ENGLISHВ принципе, я всячески приветствую подготовку нового концептуального документа. Но концептуальные документы, по определению, должны касаться фундаментальных, стратегических направлений деятельности нашего государства. Потому что внешняя политика проводится в первую очередь государством. Хотя сейчас есть всякие другие инструменты - «мягкая сила», «народная дипломатия» и прочие вещи.
Но в чем в этом смысле проблема России? Может быть, не только России, но сейчас мы говорим о ней. Документы, имеющие статус концепций, плодятся со скоростью некоторых млекопитающих. Не может быть много концепций и доктрин, и они не могут меняться часто. Концепция предполагает нечто стратегическое - не тактическое, не оперативное, - а именно стратегическое, рассчитанное на многие годы, и, желательно, как минимум на десятилетие-полтора. И еще: концепция (или доктрина) не может быть чем-то неясным или противоречивым. Текст и содержание должны быть таковы, чтобы ее могли внятно понимать и единообразно трактовать и специалисты, и неспециалисты. А вот с этим у России много проблем не только во внешней политике, но и во многих других сферах.
Я сам многократно сталкивался с такой постановкой вопроса, как и читатели, и авторы «Международной жизни», да и сотрудники МИД в целом. Однако в некоторых кругах об этом не принято говорить. Практически невозможно ясно и лапидарно представить себе и изложить другим доктринальные основы современной внешней политики России. Знаю только двух человек, которые это могут сделать: президент страны и министр иностранных дел. И понятно, почему. Как два высших должностных лица, отвечающих за внешнюю политику России, причем постоянно взаимодействующих в этой сфере, в том числе и конфиденциально, они неизбежно опираются на доктринальные установки, существующие в их профессиональном, должностном сознании, опирающемся, в частности, на максимальный объем реальной, объективной информации из многих источников, в том числе и негласных. А всем остальным в публичных выступлениях приходится оперировать только официальными источниками информации и общими фразами и очевидными посылами.
Россия - слишком большая страна, слишком великая держава, слишком (несмотря на все свои нынешние слабости) конкурентна как один из пяти-шести главных субъектов мировой политики, слишком укоренена наша внешняя политика в нашем историческом (в том числе и дипломатическом) прошлом, в нашем ожидаемом, но по-разному трактуемом будущем, чтобы ограничиться двумя-тремя внешнеполитическими догматами, как, к примеру, Грузия. Там достаточно сказать: европейский выбор, вступление в НАТО, восстановление территориальной целостности, чтобы все поняли, какой будет внешняя политика страны, и соотнести свои собственные представления с этими провозглашенными установками.
Такой куцей, но для Грузии фундаментальной, концепции у России быть не может. Но если мы начнем воспроизводить нашу концепцию, то далеко не продвинемся, а в какой-то момент упремся в частокол общих слов и лозунгов.
Итак, мое убеждение и опыт таковы: самые профессиональные работники в этой сфере не могут воспроизвести, а следовательно, и понять, чтó в наших концептуальных документах заложено.
Этого не могут сделать и наши зарубежные партнеры, включая конкурентов. Очень часто, публично выступая, их эксперты и официозные рупоры прямо говорят: «Скажите, что Россия хочет»? Объясните, не в том смысле, что намерены снабжать Европу газом ближайшие 100 лет по ценам, которые вас удовлетворяют, и наращивая объемы поставок. А вот что хочет Россия: захватить опять полмира, как Советский Союз, или только постсоветское пространство? Вступить в НАТО или не вступить в НАТО? Стать союзником Китая или нашим? Оставаться самостоятельным центром силы, но за счет чего - при вашей экономической слабости и зависимости от нас? За счет ядерного оружия? Вы будете поддерживать демократические режимы или не будете? Ну и так далее. Не могут наши дипломаты и политики это объяснить. Отчасти здесь есть лукавство со стороны западников. Но, в общем-то, здесь они нас ловят на реальном дефекте нашей же трактовки нашей внешней политики.
Следующее: совершенно очевидно, что самому российскому обществу непонятно, какие долгосрочные цели преследует российская внешняя политика. Отсюда так много кривотолков, пересудов, мифов и спекуляций на сей счет. Например, даже в таком в общем-то вполне конкретном вопросе, как отношения с Белоруссией, наше общество (и не только из-за плюрализма мнений) совершенно по-разному, даже прямо противоположно, трактует внешнеполитическую активность России.
