ENGLISHСбалансированный внешнеполитический курс России отнюдь не означает приоритетности Запада в вопросах обеспечения безопасности и развития нашей страны. Интересы развития Сибири и Дальнего Востока требуют усиленного внимания к сотрудничеству со странами Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР), прежде всего с Китаем и другими странами Восточной Азии. В сложившихся условиях это и будет означать равноудаленный курс. Стратегические цели России в Восточной Азии состоят в том, чтобы содействовать миру, стабильности и процветанию, что, в свою очередь, призвано способствовать интеграции России в региональную архитектуру безопасности и сотрудничества, решению задач модернизации российской экономики.
В силу этого российской дипломатии следует акцентировать внимание на преимуществах превентивной дипломатии, содействовать координации политики региональных держав, особенно в сфере международной экономической безопасности и сотрудничества. Опорой могут служить многосторонние переговорно-консультационные механизмы, существующие в регионе международные режимы в сфере экономики и безопасности, а также конструктивные двусторонние отношения с рядом стран и международных объединений.
Если стержневым направлением политики России в Евро-Атлантическом регионе стало продвижение концепции Договора о всеобъемлющей безопасности (закрепление в юридически обязывающем документе принципа общей и неделимой безопасности), то приоритетом российской политики в АТР следует признать формирование и продвижение многостороннего консультационного форума по вопросам региональной безопасности и сотрудничества, основанного на том же принципе.
На первый взгляд в АТР нет недостатка в структурах международного взаимодействия: это и переговорно-консультационные механизмы в рамках Ассоциации государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН), и Восточноазиатские саммиты (ВАС), и форум «Азия - Европа» (АСЕМ), и АТЭС, и ШОС, и БРИК, и многочисленные диалоговые форматы «второй дорожки». Однако пока не создан «рамочный» механизм по всему спектру диалога по вопросам безопасности и сотрудничеству в Азии, а существующим форматам еще предстоит более четко определить свой функционал и механизмы взаимной координации.
Достаточно вспомнить об отсутствии постоянных переговорно-консультационных механизмов в Северо-Восточной Азии (СВА), при том что именно в этом жизненно важном для мировой экономики и политики субрегионе пересекаются интересы крупных держав. В СВА находятся три крупнейшие экономики мира и сосредоточено не менее 50% мировых валютных резервов; на долю Китая, Японии, России, США и Республики Корея приходится 45% мирового ВВП. Страны СВА - крупнейший потребитель энергоресурсов и основной глобальный загрязнитель окружающей среды, локомотив развития ядерной энергетики и основной источник инноваций и новых технологий. Субрегион представлен тремя из пяти официальных ядерных держав и постоянных членов Совета Безопасности ООН.
Отсутствие механизмов безопасности и сотрудничества в СВА объясняют наличием там территориальных споров и трудноразрешимых кризисных и конфликтных ситуаций (прежде всего ситуации на Корейском полуострове), уходящих своими корнями в период Второй мировой войны. Незажившие раны войны, разная трактовка исторических событий, разделенная корейская нация - все это препятствует достижению подлинного взаимопонимания и сотрудничества между народами Китая, Японии и Кореи. А ведь только на таком фундаменте могут возникнуть устойчивые механизмы международного взаимодействия и сотрудничества (как это произошло в послевоенной Европе: общая оценка трагического военного прошлого создала предпосылки для европейской интеграции).
В Северо-Восточной Азии пока до этого далеко, но сама жизнь требует создания механизмов координации не всегда согласованных и подчас разнонаправленных интересов Китая, США, России, Японии, двух корейских государств в сфере безопасности и экономического сотрудничества - причем таких, которые были бы совместимы с уже существующими в АТР, упомянутыми выше диалоговыми форматами. Можно утверждать, что их прототипы уже начинают появляться на наших глазах.
