ENGLISHПроблема признания государств вновь стала актуальной в связи с провозглашением независимости Косова, а затем Южной Осетии и Абхазии. Более активно стали обсуждаться основные критерии признания государств; политические и правовые аспекты таких вопросов, как момент возникновения государства как субъекта международного права; признание государства как субъекта международного права лишь частью международного сообщества и его влияние на статус такого государства. Они стали предметом научной дискуссии на очередном "круглом столе" в Центре международного права и международной безопасности Института актуальных международных проблем (ИАМП) Дипломатической академии МИД России.
В дискуссии приняли участие Ашавский Б.М., ведущий научный сотрудник Центра международного права и международной безопасности ИАМП, профессор, кандидат юридических наук; Володин И.А., и.о. начальника отдела Правового департамента МИД России; Вылегжанин А.Н., заведующий кафедрой международного права МГИМО (У) МИД России, профессор, доктор юридических наук; Ковалев А.А., заведующий кафедрой международного права ДА МИД России, профессор, доктор юридических наук; Курдюков Г.И., заведующий кафедрой международного права юридического факультета Казанского государственного университета, профессор, доктор юридических наук; Лихачев В.Н., заместитель председателя Комитета по международным делам Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации, профессор, доктор юридических наук; Ляхов Е.Г., профессор Московского университета МВД России, доктор юридических наук; Малеев Ю.Н., профессор МГИМО (У) МИД России, доктор юридических наук; Малксоо Л., заведующий кафедрой международного и европейского права Тартусского университета, профессор, доктор юридических наук; Мезяев А.Б., заведующий кафедрой Академии управления (г. Казань), кандидат юридических наук; Пушков А.К., директор ИАМП ДА МИД России, профессор, кандидат исторических наук; Тузмухамедов Б.Р., профессор кафедры международного правда ДА МИД России, кандидат юридических наук; Филимонова А.И., научный сотрудник Центра по изучению современного балканского кризиса Института славяноведения РАН, кандидат исторических наук; Хлестов О.Н., Чрезвычайный и Полномочный Посол, профессор, почетный доктор ДА МИД России; Черниченко С.В., советник ИАМП ДА МИД России, профессор, доктор юридических наук.
А.Пушков: Тема непризнания государств и непризнанных государств весьма актуальна, и ее обсуждение научным сообществом востребовано. В академических кругах бытует представление, что лица, занятые практической политикой на высоком уровне, знают ответы на все вопросы. Однако это не всегда так: во-первых, в силу нехватки времени, во-вторых, в силу объективной сложности проблемы, что затрудняет выработку конкретных предложений. Отсюда решения подчас принимаются в зависимости от политической конъюнктуры. Что касается Абхазии и Южной Осетии, то до нападения на Цхинвал в России придерживались ставшей фактически официальной формулы нашей внешней политики "защищаем, но не признаем", пусть ее и не афишировали. Таким образом, признание Россией Абхазии и Южной Осетии - это импровизация, вынужденная действиями Саакашвили. Хорошо это или плохо? Россия не могла избежать признания, поскольку существовала некая потребность в оформлении статуса этих республик, и признание сыграло позитивную роль. Вместе с тем негативная сторона заключается в неподготовленности признания. И в результате вместе с нами их признали только Никарагуа и Венесуэла. Между тем Соединенные Штаты готовились к признанию Косова серьезно. США намечают некую линию, учитывают сопротивление ей, взвешивают возможные последствия. Да, говорили в США, русские и китайцы будут недовольны, но мы будем компенсировать им чем-то, или будем уговаривать, или будем обманывать, но процесс отделения Косова нам надо завершить. В результате, в отличие от иракской операции, косовская операция достаточно успешна.
Власть нуждается в научных разработках, в подобной "подпитке", для того чтобы "импровизации", такие как события в Абхазии и Южной Осетии, были хорошо отрепетированы. Еще во времена Советского Союза академические институты представляли аналитические материалы прежде всего в ЦК КПСС, а в его международном отделе уже работали на их основе. Другое дело, как материалами распоряжались. Мы и начали эти семинары по мировым актуальным проблемам, чтобы внести свой вклад. Не переоценивая их политическое значение, отмечу, что на базе предыдущего "круглого стола" по гуманитарной интервенции и использованию вооруженных сил за пределами собственных границ была подготовлена записка для Президента Д.Медведева. Посмотрите на систему "мозговых трестов" вокруг американской политической власти, где прорабатывают огромное количество вариантов, идей, сценариев, и тем не менее администрация США совершает иногда колоссальные ошибки, несмотря на наличие интеллектуальных фильтров. Сколько было бы ошибок в условиях их отсутствия? В 1990-х годах система взаимодействия между интеллектуальными центрами и руководством страны была абсолютно разрушена. Сейчас она постепенно восстанавливается. И я надеюсь, что наши усилия послужат тому, чтобы российская внешняя политика стояла на более прочных интеллектуальных основах.
Г.Курдюков: Политическая карта мира показывает, что в настоящее время существует до 200 различных этнических образований, которые претендуют на статус государства. И даже маленькая Гренландия (57 тыс. жителей), где недавно был проведен референдум, заявляет о своей независимости, правда, под эгидой Дании. Как назвать новые образования? И можно ли их отнести к категории государств как субъектов международного права? Можно ли говорить об ограниченной правосубъектности этих государств? Можно ли говорить об их суверенитете? Если говорить об элементах и признаках государства, то новые образования не вписываются в классические рамки. Соответственно, встает проблема кодификации, в частности кодификации института признания в международном праве. И можно ли осуществить такую кодификацию?
Признание - институт международного права, и его нормы связаны с правореализующей деятельностью государств в международных отношениях. Речь идет прежде всего об отношениях между признающим и признаваемым государством либо непризнаваемым государством и непризнающим государством. И в практике, и в теории международного права считается, что признание является односторонним юридическим актом и оно должно соответствовать определенным нормам международного права.
Когда речь идет о свободном волеизъявлении признающего государства, то отмечается, что признание - его дискреционный акт и возникающие затем правоотношения между признающим и признаваемым государствами обретают определенную динамику. Что касается непризнания, то я противник того, чтобы непризнание считать отдельным институтом международного права. Неверно говорить и о существовании так называемого института непризнанных государств. Если разъединять признание и непризнание, то мы уйдем от решения проблемы. Дело в том, что признание и непризнание могут переливаться. И, как свидетельствует история, вслед за непризнанием возникал статус непризнанного государства. Классический пример связан с советским государством. В связи с тем, что появились особые подходы к статусу непризнанных государств, последние существуют объективно. Все элементы, присущие государственности, имеются и у них, поэтому и встал вопрос юридической оценки ситуации.