Многие, в том числе и я, давно утверждали, а сейчас это стало довольно распространенным мнением, что внешняя политика России в 1990-х годах была сугубо реактивной. Случилось что-то в Тбилиси - реагируем. Случилось что-то в Киеве - реагируем, в Лондоне случилось - реагируем. И так далее. В 1990-х годах это было еще понятно или, во всяком случае, объяснимо. Сейчас же, а уж тем более после Мюнхенской речи Владимира Путина, должно быть все иначе. Но иначе пока не получается.
Поэтому, на мой взгляд, если новая концепция будет повторять все изъяны предыдущих, то тогда смысла нет писать что-то новое. А для того чтобы не было изъянов, должна быть ясность в голове у тех, кто отдает основные интеллектуальные импульсы для составления новой доктрины. А кто отдает эти импульсы? Президент РФ, работающая с ним группа экспертов, представляющих основные политические реалии и основные политические силы страны, - там и крупнейший бизнес, безусловно, присутствует. Не могу тут никого отослать к парламенту, к сожалению, поскольку он у нас в подчиненном интеллектуальном и политическом состоянии по отношению и к исполнительной власти, и к институту президентства. И конечно, МИД РФ как корпорация - и в лице своего руководителя, и его группы экспертов.
Соответственно, я адресуюсь к этому узкому кругу людей с просьбой, вообще-то, как гражданин имею право и с требованием обращаться: «Внесите ясность в неясные для меня, для населения, для наших зарубежных партнеров позиции».
Для чего мне это нужно? Что мне неясно? Я, например, категорически против массового и некритичного перенесения на жизнь России практики всяких западных институтов, их правил и норм. Считаю, что нам просто навязывают - а мы не сопротивляемся - чужое право, чужую юрисдикцию. Долго ли это будет продолжаться? В чем здесь для нас выигрыш? Где тут наша суверенность и независимость?
Но есть вещи, которые в данном случае я бы перенес. Приведу пример наших главных геополитических конкурентов, иногда они сами об этом говорят, - США. Сама их схема «союзник, партнер, разного типа союзники, разного типа партнеры, противники», сама эта иерархия - очень четкая и ясная и для общества, и для всех остальных - должна, естественно, с какими-то коррективами, нами использоваться.
Если написано, что Англия, выражусь фигурально, но точно, есть для США «союзник первой руки», то дальше все всем понятно, вплоть до самого мелкого клерка в самом отдаленном американском консульстве. Упрощенно говоря, это означает, что максимум грехов внутренней английской жизни мы не замечаем вообще, потому что это наш ближайший союзник, а в международной жизни не замечаем ничего, что прямо не противоречит интересам США. А вот если это наш «конкурент» или тем более «потенциальный соперник», то замечаем все до мелочей: «пусси райт», на рынке кого-то обвесили, кому-то визу не дали, не так выборы провели, гей-парад не разрешили. Тем более это касается военных дел. И дальше эта линия реализуется всей бюрократической и политической, включая бизнес, машиной США.
Российское общество, значительная его часть, находится в глубоком недоумении, почему, если у нас с Белоруссией Союзное государство, СМИ России, а иногда и российские политики постоянно критикуют руководство Белоруссии, ее президента? По американской логичной схеме мы бы должны не замечать практически ничего. Ведь всем ясно, что не так уж независимы наши основные СМИ от власти.
То есть хотелось бы, чтобы в новой концепции в четкой форме были объявлены наши «союзники», «партнеры», «конкуренты» и «потенциальные противники». В первую очередь это относится ко всем крупнейшим мировым игрокам: к ЕС, США, Китаю, Индии, ряду европейских стран (ибо Евросоюз отнюдь не един в отношении к России) и к странам постсоветского пространства, ибо и они здесь не едины.
Конкретный пример: совершенно очевидно, что главным нашим союзником в Европе и Евросоюзе является Германия. Это всем очевидно, но ведь никто этого прямо не сказал. Нигде не записано у нас, что на европейском континенте для нас главный партнер Германия, а вторая страна ЕС для России, может быть, Италия, чуть дальше Франция. При том что Франция традиционно опасается нашей близости с Германией, а Великобритания всегда будет этому продиводействовать.
