ENGLISHВ марте 2013 года на втором канале немецкого общественного телевидения ZDF (ЦДФ) и австрийском канале ORF был показан трехсерийный телевизионный фильм «Наши матери, наши отцы» (Unsere Mütter, unsere Väter) режиссера Филиппа Кадельбаха. Фильм стал знаковым событием в немецком военном кинематографе, впервые продемонстрировав зрителю неприкрытые ужасы преступлений солдат вермахта против населения оккупированных территорий, и вызвал у граждан современной Германии жаркие споры о том, что и почему делали их «матери и отцы» на Восточном фронте. Одновременно ряд неоднозначных сюжетных линий фильма спровоцировал и бурную реакцию некоторых российских политиков и Интернет-активистов, потребовавших запрета показа ленты как откровенно антироссийской, взывая при этом к немедленной и однозначно негативной реакции на Смоленской площади. У нас, скорее к счастью, до реакции не дошло, а вот между Варшавой и Берлином определенные дипломатические трения все же возникли.
Сегодня, спустя более полугода после телевизионно-исторических кулуарных и открытых дискуссий о фильме, пришло время проанализировать то, как хрупок может быть и виртуальный, и реальный миры, в которых субъективные и не подкрепленные достоверными данными споры об исторической памяти потенциально могут спровоцировать объективные конфликты. А также о том, что в мире, до краев переполненном информацией, все труднее становится объективно судить о реальности - будь она исторической, кинематографической или политической.
В основу сюжета картины «Наши матери, наши отцы» положены судьбы пяти молодых немцев на фоне военных действий на Восточном фронте. Художественный замысел создателей ленты - попытка отразить трагические трансформации психики «обычных» юношей и девушек, превращающихся на войне, в силу нечеловеческих обстоятельств и приказов командиров, в хладнокровных убийц, садистов и предателей, которых, по мысли создателей фильма, хватало по обе стороны фронта. Нет нужды пересказывать сюжет фильма - сегодня его можно увидеть с русским переводом в Интернете и самостоятельно составить представление о художественном или идеологическом замысле авторов, а также ознакомиться с многочисленными гневными «рецензиями» на форумах.
Несколько абстрагируясь от размышлений о художественной или исторической составляющей фильма, заметим, что его показ в Германии и последовавшие события, в том числе в России и Польше, обнажили определенно новую возможную роль кинематографа в «цифровую» эпоху. Во всяком случае, в странах Европы. Здесь, как показала весна 2013-го, масштабное использование современных теле- и Интернет-технологий уже вполне может спровоцировать (пока в хорошем смысле этого слова) широкий общественный дискурс на «заданную тему» с вовлечением максимально широкого круга лиц и организаций - от церкви до вооруженных сил.
Грамотное продюсирование фильма «Наши матери, наши отцы» продемонстрировало факт окончательного формирования на европейском информационном рынке крайне востребованного аудиторией нового жанра - так называемого «TV-Event-Produktion». Данная технология продвижения медиапродукта сочетает в себе непосредственно «художественное» (или псевдохудожественное) кинопроизведение, заблаговременное создание вокруг него привлекательного информационного поля, целевое информационное сопровождение показа в Интернете и на ТВ (создание дополнительных тематических документальных лент, интервью, распространение трейлеров и т. д.). И наконец, для этого жанра характерно долговременное удержание внимания публики после самого показа с инициированием общественной дискуссии путем моделирования тематических чатов и блогов в Интернете и т. д. Отметим также, что все эти компоненты информационного поля нацелены в первую очередь на молодежную аудиторию, к примеру путем адаптации всех материалов для использования в смартфонах и планшетах.
В итоге стараний продюсеров, как отмечали местные СМИ, фильм продемонстрировал небывалое внимание немецкой аудитории к военной тематике. Действительно, первую серию увидели 7,22 миллиона, вторую - 6,57 миллиона, третью - 7,63 млн. телезрителей, что примерно в два раза больше средней аудитории популярных телесериалов. Показательно, что в сегменте зрителей от 14 до 49 лет, обозначаемом в Германии как «молодая аудитория», число зрителей также увеличилось в два раза. Для немецкого телевидения - действительно отличные показатели. Обычно при активной рекламе рост телеаудитории не превышает в ФРГ 11%. Подобное увеличение числа телезрителей уже отмечалось в 2008 году при показе на ЦДФ двухсерийной военной драмы «Густлофф».