Действительно, являются ли эти образования субъектами международного права? Почему, соответствуя критериям государственности, они не признаны в качестве государств? Как определить статус непризнанного государства: либо только с позиций международного права, либо только с позиций национального права (поскольку прежде провозглашается внутренняя независимость данного государства), либо во взаимодействии международного и национального права, либо, как некоторые предлагают, с позиции так называемого фактического права (поскольку наличная ситуация требует оценки)?
Не буду говорить о том классическом подходе, который характерен для подписанной несколькими американскими государствами Конвенции Монтевидео 1933 года, дающей определение государства и суверенитета (территория, население, эффективное правительство, способность осуществлять свои внешние связи). Существуют ли еще какие-либо критерии? Возьмем случай современных государств, непризнанных или признанных ограниченным числом государств, например Абхазия и Южная Осетия. Юридическим обоснованием их как субъектов международного права может служить Устав ООН: миролюбие служит критерием при вступлении в ООН. Неслучайно критерий появился в ЕЭС в 1991 году, когда речь шла о признании государств после распада Югославии и Советского Союза. Однако миролюбие не является юридическим критерием, хотя его нельзя игнорировать.
Не менее важный вопрос - момент возникновения государства как субъекта международного права. Возвращаемся к Уставу ООН, который говорит о способности соблюдать обязательства по Уставу ООН. Соблюдение обязательств в широком плане относится к государству как субъекту международного права. Если согласиться с классическим подходом к государствам как субъектам международного права, то не стоит обсуждать данную тему. Вместе с тем можно рассматривать государства и с точки зрения конституционно-правового подхода. Любое возникшее образование - это юридический факт. Соответственно, это факт, влекущий правовые последствия и правовые отношения либо изменение, прекращение правовых отношений, возникновение, установление новых правоотношений. При обсуждении вопроса об односторонних актах государства в Комиссии международного права (КМП) ООН говорилось, что когда государство устанавливает дипломатические отношения или заключает договор с образованиями, которые оно не признало, то оно признает их с этого момента - в данном случае речь идет прежде всего об установлении дипломатических отношений, и, следовательно, можно говорить о возникновении государства как субъекта международного права, что вписывается в классические рамки.
Каковы конкретные исторические условия, которые способствовали возникновению непризнанного образования? Что здесь может быть общим знаменателем? Либо право на самоопределение, либо, как говорят некоторые исследователи, суверенная воля государств, либо субстанцией государств является конкретный образующий его организованный народ. Необходимо вернуться к вопросам самоопределения, вопросам суверенной воли народа как источнику образования нового государства. В отсутствие выраженной воли народа, в случае экстремизма отдельных лиц или групп, стремящихся к власти, или произвольных действий (силовых действий, давления со стороны другого государства, либо со стороны материнского государства), данная ситуация выходит за рамки внутренних дел и оценивается международным правом как нарушение принципа самоопределения. Считаю, что принцип самоопределения работает до сих пор, и говорить о том, что в иерархии принципов принцип территориальной целостности занимает более высокое место, нежели принцип самоопределения, неточно. Непризнанные государства заявляют прежде всего о своей внутренней самостоятельности. Подчеркивая моменты возникновения государств, необходимо выделять, какие признаки связаны с признанием либо непризнанием нового образования. Это парные категории, они взаимосвязаны, и сама практика подсказывает, что непризнанные государства в дальнейшем становятся признанными образованиями.
Статусу непризнанного образования всегда сопутствуют выжидание и ожидание. Можно ли говорить о каких-то обязательных нормах, связанных с признанием того или иного образования? Применительно к народам, которые добились своей государственности в процессе деколонизации, считается, что там сложилась норма обычного права, международно-правовой обычай, обязанность признания данных образований. Однако можно ли говорить об обычае не признавать какое-то образование, которое называют самопровозглашенным, нелегитимным, непризнанным? Поскольку непризнание идет в паре с признанием, составляя единство противоположностей, то, конечно, непризнанные государства стремятся заявить о себе. И в данном случае они стремятся подтвердить свою международную легитимацию. Это подтверждают и недавние события в Южной Осетии, где состоялись выборы в парламент: там продемонстрировали демократичность избирательного права в присутствии наблюдателей. Тем самым республика старается доказать, что она легитимна в определенных международных отношениях.
Вместе с тем непризнанное государство существует объективно. Накопившиеся обиды титульного народа на материнское государство, которое вовремя не решило те или иные вопросы, связанные со статусом народа, проживающего на этой территории, повлекли за собой определенные последствия, вплоть до отделения от данного государства. Например, Абхазия до 1931 года была союзной республикой, и ее руководство стремилось к независимости. Даже были попытки ее присоединения к Краснодарскому краю в советское время. Были и проекты федерации на территории Грузии. Абхазия ранее проголосовала за то, чтобы не выходить из Советского Союза, вопреки референдуму, который был проведен на территории Грузии. В свое время еще Европейское сообщество (ЕС) организовало специальную арбитражную комиссию для того, чтобы разрешить войти в клуб европейских государств, в частности, бывшим союзным республикам Югославии. Одни считают, что критерии ЕС и есть подразумеваемое признание со стороны европейского сообщества, другие считают, что критерии ЕС - это дополнительные, пусть и согласованные критерии. ЕС обосновало согласованные критерии, но признание было индивидуальным со стороны каждого государства, и сама формула признания бывших союзных республик Югославии со стороны отдельных государств была де-юре.
КМП из 25 тем первоочередной назвала признание государств и правительств. Тема так и осталась неразработанной, что не означает возможность игнорировать кодификацию института признания. Не исключено, что резолюция ГА ООН, в которой бы содержались критерии признания и непризнания, будет одним из элементов процесса кодификации института признания в современном международном праве. Кстати, Совет Безопасности (СБ) ООН выработал такие системные правила, когда рассматривал ту или иную ситуацию в связи с возникшими образованиями (Южная Родезия, Южно-Африканская Республика, Намибия и др.).
В связи с новыми образованиями опять появились сторонники декларативной и конститутивной теории. Сейчас в связи с территориальными изменениями возрастает число сторонников конститутивной теории. Все же декларативная теория превалирует в современных международных отношениях.
Очень интересная ситуация возникла между самими непризнанными государствами, и особенно на примере Абхазии, Южной Осетии и Приднестровской Молдавской Республики. Они еще в 1996 году заключили договор о сообществе. Иногда их называют содружеством непризнанных государств - СНГ-2. Согласно этому договору появилось признание взаимно непризнанных государств! Как бы то ни было, непризнанные образования существуют объективно, и дальнейшее покажет международная практика, в том числе судебная. Со стороны СНГ, на мой взгляд, существует молчаливое признание Абхазии и Южной Осетии. Даже такой термин появился - "скрытое признание". Например, со стороны Белоруссии. Не исключено, что эти молчаливые действия говорят о том, что данная ситуация объективно существует.