Ясно, что Великобритания, кто бы и как бы с ней ни заигрывал, не является ни первым, ни вторым, ни третьим нашим партнером в Европе, а, скорее всего, находится в наших прямых «противниках» по многим показателям, несмотря на то, что она тоже член Евросоюза. Потому что если просто сказать, что ЕС, с которым у нас наибольший товарообмен, и поэтому он наш «стратегический партнер», то это, конечно, не так: и потому что ЕС не един, и потому что внутри ЕС мы проводим нашу внешнюю политику именно через эти конкретные страны.
Второе: как, по каким критериям, по каким действиям или по какому бездействию Россия определяет, кто является ее союзником, кто просто партнером, а кто и потенциальным противником?
И третье, что бы я от американцев перенял: это некий список действий, которые применяются по отношению к тем, кто, очевидно, наступает на национальные интересы России - неважно, в Антарктиде или под боком у нас, в Европе. Для этого и существуют такие документы, как Концепция внешней политики. А то мы на основе исторических симпатий, допустим к Сербии или Болгарии, действуем, рассчитывая на ответные положительные шаги, а потом видим: то заключается договор об очередном газопроводе через их территорию с подключением к основному потоку, а потом отменяется этот договор; то принимается решение о строительстве атомной электростанции нашими силами, то вдруг от этого решения отказываются.
При этом нам еще могут что-то рассказать о демократии. Дескать, пришло новое правительство и оно по-новому решило этот вопрос.
Ну и что? У вас (да и у нас) могут меняться правительства, но позиция российская не должна меняться, ибо не меняются ее национальные интересы. А тот, кто в зависимости от смены тамошних правительств будет постоянно менять отношение к России, по определению, не может быть нашим союзником. Максимум - ненадежным партнером, к которому мы должны соответственно относиться. Речь идет не о санкциях (хотя и они в определенные моменты бывают неизбежны и необходимы), а о наборе очевидных, если хотите - стандартных действий, к которым автоматически приступают в данном случае. И всем должно быть ясно, что они будут, если кто-то на международной арене действует вопреки нашим очевидным национальным интересам.
Наконец, собственно декларация наших национальных интересов, не в общей форме, а конкретно, так, как это делают американцы: зона наших интересов - весь земной шар. Понятно, что весь земной шар не может быть зоной национальных интересов сегодняшней России. Но есть территории, где совершенно точно присутствуют наши национальные интересы очень мощно, даже если они противоречат интересам других. Это наверняка все приграничные государства, все постсоветское пространство, все государства, где живут русские, в широком смысле «русские» - бывшие граждане Советского Союза, это теперь уже и Евросоюз, коль скоро там живут русские, выехавшие из России, это, очевидно, и те, кто живет в странах Прибалтики.
Сказанное означает, что выборы в Европарламент и выборы во многие национальные парламенты стран ЕС уже является национальным интересом России, потому что на территории Евросоюза, где эти выборы происходят, уже миллионы выходцев из Советского Союза, то есть той России, которой мы юридически объявили преемственность и где есть люди, которые прямо дискриминированы в своих правах на участие в этих выборах.
На постсоветском пространстве давно ждут, требуют, чтобы было декларировано, что положение каждого гражданина бывшего Советского Союза, а особенно тех, кто называет себя русским по крови ли, по языку ли, по месту рождения, - все это национальный интерес России. Он должен быть декларирован. И он должен подкрепляться перечнем мер по отношению к тому, кто на этот национальный интерес наступает.
Тем более что русский народ с 1991 года является самым большим разделенным народом Европы. Разве это неправда? Нет, правда. Это просто факт. А в каких официальных документах России, в том числе внешнеполитических, это заявлено? Ни в каких. Почему? Разве это что-то беспрецедентное для Европы?
Ведь всем известно, что до недавнего времени самым крупным разделенным народом Европы были немцы. Разве они стеснялись об этом говорить, даже несмотря на то, что разделенность эта возникла в результате гитлеровской агрессии, не увенчавшейся успехом? Разве они не ставили своей целью, почти официальной, воссоединение Германии? Несмотря на обвинения в реваншизме?
А нам-то чего стесняться? Хотя бы только продекларировать эту очевидную реальность.
Ведь 99,99% населения Евросоюза даже не сможет ответить правильно на вопрос о том, кто сегодня является самым большим разделенным народом Европы. Да что там население. 99% политиков Евросоюза не смогут ответить на этот вопрос. Потому что мы сами об этом не говорим и этот вопрос не ставим. Даже просто как факт - без декларации каких-либо в этой связи целей и действий.