Так, на протяжении последних лет в мире активно обсуждают возможность формирования геополитического альянса между США и КНР, создания Вашингтоном и Пекином коалиции в виде так называемой «Большой двойки» («G2»), экономического и политического блокирования двух стран в формате некой «кимерики». Его представляют в виде некоего гипотетического конгломерата производителей-кредиторов и потребителей-должников, который охватил бы около 13% мировой территории, четверти мирового населения, производя при этом почти треть общемирового ВВП и обеспечивая более половины глобального экономического роста.
При этом, по мнению экспертов, в руках Китая сосредоточились бы сильные рычаги экономического воздействия на США (огромные валютные ресурсы, американские долговые обязательства, положительный баланс в двусторонней торговле и т.д.). Однако сама по себе взаимосвязь двух крупнейших экономик вполне объективна и отнюдь не обязательно чревата конфликтом, более того, сам процесс глобализации понуждает обе страны к взаимодействию. Ведь, как справедливо полагает известный американский политолог Дж.Най, когда взаимозависимость сбалансирована, она не представляет собой угрозы для вовлеченных сторон1.
Переосмыслив итоги китайской политики администрации Дж.Буша-мл., администрация Б.Обамы пришла к выводу, что заставить Пекин скорректировать его курс (как политический, так и валютный) в пользу США вряд ли возможно. Отсюда возникла мысль предложить ему некий большой проект, в данном случае двуполюсность, в рамках которого необходимые Вашингтону действия могли бы трактоваться не как уступки, а как шаги по построению совместного мирового порядка.
К идее «G2» в Пекине изначально отнеслись весьма осторожно. Например, известный китайский ученый д-р Шэн Шилян, главный научный сотрудник Центра по изучению мировых проблем агентства Синьхуа, руководитель русского сектора Института социального развития Евразии Центра по изучению развития при Госсовете КНР, заявил в эксклюзивном интервью автору: «В Китае отвергают приглашение к участию в «Большой двойке» не потому, что китайцы не хотят принимать участие в глобальном управлении. Это пошло бы нам во вред, поскольку усложнило бы наши отношения с таким ключевым партнером Китая, как Россия, а также с другими державами и странами «третьего мира». Предложение о «G2» является весьма коварным: как говорится, «имея таких друзей, нам врагов уже не нужно», поскольку в подобном тандеме Соединенные Штаты изначально отводят себе главенствующую роль, а Китаю - роль младшего партнера. Если же вести речь о действительно равноправном партнерстве и сотрудничестве, то в него следует вовлекать и Россию, и Японию, и Индию, и другие державы».
Экономические и геополитические интересы Китая и США объективно требуют согласования позиций и координации усилий в целях избегания общих для сторон негативных последствий в мировой экономике и политике. Поэтому в определенных, хотя и фрагментарных аспектах и ракурсах концепция «G2» может быть реализована для выработки совместных подходов к разрешению двусторонних и глобальных финансово-экономических проблем, региональных и локальных кризисных и конфликтных ситуаций.
Кроме того, для обеих наций является характерным внутреннее убеждение в обоснованности претензии каждой из них на ведущую глобальную роль, и альянсы типа «двойки» или «кимерики» могут возникать из тактических соображений, но никогда не будут иметь долговременной стратегической перспективы.
Конец двусмысленности и неопределенности в вопросе о «G2» был положен в заявлении премьера Госсовета КНР Вэнь Цзябао на встрече с американским президентом 18 ноября 2009 года в Пекине. Премьер подчеркнул, что его страна «все еще остается развивающейся… с огромным населением и ей предстоит пройти долгий путь для того, чтобы превратиться в модернизированное государство». Китай проводит независимую и самостоятельную мирную внешнюю политику и не намерен вступать в союз с другой страной или с группой стран. Глобальные проблемы должны решаться всеми государствами мира, а не одной или двумя странами, отметил он2.
Кстати, многие влиятельные китайские эксперты подвергли критике предложенную З.Бжезинским схему американо-китайского «гегемонистского дуумвирата» именно по причине ее неактуальности. Например, профессор Фэн Шаолэй, декан Школы международных и региональных исследований, директор Центра изучения России Восточно-Китайского педагогического университета в Шанхае, полагает, что «G2» - не вполне приемлемый термин для описания существующего характера китайско-американских отношений. В рамках нового этапа китайско-американского стратегического диалога мы предпочли бы говорить о «G2», делая акцент именно на сотрудничестве (cooperation), а не традиционном соперничестве крупных держав».
