ENGLISHАрмен Оганесян, главный редактор журнала «Международная жизнь»: Когда заходит речь о Восточной Европе, или Центральной и Восточной Европе, как правило, никому не нужно пояснять, с чем мы имеем дело. Это понятие уже нагружено неким смыслом, однако ни в социальных науках, ни в практической политике не существует единообразного представления о границах этого явления. Понятия или определения Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ) являются ярко выраженными политическими концептами и несут весьма определенный политический смысл. Политической целью правящих элит стран Восточной Европы после падения социалистической системы стало избавление от слова «восточный», символизировавшего коммунистическое прошлое. Компромиссом с этой интенцией и принятым ранее названием региона стало понятие «Центральная и Восточная Европа», хотя Госдепартамент США из политических соображений в 1994 году отказался и от него, приняв инструкцию, которой предписывалось использовать вместо понятия «Центральная и Восточная Европа» определение «Центральная Европа».
В последнее время некоторые зарубежные и даже российские эксперты высказывали мнение, что отношения между Россией и бывшими социалистическими государствами Европы «зашли в глухой тупик». Действительно ли государства, расположенные в Центральной и Восточной Европе, не интересует развитие отношений с государствами, расположенными восточнее, да и сами они выпали из системы политических и экономических приоритетов России? Представляется, что это не так. Россия явно заинтересована в развитии отношений со странами региона.
В этой связи хотелось бы предложить присутствующим обсудить роль государств ЦВЕ в современной картине мира, поразмышлять над тем, как сегодня выстраиваются отношения России с государствами ЦВЕ, учитывая, что многие из них стали членами ЕС и НАТО. Хочу попросить Л.Н.Шишелину открыть наше обсуждение с рассмотрения темы стран ЦВЕ в новых геополитических реалиях.
Любовь Шишелина, заведующая отделом восточноевропейских исследований Института Европы РАН: Мне бы хотелось остановиться на проблеме роли государств Центральной и Восточной Европы в геополитической картине мира. Предыдущие два-три года эти страны отмечали 20-летние юбилеи революций, выхода из структур СЭВ и ОВД, затем создания новой региональной структуры - Вышеградской группы. Уже позади десятилетие в НАТО и не за горами десять лет в Европейском союзе. Для отражения общей тенденции следует отметить, что не только народы, но и лидеры восточноевропейских революций не дали положительной оценки результатам двух десятилетий реформ. Упомянем ли мы высказывание Леха Валенсы о капитализме, «при котором деньги важнее людей», Вацлава Гавела о том, что единственным очевидным достижением двух десятилетий стало исчезновение разделения континента на две части, или унылые оценки, прозвучавшие на мемориальном собрании венгерской интеллигенции в Лакителеке (под Будапештом): «Мы были наивны, потому что не знали, что нас ждет еще более глубокое и основательное подавление, чем советское угнетение». Приняв на своей территории базы другой армии, Восточная Европа вдруг осознала, что не Советская армия на самом деле являлась главной угрозой ее благополучию.
Сегодня геополитическая картина дня не однозначна: страны ЦВЕ, набирая стаж в общеевропейских структурах, начинают заявлять о себе все более уверенно. Страны региона прошли часть пути в капитализм и остановились, пытаясь осознать, насколько западная рыночная экономика соответствует их национальному видению. Они прошли часть пути по внедрению западных норм демократии и общечеловеческих ценностей и остановились в размышлении, насколько это сочетается с их собственными традициями и насколько они действительно выше их собственных моральных ценностей. Они прошли часть пути в ЕС и НАТО и задумались над тем, насколько тесно хотели бы быть интегрированы в эти структуры. Войдя в эти структуры и порывая с послевоенным прошлым, они неизбежно вернулись к проблемам, приглаженным за время «восточноевропейской интеграции»: проблемам границ и ко-национальных меньшинств, оставшихся по результатам послевоенного урегулирования в составе соседних государств. Проблемы эти сегодня трудно замолчать или закрыть на фоне новой волны реабилитаций одних и осуждения других.
К завершению первого десятилетия XXI века вновь актуализируется подход к Центральной Европе как геополитическому феномену, обладающему способностью к возрождению в переходные периоды. Происходит это на фоне укрепления националистических тенденций по всей Европе. На рубеже 90-х годов ХХ века западные политики, в частности Франсуа Миттеран, желая добавить дров в костер разгоравшихся реформ, не стеснялись раздавать обещания по справедливому пересмотру границ. Похоже, этот фактор региональной геополитики вновь обретает актуальность.
