Не так давно, находясь в Швеции, встретился со своим другом Вольгером Юнссоном. Долгие годы он работал в шведском представительстве «Совэкспортфильма». Знакомился сам и знакомил с нашими отечественными фильмами шведскую общественность. Встречался со знаменитыми режиссерами, актерами, общался со «звездами» советского кино (хотя такого понятия в то время еще не было). При нынешней встрече вновь убедился, что память Вольгера хранит многие эпизоды, подробности тех лет, о которых он говорил с восторгом и трепетом.
С советскими фильмами о войне Вольгер сталкивался не единожды, блистательно переводя их на шведский язык. Так, в 1958 году переводил «Судьбу человека» Сергея Бондарчука, который приехал для представления своего детища шведским зрителям. «Это потрясающий фильм, - вспоминает Юнссон. - Нынешним поколениям не понять силы его воздействия на сердца людей. А тогда прошло каких-то 12 лет после окончания войны, и у всех людей еще были свежи в памяти ее кошмары. И тут - фильм такой грандиозной силы. Для меня живой, во плоти, Бондарчук слился с образом его киногероя Андрея Соколова. Я смотрел на Сергея, а видел Соколова - простого русского человека огромного мужества и высочайшей нравственности. Миллионы таких Соколовых делали без громких слов свое солдатское дело и сокрушили нацизм, водрузив над куполом Рейхстага, в Берлине, Красное знамя Победы. Образ Андрея Соколова, созданный Бондарчуком, - это образ на века.
Потом были встречи по случаю шведской премьеры нового фильма режиссера. Прошло много лет, а я помню одну из рецензий с такими словами: «Война и мир» - выдающееся произведение киноискусства, от которого захватывает дух». Я переводил фильм на шведский язык, и вполне понятно, что по приезде Бондарчука был все время рядом с ним. Даже и слайды тогда сделал…» По моей просьбе он достал их из дальних закромов своего архива. Вот они - снимки, которые до сих пор не видел никто! Молодой еще Бондарчук - знакомое, широкое, мужественное лицо, рядом его красавица-жена.
«Сергей держался по-свойски, просто, - продолжал мой собеседник, - но в то же время с большим достоинством. В нем ощущался крепкий, сильный характер человека, твердо знающего, что он хочет в этой жизни, и привыкшего добиваться задуманного. Ко всему он подходил заинтересованно, все что-то помечал в блокноте. Я испытывал и сейчас, спустя столько лет, продолжаю испытывать величайшее уважение к этому выдающемуся актеру и режиссеру».
По признанию Юнссона, особо хранит его память два шедевра - «Летят журавли» М.Калатозова и «Балладу о солдате» Г.Чухрая. В переводе на шведский название первого выглядело так: «…и летят журавли».
- Почему такой перевод, друг мой?
- Когда я стал переводить, - отвечал Вольгер, - то подумал, что так будет лучше. Это строчное «и», как мне показалось, должно быть более понятно нам, шведам. Непрерывный процесс бытия. С одной стороны - жестокая война, загубленная жизнь, сломанная любовь, тяжкие испытания, муки, кровь, горе, с другой - счастье победы. В фильме сама война, фронт представлены лишь небольшим эпизодом гибели Бориса, блистательно снятым оператором С.Урусевским. Но война в тылу-то еще более жестоко, со скрежетом людские судьбы корежила. Однако чтобы ни стряслось, а журавли в небе летят и летят в положенный им срок и размах их крыльев плавен. И в этом - неодолимое предписание самой жизни, природы, хотя есть в том полете что-то и неуловимо печальное. Все преходяще в этом мире, кроме постоянства мироздания, в котором, подобно броуновскому движению, крутятся люди, сталкиваясь, отторгаясь…
Калатозов, с которым я встречался в Стокгольме, против такого перевода не возразил. Отчетливо помню свои ощущения от этой изумительной ленты. И еще помню очаровательную Татьяну Самойлову. Она тогда в Каннах, где фильм получил главный приз - Золотую пальмовую ветвь, всех «звезд» затмила, никто рядом с ней и близко не стоял. Вот что сказал об этом фильме и главной героине знаменитый шведский режиссер Ингмар Бергман: «Часто в кинозале бывает скучно и уходишь домой опустошенный и недовольный. Но вот возникает на экране очаровательная девушка в высшей степени замечательном фильме. И вдруг кино превращается в лучшее, богатейшее и прекраснейшее из всего, что есть на Земле…»
«А сколь прекрасен Алеша, - воскликнул по ходу разговора Вольгер, - блистательно сыгранный в «Балладе о солдате» Владимиром Ивашовым?! Сколько же в этом фильме незабываемых сцен, как высок его смысл. Когда в Болгарии стали раздаваться призывы снести памятник русскому солдату, впоследствии названного «Алешей», перед моим мысленным взором вставал герой ленты Чухрая. Запомнился и безногий воин, сыгранный Е.Урбанским, которому на перроне бросается на грудь жена - как символ женской любви и верности. И тот же Урбанский в роли летчика Астахова из замечательной чухраевской ленты «Чистое небо», хлебнувший лиха немецкого плена, а еще больше пострадавший нравственно от несправедливости крапления всех пленных позорным клеймом «предателей родины». Но ведь взлетел же Астахов опять в небо, вот в чем главная мысль фильма! Думаю, что образ Астахова помог (пусть и не всем несправедливо пострадавшим) вернуться к нормальной жизни!
