Идеология «глобального управления»: от утопий к практике

Идейно-политические истокиИдеи об институтах, действующих над суверенитетом государств или заменяющих их функции и полномочия, всегда базировались на универсалистских гипотезах о достижимости идеального международного порядка, подобного порядку в обществе, и моделях его осуществления. Вплоть до середины ХХ века авторы инициатив создания общемировых институтов управления и регулирования, как правило, ограничивали их компетенцию вопросами войны и мира. В этом вопросе они предполагали безусловное верховенство высших институтов над персонифицированным суверенитетом монархов и феодалов, а затем - суверенитетом национальных государств. Проекты, выдвигавшиеся на неофициальном уровне (мыслителями-одиночками или группами), как правило, мотивировались идеологическими императивами идеалистического характера, которые также вырастали на соответствующем социально-экономическом фундаменте. С XVII века развитие капитализма в Европе, выплеснувшееся в колонии, стало здесь определяющим фактором. В докапиталистическую эпоху европейская политическая мысль толковала управление, стоящее над суверенитетом, преимущественно как «правление» высшего суверена (Папы или императора) над его вассалами - королями и феодалами. Идеологические первоосновы концепции «вселенской теократии» были сформулированы св. Августином, а также папами Григорием I и Николаем I1. С развитием капитализма, связанных с ним идеологических течений (на начальном этапе сочетающих религиозные и светские элементы, как, например, масонство) и формированием в сознании правящих элит светских принципов организации государства получило развитие иное понимание управления. Оно перестало рассматриваться как «правление» и все более приближалось по своему значению к регулированию или направляющему воздействию, легитимность которого строится на всеобщем согласии участников экономических и политических отношений относительно полномочий осуществляющих его институтов2. Для всех идейных конструкций о надгосударственном управлении и регулировании характерны представления о том, что государство как носитель суверенитета не может и/или не должно быть высшей формой организации социально-политического пространства. От проекта к проекту в разные времена список таких областей варьировался. Но в основе любого понимания желательной иерархии отношений в миропорядке, как правило, лежит идея о том, что отношения между государствами должны подчиняться институтам, деятельность которых опирается на морально-этические, идеологические, правовые и политические императивы «высшего порядка», превосходящие государственные. При этом в основном подразумевается, что такие нормы носят всеобщий характер и разделяются всеми или большинством участников отношений, что придавало концепции наднационального управления идеологический характер.С начала ХХ века господствующей идеологической основой формирования идей о наднациональном регулировании международного экономического и политического взаимодействия в США и Западной Европе стал либерально-универсалистский институционализм. В основе этой идеологии лежит гипотеза о возможности обеспечения равных условий конкуренции между государствами, а также другими акторами экономической и политической жизни, ее регламентации и регулирования посредством формирования международных и наднациональных институтов. Однако правящие элиты ведущих держав вплоть до середины ХХ века были ограниченно заинтересованы в политическом конструировании системы международных отношений. На международном уровне вплоть до второй половины ХХ века мировая экономическая система не могла дать достаточных оснований для формирования развитой и эффективной международной институциональной и правовой надстройки. Закономерно, что лишь после Второй мировой войны с развитием экономической интернационализации существенно интенсифицировались процессы институционализации международного экономического и политического взаимодействия. Для этого возникли объективные основания - интенсифицировался рост торгово-экономических связей, формировался стабильный биполярный миропорядок. Идеи либерально-институционалистского универсализма оказали влияние на формирование системы ООН, которая была нацелена на предотвращение мировой войны и закрепление особых полномочий держав-победительниц, а также регулирование отношений между ними. Внутри Запада в 1940-1950-х годах резкое экономическое и военно-политическое ослабление ведущих европейских держав и установление над ними патроната США, а также существование «советской угрозы» способствовали формированию наднациональных регулирующих финансово-экономических (Бреттон-Вудская система) и военно-политических институтов (НАТО). Эти же процессы положили начало европейской интеграции. С 1960-1970-х годов развитие внутрисистемных международных взаимосвязей побуждало элиты развитых стран к формированию более сложных идей о регулировании международного взаимодействия, принципах и инструментах его организации и регламентации. Основу новых концепций наряду с либеральным институционализмом составили и социал-реформистские идеи. Они уже оправдали себя на внутригосударственном уровне при восстановлении экономик стран Западной Европы после Второй мировой войны. В конце 1960-х - начале 1970-х годов реформизм как тип политического мышления и набор идеологических принципов впервые был выведен за пределы применения в рамках одной государственной системы и стал рассматриваться как подход к преобразованию мировой экономики и международных отношений в целом. Родился новый идеологический феномен - реформистский глобализм. Сторонники реформистского глобализма в качестве предпосылки создания регулирующих экономических и политических институтов видели «глобальные проблемы», значимые для всего человечества. Был сформулирован и обоснован впервые с помощью научного инструментария тезис о том, что такие проблемы в условиях возрастающей взаимозависимости значимы для всех и не могут быть решены одним государством или даже группой государств. Одними из первых эти идеи сформулировали идеологи Римского клуба. Среди глобальных проблем уже тогда назывались: дефицит ресурсов (топливно-энергетических, продовольственных и др.), неконтролируемый рост народонаселения, бедность, гонка вооружений, экономическая и научно-техническая слаборазвитость и неравномерность социально-экономического развития различных регионов, необходимость коллективного освоения космического пространства и Мирового океана. Впоследствии эти идеи были интерпретированы с точки зрения отношений между развитыми странами и развивающимися Комиссией Брандта. В основу идеологии реформистского глобализма легли идеи о формировании всемирной взаимозависимости как о процессе, меняющем фундамент и сущность международных отношений, выводящем их за пределы традиционного межгосударственного взаимодействия. В дальнейшем в публикациях западных экспертов и политических документах термин «взаимозависимость» был постепенно заменен термином «глобализация». В 1970-х годах глобальная взаимозависимость, а в 1990-2000-х годах глобализация рассматривались сторонниками создания глобальных институтов в качестве важнейшей объективной предпосылки повышения управляемости мировой экономики и международных отношений.