Государства ЦВЕ, будучи членами западных альянсов, оказались на стыке двух тенденций - атлантической и трансконтинентальной, евразийской. В обоих регионах идет реструктуризация пространства. Западноевропейские геополитики, такие как англичанин Х.Маккиндер и немец К.Хаусхофер, относили этот регион к оплоту западной геополитики по завоеванию Хартленда. Русский геополитик, один из основателей евразийства Петр Савицкий, рисуя модель трансконтинентальной интеграции, делил сферы немецкого и российского влияний по линии Познань - Богемские горы - Триест. Сегодня регион сделал большой шаг на Запад и словно приостановился, оглядываясь на Восток.
За 20 лет существенные геополитические изменения произошли в самом регионе. Со всей очевидностью, он разделился на Север и Юг. Граница между двумя регионами прошла по южной границе Венгрии.
В целом оба региона идут в одном направлении, но Балканы, как принято называть сегодня в западной терминологии регион Юго-Восточной Европы, существенно отстают от Севера, формируемого странами Вышеградской группы и Прибалтики. Ждет ли их слияние или дальнейшее разобщение - один из главных вопросов региональной геополитики, как и то, где, в случае разделения, пройдет окончательная граница между ними.
Дробление региона было необходимо для порционного поглощения западными структурами. Сегодня Евросоюз создает предпосылки для его объединения в единое целое, с одной стороны, реанимируя возникшую и очень скоро угасшую в 1990-х годах Центральноевропейскую инициативу (ЦЕИ), с другой - перекладывая на плечи государств региона роль субъекта политики Восточного партнерства (ВП).
И если в первой тенденции лидер пока не определился, то в Восточном партнерстве явным лидером является Польша. Если Польше удастся удержать лидерство и в ЦЕИ, то сама Центральная Европа геополитически продвинется как на север, так и на восток, создав предпосылку для восстановления сфер влияния вековой давности.
На отношениях региона и России надо остановиться отдельно. Эти отношения сегодня со стороны ЦВЕ явно подвергаются переосмыслению. Этому способствовал, с одной стороны, 20-летний опыт попыток существования без СССР, а с другой - наступающая в результате обращения к собственным корням линия на сбалансированность внешней политики. Стало очевидным, что с расширением ЕС Западная Европа пришла на рынки Восточной Европы, но ограничила доступ на свои собственные рынки для восточноевропейской продукции и рабочей миграции. Регион должен искать иной рынок, ближайший из которых находится на пространстве бывшего СССР и в России. Возвращаясь на некогда утраченный рынок, восточные европейцы испытывают не только большую конкуренцию со стороны западных партнеров по ЕС, но и новую конкуренцию со стороны российских партнеров, зачастую играющих по неизвестным Европе собственным правилам. Отсюда стремление найти новую формулу отношений с Россией, очистив ее от субъективизма и волюнтаризма. Перед ними стоит двоякосложная задача: не просто найти оптимальное решение для двусторонних отношений, но и способствовать вписыванию этих отношений в отношения уровня Россия - ЕС.
Что касается российского подхода к региону, то, с одной стороны, России необходимо возвращение к континентальной политике, в которой странам ЦВЕ отводится роль одного из приоритетов. С другой стороны, статус державы обязывает вписывать эти отношения в схемы взаимоотношений не только с ЕС, но и с трансатлантическим партнером ЕС - США.
Россия пока не может освоиться с новой ролью в самих двусторонних отношениях, с порой звучащими в них ультимативными нотами и все еще существующими стереотипами. Континентальная политика обходится напряженными интеллектуальными и финансовыми усилиями, но она является ключом к выстраиванию новых отношений с остальным миром. Это должно подсказывать логику действий, заключающихся не только в следовании открытым вариантам, рефлексивным действиям, но и способности к компромиссам и требующим кропотливой работы решениям.
Елена Хотькова, руководитель отдела евроатлантических исследований РИСИ: В этом, 2011 году отмечалась годовщина образования Вышеградской группы, и для стран Центральной и Восточной Европы это актуально. Была задача возвращения в Европу, задача вхождения в западноевропейские трансатлантические структуры. Казалось, что цели достигнуты и все задачи решены, как говорил Ф.Фукуяма, - «конец истории». Соглашусь с Л.Н.Шишелиной, что речь идет как бы об ускользающей цели, будь то НАТО, будь то Европейский союз. Вступали страны в одну организацию, оказались - в другой. Вступление в НАТО первой группы стран ЦВЕ сразу же по времени совпало с агрессией против Югославии, вступление в ЕС повлекло за собой и последствие обсуждения Лиссабонского договора. Как вели себя страны ЦВЕ в период обсуждения принятия Лиссабонского договора, тоже говорит о многом. Мир настолько быстро поменялся, что страны ЦВЕ, как, впрочем, и Европа в целом, столкнулись с новыми вызовами. Прежде всего, это связано с тем, что не добились решения тех задач, которые ставили в 2000-х годах, в период президентства Дж.Буша, - создания особых отношений с США. Помимо натовских гарантий, государства ЦВЕ рассчитывали на специальные привилегированные отношения с США. Это связано с проблемой ПРО, но и более широкий контекст также уместен.