Однако говорить о том, что в ныне достаточно пацифистской Германии лишь военная тема наиболее «провокационна» для поднятия рейтинга, будет неверно. Сопоставимый рост уже отмечался в 2013 году при показе на том же ЦДФ фильма «Отель «Адлон», сюжет которого далек от военных событий. Заметим также, что даже при отмеченном удвоении аудитории фильм посмотрели лишь порядка 20% всех телезрителей, а в «молодежном сегменте» - 14,5%. Учитывая строгие законодательные рамки германского права, трудно предположить, что фильм оперативно оказался доступным для «пиратского» просмотра. Но и этого числа зрителей оказалось достаточно, чтобы дискуссии о фильме, подогреваемые уже упомянутыми тематическими информационными ресурсами в Интернете, продолжались в Германии несколько месяцев.
На примере фильма «Наши матери, наши отцы» мы стали свидетелями еще одного, уже трансграничного фактора методики «TV-Event-Produktion». Активное использование виртуального пространства для продвижения фильма продемонстрировало результаты включения в аудиторию абсолютно нецелевых групп зрителей, как, например, в Польше и России. Их интерес вольно или невольно был спровоцирован размещением в Интернете рекламных роликов фильма, где в нарезку попали кадры, вне контекста однозначно определявшие фильм как «антироссийский» и «антипольский».
Заметим при этом, что фильм «Наши матери, наши отцы», как и большинство немецких телефильмов, изначально абсолютно не был предназначен для зарубежного просмотра или проката. Но благодаря Интернету ленту (либо информацию о ней, часто ретранслированную и искаженную) смогли увидеть и за рубежом. Показ в фильме советских солдат в образе насильников и убийц, добивающих раненых немцев в госпитале, был воспринят рядом российских журналистов и политологов как «очередной и целенаправленный демарш германской киноиндустрии против России».
Несмотря на то что фактически в Интернете легально можно было повторно увидеть лишь упомянутые эпизоды из фильма, взятые с Интернет-страницы ЦДФ, уже 5 апреля фильм стал доступен для скачивания на нескольких российских торрент-сайтах, а группы энтузиастов выложили в сеть фильм с любительским переводом. В основном благодаря перепостам видеотрейлеров критические ноты стали быстро распространяться в российских социальных сетях. Не увидев всего фильма, в Рунете активно выражали недоумение отсутствием реакции со стороны российских властей, в том числе и МИД, формируя тем самым негативный информационный фон работы министерства и российско-германских отношений в целом. В этой связи вполне можно предположить, что наблюдаемый опыт «глобализации» реакции на произведения киноиндустрии теоретически может быть использован в будущем уже и для целенаправленных информационных провокаций.
Примером такого «заглатывания информационного крючка» может служить реакция польского МИД на изображенный в фильме неприкрытый антисемитизм участников Армии Крайовой (отметим, что Армия Людова в фильме не показана). Оставляя за скобками вопрос об исторической достоверности такого художественного замысла, заметим: в течение долгого времени при запросе о фильме в поисковых Интернет-системах в первых строчках выдавалась информация именно о протестных письмах посла Польши в Берлине в МИД ФРГ, ЦДФ и газету «Бильд», позволившую себе еще раз порассуждать об отношении к евреям части польских партизан. Показательно, что в ответ на критику ЦДФ совместно с коллегами из Варшавы снимает сегодня документальный фильм о польском партизанском движении, в котором тема антисемитизма, учитывая историческую фактологию, несомненно, снова будет акцентирована.