Вопросы безопасности в АТР, экономического сотрудничества и координации политики России и Китая в контексте двусторонних, региональных и глобальных отношений обсуждаются начиная с 2009 года в рамках заседаний российско-китайской секции международного дискуссионного клуба «Валдай»*. (*Международный дискуссионный клуб «Валдай» - это эксклюзивное собрание ведущих зарубежных и российских экспертов в области истории, политологии, экономики и международных отношений. Клуб был создан в 2004 г. Российским агентством международной информации «РИА Новости» и Советом по внешней и оборонной политике совместно с журналами «Russia Profile» и «Россия в глобальной политике» и газетой «The Moscow News». Своим названием клуб обязан месту проведения первой конференции, которая состоялась в Великом Новгороде, недалеко от озера Валдай.
Цель клуба - укрепление и развитие диалога между российскими и иностранными учеными, политиками и журналистами; формирование независимого, объективного, научного анализа политических, экономических и социальных процессов в России и мире. За восемь лет существования клуба в его работе приняли участие более 400 представителей международного научного сообщества из 35 стран мира.))
Дискуссии, которые носят предельно откровенный и открытый характер, позволяют выявить точки соприкосновения во взглядах ведущих российских и китайских экспертов по проблемам двусторонних отношений и ситуации в Северо-Восточной Азии и АТР. В частности, ими были высказаны нетривиальные и конкретные суждения относительно участия Китая в создании многосторонней системы безопасности и сотрудничества в Северо-Восточной Азии и АТР.
Так, в ходе дискуссий говорилось о необходимости инициации многостороннего переговорно-консультационного механизма по вопросам безопасности и сотрудничества, который способствовал бы защите и продвижению национальных интересов КНР в регионе. Особое внимание уделялось перспективам трехстороннего форума КНР - США - Россия для обсуждения региональных и глобальных проблем, причем участие России, по мнению китайских экспертов, могло бы сыграть ключевую роль в вовлечении Соединенных Штатов в дискуссию подобного формата и сглаживании американо-китайских противоречий по ряду вопросов.
Различные форматы многостороннего сотрудничества, включая возможный переговорно-консультационный механизм Китай - США - Россия, считают китайские коллеги, помогли бы уравновесить американские амбиции и создать более устойчивую систему безопасности и сотрудничества в АТР и мире в целом. В частности, профессор Фэн Шаолэй подчеркнул в беседе с автором, что «трехсторонний диалог по вопросам безопасности с участием Китая, США и России явился бы более динамичной и эффективной моделью диалога по более широкому кругу вопросов. Такого рода трехсторонний диалог и уже существующий стратегический диалог Китай - США дополняли бы друг друга, укрепляя взаимопонимание и взаимное доверие вовлеченных сторон».
Улучшение двусторонних американо-китайских отношений не угрожает российским экономическим и геостратегическим интересам, а, напротив, создает новые (и в перспективе более благоприятные) условия для их защиты и продвижения. Любые многосторонние структуры диалога и сотрудничества с участием КНР и США в АТР и за пределами региона, которые предполагают участие России, укрепляют позиции нашей страны и дают новые инструменты ее дипломатии.
Сложившийся в последние годы характер российско-китайских отношений отвечает коренным интересам обеих сторон, являясь для них надежным «тылом» в нынешней международной обстановке, важным фактором обеспечения национальной безопасности. Данный курс прочно закреплен в подписанных с Китаем документах о всестороннем углублении российско-китайских отношений партнерства и стратегического взаимодействия.
Усиление КНР не представляет угрозы для российских интересов на региональном и глобальном уровнях. Россия и Китай - несущие опоры многополярной международной конструкции, равно заинтересованные в ее стабильности и устойчивости. Сфера близости или совпадения их интересов существенно шире сферы возможных разногласий или несовпадений.