Приход Президента Б.Обамы и провозглашение политики «перезагрузки» стало «холодным душем». Страны ЦВЕ вынуждены были отвечать на этот вызов, приспосабливаться к новым условиям. Вступая в Европейский союз, они, собственно, рассчитывали на то, что привнесут туда и свое видение отношений к России, говоря прямо, подчас откровенную русофобию. Позиция странная, поскольку во многом они достаточно независимо ведут себя по отношению к Брюсселю и активно ему оппонируют. Мы знаем примеры Польши и Чехии в период обсуждения Лиссабонского договора. Говоря о сегодняшнем дне, Словакия на саммите ЕС по Греции добилась для себя исключений в рамках общей программы стран еврозоны для урегулирования греческой задолженности. Идет постоянный поиск определенной ниши, акцентирование своего особого статуса в рамках ЕС, умения отстаивать свои национальные интересы.
Но в то же время на чем только государства ЦВЕ не настаивали и чего только не требовали от Европейского союза, чтобы говорить единым голосом в отношении России. Такое очевидное противоречие: везде - особое мнение, но давайте единым голосом говорить с Москвой. Такова европейская реальность.
Что представляется важным для будущего наших отношений с этими странами? Бесспорно, сейчас в странах ЦВЕ есть запрос на поиск баланса, попытки уравновесить свой атлантизм, придание большей «европейскости» внешней политике. Для нас ключ к решению проблемы, выстраиванию отношений заключаются в идее, прозвучавшей в статье В.В.Путина о Евразийском союзе, - идее создания Большой Европы. Если страны ЦВЕ говорят о том, что они все больше учитывают и демонстрируют «европейскость», они должны вместе с тем видеть место России в Большой Европе как продолжение, усиление позиции Европы в изменившемся мире, когда США свое основное внимание переносят на другие континенты, в другую часть мира. В этом смысле представляется очень важным посмотреть на программу «Восточное партнерство» - речь идет о мягком и тонком оппонировании этой идее и правильной расстановке акцентов.
США по-прежнему рассматривают Центральную и Восточную Европу как риф, как барьер на пути объединения и создания Большой Европы. Все время держать эти страны, мобилизовывая их на увеличение этого разрыва. В планах этих стратегов - простая вещь. Обострение ситуации, они предполагают, возникнет в период окончания текущего десятилетия: США выводят войска из Афганистана, идет этап размещения элементов ПРО в Европе. Сроки - 2015-2018 годы, когда США возвращаются к европейским проблемам и опять возрастает роль Центральной Европы, всех стран от Балтики до Румынии и Болгарии для решения этих новых задач.
Настораживает, что это не только вопросы безопасности, это вопросы экономики, это ограничение нашего сотрудничества в энергетике. Это и вопросы гуманитарной сферы: на совещании стран Вышеградской группы в октябре этого года была подписана платформа по изучению исторического прошлого, цель которой в приравнивании советского тоталитаризма к фашизму. Некоторые наши публицисты делают выводы, что речь идет чуть ли не о подготовке «нового Нюрнберга».
Что возьмет верх: общеевропейская тенденция, объединение и желание выйти из кризиса сильной и Большой Европой или усиление тенденций на раскол Европы? Еще раз подчеркну, регион - сложный, ситуация сейчас на распутье.
Александр Стерник, заместитель директора Департамента общеевропейского сотрудничества МИД России: Позиция центральновосточных европейских государств в отношении вопроса безопасности в какой-то степени двуединая. С одной стороны, они вполне довольны гарантиями безопасности, которые дает им НАТО, партнерство с этим альянсом, чтобы надежно себя прикрывать со всех направлений. С другой стороны, они отдают себе отчет в том, что разные уровни безопасности в Европе чреваты периодическими рецидивами напряженности. К тому же они вынуждены учитывать и международный контекст, и экономическую составляющую безопасности.
Глобальный финансовый кризис накладывает определенные ограничения на увеличение оборонного бюджета, делает более обременительным гипотетическое планирование военных машин друг против друга. Странам ЦВЕ не безразлично, как себя чувствует Россия в общей системе координат, к каким последствиям приведет понижение порога вмешательства НАТО в региональные дела.