Достаточно неожиданное паблисити фильма, пусть и частично негативное, имело еще одно неожиданное последствие. На Каннском фестивале права на распространение ленты, изначально снятой лишь для немцев, были проданы американской компании «Musiс Box», а также прокатчикам из Великобритании, Нидерландов и стран Скандинавии.
В самой же Германии показ фильма достиг главной цели, поставленной его создателями. Немецкие СМИ отмечали, что благодаря фильму граждане Германии, пожалуй, впервые за послевоенные годы столь открыто заговорили о табуированной ранее теме - жизни целого поколения «отцов и матерей», а вернее, части их жизни, проведенной на Восточном фронте.
Уже после первой серии в печати и Интернете начались словесные битвы, фильм действительно обсуждали на улицах, в кругу семьи, школах и университетах. Примечательно, что за разговорами последовали конкретные действия. По информации Немецкого справочного бюро вермахта по учету потерь (WASt), за одну неделю в ходе показа фильма ведомством было получено 1470 письменных запросов о судьбе родственников - в два раза больше, чем обычно. Руководитель бюро Вольфганг Реммерс отметил тогда, что «показ фильма снял внутренние запреты - сегодня люди хотят знать, где были их отцы, что они делали на войне, где погибли»1.
В те дни из немецких СМИ можно было узнать и о том, как потомки «военного поколения» пытаются справиться с «темным» наследием в своих семьях. К примеру, газета «Bonner Rundschau» рассказала об организованной в Бонне программе психологических тренингов для детей и внуков немцев, переживших войну. «Не ждите пятницу, чтобы собраться вместе всей семьей. Фильм - это последний шанс поговорить с уходящим поколением об истории войны» - призывала тогда газета «Frankfurter Allgemeine Zeitung». Практически в каждом номере немецких газет появлялись тогда интервью с «семейными» воспоминаниями о войне. Такие рассказы, в том числе и нелицеприятные, представляли в том числе и немецкие политики. Журналисты проводили неоднократные опросы читателей на предмет их информированности о военном прошлом их семей.
В общественной дискуссии о военном поколении активно участвовали немецкие историки, исследования которых благодаря спорам о фильме стали известны широкой публике, далекой ранее от академических тем. В большинстве своем ученые компетентно указали на несостоятельность идеи о частично «безвинном военном поколении, обманутом немногочисленными последователями Гитлера», которую многие критики увидели в фильме.
Так, в связи с сомнениями зрителей в правдивости изображенных в фильме сцен убийств мирного населения немецкими солдатами профессор Константин Гошлер указывал на многочисленные документальные подтверждения таких фактов. Он подчеркивал, что «немецкая сторона совершала всевозможные преступления против женщин и детей - от изнасилований до убийств, быстро отказавшись от существовавшего в начале Второй мировой войны военного кодекса чести, аргументируя преступления предотвращением появления целого поколения мстителей»2.
Историк Ульрих Херберт указал, что выведенный в фильме собирательный «образ невинного военного поколения» не соответствует реальности. Историк напоминал, что именно «20-летние прошли все инстанции гитлеровской социализации, а их восхищение нацистской идеологией было безмерным, особенно в начале 1941 года, после аншлюса Австрии и захвата Франции»3. В то же время ученый указывал, что благодаря фильму немцы впервые в новейшей истории увидели преступления фашизма, которые раньше замалчивались и в кинематографе, и СМИ. В фильме, по его мнению, абсолютно правильно была показана уверенность простых немцев того времени в том, что евреев нужно изолировать от общества, и массовые убийства пленных и мирного населения солдатами вермахта, и взятие заложников в ходе борьбы с партизанами, и приказ о расстреле «комиссаров».
Впрочем, указывал У.Херберт, показанные в фильме преступления фашизма на Восточном фронте доказательно были подтверждены историками тоже совсем недавно - благодаря кропотливой работе с архивами. Заметим, что и путь этой, мягко говоря, неприглядной информации до немецкого обывателя был непрост. Сознательное непровоцирование темы в ГДР, выпячивание преступлений нацизма лишь против еврейского населения в ФРГ до объединения, а также сознательное замещение темы гитлеровских ужасов акцентуированным вниманием к «преступлениям штази» в объединенной Германии сделали свое дело. Примером стало скандальное закрытие в Берлине несколько лет назад выставки «Преступления вермахта» с фотографиями публичных казней.
