религиозных прав уйгурского и тибетского меньшинства.

1) «Tiananmen Attack: Global, Local or Both?» (Jamestown Foundation. November 2, 2013)

2) В. Дергачёв. «Дракон против Анаконды в сыпучих песках Синьцзяна»

3) «КНР и Пакистан намерены создать «экономический коридор» (РИА «Новости», 22.05.2013)

4) М. Пахомова «Китай и Саудовская Аравия: история взаимодействия и перспективы сотрудничества (1980–2010) («Синология.ру»)

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs