Переход от однополярной мировой системы к многополярной обусловил некоторую напряженность на евразийском пространстве в зонах повышенной стратегической значимости. Среди них - бассейн Средиземного моря и Центральная Азия, которые являются ключевыми регионами евро-афро-азиатской структуры. 
С 1 марта 2003 года государства этих регионов проявляют особый интерес к геополитическому анализу, который касается отношений между США, основными евразийскими государствами и странами Северной Африки. Напомним, что в этот день парламент Турции, государства, которое является связующим звеном преимущественно между республиками Центральной Азии и Средиземноморьем, решил отказаться поддержать США в войне в Ираке1. Этот факт, ставший нечто большим, чем только тема переговоров между Вашингтоном и Анкарой, как это могло казаться ранее, обозначил начало изменения внешнеполитической позиции Турции, которую она занимала на протяжении 50 лет2. Но в то же время переговоры были важны для Турции из-за двух противоположных составляющих: лояльности Турции к своему североамериканскому партнеру и обеспокоенности Анкары в связи с возможностью создания Курдистана, в результате чего Ирак мог быть разделен на три части, а курдской проблеме был бы придан статус «неразрешимой». 
С тех пор и по сей день Турция с завидным постоянством благодаря близости к России (принимая во внимание  недостаток желания Европейского союза принять ее в свои ряды), а также в связи с возникшими новыми добрососедскими отношениями пытается как бы «избегать» покровительства США, тем самым давая понять, что она не является надежной базой для проникновения Северной Америки в Евразийское пространство. Теперь стратеги Вашингтона и Пентагона помимо препятствий со стороны Ирана и Сирии должны принимать во внимание и нелегко поддающуюся влиянию новую Турцию. 
Изменение позиции Турции произошло в контексте всеобъемлющей и комплексной трансформации евразийского сценария, характеризующегося такими заметными чертами, как нынешнее укрепление позиций России на континентальном и глобальном уровнях, усилившиеся геоэкономическое и финансовое положения Китая и Индии, а также ослабление военного присутствия США в Афганистане и Иране. 
Представляется, что после разрушения Берлинской стены и распада Советского Союза идет беспрерывное продвижение  «нужного государства» в центр евразийского континента, которое соответствует двум следующим предопределяющим условиям.
Первое. Государство располагается в континентальной Европе. В результате «цветных революций» оно нацелено на вовлечение в сферу своего влияния соседних бывших советских республик. С легкой руки Рамсфелда оно названо «Новой Европой» и со временем готово выступить против России, чтобы покончить с ее могуществом.
Второе. Оно располагается на протяженном пути от Средиземноморья, тянущемся в направлении новых центральноазиатских государств. Его цель:  разрубить надвое евро-афро-азиатское пространство и создать незаживающую геополитическую «рану» в сердце Евразии. Эти планы застопорились через несколько лет после тяжких событий в Афганистане.
Несколько последних попыток «цветных революций» провалились, так же как и усилия Вашингтона по  дестабилизации обстановки на Кавказе и Центральной Азии, из-за  позиции Москвы и евразийской совместной политики  Китая и России, а также задействованных  ШОС, ЕврАзЭС и прочих организаций и благодаря укреплению дружественных отношений и военному сотрудничеству. В конце первого десятилетия нового века США пришлось переформулировать свою евразийскую стратегию.
Обычная атлантическая гегемония
Принятие западной геополитической парадигмы, продвигаемой США, привело к дихотомии - США против Евразии - и к концепции «стратегической угрозы»3, что позволяет аналитикам применять ее для поддержки критических аспектов различных целевых зон Атлантики.  Такие аспекты обычно создаются эндогенными трениями, возникающими, как правило, вследствие внутренних этнических проблем, социального дисбаланса, отсутствия религиозной и культурной общности и политических разногласий4. Готовые решения относятся к действиям США и их союзников, начиная с «реконструкции» «слабых государств» различными путями (которые в любом случае нацелены на распространение «западных ценностей» - демократии и свободного предпринимательства - без учета местных культурных особенностей и традиций) и заканчивая прямым военным вмешательством. В зависимости от ситуации это часто оправдывается необходимостью ответной меры для защиты интересов США и так называемого мирового порядка или, в особых случаях, меры в отношении государств и правительств, которых Запад уже давно считает сторонниками «мягкой силы» или «ненадежными государствами», а также необходимостью принятия чрезвычайных мер по защите народа какой-либо страны и прав человека5.