Россия взывает к странам НАТО, предлагая построить гарантированную архитектуру безопасности, равную для всех. НАТО не видит в этом необходимости, усматривая в этом добровольное ограничение свободы действия, свободы маневра. Реакция ЦВЕ на этот подход продиктована степенью их интегрированности в НАТО. Скажем, Хорватия позитивно отнеслась к российским инициативам, большинство стран Балканского региона были сдержаны, разумеется, НАТО выступила против, страны ОДКБ поддержали, Украина с определенными нюансировками тоже высказалась за развитие этой инициативы в рамках юридически обязывающего документа. Таким образом, существует определенная разноголосица в группе наших оппонентов и союзников по этому вопросу.
Европа нуждается в пакте безопасности после эпохи холодной войны, поскольку отсутствует универсальный механизм, способный обязать все государства следовать ранее принятым политическим или юридическим обязательствам мирного плана. НАТО, какой бы могущественной не была и каким бы ресурсом не обладала в течение ближайших нескольких лет, не в состоянии решать за всех, рамки ее международно-правовой легитимности очень ограничены. Важный момент состоит в том, что многие страны ЦВЕ констатируют несовершенство действующей системы архитектуры безопасности, как она выглядит сейчас. Сбои, которые происходили в прошлом, в том числе и в виде агрессии НАТО против Югославии или Грузии, против Осетии и Абхазии, было легче избежать, будь у нас в руках механизм регулирования действий каждого игрока в этом поле. Многие опасаются побочных эффектов от активного вмешательства НАТО в различные региональные ситуации. Этот вопрос тревожит многие государства региона. Спрос на альтернативу росту конфликтности в международных отношениях сейчас, в принципе, просматривается, и просматривается больше, чем пару-тройку лет назад, когда мы выдвигали наши предложения как в контексте Европы, так и шире.
Договор о европейской безопасности (ДЕБ) сейчас пока не востребован для НАТО и Центрально-Восточной Европы, но его востребованность будет расти по мере того, как однобоко понимаемая комфортность и безопасность будет выходить издержками. Сейчас серьезно стоит вопрос о системе контроля над обычными вооружениями и вооруженными силами в Европе, назревают серьезные разногласия с США по элементам ПРО в Европе. Общественность многих европейских стран уже возвышает свой голос, возражая против того, чтобы стать побочной жертвой нарастающего противостояния России и США в споре вокруг этих элементов стратегического сдерживания. Нельзя исключать, что ДЕБ на каком-то этапе может лечь на более благоприятную почву. Нельзя исключать и того, что в перспективе появится новая версия ДЕБ, более современная, учитывающая реакцию со стороны НАТО, учитывающая упомянутые обеспокоенности, а также динамику развития нашей страны. У нас есть определенные видения того, куда двигаться дальше. Премьер-министр В.В.Путин недавно изложил свою концепцию на этот счет, и идея ДЕБ вполне гармонична с этим. Так что мы подождем, и нельзя исключать, что в лице некоторых стран Центрально-Восточной Европы мы встретим благодарных слушателей. Но этому сдвигу должен предшествовать сдвиг в сознании НАТО, ощущение того, что их безопасность не безупречна.
Разумеется, мы учитываем в своей оптической линии тлеющие конфликтные потенциалы. Есть своего рода «яблоки раздора» в отношениях между Македонией и Грецией, есть Кипр и Турция (член НАТО, блокирующий какие-либо коллективные действия блока в регионе), есть неустроенность внутри Боснии и Герцеговины (будущего кандидата на вступление в альянс) и т. д. Ни в одном из этих случаев НАТО не действует «топорными» методами. НАТО старается политико-дипломатическими средствами урегулировать вопросы, чтобы не бросить тень на внутриблоковую солидарность, чтобы не настроить кого бы то ни было в пользу каких-то альтернативных идей и организации собственной безопасности. Сейчас мы добиваемся в Совете Россия - НАТО, чтобы каждое государство говорило в национальном качестве, а не готовилось к встрече с Россией, согласовывая политику, основанную на наименьшем общем знаменателе, что, как правило, ведет к негативному исходу.
Елена Гуськова, руководитель Центра по изучению современного балканского кризиса Института славяноведения РАН: Проблемы стран ЦВЕ нельзя рассматривать вне контекста событий, происходящих в балканских странах. А Балканы трясет уже очень давно. Югославия, а ныне и Сербия, оставлены один на один со своими проблемами. Россия подключилась очень поздно, фактически только в 2007 году. До этого страну побили, разбили, на кусочки растащили и продолжают растаскивать. Внутренние предпосылки, конечно, существовали, но внешний фактор сыграл огромную роль и продолжает играть. Оставшись один на один со своими проблемами, Сербия была готова идти на любые условия, чтобы хоть как-то выжить. Поэтому когда в 2007 году Россия подключилась и сказала «нет» независимости Косова в Совете Безопасности ООН, то следствием было не просто удивление Белграда, а было еще желание как-то урегулировать свою повернутость к Европе. Они уже обещали отдать Косово, они уже готовы были сделать что угодно, чтобы перестать бедствовать. Начиная с 2007 года отношения между Белградом и Россией стали более тесными, хотя были проблемными. Позицию Белграда никак не улучшила наша политическая и экономическая поддержка, она все время находится в каком-то противостоянии к Европе. У Европы есть много рычагов и механизмов влияния на Белград, а мы как большое государство, исторически всегда поддерживающее Балканы, не имеем возможности этому противостоять.