Историк Норберт Фрай подтверждал, «что никогда ранее немецкое телевидение не решалось показать войну против СССР в таком неприукрашенном виде, без однозначных героев и мелодраматических переживаний, а, напротив, со сломленными судьбами и характерами»4. Немецкий исследователь Мартин Шабров отметил, что фильм так и не дал обществу ответа на центральный вопрос: почему немцы так слепо, по собственной воле шли за Гитлером? Руководитель фонда «Нижнесаксонские военные мемориалы» Хаббо Кнох указал на несостоятельность показа в фильме немцев в качестве жертв войны. Более того, отметил он, в фильме намеренно не было представлено поколение 30-40-летних немцев, которое многое получило от нацистского режима и защищало его до конца. Подобную критику разделял и историк Фолькхард Книгге, подтвердивший полный провал попытки продемонстрировать в фильме образ «невинного» поколения, которое в действительности в своем большинстве сознательно следовало воле фюрера.
Фильм, затронувший неофициально запретные темы, на самом деле стал, что называется, «прорывным» для немецкой киноиндустрии. В то же время картина «Наши матери, наши отцы», несмотря на многочисленные тематические новшества, окончательно оформил обозначившиеся в немецком военном кинематографе еще пять-семь лет назад жанровые и сценарные тенденции. Начиная с 2005 года, после долгого перерыва, в Германии на экраны выходит множество военных фильмов - «Софи Шолль - последние дни» (2005 г., режиссер Марк Ротемунд), «Дрезден» (2006 г., режиссер Роланд Зузо Рихтер), «Мост» (2008 г., режиссер Вольфганг Панцер), «Густлофф» (2008 г., режиссер Йозеф Вильсмайер), «Роммель» (2012 г., режиссер Ники Штайн) и др.
Практически во всех этих фильмах мы видим использованные в ленте «Наши матери, наши отцы» размышления о противоречивости человеческой натуры, художественные обобщения, размытые границы добра и зла в характерах главных героев. Одновременно, по выражению немецких журналистов, история в военных фильмах постепенно превратилась «в занимательный видеоряд». Лента «Наши матери, наши отцы» лишь завершила этот процесс, окончательно подстроившись под нужды массового зрителя. Данную тенденцию верно подметили в газете «Die Welt»: «Для немцев имена Штауффенберг и Роммель стали так же знакомы, как и герои сериалов. Зрителю остается поудобнее устроиться в кресле… в таком формате экшена история становится увлекательной»5.
Противоречивость характеров и человеческих мотиваций на войне прослеживается и в более ранних немецких военных кинолентах, таких как «Там, за дверью» (1957 г., режиссер Рудольф Нольте), «Белая роза» (1982 г., режиссер Михаэль Ферхёвен), германо-английский фильм «Железный крест» (1977 г., с продолжением в 1979 г., режиссер Сэм Пекинпа), «Подводная лодка» (1981 г., режиссер Вольфганг Петерсен), «Сталинград» (1993 г., режиссер Йозеф Вильсмайер).
Отметим, что в немецком кинематографе сохраняется и «качественное» кино по военной тематике, к примеру фильм «Ханна Арендт» (2012 г., режиссер Маргарете фон Тротта) о судьбе немецко-американского философа и историка, которая ввела в оборот понятие «банальность зла» в отношении нацистских преступников. Так что немецкому зрителю есть из чего выбирать.
«Злободневный» для немцев вопрос насилия со стороны советских солдат, использованный в третьей части фильма, еще ранее находил куда более масштабное «художественное» воплощение в немецком кинематографе. В 2008 году на экраны вышел фильм «Безымянная - одна женщина в Берлине» режиссера Макса Фарбербука (по мотивам дневника немецкой журналистки Марты Хиллерс). А в упомянутом уже «Сталинграде» поднималась тема насилия со стороны немецких военных.