Рассматривая американскую геополитическую доктрину как типичную для морских держав и оценивая свои отношения с другими странами или геополитическими структурами со своей позиции «острова»6, США идентифицируют Средиземноморский бассейн и Центральную Азию как две зоны значительной нестабильности. Оба региона находятся, по определению Збигнева Бжезинского, в так называемой, «дуге нестабильности». По мнению Николаса Дж.Спайкмена7, «дуга нестабильности», или кризиса, является развитием и расширением геостратегической концепции периферии (в морских и береговых пределах). Контроль над периферией позволил бы в рамках биполярной системы контролировать евразийское пространство, а также сдерживать его основную державу - Советский Союз для исключительного блага «Североамериканского острова». 
В новом однополярном мире определенная Соединенными Штатами зона Большого Ближнего Востока простирается от Марокко через Центральную Азию. Эта территория нуждается в миротворческих усилиях, поскольку она представляет собой вершину «дуги кризиса», где конфликты возникают из-за отсутствия гомогенности, как было указано выше. Данная концепция, содержащаяся в исследованиях Самюэля Хантингтона и Збигнева Бжезинского, полностью объясняет действия США, направленные на прорыв в евразийское континентальное пространство, и давление оттуда на Россию с целью завоевания всемирного господства. 
Тем не менее некоторые «неожиданные» факторы, такие как «возрождение» России, евразийские политические шаги В.Путина в Центральной Азии, новые соглашения между Москвой и Пекином, а также появление новой Турции (факторы, которые напоминают об относительно недавнем «раскрепощении» некоторых южноамериканских стран, обрисовавшие контуры многополярной, или полицентрической системы),  повлияли на возникновение другого определения региона, а именно - Новый Ближний Восток. 
Символично, что такое изменение стало официальным во время израильско-ливанской войны 2006 года. Тогдашний госсекретарь Кондолиза Райс сказала: «Мне не интересна дипломатия, направленная на возвращение Ливану и Израилю первоначального статус-кво. Думаю, это было бы ошибкой. Здесь мы наблюдаем своего рода подъем, родовые муки нового Ближнего Востока. И что бы мы не предприняли, мы должны быть уверены, что продвигаемся к новому Ближнему Востоку, а не идем к старому»8. Новое определение стало, безусловно, прагматическим. Фактически оно предполагало подтверждение стратегического партнерства с Тель-Авивом и ослабление Ближневосточного и соседних регионов, что спустя несколько дней после заявления К.Райс было охарактеризовано премьер-министром Израиля Ольмертом как «новый порядок» на Ближнем Востоке. 
Столь же  программным стало неприятие Бжезинским «Евразийских Балкан» со ссылкой на Центрально-Азиатский регион и видение его использования для формулирования геостратегической практики, которая через дестабилизацию, основанную на эндогенных противоречиях в Центральной Азии, имела и имеет целью сделать возможный союз между Китаем и Россией проблематичным. 
С 2006 года до операции «Начало одиссеи» против Ливии (2011 г.) США, несмотря на полемику, начатую в  2009 году с приходом  нового хозяина Белого дома, на деле придерживались стратегии, нацеленной на милитаризацию всей территории Средиземноморья и Центральной Азии. В частности, в 2008 году США «заложили бомбу» для Африки - АФРИКОМ, «сработавшую»  в марте 2011 года в ходе ливийского «кризиса» и предназначенную для укоренения американского присутствия в Африке, контроля и быстрого вмешательства в дела континента, а также направленную на новый Ближний Восток и Центральную Азию. Короче говоря, стратегия США предусматривает милитаризацию Средиземноморской и Центрально-Азиатской «дуги». Основные принципы стратегии следующие:
1. Вбить клин между Южной Европой и Северной Африкой.
2. Обеспечить военный контроль Вашингтона над Северной Африкой и Ближним Востоком (включая использование базы Кэмп-Бондстил в Косове и Метохии ), с особым вниманием к территориям Турции, Сирии и Ирана.
3. Разделить на две части евразийское пространство.
4. Увеличить так называемую «дугу кризиса» в Центральной Азии.
Формулировки первого и второго пунктов отражают интересы Вашингтона, направленные в основном на Италию и Турцию. Эти два средиземноморских государства по разным причинам (а именно вследствие энергетической и индустриальной политики Италии и геополитических планов Турции, желающей играть главную роль в регионе и, более того, соперничая с Израилем) в последние годы развили международные отношения, которые в перспективе из-за тесных связей с Москвой  помогли бы им выйти из сферы влияния Северной Америки. Попытки Рима и Анкары получить большую степень свободы пришли в столкновение не только с главными геополитическими интересами Вашингтона и Лондона, но также и с такими более «провинциальными» образованиями, как Средиземноморский союз Саркози. 