Как подчеркнул тогда еще премьер-министр и кандидат в Президенты Российской Федерации В.В.Путин в своей программной статье «Россия и меняющийся мир», опубликованной 27 февраля 2012 года в газете «Московские новости», «своим поведением на мировой арене Китай не дает повода говорить о его претензиях на доминирование. Китайский голос действительно звучит в мире все увереннее, и мы приветствуем это, поскольку Пекин разделяет наше видение формирующегося равноправного миропорядка»3.
Более того, Китай выступает объективным союзником России в деле продвижения инициатив по созданию многосторонних механизмов безопасности в СВА и АТР. В последние годы Пекин заметно активизировал свою деятельность в этом направлении с целью обеспечить безопасность и стабильность по периметру своих границ и благоприятные внешние условия для социально-экономического развития страны. Причем Китай не просто стремится интегрироваться в существующие международные механизмы на региональном и глобальном уровнях, но по мере роста своей роли в мировой экономике и политике претендует также на участие в выработке новых «правил игры» в сфере глобального управления и построения нового международного порядка.
Президент Российской Федерации Д.А.Медведев и Председатель КНР Ху Цзиньтао в сентябре 2010 года в Пекине выдвинули совместную инициативу об укреплении безопасности и сотрудничества в АТР, суть которой - подтверждение всеми странами региона приверженности принципу равной и неделимой безопасности, отказ от попыток укрепления собственной безопасности за счет безопасности других и недопущение действий, которые вели бы к возникновению в регионе новых разделительных линий4.
Эта инициатива, которая отразила принципиально новый уровень внешнеполитического взаимодействия России и Китая, основана на принципе «сетевой дипломатии» - горизонтального взаимодействия и неиерархической координации усилий разнонаправленных и разноформатных двусторонних и многосторонних механизмов безопасности и диалоговых форумов, уже существующих в АТР. «Сетевая дипломатия» полностью соответствует азиатско-тихоокеанским реалиям и может привести в перспективе к формированию новой региональной архитектуры безопасности и сотрудничества - транспарентной, инклюзивной и равноправной. В ходе государственного визита в КНР в июне 2012 года Президент России В.В.Путин вновь высказался в пользу создания «открытой и равноправной архитектуры международной безопасности и сотрудничества» в регионе.
Показательно, что такие идеи в принципе созвучны подходам к обеспечению азиатско-тихоокеанской безопасности, предлагаемым другими региональными державами. Так, госсекретарь США Хиллари Клинтон в своей нашумевшей программной статье «Тихоокеанский век Америки»5, опубликованной в прошлом году в журнале «Foreign Affairs», подчеркивает, что важность многостороннего сотрудничества обусловлена самим характером транснациональных комплексных вызовов и угроз безопасности в АТР, и высказывается в пользу «более надежной и устойчивой региональной архитектуры в Азии» с участием «институтов, способных к коллективному действию», при том что эти институты региональной безопасности будут «дополнять, но не заменять» двусторонние отношения Соединенных Штатов со своими союзниками в регионе.
США стали более восприимчивы и открыты для обсуждения новых идей, касающихся формирования архитектуры региональной безопасности в АТР. В частности, и Россия, и США выступили в поддержку использования в этих целях механизма Восточноазиатских саммитов.
Выступая на Восточноазиатском саммите на о. Бали в ноябре 2011 года, глава МИД России Сергей Лавров заявил о том, что стратегический диалог в рамках ВАС необходимо сосредоточить на вопросах совершенствования архитектуры безопасности и сотрудничества в регионе. Восточноазиатскому саммиту по силам развить эти принципы в целостную концепцию инклюзивной безопасности для Восточной Азии, и Россия готова принять активное участие в этих усилиях, подчеркнул С.Лавров6.
Восточноазиатские саммиты могут стать подходящей площадкой для обсуждения на высшем уровне крупных приоритетных проблем региона (безопасность, экономическое сотрудничество, энергетика, финансы, изменения климата, взаимодействие в области образования и здравоохранения). После присоединения к механизму ВАС России и США этот форум объединяет, по существу, все ключевые государства АТР. Россия предложила запустить в рамках ВАС дискуссию по принципиальным вопросам обеспечения безопасности в регионе, с тем чтобы он стал «зонтичной» структурой для обсуждения на высшем уровне региональной повестки дня и элементом «сетевой дипломатии» в АТР.