Еще один шедевр - «Дом, в котором я живу» режиссера Л.Кулиджанова. Фильм проникнут тонким лиризмом и суровой трагичностью. Любовь и война, личная судьба и судьба Отечества. Как мне забыть сцену, когда герой в исполнении Ульянова, услышав по радио сообщение о начале войны, молча, без слов, без всяких повесток укладывает в рюкзак все нехитрое имущество, нужное солдату на войне, и идет на сборный пункт? Иного выхода этот человек в той ситуации для себя просто не видел. Переводя все эти фильмы, я и сам жил жизнью их героев, ощущал их чувства до боли в собственном сердце, до ломоты в висках, душили порой и слезы. Если сложить все советские фильмы о войне, то получается киноэпопея, равной которой нет и не может быть создано. Просто перехватывает дыхание! Так что я войну-то пропустил сквозь себя самое», - качает поседевшей головой Вольгер, словно заново переживая чувства, владевшие героями тех лент и вместе с ними - им самим…
По-своему перевел Юнссон и название фильма по гениальному шолоховскому произведению - «Тихо движется Дон». И верно, для русского уха предельно понятно авторское «Тихий Дон». Для шведского - «тихо движется» более осязаемо. Ощущение примерно то же самое: журавли в небе летят, а великая река по земле течет и ничто не может остановить этого тихого, плавного, но в глубине своей могучего движения. «С «Тихим Доном» вообще вышла целая история, - улыбается Вольгер. - Это же был трехсерийный фильм. Его премьера прошла в кинотеатре «Палладиум» на Кунгсгатан. Что фильм выдающийся, стало ясно сразу же. Но в Швеции тогда для зрителя столь длинные ленты в прокате были непривычны. Это могло снизить зрительский наплыв. И в разбивку показывать - тоже не лучший вариант. Мне предложили «урезать» фильм, сделать его короткую версию. Ничего себе! Я засомневался, но потом взялся за эту работу. Убрал много эпизодов из второй серии, которые шведам могли быть непонятны. И в такой версии фильм имел потрясающий успех. Газета «Дагенс нюхетер» писала, что если бы Нобелевские премии присуждались в области киноискусства, то, безусловно, такую премию следовало бы присудить именно «Тихому Дону».
Все мы были довольны, но тут до Стокгольма дошли слухи из Москвы: режиссер фильма Сергей Герасимов приехал в «Совэкспорт-фильм» и вопросил рассерженным тоном: «Я слышал, что в Швеции кто-то «урезал» мой «Тихий Дон»? Кто разрешил, почему меня не спросили?» Вместо ответа тогдашний председатель «Совэкспортфильма» А.Давыдов протянул ему перевод рецензии в «Дагенс нюхетер». Герасимов, как мне рассказывали очевидцы той сцены, прочитал и только и молвил: «Вот это да-а-а…» Успокоился тотчас и попросил прислать ему в Москву шведскую версию, что и было сделано. А потом Герасимов уже сам смонтировал короткий вариант фильма для показа за рубежом, причем этот вариант во многом совпадал с моим…»
Однажды на кинофестивале Юнссон познакомился с Михаилом Глузским, который играл в «Тихом Доне» роль есаула Калмыкова. «Сыграл блистательно, он - непревзойденный мастер ролей второго плана, без которых нет хорошего кино» - такова была восторженная характеристика моего друга.