Многополярность как выход из тупика регионализма
Практика, примененная западным миром под эгидой США и подразумевающая распространение и усиление  кризисов в Евразии и Средиземноморье, не предусматривает стабилизацию. Напротив, такая политика ведет к сохранению гегемонии через милитаризацию международных отношений и вовлечение локальных акторов в свои планы. Более того, эта геополитическая «Дорожная карта» призвана определить другие возможные цели (Иран, Сирия, Турция, которые могут стать плацдармом США в Евразии) и заставляет размышлять о «здравомыслии» США и формировании многополярной системы. 
Более глубокий анализ агрессии США, Великобритании и Франции против Ливии показывает, что это вовсе не спорадическая акция, а симптом затруднений США в вопросе выработки дипломатических решений и отсутствие чувства ответственности, присущие глобальным акторам. Такая политика характерна для приходящей в упадок державы. Американский политолог и экономист Дэвид П.Каллео, критик «однополярного безрассудства» и исследователь США, еще в 1987 году отметил, что в основном державы в процессе упадка вместо того чтобы регулировать и адаптировать самих себя стремятся упрочить пошатнувшееся доминирование, трансформируя его в захватническую гегемонию9. Лука Лауриола в работе «Полное поражение для США и Израиля. Конец последней империи»10  совершенно обоснованно отмечает, что евразийские державы - Россия, Китай и Индия могут противостоять заокеанскому государству, то есть США, которые в настоящий момент находятся в «потерянно-безумном» состоянии, и не спровоцировать реакцию, которая могла бы привести к катастрофам планетарного масштаба.
Необходимо отметить, что структуризация многополярной системы продвигается медленно. Это происходит не из-за недавних акций США в Северной Африке, а вследствие «регионалистского» подхода евразийских акторов (Турции, России и Китая), которые, расценивая Средиземноморье и Центральную Азию как фактор своих национальных интересов, не могут осознать геостратегическую значимость, которую эти зоны  представляют в большом сценарии конфликта между США и евразийскими геополитическими интересами. Вновь открытое единое громадное пространство Средиземноморье - Центральная Азия, играя роль ключевого региона в евро-афро-азиатской зоне, могло бы способствовать выходу из тупика «регионализма», в котором находится процесс перехода от однополярной к многополярной системе. 

Переход от однополярной мировой системы к многополярной обусловил некоторую напряженность на евразийском пространстве в зонах повышенной стратегической значимости. Среди них - бассейн Средиземного моря и Центральная Азия, которые являются ключевыми регионами евро-афро-азиатской структуры. С 1 марта 2003 года государства этих регионов проявляют особый интерес к геополитическому анализу, который касается отношений между США, основными евразийскими государствами и странами Северной Африки. Напомним, что в этот день парламент Турции, государства, которое является связующим звеном преимущественно между республиками Центральной Азии и Средиземноморьем, решил отказаться поддержать США в войне в Ираке1. Этот факт, ставший нечто большим, чем только тема переговоров между Вашингтоном и Анкарой, как это могло казаться ранее, обозначил начало изменения внешнеполитической позиции Турции, которую она занимала на протяжении 50 лет2. Но в то же время переговоры были важны для Турции из-за двух противоположных составляющих: лояльности Турции к своему североамериканскому партнеру и обеспокоенности Анкары в связи с возможностью создания Курдистана, в результате чего Ирак мог быть разделен на три части, а курдской проблеме был бы придан статус «неразрешимой». С тех пор и по сей день Турция с завидным постоянством благодаря близости к России (принимая во внимание  недостаток желания Европейского союза принять ее в свои ряды), а также в связи с возникшими новыми добрососедскими отношениями пытается как бы «избегать» покровительства США, тем самым давая понять, что она не является надежной базой для проникновения Северной Америки в Евразийское пространство. Теперь стратеги Вашингтона и Пентагона помимо препятствий со стороны Ирана и Сирии должны принимать во внимание и нелегко поддающуюся влиянию новую Турцию. Изменение позиции Турции произошло в контексте всеобъемлющей и комплексной трансформации евразийского сценария, характеризующегося такими заметными чертами, как нынешнее укрепление позиций России на континентальном и глобальном уровнях, усилившиеся геоэкономическое и финансовое положения Китая и Индии, а также ослабление военного присутствия США в Афганистане и Иране. Представляется, что после разрушения Берлинской стены и распада Советского Союза идет беспрерывное продвижение  «нужного государства» в центр евразийского континента, которое соответствует двум следующим предопределяющим условиям.