В 1970-х годах идеи реформистов о глобальных проблемах получили идеологический ответ со стороны наиболее прагматичной и дальновидной части либерально-консервативного лагеря. Глобальным проблемам, а также возможным подходам к их решению и институтам уделила значительное внимание Трехсторонняя комиссия3, которая объединила представителей элит Северной Америки (США и Канады), Западной Европы и Японии с целью совместной выработки подходов к решению проблем, способных поколебать их союзническое единство. Идеология трилатерализма предполагала особую роль ведущих капиталистических держав в регулировании мирового развития.Развитие новых либеральных и реформистских глобалистских идей имело объективную основу. Эти группы западного истеблишмента начали первыми осознавать фактическую безвыходность и стабильность противостояния двух сверхдержав. Поэтому именно они повернули свой взор к расширению практики использования международных политических и экономических институтов при понимании, что высокая плотность организационного институционального пространства внутри западного сообщества даст несомненные конкурентные преимущества в глобальных масштабах. В 1970-1980-х годах одним из новых важнейших ресурсов глобальной конкуренции стала опережающая инициатива в создании международных институтов в финансово-экономической и международно-политической сферах. СССР, страны социалистического лагеря, а также развивающиеся страны, как правило, оказывались или вне этих структур, или вынуждены были принимать сформированные без их участия модели функционирования международных органов. Возникла необходимость в новых концепциях. Это стало особенно актуально с окончанием холодной войны.После холодной войны: обновление идейНа триумфаторской идеологической и психологической волне, возникшей в сознании элит и экспертно-политического сообщества США и ЕС в результате окончания холодной войны, сформировалось ценностно-окрашенное и чрезмерно оптимистическое восприятие процессов глобализации. Возродилось внимание к либерально-идеалистической концепции «демократического мира», которая перестала быть преимущественно американской идеологической аксиомой. В ее основе лежит гипотеза о том, что демократические государства, придерживающиеся принципов рыночной экономики, должны разделять схожие ценности и принципы существования, а потому их поведение всегда более предсказуемо, чем у других типов государств, и они, предположительно, безопасны друг для друга. Логичным следствием такого видения стала связь с концепцией «глобального управления» и ее различными интерпретациями. Радужное восприятие политических результатов глобализации стало в 1990-х годах доминирующим подходом и к проблеме «глобального управления». Сторонники таких взглядов считали, что уменьшение роли государства в экономике и общественно-политической жизни - неизбежный и желательный результат, положительные эффекты которого могут компенсировать большую часть социальных и организационно-экономических проблем не только стран - лидеров этих процессов, но и тех стран, которые являются в них ведомыми - стран «догоняющего развития». Сторонники такого взгляда на проблему экономического и политического регулирования считали, что «минимальное государство», дополненное мягкими наднациональными институтами, а также жесткими едиными глобальными стандартами открытости рынков и финансово-экономических систем, будет наиболее выгодно и эффективно для роста мировой экономики. При этом ими подразумевался всеобщий характер выгод от редуцирования функций государства как субъекта регулирования и управления в пользу наднациональных структур. В сфере экономики такое понимание вектора глобализации опиралось на идеологическую логику «Вашингтонского консенсуса». При этом зачастую представления о реальных процессах, связанных с глобализацией, отождествлялись с гипотезами о тех изменениях, к которым она может привести в будущем. С конца 1980-х годов в язык экономистов и политологов, выступления политических деятелей и в документы международных организаций - в международный политический оборот наряду с понятием «глобализация», вошло понятие «глобальное управление» (global governance). Будущая система «глобального управления» виделась либеральной части американских и европейских экспертов и политиков в виде своего рода наднациональной институциональной опоры глобализации и всемирного распространения демократии. Для большей части элиты США отправной точкой представлений о глобализации в 1990-х годах была победа в глобальных масштабах того типа организации общества и системы ценностей, идеалом которого виделись сами Соединенные Штаты. Различными группами элит стран Западной Европы процессы глобализации интерпретировались преимущественно как глобальная экономическая интеграция. При этом процессы европейской интеграции понимались ими как первый шаг на пути, который должно пройти все человечество. Рост промышленного производства и потребительской активности в Европе породил идейно-политическое явление «еврооптимизма» и завышенных ожиданий от глобализации. Они подогревались надеждами начала 1990-х годов на освоение экономического пространства Восточной Европы. В 1990-х годах большей частью американского и европейского истеблишмента процессы, происходящие в Азиатско-Тихоокеанском регионе и на постсоветском пространстве, игнорировались или анализировались в категориях «демократического транзита». Опыт КНР, которая сохранила иную политико-идеологическую модель, но при этом экономически успешно встраивалась в процессы глобализации, в расчет не принимался или воспринимался в 1990-х годах как временное отклонение, которое будет со временем нивелировано. Азиатский финансово-экономический кризис 1998 года несколько охладил такой идеологический пыл. Новую актуальность стали приобретать идеи реформистов о «глобальных проблемах» и средствах их решения.Сторонники глобалистского реформизма по-прежнему разделяли убеждение в том, что государства не могут справиться с «глобальными проблемами». Однако реформисты не предполагали, что государства в обозримой перспективе должны перестать быть основными субъектами мировой политики, ключевыми регуляторами экономической жизни, важнейшими структурами социальной организации и механизмами перераспределения. В то же время они считали возможным и желательным подчинение суверенитета государств в некоторых сферах глобальным политико-экономическим институтам, которые могли бы стать универсальными гарантами соблюдения «социальной справедливости»4. Эти представления согласовывались с идеями «устойчивого развития», которые появились в том же идеологическом русле на несколько лет раньше концепций «глобального управления» и во многом предвосхитили их5. Концептуальные основы «устойчивого развития» были сформулированы в ряде докладов Комиссии ООН по окружающей среде и развитию («комиссии Г.