А.Ковалев: Что значит "непризнанное государство", кто определяет, сколько нужно признаний, чтобы считать государство субъектом международного права? И есть ли лимит признаний для вступления в члены ООН? Чтобы стать членом ООН, нужно быть миролюбивой страной, соблюдать Устав.
Г.Курдюков: Конечно, принятие в ООН - это политика. Что касается количества признаний, то, может быть, достаточно того, что Российская Федерация как великая держава признала Абхазию и Южную Осетию. Ведь признание, допустим, Косова началось с малых государств. Многие малые государства признали Косово, потом уже США и европейские государства. Количество признаний имеет значение и, может, будет нарастать. Приднестровская Молдавская Республика имеет контакты с 92 государствами. Международный совет экспертов подготовил резолюцию по Приднестровской Молдавской Республике и прямо заявил: она - государство де-факто, сложившееся государство со всеми атрибутами.
О.Хлестов: Иногда мы являемся свидетелями поспешных акций, в том числе нашей страны. Признание - сугубо политическая акция, хотя оформляется юридическими документами, односторонними или двусторонними, после чего возникают определенные правовые последствия. Правовая сторона присутствует, но начинать надо с того, из чего исходят государства, когда решают вопрос о признании. У меня вызывает большое сомнение ваша точка зрения насчет признания непризнанных государств. Их не признают, с ними не поддерживают контактов как с субъектом международного права, они не пользуются теми правами, которыми пользуются субъекты международного права. К чему сводится признание? Или признающее государство готово установить двусторонние отношения, полные или частичные, или готово признать это государство субъектом международного права. России достаточно признать Южную Осетию субъектом международного права, и все. И они, и Россия - субъекты международного права во взаимоотношениях между собой. Конечно, это не означает, что другие страны, которые их не признали в качестве субъектов, сделают это. "Скрытое", или "молчаливое", признание - процесс, идущий до признания. Наметилась тенденция: непризнанные государства, например Приднестровье, все больше и больше расширяет свою правоспособность.
Иногда у нас путают признание правительств и признание государств. Если правительство избрано легитимно, то вопрос о его признании не возникает; если правительство нелегитимно (создано в результате переворота), то возникает. Что касается признания государств, то есть три случая образования нового государства. Во-первых, при разъединении. Вспомним, что при разъединении Чехословакии не возникало проблем и признание состоялось.
Второй случай - отделение государства. У нас плохо анализируют практику Советского Союза. Как юридически оценивают то, что произошло с Советским Союзом? В Прибалтике провозгласили суверенитет, а в марте 1990 года Литва провозгласила независимость. 3 апреля 1990 года Верховный Совет СССР признал декларации прибалтийских республик об аннулировании вхождения в СССР юридически ничтожными и принял закон о процедуре выхода из Советского Союза, но прибалты уже реализовали свое решение. Грузия вышла по 72-й статье Конституции СССР, что было правомерно. А Россия? В пункте 5 Декларации от 12 июня 1990 года содержится положение о приостановлении действия на территории РСФСР законодательства и Конституции СССР, вступающих в противоречие с суверенными правами РСФСР. По терминологии уголовного кодекса того времени, то был антиконституционный переворот. Затем 8 декабря 1991 года было подписано Беловежское соглашение. Три государства признали, что СССР не существует. Правда, в Алма-Ате 21 декабря были подтверждены эти решения и подписано соглашение, ставшее основой СНГ. Вопрос о распаде СССР остается острым, юридическую сторону можно интерпретировать по-разному. Если отделение происходит с согласия материнской страны, то новое образование затем автоматически признает мировое сообщество.
Третий случай - объединение, причем главное - его характер в смысле добровольности участников. Был случай, когда Сирия и Египет в 1960-х годах объединились. Проблемы с признанием не возникло. Они объединились и стали единым субъектом международного права, а потом разъединились. Что касается ФРГ и ГДР, то ситуация была иной, потому что ФРГ вела линию на то, чтобы "поглотить" ГДР, что и было сделано в конечном счете. ГДР вошла в состав ФРГ и, по сути, прекратила свое существование как субъект международного права. Вот три случая, которые, по сути дела, существуют в международной практике, но при всей важности юридического оформления, политическая сторона превалирует.
Говорят о признании де-факто и де-юре, что, по-моему, одно и то же, просто объем признания разный. Де-факто - признание в меньшем объеме (реже устанавливаются дипотношения), а де-юре - в полном объеме.
Основной доктриной признания считают декларативную: появившееся государственное образование - население, территория, власть - это субъект международного права. Признание означает, что держава, признавшая новое государственное образование, вступает с ним в какие-либо отношения. И все. По конститутивной теории, наоборот, пока не признали новое государственное образование, у которого есть и структура власти, и территория, и население, оно не является субъектом международного права. Мне приходилось сталкиваться с конститутивной теорией в период распада колониальной системы. Пока нет признания, нет государства. Советский Союз выступал за декларативную теорию. Во-первых, она действительно ликвидировала колониализм. Мы поддерживали государство, возникающее на месте колонии. Следует иметь в виду и противостояние в холодной войне: противники старались ослабить друг друга. Теперь, убежден, Россия стоит на конститутивной теории, о чем свидетельствует пример Косова.
При Ельцине шел развал Российской Федерации: 65 субъектов РФ имели уставы, отличающиеся от Конституции России, две тысячи с лишним законов отличались от федеральных законов, и в этом отношении можно воздать должное тогда Президенту В.Путину за то, что при нем несоответствия были устранены. Однако ситуация на Кавказе сложна. Когда Чечня провозгласила Ичкерию независимой, она обратилась в ООН, но в ООН принимают по рекомендации СБ на ГА. Конечно, наивно было бы ожидать поддержки России. Отсюда вывод: России следует анализировать тенденции правоспособности непризнанных государств.
Сколько нужно актов признания? Предложим такой вариант: прием в ООН нового государственного образования дает основание признать его в качестве субъекта международного права. Дело в том, что для членства в ООН надо получить поддержку в СБ (значит, и поддержку России), поддержку на ГА (то есть большинство голосов). Такой подход позволяет нам держать ситуацию под контролем.
И.Володин: А.Пушков озвучил известный тезис о большом сходстве ситуаций в Абхазии и Южной Осетии, с одной стороны, и в Косове - с другой. Мне кажется, неверно педалировать сходство: мы тем самым ставим сами себе вопрос: почему Россия признала Абхазию и Южную Осетию, но не признала Косово?