Была в биографии Юнссона и еще одна незабываемая встреча, благодаря которой он попал на первую страницу крупнейшей шведской газеты «Дагенс нюхетер». На фотографии в номере газеты за 4 сентября 1965 года - Вольгер Юнссон, Юрий Нагибин, Эйнар Кристелл и Михаил Калатозов. «Финн Мальмгрен и экспедиция Нобиле станут фильмом, который будет сниматься в Северном Ледовитом океане, где в 1928 году разыгралась трагедия, - гласит текст под фотографией. - Русский режиссер Михаил Калатозов, поставивший «Журавлей», и сценарист Юрий Нагибин находятся сейчас в Стокгольме, чтобы встретиться с людьми, знавшими Мальмгрена, и теми, кто участвовал в экспедиции. В том числе они побеседовали и с майором Эйнаром Кристеллом, проживающим в Дандеруде [одном из пригородов Стокгольма]. Он участвовал в драматической операции по спасению экспедиции Нобиле, будучи лейтенантом и разведчиком в экипаже самолета Турнберга…»
Как известно, в этой операции участвовали представители 14 стран, в том числе шведы, французы, итальянцы, американцы, финны, русские…
А 33-летний шведский метеоролог Ф.Мальмгрен был на борту дирижабля «Италия», который весной 1928 года пролетел по пути на Северный полюс над Стокгольмом, вызвав ажиотаж среди жителей северной столицы: всем хотелось поглазеть на это чудо света, каковым тогда и был, несомненно, тот воздушный корабль. Но, пожалуй, дело было не столько даже в дирижабле. Горожан побудила выплеснуться на улицы и площади дерзновенность замысла тех, кто находился на его борту. Известно, что Ф.Мальмгрен с еще двумя членами экипажа «Италии», итальянцами Цаппи и Мариано, отправился поле аварии пешим порядком к Большой земле. Однако получив при катастрофе ранения, швед через пару недель понял, что сил нет, и попросил товарищей оставить его в ледяном гроте, а самим двигаться дальше. По счастливой случайности, обоих итальянцев подобрал советский ледокол «Красин», после того как их обнаружил советский самолет, которым командовал знаменитый полярный летчик Борис Чухновский.
Трагическая эпопея Нобиле и самоотверженность тех, кто бросился на выручку экипажу, и послужили основой фильма «Красная палатка», поставленного Калатозовым по сценарию Нагибина. «Об этой задумке мы много говорили с Михаилом, - вспоминает Вольгер. - Поначалу рабочее название ленты звучало, как «Спасите наши души». Ведь телеграфист «Италии» после аварии посылал в эфир именно сигналы «SOS». Помню, Калатозов подчеркивал, что в 1928 году СССР был еще беден, своих забот было по горло, но страна Советов тотчас откликнулась на эту беду, предоставила для спасательной экспедиции два ледокола и лучших своих пилотов. «Я хочу показать, как люди разных стран и убеждений могут объединяться перед лицом общей опасности и в очень сложных условиях, и добиваться цели», - так говорил Калатозов в годы, когда холодная война становилась все более и более студеной.
Когда мы были в гостях у Кристелла, то Нагибин с Калатозовым буквально забросали его вопросами, хотя Эйнар и без того извлек все свои папки, все бумаги и документы, которые были в его распоряжении. Особенно настойчив был Нагибин, которого интересовали все мельчайшие детали. Это и понятно, ведь он был автором сценария и как крупный писатель вникал во все подробности. В частности, его весьма интересовала личность пилота Эйнара Лундберга, которому удалось посадить свой «Фоккер» на льдину и вывести генерала Нобиле из расположения лагеря… А Кристелл рассказывал, что Лундберг был отличным и очень жизнерадостным парнем, играл на губной гармошке русские казацкие мелодии, а он под них отплясывал. И майор нам показал, как это тогда у него получалось. И Калатозов, и Нагибин были просто в восторге. Нагибин мне запомнился в хорошем смысле въедливостью в суть дела. Но он умел это делать, не утомляя собеседника, а даже как-то и ободряя его, внимательнейшим образом выслушивая. У него это получалось отлично. Думается, и потому еще, что чувствовалась его искреннее соучастие в тех далеких событиях, он ими жил, пропуская всю драму сквозь собственное сердце. В Нагибине присутствовала некая вальяжность, он, безусловно, вкусил прелести жизни, хотя познал сполна и ее суровость, будучи в годы войны на фронте. Красавец-мужчина с седой, густой шевелюрой и молодым еще лицом…
Когда я смотрел потом фильм «Председатель» по его сценарию, фильм, отражающий суровую правду жизни, что и принесло ему заслуженный успех, то всегда вспоминал с удовольствием Нагибина, человека яркого, с острым, приметливым взглядом, тонким чутьем и безукоризненным литературным вкусом…
Ты ведь знаешь, что в жизни большую роль играет порой случай, - продолжал Вольгер. - Вот так было и с блестящим фильмом Хейфица «Дама с собачкой». В Стокгольме шел какой-то кинофестиваль, и мы в представительстве «Совэкспортфильма» предложили эту ленту. Но устроители по непонятным нам причинам взять ее не захотели. И вдруг - звонок из дирекции кинотеатра «Гранд» (того самого, где за пару часов до убийства смотрел фильм Улоф Пальме). Говорят, что образовалась целая «пустая» неделя, и спрашивают, нет ли в запасе хорошего фильма, чтобы заполнить эту «пустоту». Мы предложили «Даму с собачкой». И что же? Фильм не сходил с экрана «Гранд» 13 недель подряд! Честно сказать, и не припомню другого такого случая. «Гранд» тогда, думается, существенно пополнил свою кассу.