Х.Брундтланд»), в частности в известном докладе «Наше общее будущее». Концепция «устойчивого развития» предполагала создание мировой системы согласования позиций и решений по глобальным вопросам. В ее основе лежал подход к мировому социально-экономическому, политическому, научно-техническому, демографическому развитию как единому процессу, который можно направлять в соответствии с целями сохранения экосистем. В дальнейшем две концепции были объединены в идеологию реформистского глобализма. Размывание под воздействием глобализации национальных механизмов перераспределения, защиты окружающей среды, соблюдения социальных гарантий реформисты стали считать предпосылкой создания компенсирующих систем на международном (в форме региональной интеграции) и глобальном уровнях.В 1990-х годах термин «глобальное управление» активно употреблялся для обозначения процессов и явлений, которые отождествлялись с эволюцией и функционированием международных, транснациональных и наднациональных финансово-экономических и политических институтов, организаций и систем принятия решений, действующих на международном, наднациональном и глобальном уровнях. В основе сформулированного в тот период понимания «глобального управления» лежали представления, получившие развитие в дальнейшем: о желательности, необходимости и/или неизбежности формирования наднациональных, а по возможности, и глобальных институтов и механизмов регулирования/управления различными видами отношений и сферами деятельности. Идеологические толкования в то же время значительно различались между собой. Большинство же подходов к формированию «глобального управления» были нацелены на все мироустройство в целом. В отличие от утопических проектов «вечного мира», «мирового государства» и «мирового правительства» идеологи и сторонники «глобального управления» отталкиваются при построении его моделей от уже накопленного практического опыта работы международных институтов. Идеологами «глобального управления» учитывается опыт создания ООН и других международных организаций, накопленный в ХХ веке, а также политический капитал, сформировавшийся в ходе развития глубокого межгосударственного взаимодействия, а также сотрудничества политико-экономических элит внутри Запада - европейской интеграции, трансатлантического сотрудничества. Именно в таком виде концепция «глобального управления» была сформулирована в докладе «Наше глобальное соседство», выпущенном еще в 1995 году созданной в 1992 году Комиссией ООН по глобальному управлению. Авторы предполагали, что на основе ООН должна быть создана качественно новая наднациональная система институтов управления, которая обеспечивала бы контроль со стороны «глобального гражданского общества» над согласованием государствами уровней своего потребления, направленности развития, осуществления практической деятельности. Шаги в этом направлении предусматривали установление юрисдикции ООН над природными сферами общего пользования (атмосферой, Мировым океаном, космическим пространством, важнейшими естественными экосистемами Земли). Для этого предполагалось создать специальный орган - Совет по доверительному управлению. Участники комиссии, разрабатывая контуры институтов будущего «глобального управления», предлагали расширить полномочия Генерального секретаря ООН, ввести глобальное налогообложение через систему экономических организаций ООН, преобразовать вооруженные силы ООН в полноценную международную армию. Они также выступали за радикальную реформу СБ ООН - отмену права вето постоянных членов при голосовании. Кроме того, комиссия предлагала также создать на основе ГА ООН глобальные протопарламентские структуры, представляющие не только государства, но и международные неправительственные организации и другие силы «глобального гражданского общества». В докладе были сформулированы предложения по учреждению ряда новых органов в структуре ООН - Международного уголовного суда (был создан в 1998 г.), Совета экономической безопасности, Совета по петициям. Эти и другие предложения, выдвинутые комиссией, воспроизводились впоследствии в различных версиях концепций «глобального управления»6. Рост влияния идей об «устойчивом развитии» всего человечества как о побудительной основе для создания системы «глобального управления» теми сферами деятельности и пространствами, которые имеют возрастающее хозяйственное значение, носил закономерный характер7. Для этого сформировалась мощная субъективная основа - появились глобальные ТНК, обладающие финансово-экономическими и технологическими возможностями для освоения этих сфер. Создание системы «глобального управления» дало бы возможность наиболее развитым странам и их ТНК создать такие условия, которые позволили бы в долгосрочной перспективе формировать условия деятельности потенциальных конкурентов. Интересно, что к началу 2000-х годов из 500 крупнейших ТНК мира 162 имели американское происхождение8.Стоит отметить, что в 1990-2000-х годах сторонники «глобального управления» воспроизводили в своих проектах практически тот же набор глобальных проблем, что приводился в публикациях и международных документах 20-30 годами ранее. Единственной новой проблемой наряду с задачей освоения глобальных пространств и сохранением окружающей среды стала необходимость организованного противодействия  изменениям климата. Именно она стала одной из важных тем повестки международной политики 1990-2000-х годов, в особенности  для ООН, «Группы восьми» и ряда других международных организаций. В этой сфере попытки создания новых инструментов «глобального управления» принесли первые плоды к началу 2000-х годов в виде подписанного в 1997 году Киотского протокола к Рамочной конвенции ООН об изменении климата. Одновременно благодаря политизации гипотез тематика превратилась в средство глобальной конкуренции.