Все процессы, которые идут на Балканах, регулировались и регулируются извне. В том числе и смена власти в 2000 году. Сейчас, когда мы видим события «арабской весны», очевидно, что все начиналось на Балканах в 2000 году. Тот сценарий, который был тогда написан, повторялся. Если сценарий прошел хорошо, американцы его повторяют, и только потом происходит корректировка, если где-то что-то не получилось. Корректировка с Украиной, с Киевом, была в том, что они поставили на площадь палатки оранжевого цвета, все остальное совпало один к одному. Эти сценарии смены политической власти продолжают действовать. Если сегодня Белград не пойдет на очередные уступки, не пойдет на согласие с независимостью Косова, то уже готова следующая группа политиков, которые придут на смену нынешней власти, которая уступила во всем, кроме Косова. Эти политики уже подготовлены, уже известны их имена, и на ближайших выборах они придут к власти и сдадут все.
Россия заняла, наверное, единственно возможную позицию - пусть Белград торгует своей территорией: хочет отдает, хочет продает, хочет меняет - Россия поддержит любое решение Белграда. Но у нас, вероятно, есть и другие рычаги, мы могли бы их более активно использовать. Косово - это не последняя больная точка Сербии. За Косовым будет Воеводина, будет юг Сербии - регионы, населенные мусульманским и албанским населением.
Проблема стоит очень остро - проблема албанского фактора, на которую Европа закрывает глаза. Это и независимость Косова, и дальнейшее восстание албанцев в Македонии. В Тиране заявили, что черногорское руководство должно очень внимательно относиться к албанскому фактору, потому что Тирана отслеживает этот вопрос, и они уже требуют очень небольшому числу албанцев в Черногории предоставление определенных прав автономии. Что ждет Европу с активизацией албанского фактора и объединением вокруг Тираны всех областей с большинством албанского населения? Эта проблема очень важная.
Что касается Боснии и Герцеговины, то там есть одна серьезная тенденция - за те 15 лет, которые прошли после Дейтона, американцы предполагали, что им удастся объединить Боснию и Герцеговину без Республики Сербской, но не удалось. Более того, тенденция такова, что мусульманская часть стала слабее, чем Республика Сербская, и Милорад Додик, которого Запад привел к власти как компромиссную фигуру, стал очень сильным национальным вождем. На Президента Республики Сербской Милорада Додика сегодня смотрят и в Сербии, и в Македонии, и в Черногории как на будущего сильного и перспективного политика. Решить проблему Боснии и Герцеговины просто давлением не удастся, М.Додик применяет исключительно интересную методику управления государством и лавирования между Сараевым и Баня-Лукой.
Лидерство на Балканах Сербия потеряла. Сегодня таким лидером хочет стать Хорватия. Новый Президент Хорватии Иво Йосипович отличается тем, что предполагает налаживание отношений, делает конкретные шаги и посещает Белград, посещает Сараево и Скопье. Он намерен возобновить тенденцию лидерства Хорватии, которая была до 1918 года. На Балканах вырисовывается другая конфигурация взаимоотношений между государствами, хотя тенденция еще слаба. Самое главное, что на Балканах сейчас доминирует внешняя управляемость. С ними сделали то, чего должны бояться все остальные, - ими управляют: политической системой, экономической системой и внешней политикой. В разных странах по-разному, но управляют.
Один из наиболее важных вопросов: будет ли расширяться Евросоюз в ближайшее время? Манипулируя балканскими народами, предлагают евроатлантическую интеграцию, подразумевая, что вступление в Европу одновременно означает и вступление в НАТО. Для этого придумана евроатлантическая интеграция, так же как придуман термин - «Западные Балканы».
Светлана Глинкина, заместитель директора Института экономики РАН: Для экономистов Центрально-Восточная Европа прежде всего интересна как эксперимент трансформации, осуществляемой через заимствование институтов рынка и европейских институтов демократии. Глядя на регион, можно, в принципе, сказать, возможно такое или нет или произойдет «мутирование» институтов. С этой точки зрения мировой кризис был очень интересен, потому что избранная модель трансформации прошла через кризис, испытана этим кризисом, и некоторые выводы можно сейчас сделать.