Заметим, что в фильме «Наши матери, наши отцы» сцена сексуального насилия и расстрела немецких раненых советскими солдатами длится всего 15 секунд, режиссер намеренно не показывает ни одного лица советского солдата, кроме фигуры девушки-офицера, останавливающей насилие. И это единственный эпизод во всей трехсерийной ленте, «посвященный» военным преступлениям со стороны Красной армии. Напротив, в многочисленных сценах злодеяний военных вермахта (пусть и принуждаемых, по идее создателей фильма, «немногочисленными» нацистами) есть все - и лица убийц, и глаза жертв, и реки крови, и логическое обоснование преступлений против человечества.
Можно предположить, что авторы фильма, вставив неприглядную сцену с советскими солдатами, «просто» использовали уже хорошо знакомые и укоренившиеся у немцев клише о Красной армии, стремясь «уравновесить» другие линии фильма, где у всех героев, оказавшихся в нечеловеческих условиях, проявляются худшие качества. Собственно, легкость использования таких образов еще раз доказывает нам наличие не без успеха навязываемого немецкими СМИ и «общественными акторами» образа сталинского СССР как античеловечного и сравнимого с Гитлером зла, от которого страдали и немцы, и русские. Заметим, однако, что в отличие от традиционно штампованных образов советских солдат немецкий кинематограф никогда не показывал других союзников в уничижительной форме. Даже летящие стирать с лица земли Дрезден английские летчики в одноименном фильме веселы и человечны. Тема сексуального насилия со стороны солдат-союзников, несмотря на имевшиеся факты, для немецкого кинематографа закрыта. На экране о таких фактах можно было узнать лишь в итальянской ленте «Две женщины» (1989 г., режиссер Дино Ризи).
Авторы сериала многократно выступали в СМИ с объяснениями своего творческого замысла, который состоял в показе «губительного воздействия любой войны на человеческую личность». Они подчеркивали, что сознательно вынесли за скобки вопрос о том, какой была война на Востоке - агрессивной, оборонительной, справедливой или нет. Создатели фильма в многочисленных интервью отвергали все обвинения в пристрастности, утверждая, что использованные в фильме образы, независимо от национальности, сочетают в себе и самые темные, и самые светлые человеческие стороны, подтверждая тем самым главную линию фильма - «на любой войне любой человек под давлением обстоятельств может совершить то, что казалось бы немыслимым в мирной жизни».
Эту идею активно поддержали германские СМИ. Так, журнал «Шпигель» обратил внимание на то, что впервые в немецком кинематографе в образах главных героев так явно сочетаются и добро, и зло. Газета «Die Welt» подчеркивала: «Радикальная прямота, болезненно точная реалистичность без мелодраматических моментов - фильм рассказывает о том, что сделала война с целым поколением, которое потеряло на ней свою молодость. Постепенно в зрителе развивается глубокая любовь к персонажам, запутавшимся в своих недостатках»6.
Воспользовавшись временным вниманием немецких граждан к военной тематике, к дискуссии о фильме активно подключился и бундесвер. Руководство Вооруженных сил попыталось в очередной раз изменить сохраняющееся негативное отношение немецкого общества к воинской службе, зарубежным операциям германского контингента и военным действиям как таковым. Военные усмотрели в спорах о судьбах «матерей и отцов» определенную готовность социума после многолетнего перерыва вновь положительно воспринимать ранее табуированные понятия, связанные с армией и войной.
Еще совсем недавно, в 2008 году, министр обороны Франц Йозеф Юнг, как полагают, оговорившись, впервые назвал убитых в Афганистане немецких солдат «павшими в бою» (Gefallenen), а не «случайными жертвами операции» (Einsatzunfallopfern). Сменивший его Карл-Теодор цу Гуттенберг уже открыто говорил о событиях в Афганистане как о «войне» и активно использовал еще одно «забытое» слово - «ветераны», ратуя за их поддержку государством и обществом после возвращения на родину.