Авторитетные китайские эксперты считают, что создание новой архитектуры региональной безопасности следовало бы начать с субрегиона Северо-Восточной Азии. Как полагает профессор Шэн Шилян, на начальном этапе, пока никаких многосторонних структур в области безопасности в СВА вообще нет, следует вести речь о создании некоего переговорного форума. «Китай и Россия, как стратегические конструктивные партнеры, призваны сыграть главную роль в учреждении такого форума, - заметил эксперт в беседе с автором. - Ведь вопросы безопасности и стратегического диалога являются для наших стран главной точкой приложения совместных усилий, основным полем взаимного сотрудничества в Азиатско-Тихоокеанском регионе».
По мнению ученого, Россия и Китай могли бы выступить инициаторами создания многостороннего переговорно-консультационного механизма в регионе, а Соединенные Штаты, Япония, Индия, другие страны могут присоединиться к участию в нем. «Для наших стран сейчас самое время выдвинуть такое предложение, пока инициативу не перехватили США или Япония - ведь идея уже буквально витает в воздухе. Важно получить стратегическое преимущество, предлагая собственный проект, а не участвуя в обсуждении чужого», - полагает Шэн Шилян.
С его точки зрения, опыт других регионов может использоваться при создании многостороннего переговорно-консультационного механизма в СВА. Например, опыт СБСЕ и ОБСЕ, особенно в части так называемой «первой корзины» - многосторонних мер транспарентности и военного доверия. Однако, по его словам, не следует испытывать слишком большого энтузиазма относительно «Хельсинкского процесса для Азии», поскольку соответствующий опыт многостороннего диалога в Евро-Атлантическом регионе был востребован в условиях биполярной конфронтации и предназначался прежде всего для ее регулирования. Сейчас в СВА и АТР при всех существующих между странами региона противоречиях речь идет не о конфронтации, а, скорее, о партнерстве и сотрудничестве с элементами соперничества.
Часто говорят об опыте АСЕАН как о панацее, но опыт многостороннего процесса в рамках АСЕАН - с его принципом «важен не результат, а процесс переговоров» - действительно помогает обеспечить инклюзивность, но не результативность. К тому же он хорош для стран - членов АСЕАН, небольших и средних государств, примерно равных по своему экономическому и геополитическому статусу, но может не сработать в рамках переговоров и консультаций с участием крупных региональных держав, констатирует ученый.
Если, следуя совету китайских коллег, присмотреться внимательнее к идее использования опыта ОБСЕ в Северо-Восточной Азии, то можно обнаружить в субрегионе уже действующий переговорно-консультативный механизм, который может стать прототипом и моделью построения новой архитектуры безопасности. Речь, конечно, идет о шестисторонних переговорах по северокорейской ядерной проблеме с участием двух корейских государств, Китая, Японии, России и США.
Ряд исследователей отмечают особую роль шестисторонних переговоров в создании будущей архитектуры региональной безопасности. По их мнению, этот формат отражает взаимную заинтересованность Китая и США в конечном прекращении ядерной программы КНДР. Он также символизирует признание Китаем военно-политической вовлеченности США в дела АТР, с одной стороны, и признание Соединенными Штатами ведущей роли КНР в работе шестисторонних переговоров - с другой. Участвуя в переговорах, Китай показывает свою готовность развивать многосторонние механизмы региональной безопасности, а США - приверженность к сочетанию двусторонних отношений со своими региональными союзниками с участием в развитии многосторонних образований в сфере безопасности.
В споре пессимистов и оптимистов относительно возможной роли шестисторонних переговоров в формировании новой архитектуры субрегиональной и региональной безопасности первые указывают на то, что мандат «шестисторонки» (которая к тому же находится сейчас в замороженном состоянии) сводится исключительно к разрешению конкретной проблемы, связанной с наличием ядерного оружия у КНДР.