А.Чехов вообще весьма популярен в Швеции. Почему? Причина в том, утверждает кое-кто, что его творчество не подчинено никакой идеологии. Но у Чехова, на мой взгляд, своя идеология общегуманного характера: «В человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли…» И далеко не всем удается прожить жизнь, подчиняя себя такому мировоззрению, таким правилам. И вот «Дама с собачкой». Казалось бы, что уж такого-то особенного: обычный сюжет, курортный роман, увлечение. Но вдруг, откуда ни возьмись, возникают и чистота чувств, и угрызения совести, и маета обыденщины, и стремление вырваться из ее замкнутого круга.
Однажды, - заметил Вольгер, - я работал в группе с Бергманом, который готовился к съемкам очередного фильма. И вот в перерыве, во время обеда, он вдруг сказал: «Дама с собачкой» ощущается как глоток чистейшей ключевой воды после того, как в течение долго времени вынужден пить скверный «Пернод». «Даму с собачкой» чувствуешь (несмотря на то, что фильма сработан обычными средствами) как нечто яркое и благословенно-необыкновенное! В фильме много сентиментального, но абсолютно никакой сентиментальщины!» Вот оценка Мастера с мировым именем…
Мы говорили с моим шведским другом долго. И он все напрягал мое воображение картинами прекрасного прошлого, которые я охотно воспринимал. «Я шагаю по Москве». С каким удовольствием я переводил этот фильм. Ты бы знал! А Данелия - чудесный, мудрый. С грустными глазами человека, очень ценящего и понимающего юмор, но к жизни относящегося весьма серьезно. Мы беседовали с ним в Стокгольме, случалось и за чаркой водки. Не так давно, может быть, пару-тройку лет, я звонил ему домой».
Кроме стокгольмских, были и московские встречи. И одна - особо дорога Юнссону. Встреча с замечательной супружеской четой - Г.Александровым и несравненной Л.Орловой. «Мы встретились у них на даче, под Москвой. Увы, я не помню, о чем конкретно шел разговор. Да о многом. Осталось ощущение чего-то возвышенно-интеллигентного. И уж совсем я был сражен, когда перед нашим отлетом в Стокгольм в гостиницу приехала Любовь Петровна. Нет-нет, я ее не видел, мы в тот момент с женой были где-то в городе. Но и к лучшему, потому что я стал обладателем бесценного автографа. Актриса оставила подарок Эльне - красивую шаль и записку: «Уважаемые Леля и Вольгер! С чувством симпатии и пожеланиями счастливого пути! Л.Орлова. Москва, 30 января 1966 г.». «Вот она, эта записка, - с торжеством в голосе (мне, впрочем, вполне понятным) произнес мой друг, протянув мне лист бумаги с чуть размашистым, «парящим», но четким и внятным почерком на нем. - И ведь она ничем нам не была обязана, ничего мы ровным счетом не обещали ни ей, ни ее супругу. Да и что мы могли обещать этим двум выдающимся личностям? Нет-нет, это был просто жест дружелюбия.
Запомнились мне открытость и дружелюбие Марка Донского, к моменту нашего знакомства - уже режиссера с мировой известностью.
У него был очень легкий в общении, живой характер. Он был такой подвижный, непоседливый, очень любознательный. И в то же самое время Марк обладал умом исследователя, в каждую мелочь он вникал, говоря образно, как шахтер врубается в горную породу, осмысливал буквально философски. Мне казалось, что больше всего Марку нравилось общаться с людьми, его интерес к жизни был безграничен. Быть может, этому его научила непростая жизнь. Ведь родился Донской, как он мне рассказывал, в бедной еврейской семье и никаким роскошествами в Одессе начала прошлого века избалован не был.