На природоохранном фоне в международный политический оборот была введена категория «глобальной ответственности» как один из критериев управления на всех уровнях социальной организации. Однако сформулированный в конце 1990-х годов вопрос о мере ответственности субъектов и институтов «глобального управления» так и остался открытым на протяжении всего последнего десятилетия ХХ века и первой декады ХХI. По сути, этот вопрос выходит за пределы этической проблематики, в рамках которой он формулировался как реформистами, так и либералами-глобалистами. Он затрагивает сущностные параметры «глобального управления» - принципы и возможные механизмы его легитимации. Политическая этика «глобального управления»Невозможно сформировать в глобальных масштабах систему, которая хотя бы отдаленно напоминала демократическую модель осуществления и легитимации управления. Однако это категорически не готовы признать сторонники «глобального управления» и «глобального гражданского общества». В подобной гипотетической модели невозможно было бы, придерживаясь демократических процедур как источника легитимности, найти субъективные основы «глобального управления». Ни один из субъектов, способных реально участвовать в самом процессе наднационального принятия решений или воздействовать на его институты, не может с точки зрения традиционной западной либерально-демократической этики быть легитимным источником принятия решений глобальной значимости и формирования норм, обязательных для выполнения всеми остальными акторами. Это касается государств, международных организаций и тем более иерархичных по структуре ТНК, международных неправительственных организаций. Даже если все государства на внутреннем уровне станут однотипными демократиями, как на то рассчитывают либералы-глобалисты, во внешней среде они  субъекты, обладающие лишь формально-правовым равенством, но не равные по социально-экономическому, международно-политическому и военно-силовому потенциалам. То есть любой институт «глобального управления», если он действительно приобретает функции наднационального принятия решений, становится супербюрократической структурой, создаваемой не на основе процедур, подобных демократическим, в государстве, а на базе олигархического сговора наиболее могущественных субъектов мировой экономики и политики. С подобной проблемой на практике столкнулся Евросоюз. Европейским экспертным сообществом ее суть была сформулирована в тезисе о демократическом дефиците системы управления в ЕС9.Последователи либерально-институционалистского глобализма полагают, что распространение демократии на национальном уровне само по себе является залогом демократичности системы «глобального управления», создаваемой либеральными демократиями. Они обходят вопрос о том, могут ли быть легитимны глобальные институты, создаваемые не на основе демократических принципов, причем не только государствами, но и субъектами, управляемыми вне демократических процедур. Некоторые сторонники реформистского глобализма (но далеко не все), а также либерально-институционалистского глобализма утверждают, что демократизм «глобального управления» может достигаться посредством максимально широкого вовлечения различных акторов и сил в процесс выработки и принятия решений на глобальном уровне. При этом они считают, что сам этот процесс, который по своей природе отличается от управления государством, будет выстроен преимущественно на основе не иерархических, а сетевых принципов. Все либеральные и реформистские концепции «глобального управления» предполагают его коллективный и многосторонний характер. Они строятся на мультилатералистских принципах. Мультилатерализм - это принцип использования коллективного подхода, заключающегося в привлечении многих (но не обязательно большинства) акторов системы международных отношений к совместному достижению политических целей, принятию решений и управлению. В рамках каждого из идейно-политических направлений существуют расхождения в том, какие акторы мировой экономики и политики могут и должны в нем участвовать. На этой основе как среди сторонников реформистского, так и либерального глобализма в 2000-х годах сформировалось два основных подхода к возможным формам и методам его осуществления, которые можно обозначить как «государственно-институционалистский» и «транснационалистский». В соответствии с первым подходом государства продолжают рассматриваться в качестве важнейших акторов мировой политики, а значит - и участников формирования системы «глобального управления». Для носителей такого понимания характерна уверенность в том, что фундаментом «глобального управления» должны стать взаимодействующие национальные политические системы. Они считают, что любые легитимные международные структуры могут создаваться только на основе коллективной воли государств. При этом государства рассматриваются как основные субъекты принятия международно-политических решений, обладающие демократически приобретенной легитимностью. Международные организации выступают в этом контексте лишь как уполномоченные государствами институты, выражающие их коллективную волю. Подобное понимание «глобального управления» базируется на западной политической традиции «общественного договора». Именно это обстоятельство принимается в аксиоматике, разделяемой сторонниками государственно-институционалистского подхода, как основа легитимности полномочий государственных институтов. Поэтому только они могут передать часть своих функций наднациональным органам с минимальной потерей легитимности. Транснационалистский подход основывается на гипотезе о том, что при размывании государственного суверенитета, постепенном уходе государств с авансцены мировой политики произойдет их замена на негосударственные субъекты и институты «глобального управления». Эти идеи, уже появлявшиеся в широком политическом обороте в 1970-х годах, получили вторую жизнь в 2000-х годах. Они предполагают неизбежную постепенную передачу функций управления в экономике и политике, как во внутренней политике -  от государств негосударственным субъектам и их объединениям, так и в мировой экономике и политике - создаваемым, в том числе и без участия государств, глобальным институтам10. Транснационалистский подход основывается на понимании «глобального управления» как системы, которая на современном этапе еще институционально не очерчена. Она изображается как сеть, в которой есть как вертикальное, так и горизонтальное взаимодействие акторов и институтов. В 2000-х годах сетевой принцип стал рассматриваться многими сторонниками как реформистского, так и либерального глобализма как одна из основных характеристик «глобального управления». Сетевое качество понималось как одно из его основных отличий от традиционного иерархически выстроенного правления, осуществляемого государственными правительствами11. Основы такого подхода были заложены уже в 1990-х годах.Возникли и интерпретации «глобального управления», основанные на сочетании государственно-институционалистской и транснационалистской моделей. Так, например, сторонники расширения наднациональных функций ООН опираются на идею заключения своего рода «глобального общественного договора», который стал бы тем, чем в соответствии с аксиоматикой либеральной политической мысли стал «общественный договор» для создания института государства. На такие представления опирается выдвинутая еще в 2000 году тогдашним Генеральным секретарем ООН К.