Я-то об этом пишу уже лет 15. Но нужно, чтобы это было признано официально Российским государством. Это должно быть зафиксировано в ее доктринальных документах. А от этого уже и проистекает естественным и логичным образом наша заинтересованность во многом на территории Евросоюза и многих постсоветских стран - вплоть до выборов в Европарламент, до поражения в правах русских в Прибалтике, вплоть до многого другого.
Далее в доктрине внешней политики должна быть поставлена цель в связи с наличием этой проблемы. Мы стремимся к воссоединению своей нации? Я лично за это стою, и не только я. Но я не президент страны, и не министр иностранных дел. Поэтому мой голос может быть здесь незначим. Но как же можно проводить политику при наличии этого вопроса, если ты его не зафиксировал и скрываешь очевидные вещи, и помогаешь тем самым своим конкурентам? Если ты сам этого боишься, то что же мы будем об этом говорить?
Я стою за воссоединение, оно может происходить по разным схемам, вплоть до самой брутальной - военное восстановление единства. Понятно, что это не подходит. Поэтому, должно быть сказано: «Цель поставлена, но не военным путем». Тогда каким? Надо это написать. Соответственно, партнеры России делятся на тех, кто признает наши национальные интересы, в частности право воссоединения русской нации, и на тех, кто не признает. И только первые могут быть нашими союзниками.
Итак, четко декларированные национальные интересы и их пределы на разном удалении от Москвы и за границами сегодняшней Российской Федерации. Фиксация реальностей, на основе которых осуществляется российская внешняя политика, осуществляется вынужденно и императивно. Списки союзников, недружественных стран и потенциальных противников. И система мер, которая автоматически вступает в действие по отношению к тому, кто наступает на наши национальные интересы. Все это должно быть в корректной форме, но ясно зафиксировано
в концепции.
Следующая позиция, которая должна быть во внешнеполитической доктрине, - может быть, формально она даже должна быть первой - это описание России как геополитического субъекта. Совершенно очевидно, что Россия - не просто одна из 200 стран мира. Нет, это субъект геополитики, то, что раньше называлось великой державой. А в военном отношении, да и по некоторым другим показателям, Россия по-прежнему может быть отнесена к категории сверхдержав.
Если экономически мы сегодня сверхдержавой очевидно не являемся, то в политическом смысле и, собственно, в дипломатическом, учитывая масштаб нашего участия в международной
политике, традиции нашей дипломатии, вообще исторически сложившийся авторитет и многое другое, я бы тоже не стеснялся называть Россию сверхдержавой.
Тут, конечно, необходима дискуссия, могут существовать разные оценки и мнения и, без сомнения, крайне опасно переоценивать свое место в мире, ибо, как правило, это ведет к завышенным ожиданиям и чрезмерным, но не эффективным расходам. Но и недооценивать себя - абсолютно недопустимо. Мировая политика очень цинична и прагматична: если ты сам себя недооцениваешь, то еще с большей радостью это будут делать другие.
Следующее, что нужно, и сейчас это ощущается все сильнее на основе казусов чисто человеческих: в последнее время раз в неделю возникает ситуация, когда у какой-нибудь российской гражданки за рубежом, в Финляндии например, отбирают детей. Мы все знаем, хотя не читаем доктринальных американских документов, но знаем, что если обидят американку или американца где-то, причем справедливо или нет, то сразу выступает в его защиту вся государственная американская машина, вплоть до военного вторжения.
Но, назвавшись отрыто и публично великой державой или сверхдержавой, продекларировав вслед за этим свои интересы, а также границы их распространения, и действовать нужно соответственно. Не может страна, считающая и называющая себя великой державой, допускать, чтобы раз за разом у ее граждан отнимали детей, а дипломатические работники соответствующих стран отказывались от встреч по этому поводу с нашими дипломатами. То есть запретить им отказываться мы не можем, но внешнеполитическая доктрина должна содержать список неизбежных последствий такого пренебрежительного отношения к России и ее официальным представителям, тем более - высокого уровня.
Есть слова, которые возникли в последнее время, позволяющие нашим политикам и дипломатам уходить от прямых ответов на прямые вопросы. Например, «многовекторная политика» или - для постсоветского пространства - «разноскоростная интеграция». Этими терминами можно объяснить, а точнее - затуманить все: и успехи, и провалы, и отсутствие какой-либо внятной стратегии и тактики.