Оптимисты указывают на то, что важным новым моментом является договоренность «шестерки», достигнутая в феврале 2007 года в Пекине, о выделении в отдельную группу переговоров о безопасности и сотрудничестве в СВА. Корейская проблема, по их мнению, становится лишь частью, хотя и по-прежнему важнейшей, переговорного процесса. Пять стран - Россия, Китай, США, Япония и Южная Корея - получают возможность обсуждать и более широкий спектр региональных проблем.
В рамках подобного форума следовало бы стремиться, по аналогии с СБСЕ/ОБСЕ, к обсуждению проблем по трем «корзинам» - военная безопасность, экономическое сотрудничество, права человека и гуманитарное сотрудничество. В отличие от европейского опыта и европейской традиции многостороннего сотрудничества, подобную культуру диалога в АТР еще предстоит сформировать, убежден известный американский ученый и дипломат, бывший глава делегации США на переговорах в рамках СБСЕ Дж.Гудби.
Он полагает, например, что упомянутая выше договоренность делает возможным периодические встречи глав внешнеполитических ведомств стран «шестерки», на которых обсуждались бы вопросы политики, безопасности, торгово-экономического, научно-технического и культурно-гуманитарного сотрудничества, включая свободный обмен информацией, межчеловеческие обмены, воссоединение семей и т.д., в их взаимосвязи. Как знать, может, опыт СБСЕ по увязке трех «корзин» помог бы смягчить позицию КНДР и убедить ее отказаться от своей ядерной программы в обмен на содействие социально-экономическому развитию и включение в механизмы субрегиональной интеграции?
В этом контексте перспективы возглавляемой Россией Рабочей группы по механизму мира и безопасности в Северо-Восточной Азии в рамках шестисторонних переговоров могут быть весьма многообещающими. Некоторые исследователи полагают также возможным расширение механизма «АСЕАН плюс три», с включением в него России и США. Это позволило бы пяти из шести участников шестисторонних переговоров начать комплексный диалог по широкому спектру вопросов безопасности, экономики и политики уже в масштабах Азиатско-Тихоокеанского региона.
Некоторые китайские исследователи (Пан Чжунъин и др.) полагают, что модель «Хельсинкского процесса для Азии» была бы слишком консервативна для субрегиона и что СВА нуждается в новом, оригинальном механизме безопасности. Они указывают на то, что до разрешения корейской и тайваньской проблем, а также до тех пор, пока Китай и Япония, подобно Франции и Германии в послевоенной Европе, не придут к примирению и согласию на основе общего понимания причин и последствий Второй мировой войны в Азии и на Тихом океане, создание азиатско-тихоокеанского аналога СБСЕ/ОБСЕ вряд ли будет возможно.
Однако мы видим, что страны субрегиона, следуя велениям времени и не дожидаясь окончательного разрешения исторических споров, уже начинают создавать многосторонние интеграционные образования в сфере политики, экономики и безопасности. Достаточно упомянуть трехсторонний диалог с участием КНР, Японии и Республики Корея, который может уже в обозримом будущем существенно видоизменить ситуацию в СВА и АТР.
К тому же опыт Евро-Атлантического региона показывает, что механизм СБСЕ оказался весьма пригодным и эффективным (а также сравнительно долговременным и мало затратным) именно как рамочная структура диалога различных по идеологии двух мировых систем и регулирования биполярной конфронтации.
Однако китайская экономика, демонстрирующая устойчивость и уверенные темпы роста, закрепляет лидирующую роль КПК в политической системе Китая и не дает оснований для прогнозов об эволюции КНР в обозримой перспективе в сторону «западной» модели. Поэтому в АТР (хотя холодная война там, как и в Европе, уже закончилась) можно предвидеть исторически длительное сосуществование двух систем с разными экономическими и политическими моделями (китайской и западной) и альтернативными идеологическими и ценностными установками.