Ананом идея Глобального договора ООН (UN Global Compact). Глобальный договор ООН ориентирует компании и другие присоединившиеся организации - ассоциации бизнеса, профсоюзы, НКО, экспертные структуры, агентства ООН, города в разных странах - на соблюдение единых принципов защиты прав человека, трудовых прав, охраны окружающей среды, противодействие коррупции. Глобальный договор символизирует своего рода добровольный социальный контракт ООН, которая представляет прежде всего государства, с крупнейшими ТНК по вопросам развития «гражданского общества» и соблюдения определенных норм и правил. Эта инициатива, возникшая в контексте идеологии «глобального управления», смыкается с другой концепцией - «корпоративного гражданства». Она получила значительное развитие в 2000-х годах как система представлений о социальной ответственности корпораций по отношению не только к их работникам, но и социумам, проживающим в регионах их деятельности12. Снижение влияния идей «глобального управления» в 2000-х годахК началу 2000-х годов в условиях резкого разворота истеблишмента США к неоконсервативной идеологии идеи «глобального управления» оказались несколько оттеснены на периферию международной идейно-политической жизни. В американской политической мысли возобладало понимание глобализации в первую очередь как основы распространения глобального американского лидерства. Несмотря на то что часть государств ЕС обозначила свое несогласие с резким отказом Вашингтона от мультилатералистских принципов, в условиях «глобальной войны с террором» и практики силового распространения демократии никакая весомая идеологическая альтернатива не могла получить существенного развития. Первая и отчасти вторая администрации Дж.Буша формально не отказались ни от одного институционального формата международного взаимодействия, которые обычно рассматриваются как потенциальные институты «глобального управления». При этом, однако, Вашингтон отдавал предпочтение не тем международным институтам, которые обладали устойчивым политико-правовым статусом и легитимностью (включая не только ООН, но и даже трансатлантические структуры), а преимущественно неформальным международно-политическим органам - «Группе восьми», Всемирному экономическому форуму (ВЭФ) и т.д. «Группа восьми» занимала особое место среди такого рода структур - она не имела официальных механизмов осуществления решений и системы ответственности, но позволяла Вашингтону осуществлять взаимодействие с ключевыми союзниками по финансово-экономическим вопросам, а также с Россией по другим глобальным проблемам. Для администрации Дж.Буша-младшего было особенно важно, что стороны не принимали при этом на себя никаких официальных обязательств, но могли обсуждать условия построения политических стратегий. Закономерно, что с начала 2000-х годов «Группу восьми» стали называть одним из важнейших институтов формирующейся системы «глобального управления», причем в одном ряду с ООН и другими международными органами, которые в отличие от нее обладали устойчивым международно-правовым статусом и легитимностью13.С начала 2000-х годов в США многоголосие американской политической сцены позволяло сторонникам либерального институционализма прорабатывать альтернативные неоконсервативным подходам сценарии осуществления американского политико-экономического лидерства - готовить интеллектуальный капитал для будущей стратегии глобального участия, которая могла быть реализована после ухода республиканцев-унилатералистов. Военно-силовые методы выстраивания миропорядка не могли быть достаточно эффективными на протяжении долгого времени. Они устраивали далеко не все элитные группы не только внутри Запада, но и в США. В этом отношении сохранение лидерства в деятельности и реформировании международных организаций даже на высшей точке влияния неоконсерваторов не исчезало из американской внешнеполитической повестки.Ведущие американские либерально-глобалистские «мозговые тресты» продолжали выносить на широкое обсуждение подходы к возможному применению принципов «глобального управления» в экономической и политической сферах. В 2003 году Институт Брукингса совместно с группой экспертов ВЭФ создали специальную комиссию - «Инициативу глобального управления», которая занялась разработкой новых идейных основ формирования наднациональных принципов управления и целей глобальных институциональных реформ14. В докладах комиссии были обозначены сферы, которые не могут быть подконтрольны только государствам и имеют глобальное значение: экология и предотвращение изменений климата; разрешение конфликтов и миротворчество; образование; здравоохранение; борьба с голодом; защита прав человека; противодействие бедности. В этих сферах, по мнению участников комиссии и экспертов ВЭФ, задействованных в тематических комиссиях и группах форума - Глобальной инициативе в сфере здравоохранения (2002 г.), Глобальной образовательной инициативе (2003 г.), Экологической инициативе (2005 г.) и др. - принципы «глобального управления» могут быть осуществлены с помощью установления наднациональных институтов контроля над деятельностью государств15. Примечательно, что наряду с призывами решения глобальных проблем в докладах комиссии были сформулированы предложения наднационального регулирования межгосударственных отношений и политических процессов внутри государств16.В 2000-х годах в ЕС сохранялось еще большее внимание политического сообщества к вопросам «глобального управления». Дискуссии о необходимости и неизбежности создания институтов наднационального управления, как и ранее, развивались в Европе преимущественно в связи с формированием политической системы ЕС и становлением органов и структур управления в ней. Однако многие отработанные в ЕС идеи зачастую экстраполировались на глобальные процессы. К либерально-глобалистским идеям о «глобальном управлении» склонялось экспертно-политическое сообщество Великобритании, а к реформистским - ФРГ и Франции17. Европейские экспертно-политические круги продолжили разработку концепции «глобального гражданского общества», развивая идеи «глобальных общественных благ» (например, доступа к чистой питьевой воде) и «человеческой безопасности», как своего рода императивов повышения глобальной управляемости18. В этом контексте вновь стали выдвигаться сценарии создания новых институтов «глобального управления» в сфере природопользования или реформирования существующих международных структур в области эксплуатации естественных экосистем и пространств общего пользования.Повышенное внимание к либерально-институционалистским и реформистским концепциям «глобального управления» в Европе объясняется политико-практическими причинами. Его сторонники рассчитывают на то, что, если реальное наднациональное управление в одной или нескольких сферах приобретет коллективный характер и некоторую формальную институционализацию в виде трансформированной системы ООН или других механизмов и международных организаций, это позволит ведущим державам ЕС укрепить свое международно-политическое влияние.