Если мы стремимся к воссозданию Союзного государства по типу Евросоюза, давайте опишем эту модель. Тем более что она мало того, что противоречива, но еще и трещит сегодня по всем швам.
Что все-таки мы строим на постсоветском пространстве? Европейцы давно и ясно сказали, к чему они стремятся. В том числе - к расширению ЕС фактически на всю территорию европейского континента (за исключением России) и даже прилегающих регионов.
А вот наш Таможенный союз будет расширяться? До каких пределов? И будет это каким-то образом связано с реальным положением русских в разных странах: в настоящем и после вступления той или иной страны в Таможенный союз?
Сейчас речь зашла о возможности включения в Таможенный союз Таджикистана. Но всем известно, что именно оттуда идет в Россию чуть ли не основной поток наркотиков. Зачем тогда России объединяться с Таджикистаном в Таможенном союзе или в перспективе в Евразийском союзе?
Эти вопросы волнуют миллионы простых людей, которые даже никогда не заглянут в текст внешнеполитической доктрины, но это не значит, что вопросы бессмысленны или на них можно не отвечать.
Понимаю, что в основном наш интерес к Таджикистану связан с тем, что он граничит с Афганистаном и в случае полного краха американской политики в Афганистане Россия неизбежно вынуждена будет рассматривать Таджикистан как свой форпост в этом окончательно хаотизированном американцами регионе.
Но не означает ли это, что мы просто станем постоянным экономическим донором Таджикистана? А потянет ли это Россия? И как конкретно ее интересы и права и интересы ее граждан и русских, живущих в Таджикистане, будут гарантированы?
Интеграционные процессы на постсоветском пространстве достигли такой интенсивности, что уже пора не отдельными репликами, речами или декларациями, а доктринально описать модель и цель этих процессов, а также сумму тех интересов России, которые ни в коем случае не должны быть при этом ущемлены.
Мир построен так: нет 200 членов ООН как равноправных партнеров по международной политике. Всегда выстраивается иерархия: кто мощнее, кто сильнее, кто важнее. Есть главные игроки, это признается лишь на публицистическом уровне, а вокруг них образуются союзы.
Россия, как и немногие другие геополитические субъекты, исторически является союзообразующим государством. Если мы посмотрим на европейскую историю, то увидим, что не возникало союзов вокруг Польши, Италии или Швейцарии. Но вокруг Германии, Франции, России, Османской империи союзы постоянно возникали. Вокруг России (включая советский период) всегда собирались союзы, а сама она никогда в союзы с другими в качестве подчиненной силы не входила. Следовательно, меня интересует: Россия сохранила роль союзообразующего государства или мы от этого отказываемся? На мой взгляд, отказаться от этой роли невозможно. Отказ от нее есть окончательный крах России как исторически сложившегося одного из главных субъектов международной политики. Более того, отказ от нее будет означать и крах России как таковой.
А если есть союзообразующее государство, то союз образуется вокруг него, и оно во многом определяет, кто туда входит и на каких условиях. Но если оно перестало быть союзообразующим государством, то надо забыть об интеграции на постсоветском пространстве. Тогда она является страной, которая сама должна присоединиться к какому-то союзу. И на его условиях.
В этом смысле нынешняя внешняя политика России - и доктринально, и реально - очень противоречива. В частности, и по этой причине - не слишком эффективна.
Если Россия - союзообразующее государство, то в доктрине должно быть четко зафиксировано, что из этого следует. Если мы союзообразующее государство, то мы неизбежно собираем вокруг себя тех, кто к нам присоединится и на наших условиях (но с учетом своих интересов). Но тогда мы неизбежно не подчиняемся ни Китаю, ни США, ни Евросоюзу - это просто исключено для союзообразующего государства. Они могут только на равных, а не на своих условиях с нами сотрудничать или соперничать. Подчинение исключено. В этом смысле, например, содержание наших контактов с Евросоюзом меня очень смущает. Их юридическую догматику и практику мы к нам уже «вагонами» завозим. Так, словно мы им уже подчиняемся.