В МИД России исходят из следующей юридической оценки. По международному праву отделение части государства в порядке реализации права народа на самоопределение за пределами колониального контекста возможно в крайне ограниченном круге случаев. Многие считают, что такое отделение запрещено вовсе. Очевидно, Россия, признав Абхазию и Южную Осетию, не может стоять на этой точке зрения. Какие-то случаи правомерного отделения части государства от материнского государства должны существовать. В юридической литературе к таким случаям относят ситуации, когда соответствующий народ лишен возможности реализовать право на самоопределение внутри страны, подвергается при этом крайним формам насильственной дискриминации, а перспективы мирного урегулирования такой ситуации объективно отсутствуют.
Если посмотреть в свете этих критериев на Косово, то можно заметить следующее. В 1999 году косовские албанцы подвергались дискриминации со стороны властей Югославии. Однако тогда международное сообщество вмешалось в ситуацию, приняв резолюцию 1244 СБ ООН и установив международную администрацию в Косове, подчеркнув сохранение территориальной целостности Югославии. (Оставляю за скобками вопросы о том, являются ли косовские албанцы народом для целей самоопределения, и о правомерности натовских бомбардировок Югославии.) Таким образом, в самый разгар дискриминации против косоваров международное сообщество не сочло, что дискриминация дает правовые основания для отделения. С тех пор дискриминации более нет, Сербия добросовестно вела переговоры по урегулированию, то есть цели международного вмешательства во многом достигнуты. Сегодня положение косовских албанцев несравненно лучше, чем в 1999 году. И если в 1999 году за ними не было признано право на отделение, тем более странно признавать его за ними сейчас.
Если же мы возьмем Абхазию и Южную Осетию, то увидим, что грузинские власти на протяжении почти 20 лет последовательно проводили политику, направленную на силовое решение межнациональных конфликтов, подрывали сложившиеся переговорные и миротворческие форматы. Кульминацией этой политики стало нападение на Цхинвал в ночь на 8 августа 2008 года. Тем самым было показано, что перспективы полюбовного решения вопроса об осуществлении абхазами и югоосетинами права на самоопределение внутри государства Грузия отсутствовали. Тем самым, несмотря на имеющиеся схожие черты в ситуациях на Кавказе и в Косове, юридическая сторона дела здесь серьезно различается.
Второй вопрос касается декларативной и конститутивной теорий признания. Мы считаем, что, конечно, Россия должна оставаться на позициях декларативной теории, которая на сегодня признана в качестве более обоснованной. В том числе по тем причинам, о которых упомянул О.Хлестов. Ведь если встать на конститутивную теорию, то придется согласиться, например, с тем, что признание иностранным государством независимости одного из субъектов Российской Федерации делает его субъектом международного права. Очевидно, это не в интересах России. Иными словами, мы не создали Абхазию и Южную Осетию в качестве независимых государств 25 августа 2008 года, а признали сложившуюся реальность, которая к тому моменту нашла и правовое подкрепление.
Кстати, здесь возникает следующая практическая проблема: если Абхазия и Южная Осетия обрели независимость до 25 августа, то когда именно? С какого момента признавать акты органов власти двух республик в качестве актов независимых государств - актами, имевшими место не в Грузии, а в независимых государствах? От ответа на эти вопросы зависит реализация прав и законных интересов десятков тысяч граждан и юридических лиц.
На поверхности лежат три варианта ответа. Во-первых, дата признания - 25 августа 2008 года, что не очень вяжется с декларативной теорией. Во-вторых, 7-8 августа 2008 года - дата нападения Грузии. Однако обоснованно ли считать, что оно превратило Абхазию и Южную Осетию в независимые государства? В-третьих, можно вести отсчет и от более ранней даты, вплоть до начала 1990-х годов, когда Абхазия и Южная Осетия стали де-факто независимыми от властей в Тбилиси, но в тот период Россия была связана обязательством соблюдать территориальную целостность Грузии, и пересматривать его постфактум едва ли корректно. Если суммировать, налицо теоретическая проблема, решение которой имеет вполне практическую ценность. Это пример задачи, решить которую государству вполне может помочь академическое сообщество.
Представителям государственных органов и научного мира необходимо обмениваться мнениями, повышая научную обоснованность повседневных внешнеполитических решений. В МИД России полностью готовы к дальнейшему сотрудничеству на этом направлении.
Л.Малксоо: Признание, с одной стороны, - политический акт, с другой - институт международного права. Где граница между правом и политикой? Отсюда вытекает значимость "молчаливого признания". Китаю, скажем, очень важно, что ни Япония, ни США не признали официально Тайвань как государство. Что касается государственности Эстонии, Латвии и Литвы, то признание было очень важным. Литва, например, еще в 1990 году провозгласила, что возвращается к суверенности, но тогда ее признала только Исландия. И все-таки для государственности трех прибалтийских республик в августе 1991 года признания были очень важным моментом, наверное, более важным, чем декларация Литвы 1990 года.
Что беспокоит в случае Косова, с одной стороны, а Южной Осетии и Абхазии - с другой, - это региональная фрагментация международного права. Мы как будто пришли к ситуации, при которой международное право не одинаково для всех государств: возникли какие-то региональные группы, одни из которых признают данное образование государством, а другие не признают. Исторически она, наверное, связана с мышлением, которое предполагает существование сфер влияния, в пределах которых решается, какое образование может стать государством. Думаю, что это очень негативное развитие с точки зрения универсальности международного права.
Имеет ли значение количество признаний? Политический ли характер носит мой ответ или юридический, но два-три признания - это повод для дискомфорта.
Е.Ляхов: По сути, мы говорим о политической стороне признания, хотя признание государства как субъекта международного права влечет довольно серьезные правовые последствия. Первое находится на стыке международного и конституционного права. Мы почему-то вернулись в XIХ век и говорим только о трех признаках государства - население, территория, власть, при том что наша цивилизация уже достигла большего. Так, мы считаем признаком, по крайней мере в теории, и правовую систему, характеризующую статус и возможности конкретного государства. Признаком государства служат и силовые структуры в качестве показателя дееспособности государства, которые обеспечивают поддержание демократического, антидемократического или иного политического режима. И когда мы говорим о суверенитете государства, то имеем в виду все признаки, пять или шесть, отсутствие любого из которых означает "недостаточную суверенность" государства. Пример Косова и других стран показывает, что если государственное образование само себя не может содержать, то оно становится марионеткой, а уж признано оно или нет - второй вопрос.
В XIX веке есть примеры коллективного признания. В ХХ веке - коллективное признание через ООН стран, которые, например, освободились от колониальной зависимости. Сейчас признание или непризнание государства связано с делением мира на блоки и стало способом втягивания в сферу какого-то определенного блока, это касается как Косова, так и других непризнанных государств. Все проблемы признания или непризнания должны решаться в связи с неделимостью мира в вопросах безопасности.