Для большей части европейских элит, вне зависимости от их идеологической ориентации, в силу политико-культурных причин приоритетный характер имеют формализованные основы управления и международно-политической организации. Идеал для них - системы регулирования и «мягкого» управления, приближающиеся к тому, чтобы получить нормативно-правовое и институциональное закрепление, что в конечном итоге даст воплощение демократии на глобальном уровне. В англосаксонской и в особенности американской политико-культурной и правовой традиции, основанной на прецедентных принципах, сложилось несколько иное понимание логической связи между политическим действием, его правовой фиксацией и институциональным оформлением. Для них важно сохранение в качестве нормы определенного алгоритма действий в международно-политической ситуации, рассматриваемой как типовая модель. Логика такого политического мышления предполагает, что право и глобальные институты являются важным, но не конечным механизмом организации международной политики. Для носителей американской политико-культурной традиции новый политический прецедент и предпринятые в связи с ним действия наиболее «ответственного» и лидирующего глобального актора (или акторов), соответствующих в большей мере, чем другие, определенным аксиологическим критериям (ценности, цели, успешность), могут стать основанием для пересмотра и правовых режимов, и архитектуры институтов. Эти различия определяют и расхождения в понимании принципов «глобального управления». Европейцы рассчитывают на их правовую и институциональную фиксацию. Американцы предполагают возможность опционного использования различных сочетаний международных институтов и других структур для принятия того или иного решения глобального характера. Новый этап в развитии идей Следующий этап в развитии идеологии «глобального управления» открыл с 2008 года мировой финансово-экономический кризис. Он послужил мощнейшим стимулом начала нового цикла дебатов о  реформировании глобальных институтов. На фоне кризиса проявились новые тенденции, связанные с развитием государственно-институционалистских идей «глобального управления». Сторонники этих идей ратовали за то, чтобы на фоне возрождения и усиления систем государственного экономического регулирования было произведено реформирование международных институтов финансово-экономического регулирования. Усиление экономической власти государств, по их мнению, должно стать предпосылкой к расширению сотрудничества в международном и глобальном финансово-экономическом регулировании. Активизировалось обсуждение подходов к реформированию международной системы финансово-экономических институтов, которая оказалась недостаточно эффективной для вывода мировой экономики из кризиса. На международном уровне возродился интерес к более широкому кругу вопросов, связанных и с политическими аспектами глобального управления. В 2009 году эксперты ООН, руководствуясь такими идеями, выступили с предложением создать новый орган в структуре Организации, который был бы сопоставим по значимости с СБ ООН - Глобальный экономический координационный совет ООН. Авторы проекта предложили возложить на будущий орган функции выработки рекомендаций и согласования позиций между государствами по вопросам глобального экономического, социального и экологического управления19. Развивая логику этих идей, канцлер Германии А.Меркель выступила с предложением создать Совет экономической безопасности ООН. В период мирового финансово-экономического кризиса сторонники либерально-институционалистского подхода к развитию «глобального управления» в США и ЕС в качестве его возможных структур стали все чаще называть «Группу двадцати», видя в ее активизации потенциал для формирования новых механизмов межгосударственного взаимодействия. Они заявляли о том, что «Группа двадцати», а также реформированная и расширенная «Группа восьми» должны отчасти дополнить, а во многом и заменить ООН. В том же ключе высказывались и некоторые главы государств. Премьер-министр Великобритании Г.Браун в предисловии к докладу «Поддерживая глобальный рост», представленному на саммите «Группы двадцати» в Питсбурге в сентябре 2009 года, назвал «двадцатку» новым важным институтом управления в экономической сфере, которая дает «реальное политическое лидерство в области мер экономической политики, которые могут обеспечить устойчивый рост»20. В докладе содержались призывы к расширению наднационального регулирования в сфере финансов и  укреплению роли МВФ и «Группы двадцати» в этих процессах. Подобные подходы к усилению роли «Группы двадцати» были закономерно негативно встречены сторонниками развития и реформирования ООН. Некоторые из них готовы были видеть в развитии сотрудничества на базе «Группы восьми» и «Группы двадцати» положительные моменты, связанные с продвижением к «глобальному управлению», но считали их недостаточно широко представляющими международное сообщество и не обличенными достаточными полномочиями. Непосредственно связанные с ООН эксперты считали, что эффективное «глобальное управление» в финансово-экономической и других сферах может быть выстроено не «в формате «Группы восьми», «Группы семи» или даже «Группы двадцати», а лишь в случае активизации работы «Группы ста девяносто двух»21. В отличие от «Группы восьми» «двадцатка» имеет хотя бы косвенные основания для легитимации своего положения института обсуждения (именно обсуждения, а не согласования) финансово-экономических политик - ее институциональный статус увязан с МВФ. Однако ни о каком расширении полномочий «Группы двадцати» и качественном развитии ее институциональной и организационной структур, а также о создании политических механизмов имплементации ее решений не могло быть и речи. Ни один из членов «двадцатки» не пошел бы на трансформацию своей финансово-экономической политики под диктовку такой коллегиальной структуры. Каждый мог учесть ряд положений коллективно утверждаемых деклараций, но следовать им в своей практической политике - нет. Кроме того, ни одна из ведущих экономических держав мира не готова на большее подчинение своих стандартов и принципов финансово-экономической политике наднациональным принципам и структурам. Если в сфере торговли от институционализации такого процесса (ВТО) многие страны, причем не только развитые, выиграли, то в финансово-экономической сфере издержки подобной практики пока перевешивают выгоды. Именно в этой связи реформа МВФ шла в 2008-2010 годах медленными темпами22.В 2008-2011 годах понятие «глобальное управление» вновь стало все шире использоваться в публикациях не только европейских, но и американских экспертно-идеологических центров и выступлениях политических деятелей. Возродился интерес к идеям «устойчивого развития» - прежде всего применительно к экономической и социальной сферам. Показательно, что в США в эти идеологические процессы включился влиятельный Совет по международным отношениям, через который обычно проходят «обкатку» многие важные для внешней политики США идеи и концепции. Это означало непосредственную заинтересованность наиболее влиятельных групп американских политических элит в разработке новых идей и подходов, которые могли бы использоваться демократической администрацией Б.