Первое. Государство располагается в континентальной Европе. В результате «цветных революций» оно нацелено на вовлечение в сферу своего влияния соседних бывших советских республик. С легкой руки Рамсфелда оно названо «Новой Европой» и со временем готово выступить против России, чтобы покончить с ее могуществом.Второе. Оно располагается на протяженном пути от Средиземноморья, тянущемся в направлении новых центральноазиатских государств. Его цель:  разрубить надвое евро-афро-азиатское пространство и создать незаживающую геополитическую «рану» в сердце Евразии. Эти планы застопорились через несколько лет после тяжких событий в Афганистане.Несколько последних попыток «цветных революций» провалились, так же как и усилия Вашингтона по  дестабилизации обстановки на Кавказе и Центральной Азии, из-за  позиции Москвы и евразийской совместной политики  Китая и России, а также задействованных  ШОС, ЕврАзЭС и прочих организаций и благодаря укреплению дружественных отношений и военному сотрудничеству. В конце первого десятилетия нового века США пришлось переформулировать свою евразийскую стратегию.Обычная атлантическая гегемонияПринятие западной геополитической парадигмы, продвигаемой США, привело к дихотомии - США против Евразии - и к концепции «стратегической угрозы»3, что позволяет аналитикам применять ее для поддержки критических аспектов различных целевых зон Атлантики.  Такие аспекты обычно создаются эндогенными трениями, возникающими, как правило, вследствие внутренних этнических проблем, социального дисбаланса, отсутствия религиозной и культурной общности и политических разногласий4. Готовые решения относятся к действиям США и их союзников, начиная с «реконструкции» «слабых государств» различными путями (которые в любом случае нацелены на распространение «западных ценностей» - демократии и свободного предпринимательства - без учета местных культурных особенностей и традиций) и заканчивая прямым военным вмешательством. В зависимости от ситуации это часто оправдывается необходимостью ответной меры для защиты интересов США и так называемого мирового порядка или, в особых случаях, меры в отношении государств и правительств, которых Запад уже давно считает сторонниками «мягкой силы» или «ненадежными государствами», а также необходимостью принятия чрезвычайных мер по защите народа какой-либо страны и прав человека5.Рассматривая американскую геополитическую доктрину как типичную для морских держав и оценивая свои отношения с другими странами или геополитическими структурами со своей позиции «острова»6, США идентифицируют Средиземноморский бассейн и Центральную Азию как две зоны значительной нестабильности. Оба региона находятся, по определению Збигнева Бжезинского, в так называемой, «дуге нестабильности». По мнению Николаса Дж.Спайкмена7, «дуга нестабильности», или кризиса, является развитием и расширением геостратегической концепции периферии (в морских и береговых пределах). Контроль над периферией позволил бы в рамках биполярной системы контролировать евразийское пространство, а также сдерживать его основную державу - Советский Союз для исключительного блага «Североамериканского острова». В новом однополярном мире определенная Соединенными Штатами зона Большого Ближнего Востока простирается от Марокко через Центральную Азию. Эта территория нуждается в миротворческих усилиях, поскольку она представляет собой вершину «дуги кризиса», где конфликты возникают из-за отсутствия гомогенности, как было указано выше. Данная концепция, содержащаяся в исследованиях Самюэля Хантингтона и Збигнева Бжезинского, полностью объясняет действия США, направленные на прорыв в евразийское континентальное пространство, и давление оттуда на Россию с целью завоевания всемирного господства. Тем не менее некоторые «неожиданные» факторы, такие как «возрождение» России, евразийские политические шаги В.Путина в Центральной Азии, новые соглашения между Москвой и Пекином, а также появление новой Турции (факторы, которые напоминают об относительно недавнем «раскрепощении» некоторых южноамериканских стран, обрисовавшие контуры многополярной, или полицентрической системы),  повлияли на возникновение другого определения региона, а именно - Новый Ближний Восток. Символично, что такое изменение стало официальным во время израильско-ливанской войны 2006 года. Тогдашний госсекретарь Кондолиза Райс сказала: «Мне не интересна дипломатия, направленная на возвращение Ливану и Израилю первоначального статус-кво. Думаю, это было бы ошибкой. Здесь мы наблюдаем своего рода подъем, родовые муки нового Ближнего Востока. И что бы мы не предприняли, мы должны быть уверены, что продвигаемся к новому Ближнему Востоку, а не идем к старому»8. Новое определение стало, безусловно, прагматическим. Фактически оно предполагало подтверждение стратегического партнерства с Тель-Авивом и ослабление Ближневосточного и соседних регионов, что спустя несколько дней после заявления К.