Признание превратилось и в орудие информационной войны, причем войны глобальной, которую ведут прежде всего США. Недаром же все августовские события 2008 года получили такой резонанс. С правовой точки зрения признание - это вопрос международной дееспособности и международной правоспособности конкретного государства. Если государства не признают какое-то конкретное государство, а оно существует (есть соответствующие признаки), речь должна идти о том, что в международном плане оно становится дееспособным сразу после создания, а вот правоспособным оно не становится, потому что не участвует в соответствующих международных соглашениях и международном сотрудничестве. Отсюда для мирового сообщества, которое само приближается к статусу самостоятельного субъекта международного права, угрозы, связанные, например, с терроризмом, становятся самыми реальными. Если государство не признано, то оно не контролируется с позиции международного права, оно не может принимать участия в международных договорах по борьбе с терроризмом. Любое возникшее государство должно быть признано и должно быть в обязательном порядке обеспечено соответствующей совокупностью международно-правовых прав и соответствующих обязанностей.
А.Мезяев: Проблему определения того или иного субъекта в качестве государства часто рассматривают международные суды, в частности Международный суд (МС) ООН, например, в консультативном заключении по Юго-Западной Африке, Западной Сахаре. Из последних - дела "Камерун против Нигерии", "Босния и Герцеговина против Союзной Республики Югославия". В 2000 году Ичкерия (Чечня) подавала жалобу против РФ, и хотя официально МС никак не прореагировал на жалобу, тем не менее, видимо, МС в каких-то внутренних дебатах вопрос о правосубъектности Ичкерии как государства рассматривал. В Европейском суде по правам человека хорошо известны дела "Луазиду против Турции" (1995 г.) и "Илашку и другие против России и Молдовы" (2004 г.). Очень часто Международный трибунал по бывшей Югославии (МТБЮ) рассматривал вопрос о критериях государственности и признании. Сейчас мы ожидаем решения Международного уголовного суда (МУС), куда обратилась Палестина (в январе 2009 г. она признала юрисдикцию МУС и в феврале передала жалобу). Понятно, что МУС займется решением вопроса о Палестине как государстве по международному праву.
В 2003 году мне довелось принять участие в подготовке позиции одной из сторон процесса в МТБЮ. Один из обвиняемых МТБЮ включил меня в список свидетелей-экспертов, и, в частности, моя экспертиза должна была решить вопрос о том, с какого момента Хорватия, а также Босния и Герцеговина стали государствами. Если бы вопрос удалось решить так, как предлагалось, то были бы исключены более половины пунктов обвинения как по хорватскому, так и по боснийскому делу. Правда, в дело вмешались amici curiae, которые инициировали запрос об оправдании обвиняемого, представив, однако, очень слабую аргументацию, а именно: возникновение Хорватии как государства они отнесли на период между 15 января и 22 мая 1992 года. Иными словами, на период между признанием Хорватии Европейским сообществом (ЕС) и датой принятия ее в члены ООН. Очевидна расплывчатость аргументации, чем воспользовался МТБЮ.
Действительно, он оперировал только четырьмя критериями Конвенции Монтевидео, и государственность Хорватии, а также Боснии и Герцеговины оценивалась по таким примитивным критериям, как наличие населения, правительства и т.д. Нелишне остановиться на дополнительном к перечисленным в Конвенции Монтевидео критериям государственности, а именно критерии легальности и легитимности, о котором прямо пишут такие известные ученые, как Дж.Крауфорд и профессор Дж.Дугард. МТБЮ сознательно его не рассматривал, поскольку критерию легальности хорватские и боснийские образования не отвечали, так как были созданы с нарушением как внутреннего права Югославии, так и международного права.
Следующий вопрос - статус критерия легальности. Является ли он желаемым или уже должным? Анализ резолюций СБ ООН по известным прецедентам нелегальных и нелегитимных образований, претендовавших на звание государства, - Южная Родезия, бантустаны в ЮАР, Турецкая Республика Северного Кипра - показывает, что в резолюциях аккуратно избегали понятие "государство": использовался термин "режим незаконной власти". Аргумент не носит решающего характера, но говорит о том, что критерий легальности уже существует, а не является лишь желаемым.
Следовательно, отсутствие кодификации вопроса о критериях государственности имеет как положительные, так и отрицательные стороны. Положительная сторона состоит в сохранении государствами некой свободы воли, свободы действий в зависимости от политической ситуации, хотя этим положительная сторона и исчерпывается. Отрицательных аспектов в отсутствие кодификации гораздо больше. И они, в отличие от свободы действий, носят юридический характер. Я бы выделил три главных отрицательных момента отсутствия кодификации: 1) пробел в фундаментальном вопросе международного права; 2) вынужденное использование весьма неопределенных формулировок Конвенции Монтевидео и самое главное - 3) пробел заполняют различные субъекты международного права, усугубляя сложность проблемы, что может привести к фрагментации международного права в этом вопросе. Так, в отсутствие кодификации пробел заполняют международные суды, причем не вполне удовлетворительно: в отдельном конкретном случае. Не обманывает ли себя то государство, которое, желая сохранить собственную свободу действий, на самом деле просто отдает инициативу другим субъектам? На Западе решения МС рассматривают не только как ориентиры, а как развитие международного права и даже де-факто подчас как источники международного права.
А.Филимонова: Существует острая необходимость для нас, историков, в том, чтобы юристы вовремя реагировали на процессы глобального значения. Проблема признания государств начинается в современных условиях с Югославии и с момента острого вмешательства внешнего актора. Тогда именно Германия, "продавливая" с внешней стороны независимость Хорватии и Словении, заложила правовую основу для легализации односторонних действий отдельных республик. Тогда именно Германия, которой удалось договориться с Францией и Великобританией и оттеснить их на второй план, установила новый критерий признания независимого государства, игнорируя принцип нерушимости границ и уважения целостности суверенного государства. Иными словами, была создана легитимная основа для разрушения многонационального государства. Это первое.
Второе - на наших глазах формируется система протекторатов на западных Балканах, система переподчиненности республик бывшей Югославии внешним акторам. Например, в Боснии и Герцеговине все вопросы внутренней жизни и внешней политики корректируются международными высокими представителями. Возникает вопрос: как относиться к самопровозглашенной Республике Босния и Герцеговина, что происходит с Республикой Сербской, которая, обладая всеми признаками государственности, была уничтожена, ликвидирована внешними акторами? Каким статусом, какими правами, какой правосубъектностью обладает Республика Сербская в Боснии и Герцеговине? В случае Косова агрессия была не только внешней, по которой СБ ООН должен был вынести решение, но внутренней, поскольку так называемая Республика Косово создавалась при активном содействии экстремистских банд и групп при поддержке внешних акторов. Факт грубого "продавливания" государств, не обладающих правосубъектностью, не обладающих дееспособностью, как в случае с Косовым, - налицо.