Обамы. Еще до избрания Б.Обамы президентом с сентября 2008 года под эгидой Совета начали проводиться регулярные «круглые столы», посвященные теме «Соединенные Штаты и будущее глобального управления». Их целью стало формирование новой повестки «глобального управления»: создание «концерта демократий» и его новых институтов; основание глобальной антитеррористической организации; разработка сценариев реформирования «Группы восьми»; развитие «Группы двадцати» и международной экономической кооперации; реформа ООН - расширение состава Совбеза ООН и трансформация функций ГА ООН, формирование новых структур в рамках ООН, преобразование других международных организаций; перспективы развития международного морского права и проблема государственного суверенитета23. Фактически на площадке Совета стартовал новый раунд выработки мультилатералистских подходов к осуществлению стратегии глобального участия США в выстраивании нового миропорядка в условиях экономического и политического возвышения других держав. Намеченные Советом идейные траектории были вскоре подхвачены другими экспертно-идеологическими структурами. Вновь, как и в 1990-х годах, была сформулирована проблема глобальной ответственности США и их союзников за применение силы. Эти идеи вскоре стали получать практическую апробацию, например в ходе ограниченной силовой операции НАТО в Ливии в 2011 году.Либерально-институционалистские принципы, а также мультилатералистские подходы к выработке стратегии США в мировой политике в сочетании с концепциями «мягкой» и «умной силы» составили концептуальные основы внешней политики администрации Б.Обамы.К началу 2010-х годов к проблематике «глобального управления» развернулись экспертные и политические силы в американской элите, стремящиеся прогнозировать и вырабатывать будущие приоритеты американской внешней политики и участия США в глобальных политико-экономических процессах на 10-15 лет вперед. В 2010 году был опубликован очередной глобальный прогноз, который на систематической основе каждые несколько лет готовят Национальный совет по разведке и Атлантический совет США (серия докладов «Глобальные тренды», рассматривавших перспективу до 2010, 2015, 2020, 2025 гг.). Впервые в этом проекте принял участие и Европейский институт исследований в области безопасности, что придало документу трансатлантический формат. Закономерно, что в этот раз он получил наименование «Глобальное управление 2025». Развитие принципов и институтов наднационального регулирования мировой экономики и политики было названо в качестве важнейшего императива мирового развития. В прогнозе были сформулированы выводы о глубоких изменениях условий развития и функционирования системы «глобального управления». Были названы три фактора, определяющих критический поворот, наметившийся в развитии этой системы. Во-первых, было отмечено, что проявление экономической глобализации приобретает дополнительные составляющие благодаря глубокому вовлечению в эти процессы новых центров развития - КНР, Индии и Бразилии. Во-вторых, в докладе отмечалось, что происходит умножение взаимосвязей между рисками для будущего, развивающимися на внутреннем и международном уровнях. Среди таких рисков были названы последствия экономического кризиса, изменений климата, а также растущая «хрупкость» государств и их институтов. В-третьих, высказывалась идея о том, что усиливающиеся тенденции к выстраиванию многополярного мира, а также укрепление позиций и могущества новых растущих держав усложняют развитие концепции и практики «глобального управления», которые прежде развивались как западные. В числе новых «загоризонтных» приоритетов практики «глобального управления» в докладе называются расширение наднационального регулирования использования ресурсов и пространств Мирового океана и Арктики, интернационализацию которой предполагают авторы, а также новые сферы деятельности и риски, связанные с биотехнологической революцией24.Несмотря на то что в американских официальных внешнеполитических документах само словосочетание «глобальное управление» в 2009-2011 годах почти не использовалось, влияние идей, связанных с этой концепцией, продолжает крепнуть. Продолжается расширение применения термина «глобальное управление» в документах ООН, МВФ и «Группы ВБ», «Группы восьми» и «Группы двадцати» и т.д. Внимание этой концепции уделяет все больше американских и европейских «мозговых центров» и общественных движений. Большинство современных интерпретаций концепции «глобального управления» носят преимущественно идеологический характер. Но все более очевидным становится стремление соединить долгосрочное целеполагание либерального и реформистского глобализма с подходами к практическому осуществлению принципов наднационального регулирования и управления, опираясь на уже имеющийся институциональный каркас международных институтов и лидерство в их использовании. Сформулированные к началу 2010-х годов идеи о глобальном управлении предполагают, что наднациональные институты не будут неизбежно и полностью заменять национальные механизмы управления. Они все чаще понимаются американскими и европейскими идеологами как дополняющие государственные. Желание идеологов «глобального управления» привязать свои идеи к практике выражается в смягчении их позиций по отношению к проблеме его субъектных оснований - все слабее позиции транснационалистов, все активнее сторонники государственно-институционалистского подхода. Сторонники «глобального управления» все чаще определяют наднациональные системы управления и экономического регулирования как механизмы, выстраивающиеся над государствами, но действующие с их помощью и одновременно выражающие их коллективную волю. Именно такое видение сторонники различных течений идеологии «глобального управления» стремятся увязать с подходами к преобразованию системы ООН и других международных организаций и к развитию новых международных институтов.