То, что обеспечивало накануне кризиса региону высокие темпы роста, как минимум в два раза превышающие темпы роста в старой Европе, обернулось очень неприятными последствиями: в 2009 году на 4% сократился ВВП региона. Существуют две основные причины. Первая - чрезвычайная интегрированность в рынок Европейского союза, около 80% производимого продукта экспортируется в старую Европу. Последствия присутствия иностранных инвестиций неоднозначны. После того, как на мировом финансовом рынке были фактически «перекрыты все краны», эти страны остались без ресурсов. Что было особенно интересно старым европейцам на рынке этих государств - прежде всего, конечно, сам рынок. Надо сказать, что в этом смысле европейцы неплохо поработали. Если в 1990 году доля этого региона в мировом импорте составляла 0,4%, то уже в 2004-м, к моменту вступления большинства стран в Европейский союз, это было 5%. Мы видим массированное движение товарной массы в этот регион, и прежде всего произведенной старыми членами Европейского союза.
Вторая причина. Использовалась дешевая рабочая сила, даже после существенного повышения цены рабочей силы, рассчитанной как затраты в единицу рабочего времени. Здесь сохраняются гигантские различия: например, между Болгарией и Германией (также Францией или Австрией) в 14-16 раз. Между Румынией и названными странами - в 8-9 раз, между Балтией и названными странами - в 4-6 раз. Даже преуспевающие страны Вышеградской группы имеют разницу с Германией, Францией или Австрией в 3-5 раз. Существует очевидная зависимость между ценой рабочей силы (которая повышается) и заинтересованностью иностранного капитала, прежде всего европейского, в присутствии в этом регионе. Отсюда сначала приход капитала в Польшу, Чехию, Венгрию. Потом - частичный уход оттуда в Словакию. Потом в Болгарию, Румынию, а в годы кризиса бегство и оттуда. Из государств ЦВЕ стали активно репатриировать прибыли. Из Венгрии, например, вывозится более 1 млрд. долларов полученных прибылей транснациональными корпорациями. Внутренних финансовых источников у государств ЦВЕ фактически нет.
Проанализировав кризис, мы сделали в своих исследованиях следующие выводы. Первый - нельзя догнать развитые страны, опираясь на их капитал. В Латвии, в банковском секторе, объем выданных кредитов был в 3 раза выше, чем объем депозитов. Все жили в долг, все заимствовали на внешних рынках, следовательно, судьба экономики этих государств будет зависеть либо от динамики мировых финансовых рынков, либо от финансовой помощи. Помощь государствам ЦВЕ была оказана существенная. Венгрия получила 19% ВВП за счет консолидированного кредита стабфонда ЕС, МВФ и Всемирного банка, Латвия - 32% ВВП, Румыния - 15% ВВП.
Второй вывод: совершенно очевидно, что была эйфория. Очень хотелось жить, как в Европе. Брюссель всех проблем ЦВЕ решить не может, решать нужно самим, поэтому желание жить, как в Европе, не соответствует возможностям. Садиться на кредитную иглу ради фиктивного повышения доходов - очень опасно. Цена рабочей силы существенно выросла за эти годы, при этом производительность труда росла за счет снижения численности занятых.
Третий вывод: однобокая экономика. Страны ЦВЕ гордились: у нас созданы сборочные производства, пришли современные транснациональные корпорации. Словакия, например, первая в мире страна по числу производимых автомобилей на душу населения. Но в условиях мирового кризиса сидеть на одном стуле нельзя. То, что производила Словакия, было поддержано государственными программами во Франции и Германии (обмен автомобилей и т.д.), иначе неизвестно, что было бы со страной. Работать только на экспорт нельзя, нужно работать на внутренний рынок, а для этого нужно повышать покупательную способность населения. А как ее повышать, если страны имеют дуальную экономику, то есть связанную с иностранным капиталом, и фактически разрушенную - национальную. Предприятия под иностранным контролем создают в Словакии 1/2 ВВП, в Румынии - 2/3 ВВП. В Польше, которая имеет широкий внутренний рынок, проводя умную политику и являясь исключением, - 1/3 ВВП. Доля занятых на предприятиях под иностранным контролем составляет в Словакии - 1/3, в Румынии - 1/5, в Польше - 1/4, в Венгрии - 1/2. Совершенно очевидна необходимость укрепления здоровой роли государства, и здесь появляются существенные ограничения со стороны общей политики Европейского союза.
Может ли Россия помочь в этом случае? Еврокомиссары им уже не раз говорили, что помимо Западной есть еще и Восточная Европа.