Критерии государственности должны, конечно, отразить роль внешнего фактора, потому что Косово, безусловно, не может обладать правосубъектностью, поскольку у этого образования, в которое вливают миллиарды долларов, нет собственной системы власти (она подменяется клановой структурой), нет системы управления (она подменяется "внешним управляющим"), нет экономики (она подменяется наркотрафиком и финансовыми вливаниями стран ЕС и США). Косово - протекторат США - ЕС. Пожелание историков юристам - идти в ногу с событиями, чтобы феномены современной международной практики - давление внешней силы, факты агрессии (внутренней и внешней, скрытой и явной) - нашли отражение в международно-правовых документах и историки могли на них опираться.
Б.Ашавский: Проблема признания государств неизбежно имеет и политические, и юридические аспекты. Для ее решения необходимо анализировать и практику межгосударственных отношений, и действующие нормы международного права, и международно-правовую доктрину. Практика говорит о том, что вопрос о признании возникает при появлении нового государства. Значение актов признания нередко оспаривается, что объясняется, с одной стороны, отсутствием кодификации в этой области, а с другой - наличием в международно-правовой доктрине двух конкурирующих теорий - декларативной и конститутивной. Декларативная теория исходит из того, что государство становится субъектом международного права с момента его возникновения, а признание лишь констатирует факт. Конститутивная же теория утверждает, что новые государства становятся субъектом международного права только после признания.
Взгляд, "примиряющий" обе теории, рассматривает признание как процесс из двух частей: из констатации признающими государствами факта существования независимой власти и из факта установления отношений с образовавшимся государством на официальном уровне. Первая часть (само признание) декларативна, а вторая (соглашение об установлении официальных отношений) - конститутивна. Однако "примирения" на практике не происходит, поскольку обе части процесса обычно совпадают по времени и составляют единый процесс. Отсюда ответ на вопрос о юридическом значении признания следует искать в основах современного международного права. Согласно им, все государства являются субъектами международного права в силу своего суверенитета. Это неотъемлемое качество дает им возможность иметь международные права, выполнять международные обязательства и самостоятельно участвовать в международных отношениях. Причем суверенным государство делает не международное право (ведь последнее само исходит из непреложного факта существования суверенных государств). Государство становится субъектом международного права в силу факта его появления, а не в результате его признания другими государствами. Современное международное право признает основные права и обязанности за любым суверенным государством. Они имманентно принадлежат всем государствам вне зависимости от количества признавших их государств, а потому независимы от факта признания вообще.
Непризнание одного государства другим не освобождает последнее от необходимости считаться с правами непризнанного им государства. Тем не менее признание имеет как политическое, так и юридическое значение. Политическое заключается в том, что признание - важное средство нормализации межгосударственных отношений, а юридическое - в том, что признание создает нормальную юридическую основу отношений между признаваемым и признающим государствами. Необходимо отметить также, что, несмотря на существование двух видов признания - временного (де-факто) и окончательного (де-юре), - оба они носят юридический характер. Многие государства прошли путь от непризнания к признанию временному, а затем и окончательному. Достаточно обратится к истории нашего государства, так что вряд ли оправданно делать скоропалительные выводы в отношении тех государств, у которых возникают проблемы с получением окончательного признания значительным количеством государств.
И еще один аспект признания государств. Политологи довольно часто употребляют термин "несостоявшееся государство". Речь идет о признанных государствах, которые не в состоянии эффективно выполнять свои функции, в частности контролировать всю свою территорию. Существуют и государства, которые эффективно выполняют все свои функции, то есть в этой терминологии "состоявшиеся", но получившие незначительное количество признаний. Возникает вопрос о соотношении "состоятельности" государства и его признания. Пока этот вопрос остается без ответа.
Б.Тузмухамедов: Прием в члены ООН Южной Осетии и Абхазии, равно как и Косова, не произойдет ни в ближайшее, ни в достаточно отдаленное время, потому что есть определенный фильтр на принятие. Интересен вопрос о возможности участия этих государств в различных международных договорах: в договорах в рамках Совета Европы, наверное, оно невозможно, а в Чикагской конвенции о международной гражданской авиации? Есть ли препятствия для участия Абхазии, скажем, в Конвенции ООН по морскому праву (1982 г.), где нет фильтров? Единственный фильтр - депозитарий. Более актуальны Женевские конвенции о защите жертв войны и протоколы к ним. Опять-таки фильтров нет, а депозитарий - Международный комитет Красного Креста, то есть юридическое лицо, организованное в соответствии с законодательством Швейцарской Конфедерации. Можно полагаться на какие-то юридические акты, ориентироваться на институты. Однако если признание - это институт, признание - это действие, то воздержание от действия - это не институт? Не будет ли в этом случае и воздержание от признания институтом?
Кто является объектом санкций? Государство или негосударственный субъект, чьи действия могут быть присвоены государству. Когда мы говорили о Южной Родезии, то она была объектом применения санкций. Могла ли Южная Родезия рассматривать этот юридический акт в качестве пусть негативного, но признания своей правосубъектности? Абхазия была объектом санкций? Была, причем санкций СНГ, которые Россия потом в одностороннем порядке торжественно отменила. Получается, что наше признание каких-то элементов государственности у Абхазии отсчитывается с 1995 или 1996 года. Говорилось, что нужно отсчитывать правосубъектность или признание Южной Осетии и Абхазии в качестве государства с 26 августа. Придерживаюсь дерзкой теории о том, что признание можно вести с 8 августа, потому что 8 августа президент сказал, что совершена агрессия. Я пуританин в отношении применения термина "агрессия", ведь агрессия - это акт, который присваивается государству. Как признание Южной Осетии и Абхазии отзовется в России с точки зрения ее внутреннего устройства, ее внутренней политики? Вот с этой точки зрения, когда мы говорим о том, что в России произошла агрессия международного терроризма в 1999 году с территории Чеченской Республики, мы этим словом ругаем сепаратистов-инсургентов, но не получается ли так, что мы, опять-таки от противного, добавляем им очков, называя их агрессорами, а значит, приравнивая их действия к действию государства им же на радость?
Могут ли Южная Осетия, Абхазия, Косово быть объектом права на самооборону? А субъектом права на самооборону они могут быть? Может ли Грузия воспользоваться аргументом нашей отечественной доктрины, пусть даже он датируется 1950-ми годами, когда мы отстаивали право КНР восстановить свою территориальную целостность, реализуя право на самооборону, и тем самым восстановить свою юрисдикцию над Тайванем? Может ли Грузия применить такой аргумент? Почему бы и нет? У Тайваня, по-моему, на 1990 год пришелся период катастрофической утраты дипломатического признания. Последовательно целый ряд государств отказались от того, чтобы поддерживать с этим островом дипломатические отношения, и сейчас количество государств, с которыми у Тайваня есть дипломатические отношения, держится приблизительно на уровне 25. Российская Федерация и целый ряд других государств поддерживают эти отношения на уровне экономическо-культурных комиссий.