В разгар дискуссии о фильме 25 марта журнал «Шпигель» посвятил практически весь номер обсуждению связи «вечной военной травмы немецкой нации» и участия бундесвера в зарубежных военных операциях, показательно поместив на обложке коллаж из фотографий измученного мирного населения разрушенного Берлина и бравых немецких солдат в Афганистане. Министр обороны Томас де Мезьер со страниц журнала претенциозно заявил о том, что «отношение немцев к войне нормализовалось, а служба за рубежом способствовала эмоциональному сближению между населением и солдатами». Министр добавил, что «для внешней политики и политики безопасности единой Германии должны стать нормой такие слова, как «война», «ветераны» и «павшие в бою»7.
Заметим, что, согласно опросам, ставка военных на рост популярности военной службы в связи с медийным обращением к истории провалилась. Сегодня более 75% германских граждан по-прежнему отрицательно относятся к участию бундесвера в зарубежных конфликтах, а армейская служба по контракту, даже рядом с домом, все меньше привлекает молодежь. А немецкие фильмы «о войне», даже при беглом просмотре, вряд ли можно назвать рекламными роликами вооруженных сил. Однозначно наоборот.
Что же, десятилетия внешней и внутренней жесткой антивоенной пропаганды и печальная историческая память «матерей и отцов» сделали свое дело. Оставаясь важнейшим производителем вооружений, стремясь не упустить свою ведущую роль на европейском континенте и не потерять громкий голос в трансатлантических перипетиях, страна в большинстве случаев остается приверженцем мирного решения конфликтов. Не последнюю роль в формировании неконфликтного самосознания играет и германский кинематограф, многократно, пусть и в чем-то специфическими художественными методами, внушавший немцам генеральную идею о неприемлемости войн. Как абсолютно верно заметил немецкий журналист Штефан Шолль, «немцы редко снимают кино о войне. А когда снимают, получается очень мрачно. Короче, немцы не снимают военные фильмы. Они снимают антивоенные фильмы»8. Пусть даже эта антивоенность обосновывается в первую очередь лишениями для своей нации. Весной 2013-го, благодаря «Нашим матерям, нашим отцам», здесь увидели, что страдать могут и другие.
Всплеск интереса к военной теме подсказывает, что в Германии и впредь будут снимать фильмы о войне. Становясь, по правилам жанра и по мере удаления от военного лихолетья, все более схематичными и упрощенными и приобретая «мыльный» налет, они тем не менее будут формировать в том числе и восприятие обществом возможности применения военной силы, а также, при необходимости, границы между добром злом, между друзьями и врагами.
А проводить верно такие границы в информационном обществе становится все сложнее. Как и не поддаваться на провокации, когда размытые рамки «мягкой силы» вполне могут быть использованы для спекуляций и политического пиара по тонким и болезненным историческим темам. Даже когда объективно все точки над «i» давно поставлены.
1Endlich habe ich etwas Greifbares // Badische Zeitung// http://www.badische-zeitung.de/freiburg/endlich-habe-ich-etwas-greifbares--72674067.html
2«Unsere Mütter, unsere Väter» - das gespaltene Urteil der Historiker // Stern. 23. März 2013// http://www.stern.de/kultur/tv/weltkriegsfilm-unsere-muetter-unsere-vaeter-das-gespaltene-urteil-der-historiker-1988290.html
3Herbert U. Nazis sind immer die anderen // Tageszeitung. 23. März 2013// http://www.taz.de/Unsere-Vaeter-unsere-Muetter/!113239/
4«Unsere Mütter, unsere Väter»…
5Fuhr E. Wie der Zweite Weltkrieg wirklich war // Die Welt. 17. April 2013// http://www.welt.de/kultur/article114516194/Wie-der-Zweite-Weltkrieg-wirklich-war.html
6Ibid.
7Hoffmann C., Neukirch R., Repinski G., Rohr M.von. Die zaghaften Deutschen // Der Spiegel. P. 26.
8Шолль Ш. Наши отцы стали убийцами. Ваши - героями // Московский комсомолец. №26223. 27 апреля 2013.