А.Стерник: Добавлю немного об экономической ситуации, валютном союзе, зоне евро и в целом ЕС. Для нас это серьезная проблема. Проблема не в меньшей степени стран ЦВЕ, многие из которых имеют значительные запасы евро в центральных банках, и, разумеется, поиск механизмов выхода из второй волны кризиса сейчас для всех актуален.
Наблюдается достаточно слабая солидарность стран еврозоны и недостаток политической воли для принятия решений. Франция и Германия - это локомотивы экономического развития, но в позициях они не всегда сходятся. Это учитывают страны ЦВЕ и начинают смотреть по сторонам в поисках возможных иных вариантов решения своих экономических проблем.
Варианты мягкого привода, которые реализованы в политике Восточного партнерства, - та самая палочка-выручалочка, которая впоследствии может микшировать некоторые проблемы европейской экономики. Она хороша в теории, а на практике пока есть много вопросов. Политика ВП - это не то же самое, что подготовительный класс для вступления в Евросоюз. Все-таки это политика соседства прежде всего. Речь идет о соседях, а не странах - членах Евросоюза. Поэтому ВП не предусматривает перспективу вступления. Речь идет о соглашении, об ассоциации, очень глубокой интеграции, о создании зон свободной торговли, об облегчении визового режима, но не более того. Причем не со всеми странами. С Белоруссией сейчас, на данный момент, процесс согласования соглашения об ассоциации не происходит. При этом нарастают новые тенденции в диалоге ЕС и фокусных государств в рамках ВП с упором на реформирование демократических институтов, развитие рычагов энергетической безопасности, что так или иначе может повысить конфликтогенность всей этой конструкции.
Ожидания от ВП на этапе его возникновения были очень высокими. Но на практике не видно ни крупных консолидирующих инвестиций, ни широкой проектной базы. Финансовые ресурсы, которые выделены странами ЕС на ВП, - это копейки. В год на страну полагается 20 млн. евро, причем в зависимости от степени ее готовности выполнять условия ЕС: не хватает собственных денег. Восточное партнерство, по сути дела, «на бобах», а финансовый пакет 2014-2020 годов Евросоюза будет означать, что начинается очень серьезное сражение за средства для различного рода макрорегиональных стратегий и лоббистам ВП будет нелегко. Как на практике высокие цели ВП будут реализовываться, достаточно большой вопрос.
Непонятно, какую добавленную стоимость Восточное партнерство несет по сравнению с двусторонним сотрудничеством отдельных стран с Евросоюзом. Были очень завышенные ожидания до саммита ВП в Варшаве, когда, по нашим сведениям, поляки настаивали на том, чтобы открыть перспективу членства в ЕС «шестерке» фокусных государств, а также вести дело к полной экономической интеграции, отбросить в сторону идею облегченного визового режима, создать безвизовое пространство. Была такая задача максимум, но она не была реализована. Многие страны выступили категорически, и это породило очень серьезное разочарование в шести фокусных государствах. Обнаружились серьезные расслоения внутри самой фокусной группы по степени готовности интегрироваться в Европу. Украина, Молдова проявляют высокий уровень политической воли, в то время как Азербайджан более осторожен. Армения находится где-то посередине. Белоруссия, в силу объективных причин, переживает кризис с Европой, но тоже стоит перед непростой дилеммой, поскольку Восточное партнерство дает ей определенные каналы решения своих проблем с Евросоюзом. Пока это предлагается Белоруссии сделать слишком дорогой ценой.
Россия не участвует в Восточном партнерстве, но, разумеется, не равнодушна к его эволюции, поскольку речь идет о наших естественных соседях и мы являемся партнером Евросоюза. На нашей территории, с нашим участием реализуется довольно большое количество проектов. Речь идет не о рудиментах, доставшихся нам от распада СССР, а о новых интеграционных проектах, основанных на передовых достижениях. Многие из них учитывают нормы ВТО. Таможенный союз делался именно с таким расчетом.
Мы откровенно говорим Брюсселю, что наши интеграционные векторы не должны конфликтовать, а должны гармонично сочетаться.
В зависимости от того, насколько честной будет игра в рамках ВП, будет зависеть и участие России в нем. Мы готовы откровенно обсуждать все это, смотреть, насколько консолидирующим будет та или иная интеграционная задумка Восточного партнерства.
Игорь Орлик, главный научный сотрудник Института экономики РАН: Восточное расширение ЕС оказало большое влияние на формирование и дальнейшее развитие отношений Евросоюза и его новых членов с Россией. При этом явно ощущается зависимость отношения к России «младонатовцев» от политики их патронов: США и Евросоюза.