А.Вылегжанин: Были высказаны сомнения, "тянет" ли население в 40 тыс. человек на государство, есть ли реальные шансы у Абхазии и Южной Осетии стать членами ООН. Думаю, что гипертрофировать значение количественных факторов не нужно. Скажем, государство Тувалу, девять островов, причем на четыре из них претендуют США, живет без всякой ООН. Оно входит в Содружество Наций, и никаких проблем не возникает. И позиционирует себя именно как субъект международного права, имеет международные соглашения и реально функционирует.
Интересная дискуссия по поводу конститутивной и декларативной теорий. Я тоже не разделяю точку зрения О.Хлестова, не знаю, почему коллега из МИД считает, что Россия придерживается декларативной теории. Ни одно государство не придерживается в чистом виде ни конститутивной, ни декларативной теорий, руководствуясь соотношением права и политики, а это масштабный вопрос. Достаточно поднять последние публикации с критикой обеих теорий. Считают, что решение всегда зависит от конкретной ситуации. Кстати, и практика МС ООН, по другим, правда, сюжетам (скажем, о разграничении морских пространств), свидетельствует о том, что каждый международный спор - отдельный случай и решать вопрос надо с учетом фактических обстоятельств. Ситуации в Косове и Абхазии не аналогичны, так как слишком велико различие и в фактической стороне дела, и в географическом положении. И вообще, Абхазское царство существует с VI века. Разве мы можем такое сказать о Косове? Нет, конечно.
Излишнее гипертрофирование проблемы признания государства в известной степени надумано. Важнее новому государству, той же Абхазии, реализовать себя как субъект международного права на деле. Так, ведется работа по заключению соглашений об использовании морских природных ресурсов. Стоит подумать о соглашении по защите морской среды. Поскольку речь идет о Черном море, то не надо стесняться опираться на колоссальный опыт ЕС в области стандартов защиты морской среды. Абхазии, где рекреационный бизнес должен бы занимать первое место, сотрудничество с ЕС в деле защиты морской среды было бы очень выгодно. Опасность в другом - в несоблюдении этих стандартов нашими нефтяными компаниями.
Ю.Малеев: Определенное противоречие сложилось между правом на самоопределение и принципом территориальной целостности. Право на самоопределение надо воспринимать в историческом контексте. В свое время его выделили страны Антанты, потом его вновь повторили и развили во время распада колониальной системы. Применимо ли оно сегодня к внутригосударственным образованиям, которые выделяются из единого государства? Ответа у меня нет.
Не так давно премьер-министр В.В.Путин отметил, что территориальная целостность - не дойная корова и иногда право на самоопределение имеет приоритет перед территориальной целостностью, но вскоре отступил от своего заявления. Действительно, как их совместить? Очень часто возникает сомнение: может ли возникать государство в результате самопровозглашения? Между тем, все государства возникли в результате самопровозглашения, но важно основание: одно дело - по итогам референдума, другое дело - по решению какого-либо высшего органа власти, а иногда, как в случае Советского Союза, большинство субъектов Советского Союза просто были поставлены перед фактом, что Советского Союза уже нет.
Встречаются анекдотические случаи: государство под названием Княжество Силенд (Principality of Sealand). В 1967 году отставной майор британской армии Педди Рой Бэйтс объявил о создании суверенного государства на оставшейся со времен Второй мировой войны британской морской платформе Рафс Тауэр в Северном море (за пределами британских территориальных вод). Она была вычеркнута из списков британского адмиралтейства. В 1968 году к этой платформе приблизился британский сторожевой катер, который князь Рой I обстрелял. Начался судебный процесс. И британская Фемида решила, что случай не подпадает под юрисдикцию Соединенного Королевства.
Значительно позже, в 1987 году, была расширена морская зона Великобритании - с 3 до 12 миль, и Силенд формально оказался в территориальных водах Великобритании, но никто его так и не тронул. И считается, что до сих пор существует это суверенное государство (правда, в связи с кризисом выставленное на продажу!), у которого есть территория (платформа), есть власть (у майора, а ныне его сына Майкла I над самим собой и семьей) и есть несколько граждан. Анекдотическая ситуация: во-первых, что это за территория - суша, вода, воздушное пространство? Какова должна быть численность населения? Да и власть осуществлять не над самим же собой? Неизбежно возникает вопрос о кодификации критериев.
По вопросу признания приведу пример: Турецкую Республику Северного Кипра признала сама вторгнувшаяся на эту территорию Турция, то есть надо какие-то критерии выработать. И каков субъектный состав признания?
Надо ли учитывать при признании, в каких пределах исторически останавливается субъект, который объявляет себя государственным? Часто оперируют термином "своя земля" или "приоритет этнического права собственности на землю", право отцов, право крови. Грузия, когда мотивировала принадлежность ей Абхазии, настаивала на коренном происхождении грузинского населения на территории Абхазии и миграционном происхождении абхазов. Снова упираемся в вопрос критериев, иначе будет идти бесконечный спор и литься кровь.
Сам термин "непризнанное государство" надо заменить. В обиходе, может быть, он и останется, но ведь существует квазигосударственное образование Ватикан. Можно ли вести речь о квазигосударственных образованиях, которые не обладают какими-то из трех элементов, которые присущи государству? Есть же термин "виртуальные государства".
Многие в пример ставят Дейтонские соглашения 1995 года, которыми на территории Боснии и Герцеговины два административно-территориальных образования созданы для разных групп, и их предлагают взять за образец решения проблемы.
Признание государства часто связывают с его членством в ООН, хотя ООН никакого отношения к признанию государства не имеет. Швейцария вступила в ООН всего семь лет назад. Населению непризнанных государств вообще-то все равно, признаны они или не признаны. Этими играми политическими занимается в основном политическая мафия. Тем не менее в отношении государств некий механизм признания надо обязательно выработать: сейчас насчитывается около 30 непризнанных государств, являющих собой пример для многих субъектов федеральных государств по созданию независимых государств. Муссируются варианты возрождения института опеки, но притом опеки ООН, или возрождения института протектората, но притом протектората ООН. Временной опеки, конечно, временного протектората, пока мировому сообществу не станет понятно, что сложились условия для политической независимости, для внешних сношений, есть действительная власть и контроль над территорией.