Райс было охарактеризовано премьер-министром Израиля Ольмертом как «новый порядок» на Ближнем Востоке. Столь же  программным стало неприятие Бжезинским «Евразийских Балкан» со ссылкой на Центрально-Азиатский регион и видение его использования для формулирования геостратегической практики, которая через дестабилизацию, основанную на эндогенных противоречиях в Центральной Азии, имела и имеет целью сделать возможный союз между Китаем и Россией проблематичным. С 2006 года до операции «Начало одиссеи» против Ливии (2011 г.) США, несмотря на полемику, начатую в  2009 году с приходом  нового хозяина Белого дома, на деле придерживались стратегии, нацеленной на милитаризацию всей территории Средиземноморья и Центральной Азии. В частности, в 2008 году США «заложили бомбу» для Африки - АФРИКОМ, «сработавшую»  в марте 2011 года в ходе ливийского «кризиса» и предназначенную для укоренения американского присутствия в Африке, контроля и быстрого вмешательства в дела континента, а также направленную на новый Ближний Восток и Центральную Азию. Короче говоря, стратегия США предусматривает милитаризацию Средиземноморской и Центрально-Азиатской «дуги». Основные принципы стратегии следующие:1. Вбить клин между Южной Европой и Северной Африкой.2. Обеспечить военный контроль Вашингтона над Северной Африкой и Ближним Востоком (включая использование базы Кэмп-Бондстил в Косове и Метохии ), с особым вниманием к территориям Турции, Сирии и Ирана.3. Разделить на две части евразийское пространство.4. Увеличить так называемую «дугу кризиса» в Центральной Азии.Формулировки первого и второго пунктов отражают интересы Вашингтона, направленные в основном на Италию и Турцию. Эти два средиземноморских государства по разным причинам (а именно вследствие энергетической и индустриальной политики Италии и геополитических планов Турции, желающей играть главную роль в регионе и, более того, соперничая с Израилем) в последние годы развили международные отношения, которые в перспективе из-за тесных связей с Москвой  помогли бы им выйти из сферы влияния Северной Америки. Попытки Рима и Анкары получить большую степень свободы пришли в столкновение не только с главными геополитическими интересами Вашингтона и Лондона, но также и с такими более «провинциальными» образованиями, как Средиземноморский союз Саркози. Многополярность как выход из тупика регионализмаПрактика, примененная западным миром под эгидой США и подразумевающая распространение и усиление  кризисов в Евразии и Средиземноморье, не предусматривает стабилизацию. Напротив, такая политика ведет к сохранению гегемонии через милитаризацию международных отношений и вовлечение локальных акторов в свои планы. Более того, эта геополитическая «Дорожная карта» призвана определить другие возможные цели (Иран, Сирия, Турция, которые могут стать плацдармом США в Евразии) и заставляет размышлять о «здравомыслии» США и формировании многополярной системы. Более глубокий анализ агрессии США, Великобритании и Франции против Ливии показывает, что это вовсе не спорадическая акция, а симптом затруднений США в вопросе выработки дипломатических решений и отсутствие чувства ответственности, присущие глобальным акторам. Такая политика характерна для приходящей в упадок державы. Американский политолог и экономист Дэвид П.Каллео, критик «однополярного безрассудства» и исследователь США, еще в 1987 году отметил, что в основном державы в процессе упадка вместо того чтобы регулировать и адаптировать самих себя стремятся упрочить пошатнувшееся доминирование, трансформируя его в захватническую гегемонию9. Лука Лауриола в работе «Полное поражение для США и Израиля. Конец последней империи»10  совершенно обоснованно отмечает, что евразийские державы - Россия, Китай и Индия могут противостоять заокеанскому государству, то есть США, которые в настоящий момент находятся в «потерянно-безумном» состоянии, и не спровоцировать реакцию, которая могла бы привести к катастрофам планетарного масштаба.Необходимо отметить, что структуризация многополярной системы продвигается медленно. Это происходит не из-за недавних акций США в Северной Африке, а вследствие «регионалистского» подхода евразийских акторов (Турции, России и Китая), которые, расценивая Средиземноморье и Центральную Азию как фактор своих национальных интересов, не могут осознать геостратегическую значимость, которую эти зоны  представляют в большом сценарии конфликта между США и евразийскими геополитическими интересами. Вновь открытое единое громадное пространство Средиземноморье - Центральная Азия, играя роль ключевого региона в евро-афро-азиатской зоне, могло бы способствовать выходу из тупика «регионализма», в котором находится процесс перехода от однополярной к многополярной системе.