Из всего перечисленного автоматически вырастают и направления наших действий: конкуренты - это те, с кем нужно не воевать, а договариваться, союзники должны укреплять нашу конкурентоспособность по отношению к нашим конкурентам, а мы их должны прощать, помогать им, иногда просто впрямую. А нашим потенциальным противникам не может быть никаких экономических уступок.
Еще одна проблема должна быть зафиксирована в концепции: отношение России к различным международным организациям. Вообще, международные организации, как и межгосударственные союзы, не живут по 100-200-300 лет. Как правило, срок их существования, даже самых естественных и прочных, до полувека.
Понимаю, что Россию сегодня в целом устраивает ООН, хотя наш голос там и не равен голосу Советского Союза. Лично у меня есть представление, как реформировать ООН, решения Совета Безопасности которой сегодня просто игнорируют некоторые страны. Но дело не в моих представлениях, а в позиции России, которой не безразлично, как будет реформирован, если до этого наконец дойдет, например, Совет Безопасности. Но ООН - не самая насущная проблема.
Официально мы до сих пор поклоняемся такому идолу, как хельсинкский Заключительный акт 1975 года Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Это абсурд! Акт подписывался для того, чтобы зафиксировать нерушимость границ в Европе. Границы в Европе рухнули - этого же нельзя не видеть. И они рухнули в первую очередь у нас, но не только у нас: Югославии нет, Чехословакии нет, Косово отделили. Как же мы можем эту странную организацию - ОБСЕ, - которая выросла из СБСЕ, поддерживать? Если границы рухнули, причем именно наши границы, зачем мы находимся в ОБСЕ (и финансируем эту организацию), которая нам указывает, что мы не того сажаем в тюрьму. Может быть, мы и не того сажаем в тюрьму, и даже часто не того, но причем здесь все те государства, которые, в отличие от нас, сохранили свои границы?
Не меньше вопросов лично у меня (да и у многих других) вызывает наше членство в Совете Европы.
И последнее. Есть в дипломатии вещи, которые не проговариваются публично. Непризнанные государства - есть такая международная проблема. Вообще государства-то размножаются: в середине ХХ века их было 50, а сейчас двести с лишним. Где, в каких российских документах написано об отношении России ко всем новообразованиям? Тем более что это нас непосредственно касается: четыре непризнанных, как известно, государства - Абхазия, Южная Осетия, Приднестровье и Нагорный Карабах - имеют прямое отношение к России. Проблема возникла не вчера, а существует 20 лет. Чем является Абхазия по отношению к России? Она находится под нашим военным протекторатом, да и финансовым. Военный протекторат не есть что-то исключительное или то, чего нужно стесняться. Это одна из самых распространенных форм внешней защиты квазинезависимых государств. А иногда и форма их подчинения. Где в наших документах зафиксировано, что есть такой протекторат и на какие территории и в каком случае мы может его распространять?
Абсолютно неясен непроизносимый статус этих государств по отношению к России. А это создает для нас проблемы даже чисто пропагандистские. Мы с ними в союзнических отношениях, но мы главные в этом союзе, а это и называется «протекторат». Это же не эксклюзивно, это не Россия придумала. Если США имеет право держать военные базы на Тайване, в Южной Корее, а почему мы не можем это обозначить?
Российская дипломатия, имеющая выдающуюся историю и фактически собственную школу, если есть ясная и непротиворечивая внешнеполитическая концепция, всегда найдет достойный выход из любой проблемной ситуации. Если есть такая концепция, которую парламент принял, а президент подписал, после чего она не может быть предметом обсуждения с кем-то вовне России, тогда уже в действие вступает дипломатическое искусство. И тогда от нее можно требовать, чтобы было оно настоящим искусством, а не просто дипломатическим ритуалом и простой реакцией на тот или иной внешнеполитический казус.
И последний тезис очень важен: дипломатические кадры расставляются согласно той иерархии, о которой шла речь, - «союзники», «партнеры», «противники». Соответственно, лучшие дипломаты должны сидеть послами у главных наших союзников и потенциальных противников или слишком ярых конкурентов. Можем ли мы сказать сегодня это относительно, например, некоторых ключевых для нас стран постсоветского пространства? Нет, не можем.
Словом, талантливые актеры, каковыми должны быть сотрудники Министерства иностранных дел, могут, конечно, вытянуть одно-два представления слабенькой или невнятной пьесы. Но им нужна талантливая пьеса - тогда и спектакль будет идти с аншлагом, радуя всех - от режиссера до публики.