Идейно-политические и практические перспективыНа современном этапе концепции «глобального управления» все еще неглубоко проработаны теоретически и по большей части находятся на стадии формирования. Многие из них содержат в себе глубокие концептуальные противоречия, в особенности в сфере распределения функций между государствами и наднациональными институтами. Однако влияние различных версий идеологии «глобального управления» на мировую политику растет. Расширение круга проблем, требующих коллективного межгосударственного взаимодействия и участия негосударственных субъектов мировой политики, создает объективные основы для формирования все более широкого и фундированного политико-экономического запроса на разработку идеологических моделей «глобального управления». Внимание различных групп национальных и транснациональных политико-экономических элит к идеологии и практике «глобального управления» будет придавать субъективные стимулы расширению практики их частичного воплощения в жизнь. Это позволяет прогнозировать дальнейший рост политического спроса на концепции «глобального управления» до 2020 года. Закономерно, что уже сейчас идеологи «глобального управления», осознавая рост политического и экономического запроса, выбирают для внедрения его моделей стратегически наиболее значимые в региональных и  мировых масштабах перспективные и при этом потенциально конфликтные области деятельности. Они стремятся разработать легитимные с международно-политической, правовой и политико-этической точек зрения основания для создания институтов «глобального управления» и возможных средств и механизмов для его реализации. Со второй половины 2010-х годов может существенно активизироваться политическая кампания за реформу ООН, основанная на лозунгах создания более эффективной системы «глобального управления», которая приняла бы на себя большее количество функций наднационального принятия и реализации политико-экономических решений. Важную группу факторов, формирующих политико-психологический фон реализации подобных идей «глобального управления», составит состояние дел в европейской и мировой политической и финансово-экономической системах.На 2010-2020-е годы, по всей видимости, придется этап расширения круга сторонников идей «глобального управления». К представителям политико-экономических элит развитых стран, с большой вероятностью, может присоединиться часть истеблишмента ведущих развивающихся стран (за счет элит, связанных с деятельностью ТНК и международных организаций). В последние годы к разработкам, связанным с концепциями «глобального управления» проектов и деклараций, в том числе принимаемым под эгидой ООН, стали привлекаться представители развивающихся стран.Особое значение для укрепления идеологии и практики «глобального управления» может иметь реформирование и дальнейшее развитие международных официальных и неформальных политико-экономических структур: «Группы восьми», «Группы двадцати», МВФ, «Группы ВБ», ВТО и других международных институтов. На этой основе в ближайшие два десятилетия проявится стремление идеологов и сторонников «глобального управления» распространить его принципы и практики на сферы деятельности, имеющие глобальное экономическое и социальное значение, а также на те пространства, которые изначально находятся вне пределов юрисдикции государств или могут быть частично выведены за них в перспективе. Это  космос, открытые участки Мирового океана, Антарктика, а также отчасти Арктика, некоторые экосистемы, климат. Все больше элементов наднационального регулирования и наднациональной стандартизации проявляется в таких видах деятельности, как образование, наука, рынок знаний и технологий, авторское право.Проявляются тенденции к расширению практики применения идей «глобального управления» в сфере безопасности. Еще одним направлением усилий развитых стран в создании наднациональных механизмов управления в сфере безопасности может в более отдаленной перспективе также стать инициируемое США и осуществляемое под эгидой НАТО создание глобальной системы противоракетной обороны. США и их союзники заинтересованы в том, чтобы этот проект имел значительные перспективы именно как международный механизм, к которому присоединятся другие государства на предложенных им условиях.В прогнозный период будет происходить дальнейшее укрепление позиций тех международных организаций, которые уже осуществляют ряд функций «мягкого» наднационального регулирования. Прежде всего, здесь следует сказать о МАГАТЭ и отчасти о ЮНЕСКО - сформированные в этих организациях принципы могут не стать универсальными моделями для других сфер, но могут повлиять на векторы формирования иных международных органов наднационального регулирования. Сторонники «глобального управления» и формируемые под их влиянием международные органы будут стремиться к расширению практики вывода процессов принятия политических решений по некоторым ключевым проблемам международной и мировой значимости за пределы механизмов согласования интересов и позиций между государствами. Они будут стараться уточнять и развивать принципы наднациональной регламентации и регулирования в различных сферах международного взаимодействия. В то же время элиты стран - лидеров глобализации ни на современном этапе, ни в обозримом будущем сами не готовы противопоставить этот процесс статусу, интересам и отлаженному функционированию ведущих и наиболее дееспособных государств. Причина подобного подхода: «глобальное управление» черпает свою легитимность в легитимности его ведущих субъектов-государств, а его осуществление зависит от этих государств - как напрямую, так и через международные организации, ресурсы которых формируются теми же государствами. Поэтому инициативы в развитии идей и практики «глобального управления» будут исходить от государств, сохраняющих ведущие позиции в мировой экономике и политике, как со стороны европейских элит, так и со стороны американского политического сообщества. Влияние идей о «глобальном управлении», его целях, методах и подходах к практическому осуществлению будет продолжать расширяться не только на внешнеполитическое мышление элит ЕС, США и Японии, но и других развитых стран. Необходимость реагировать на уже вброшенные идеи и вырабатывать свои подходы подстегнет расширение внимания к вопросам «глобального управления» в КНР, Индии, Бразилии и, возможно, в России. Это обстоятельство может существенно повлиять на концептуальное наполнение и практическое осуществление идеологии «глобального управления». Как действующее поколение элит стран, являющихся региональными лидерами, так и те, кто придет ему на смену в ближайшие годы, пока не проявляют заинтересованности в формировании альтернативной модели глобализации и мирового политико-экономического развития. Предпосылкой такой роли КНР в глобальных политико-идеологических процессах стало ее вовлечение с начала 2000-х годов, наряду с Индией и Бразилией, в круг стран, являющихся бенефициариями экономической глобализации, которые могут получать выгоды от либерализации мировой торговли и финансов. На данном этапе и в ближайшие полтора-два десятилетия их цель - встроить свое лидерство в ту систему глобальных координат, которую сформировали ведущие державы Запада. Это, однако, не исключает в предстоящие 20 лет дальнейшего укрепления устремлений новых региональных лидеров, и в особенности КНР, оказать влияние на глобализацию, на формирование системы «глобального управления» и ее функционирование, в том числе и на ценностном уровне. Стоит ожидать, что и Россия приступит к выработке собственного подхода к принципам, методам и механизмам «глобального управления».