Серьезным просчетом политики России на рубеже ХХ и XXI веков являлось фактическое игнорирование стран Центральной и Восточной Европы как партнеров в решении важных внутренних и международных проблем. Новое руководство России недооценивало значение для страны отношений с Восточно-Европейским регионом, а государства этого региона, в свою очередь, не видели в России выгодного и надежного партнера. Напротив, они демонстративно подчеркивали свою отчужденность от былого союзника. Осознание российским руководством необходимости проведения активной политики в отношении государств ЦВЕ, разработка специальной внешнеполитической концепции применительно к ним могли бы эффективно содействовать решению многих проблем процесса трансформации и в России, и в Центральной и Восточной Европе, а также способствовать оздоровлению складывающегося здесь геополитического положения.
Однако многие факторы препятствуют развитию этого процесса. Не в меньшей степени, чем вхождение в НАТО, на отношения России со странами Центральной и Юго-Восточной Европы повлияло и присоединение последних к Евросоюзу. Хотя экономические отношения стали восстанавливаться, но гораздо медленнее, чем это было возможно.
«Восточное» расширение Евросоюза существенно повлияло и на международно-политическое положение ЕС, и на внешнюю политику его старых и молодых членов. Говорить о превалировании позитивных тенденций этого процесса над негативными (или наоборот) к началу второго десятилетия XXI века вряд ли возможно.
Можно лишь с определенной уверенностью утверждать, что и новая международная, и европейская - сложившаяся в ходе (а не в результате!) «восточного» расширения ЕС - ситуации оказывают важное воздействие на приспособление «младоевропейцев» к формирующейся Большой Европе.
В процессе расширения трансформируется и сам Евросоюз. Как отмечают исследователи ЕС, в современном мире Евросоюз уже стал заметным центром силы, причем «европейские лидеры абсолютно открыто говорят о намерении ЕС стать сверхдержавой», лимитирующей претензии США на единоличную гегемонию в мире. Однако многие факторы говорят, что намечаемое расширение ЕС на Восток скорее отдаляет, чем приближает эту цель.
Руководители ЕС видят одну из миссий Евросоюза в том, чтобы «распространить на восточноевропейские страны те ценности, на основе которых мы создаем ЕС». В то же время они утверждают, что «Евросоюзу надо набраться больше сил и стать более сплоченным, прежде чем он сможет совладать с включением в сообщество восточноевропейских стран».
Уже сейчас, в начале второго десятилетия XXI века, проявляются сложности во взаимоотношениях «старой» и «молодой» Европы, да и между новичками разворачивается острая конкуренция. Оправдывается прогноз: «Вступление государств ЦВЕ в ЕС не преодолеет раскола Европы, а разногласия и противоречия в ЕС будут нарастать. Усилится тенденция к возникновению членов второго сорта».
Французский исследователь Поль Тибо, отвечая на вопрос, какой курс нужен Европе, следующим образом характеризует современную общеевропейскую взаимозависимость и особенности сотрудничества: «Условием жизненности европейской демократии является стремление не к всеобщей унификации, а к единству при сохранении разнообразия, что требует разграничения между различными сферами и уровнями интеграции. Во-первых, это создание фундамента общего европейского пространства - открытого и в то же время разделенного, во-вторых, выработка совместной политики строительства единой Европы и, наконец, организация свободного сотрудничества в европейском масштабе».
Таковы пожелания. А какова реальность? Вот лишь некоторые выводы, к которым приходят исследователи общеевропейской ситуации.
В Европе ощущается общее предчувствие катастрофы, которое пронизывает все мировое общество в XXI веке. На самом континенте все больше расширяется конфликтное пространство, никто не представляет, куда идет Европа.
Угроза безопасности стала гораздо большей, чем в годы холодной войны. Процесс разоружения прекратился. НАТО и ОБСЕ уже не считают своей первостепенной задачей обеспечение европейской безопасности, передвинув свою деятельность далеко за пределы европейского континента. А их активность на юге Европы стала противоречить ее интересам.
Произвольное выделение при содействии НАТО и ОБСЕ Края Косово из Сербии и провозглашение его независимости создало опасную международную напряженность не только на Балканах, но и оказало дестабилизирующее воздействие на другие европейские регионы.
Дальнейшее развитие ситуации в Европе, и прежде всего в расширившемся Евросоюзе, может быть обеспечено более конструктивной, чем ранее, политикой Соединенных Штатов. Но ощущаются явные симптомы переориентации американской стратегии, которая «вышла на новые рубежи, за которыми Европа - это уже не центральная ось, а региональный уровень, это пройденный этап глобализации».
В таком случае независимая Россия и независимая (от США) Европа могут стать «системообразующим фактором» международных отношений и обеспечить более перспективное будущее всего европейского сообщества.
А.Оганесян: Кажется, что обсуждение удалось! Благодарю всех участников дискуссии!