Поэтому европейская модель мирного сосуществования с использованием принципов и механизмов СБСЕ/ОБСЕ может оказаться в Северо-Восточной Азии и АТР весьма востребованной и уместной. В Пекине это отчетливо понимают - не случайно в докладе тогдашнего Генерального секретаря ЦК КПК Ху Цзиньтао на XVIII съезде КПК подчеркнуто, что Китай будет строить отношения со всеми странами на основе пяти принципов мирного сосуществования, и говорится: «Мы будем принимать активное участие в многосторонних делах… стимулируя развитие международного порядка и международных систем в справедливом и разумном направлении»7.
Как бы то ни было, процесс формирования многосторонних механизмов безопасности в СВА и АТР будет трудоемким и весьма длительным, полагает профессор Фэн Шаолэй: «Создание многостороннего механизма безопасности в рамках всего Азиатско-Тихоокеанского региона потребует длительной подготовки и займет много времени. При создании такого механизма будет учитываться опыт других регионов, в сочетании со спецификой стран АТР и использованием таких особенностей этого региона, как исключительное разнообразие, динамичное развитие и открытость».
Но начинать эту кропотливую работу нужно уже сейчас. Можно надеяться на то, что совместная российско-китайская инициатива встретит понимание и будет востребована в АТР. «Уже в недалеком будущем можно предвидеть активизацию российского присутствия в АТР, причем с беспрецедентными масштабами и скоростью, - убежден профессор Фэн Шаолэй. - Это шанс для России еще более углубить свои отношения со странами региона. Россия, как бывшая сверхдержава, наверняка привнесет свой исторический опыт в процесс формирования системы азиатско-тихоокеанской безопасности. Планы России по подъему Сибири и Дальнего Востока предоставляют огромные возможности для развития сотрудничества со странами Восточной Азии. Но самое важное в том, что Россия и Китай, которые держат курс на модернизацию, могут использовать возможности своего двустороннего сотрудничества для укрепления сотрудничества в масштабах региона и работать совместно над созданием архитектуры безопасности в Азии».
Приверженность коллективным подходам к обеспечению региональной безопасности - устойчивая традиция советской и российской дипломатии. Уже в новейший период она настойчиво стремилась к продвижению различных мирных инициатив, нацеленных на создание всеобъемлющей системы международной безопасности в АТР, включая урегулирование региональных конфликтов, предотвращение распространения ОМУ, сокращение вооруженных сил и вооружений, сокращение военно-морской активности на Тихом океане, принятие мер транспарентности и военного доверия и т.д.
Далеко не все из выдвинутых инициатив смогли быть реализованы в условиях биполярного противостояния и традиций «игры с нулевой суммой» в мировой политике. Однако традиции и наработанный опыт могут быть использованы отечественной дипломатией в наши дни, когда создание новой архитектуры региональной безопасности в АТР уже стоит в повестке дня и - в условиях российско-китайского конструктивного партнерства и стратегического взаимодействия - может стать реальностью.
1http://www.carnegiecouncil.org/resources/transcripts/0363.html
2http://russian.people.com.cn/31521/6817271.html
3Путин В. Россия и меняющийся мир // Московские новости. 2012. 27 февраля.
4Совместное заявление Российской Федерации и Китайской Народной Республики о всестороннем углублении российско-китайских отношений партнерства и стратегического взаимодействия, 27 сентября 2010 г.// http://news.kremlin.ru/ref_notes/719
5Подробнее см.: Оганесян А.Г. Тихоокеанский вектор США: «Я приду и тебя обойму» // Международная жизнь. 2011. № 12.
6Выступление министра иностранных дел Российской Федерации С.В.Лаврова на пленарном заседании 6-го Восточноазиатского саммита, о. Бали, Индонезия, 19 ноября 2011 г. // Информационный бюллетень МИД РФ, 21 ноября 2011. С. 12.
7Ху Цзиньтао. Твердо продвигаться вперед по пути социализма с китайской спецификой и бороться за полное построение среднезажиточного общества. Доклад на XVIII Всекитайском съезде Коммунистической партии Китая, 8 ноября 2012 г.// http://www.cntv.ru/2012/11/19/ARTI1353295607045239.shtml