Думается, что такое раннее познавание жизни и привело режиссера к мысли об экранизации произведений великого Горького. В его собственном детстве многое перекликалось с тем, что пережил в начале жизни писатель. Правда, солнечная Одесса - это не среднерусский Нижний Новгород. Марк рассказывал мне, как в юности он играл в футбол в Одессе, как они любили море, купались до исступления. Все это, разумеется, отражалось и на характере.
Именно фильмы по биографическим произведениям Горького - «Детство», «Мои университеты» были весьма популярны в Швеции. Почему? Тому у меня есть объяснение: и Россия, и Швеция в начале XX века оставались еще сугубо крестьянскими странами, но уже с наступлением капитала - и там и тут развивались промышленные предприятия, набирало силу фабричное производство. И проблемы, с которыми сталкивались на фоне этих катаклизмов и русские, и шведы, в общем-то, перекликались. При всем, разумеется, своеобразии обеих стран. Ну, например, Астрид Линдгрен, столь популярная повсюду, она же росла в обычном крестьянском хозяйстве. А Нильс Хольгерссон, пролетевший над всей Швецией на гусыне, созданный воображением Сельмы Лагерлёф? Тоже крестьянский мальчик из губернии Сконе. А что была Россия? Деревни, деревни, деревни и усадьбы, усадьбы, усадьбы. Помещичьи усадьбы.
У Горького и описаны во многих его вещах процессы крушения мира этих усадеб и наступления индустриального века.
Особо привлекало, что в Донском не было никакого бахвальства и в помине. Я знал, что его замечательный, эпического настроя фильм «Радуга» получил «Оскара», но только потом вычитал в газетах, что сам Президент США Франклин Рузвельт направил ему телеграмму, в которой выразил восторг по поводу этой кинокартины!
Я счастлив, что судьба свела меня с этим удивительным человеком и мастером». На память о тех днях - фотография Донского с трогательно-дружеской подписью: «Чудесному человеку Воле. Марк Донской. 9/9. 1964 г. Стокгольм».
И еще один эпизод из кинематографического прошлого Юнссона, переведшего на шведский язык знаменитый советский мультфильм «Чебурашка и Крокодил Гена». Где-то в середине 1980-х годов один из каналов шведского телевидения задумал создать программу «Магазинет» для детей. Пришла идея включить в нее историю Чебурашки и Крокодила. «Этот мультик был необычайно популярен во всем мире, его, если не ошибаюсь, даже на японский перевели. А в нашей программе песни Чебурашки и Гены пел под гитару наш известный исполнитель Стен Карлберг. Я и не мог предположить, когда брался за работу, что программа будет показана что-то около 700 раз! Ее смотрели вместе с детьми и взрослые».
- Послушай-ка, так это ты что ли придумал шведское название Чебурашки - Дрюттен?
- Ну я, конечно, - отвечал будничным тоном Вольгер.
- А почему Дрюттен, откуда это, что обозначает?
- Ну что ты спрашиваешь-то? А откуда взялся Чебурашка, что это обозначает? - вопросом на вопрос ответил мой шведский друг. - Да ничего. Была вот безымянная игрушка, а стала Чебурашкой. А по шведски - Drutten. Что ж, людям нужны и такие персонажи, такие вот «ничегонеозначашки», по-своему, мягко, с юмором расцвечивающие бытие. Школа советского мультфильма тоже была на мировом уровне.
Мой шведский друг убежден, что советский кинематограф был великим явлением мирового кино: «Его фильмы затрагивали все стороны жизни общества. Вот смотри - «Простая история» и «Председатель» - о трудностях колхозной деревни и их преодолении, «Девять дней одного года» - о людях науки, тех, кто создал советскую атомную бомбу и - как знать - спас страну от атомной войны, «Высота» - о рабочем классе, о людях труда, «Романс о влюбленных» - о любви и перипетиях жизни, «Я шагаю по Москве» - просто о жизни, «Укрощение огня» - о том, как советские люди покоряли космос, «Сережа» - о переживаниях маленького мальчика на фоне больших проблем взрослых, «Доживем до понедельника» - о школе, становлении юношеских характеров и тоже - о любви и дружбе, «Москва слезам не верит» - тоже сюжеты обычной жизни обычных людей, «Гамлет» - великая экранизация великого творения Шекспира. Где, какой кинематограф мира может похвастаться такой широтой охвата, таким разнообразием тем, такими замечательными актерами, режиссерской и операторской работой высшего уровня? - пафос моего собеседника достиг апогея. - Советский кинематограф и по проблематике, и по жизненной правде был впереди. Он был велик и ничуть не уступал Голливуду».