С.Черниченко: Возникновение государства, в принципе, не зависит от его признания в качестве субъекта международного права другими государствами. Б.Ашавский правильно говорил, что непризнание может лишь создать трудности в поддержании контактов с другими государствами и международными механизмами. Кстати, это соответствует реалиям современных межгосударственных отношений, отражаясь в господствующей ныне декларативной теории признания.
Тем не менее государство должно отвечать некоторым критериям объективного характера. Скажем, оно должно представлять определенное общество, которым управляет и руководит как самостоятельным социальным организмом. Затем речь должна идти о компонентах: народ, власть, территория, которая находится под данной властью. Количество признаний не придает государству правосубъектности. Самого факта появления государства недостаточно для того, чтобы рассматривать его как государство в международно-правовом смысле. Нужно, чтобы появление нового государства не считалось противоречащим основным принципам международного права, договорам, которые практически выражают мнение международного сообщества в целом, и резолюциям СБ ООН.
Вероятно, перечень можно было бы расширить. Можно себе представить ситуацию, при которой государство признают не все члены международного сообщества, но избегающие признания государства спокойно относятся к появлению нового государства. Допустим, однако, что международное сообщество в лице ООН единодушно или почти единодушно не признает то или иное образование в качестве государства. Тогда появляется конститутивный коллективный элемент непризнания, и все. Причем не нужно, видимо, говорить о том, имеет ли государство право на признание или непризнание, - это не свидетельство международного правонарушения как таковое. Не следует думать, что общая международно-правовая аргументация, которая касается признания или непризнания, представляет некое клише - взять, приложить его к той или иной ситуации, и мы получим, так сказать, результат определенный. Всегда требуется конкретный анализ и не только правовой, но и политологический, социологический, хотя нас больше интересует правовой анализ.
В одном случае необходимо опираться на Ялтинско-Потсдамские соглашения, которые признали Тайвань частью Китая. Собственно говоря, это не только договор, это общепризнанный уже документ независимо от участников. Второй вариант - турецкая оккупация Северного Кипра, нарушающая целостность Кипра, что констатировал СБ ООН. В третьем случае надо иметь в виду дискуссионность вопроса, но считаю, что албанцы в Косове составляют национальное меньшинство в рамках Сербии и не должны рассчитывать на самоопределение, которое принадлежит народам. В четвертом случае, когда речь идет о народах Южной Осетии и Абхазии, необходимо как раз говорить о самоопределении в крайнем варианте, то есть об отделении в результате действий режима Саакашвили. С какого момента? Мы никогда с аптекарской точностью не скажем, с какого момента появляется новый субъект международного права: то ли с момента провозглашения внутренними какими-то органами этого субъекта международного права, то ли чуть позже - действительно процесс, который каждый раз требует конкретного анализа.
Разногласия и коллизии по вопросу о непризнании могут часто возникать и возникают и в рамках ООН, и в рамках других международных организаций. Споры могут быть очень долгими, и не могу сказать, что плодотворными, только время - лучший судья, надо подождать. Может быть, даже 50 лет. Тогда уже будет ясно, кто прав, кто виноват, если вообще можно говорить о правоте или неправоте.
Г.Курдюков: Воздержание от признания может входить в институт признания. Когда я говорил о кодификации института признания, то речь шла о том, чтобы его нормы содержали обязательство признания. Подчеркиваю, не обязанность, а обязательство признания, которое носило бы договорный характер. И даже можно применить нормы Венской конвенции о праве международных договоров в данном случае. Бывает, что за признанием следует отозвание признания, так называемая ревокация. Этот термин применяется в дипломатическом праве, когда речь идет об отзыве дипломата. Обратимся к Конвенции Монтевидео 1933 года (ст. 6): "Признание безусловно, и не может быть взято обратно", но это не так. Были случаи, когда государства отзывали признание: Франция Финляндии (1918 г.), Биафру, объявившую независимость от Нигерии в 1967 году, признали несколько африканских государств и даже Китай, а затем Биафра снова стала частью Нигерии. Правда, без явно выраженного отозвания. И сама Комиссия международного права устанавливает, что, с одной стороны, акт признания не может быть изменен, приостановлен или отменен в одностороннем порядке. Признали - и точка. Если не возникают какие-либо обстоятельства. Какие? Исчезновение государства, распад государства. Распался Советский Союз. Как быть? Не было у нас проблем признания, но вместе с тем можно говорить об отзыве признания. Какая может быть внешняя ситуация (гипотетически), которая бы способствовала отозванию признания (теоретически)?
Слушая Станислава Валентиновича о народе, нации, об этносе, национальных меньшинствах, вспоминаю мудрые слова Хо Ши Мина: "Один народ - одна нация". Он был оптимистом.
В.Лихачев: Сейчас я занимаюсь становлением впервые в истории российского парламентаризма подкомитета по международному праву и законодательству с перспективой для сотрудничества с Дипломатической академией и Российской ассоциацией международного права. Сегодня мы сталкиваемся со многими серьезными проблемами, которые, с моей точки зрения, действительно могут подвести нас к некоей революции в современном международном праве. Ведь пересмотр многих понятий, многих категорий, а главное - их взаимодействие друг с другом, говорят о том, что должен появляться новый понятийный, новый нормативно-регулятивный аппарат для описания существующих реалий.
Состоявшийся теоретический, концептуальный разговор совпадает с тем, что творится вокруг Южной Осетии и Абхазии. Существует проблема паспортов. Президент Абхазии С.Багапш рассказывал: "Я - гражданин России и гражданин Абхазии. Получаю приглашение прочитать лекции на юридическом факультете одного из западноевропейских университетов, но меня не пускают в Шенгенскую зону. Если не пускают по паспорту Абхазии, то должны пустить по российскому. Молчание в ответ".
Очень много проблем возникает во время встреч этой тройки (Грузия, Абхазия, Южная Осетия) в Женеве. Я был свидетелем первой встречи 15 октября 2008 года - очень трудный разговор, даже слова "диалог" не применишь. С другой стороны, они совершенно спокойно относятся к тому, сколько государств их признало. Есть проблема прибрежных вод, проблема континентального шельфа, а они знают о том, что Саакашвили продал уже эти месторождения двум или трем американским компаниям. И американцы с Абхазией и Южной Осетией в контакт входят.
Есть еще практика совершенно завуалированная - можно ее называть черной, серой зоной. В той же Абхазии самым активным образом сегодня работает Турция, помогает им и выживать, и становиться. И с точки зрения концепции современного международно-правового признания нужно обращаться к новым подходам: субъект международно-правового отношения, субъект международной связи, субъект международного сообщества или нечто в этом роде. Рекомендации научного сообщества, экспертного сообщества Российской Федерации предельно необходимы и в Администрации президента, и в МИД.
