Доминирующая сила в Северной и отчасти Западной Европе VIII-XI веков - викинги были, в зависимости от обстановки, то купцами (если население, куда они прибыли, могло оказать успешное сопротивление), то воинами (когда территория казалась слабо защищенной) [1, с. 44-48]. Ошибочная оценка весьма часто вела к разгрому отрядов пришельцев-норманнов, уверенных, что они способны решать пространственно-объемные задачи малыми силами.

В современных реалиях европейские «либеральные демократии» резко сократили торгово-хозяйственные контакты с Россией, стремятся ее «сдерживать» и «отбрасывать», используют эти задачи как обоснование для существенного роста своей военной мощи. Особенно отчетливы данные изменения в деятельности ЕС как объединения и его крупнейшего государства-члена - ФРГ. Однако переход от состояния «купца» к «воину» опирается на представление, которое является системным просчетом, - уверенность в том, что возможно критически ослабить Россию.

Данная оценка исходит из опыта прошлой холодной войны, итоги которой оказались исключительно выгодны для евроатлантического сообщества. Его истеблишмент убежден, что тогда он смог выстроить эффективную систему «сдерживания» с полномасштабной военной составляющей (но без перехода к «горячей» войне), измотать Советский Союз, втянуть его в «гонку вооружений». В результате СССР стал «хрупким» изнутри, что и рассматривалось на Западе как главная причина достигнутых успехов конца 1980-х - начала 1990-х годов. Однако дискуссионна объективная степень «хрупкости» Советского Союза, то есть за вычетом субъективных факторов, прежде всего готовности М.С.Горбачева и его команды идти по пути «опережающих уступок» в отношении «западных демократий» [2].

Не менее важно другое: необоснованная убежденность на Западе в том, что Отечество не сможет извлечь уроки из трагедии самораспада (1991 г.), не рационализирует использование своих ресурсов в сфере обороны и безопасности. Так, в июне 2025 года Президент РФ В.В.Путин заявил, что оборонные расходы России - 6,3 % от ВВП, или 13,5 трлн рублей (порядка 162 млрд долл.)1. Притом это показатель в условиях вынужденной СВО, когда России приходится вести широкомасштабные боевые действия. В ближайшем будущем российское руководство планирует заметно сократить траты на оборонные нужды, считая их высокими2.

Однако удельный вес от ВВП военных трат РФ в условиях СВО (6,3%) заметно ниже, чем был у США в период войн в Корее (14%) и во Вьетнаме (10%)3. В абсолютном значении в 2024 году военные расходы только у крупнейшего европейского государства - члена НАТО - Германии составили 72 млрд евро (85 млрд долл.)4. К 2029 году Берлин планирует почти удвоить данный показатель5, де-факто доведя его до имеющегося у России на сегодня уровня.

Задача статьи - исследовать ряд тенденций милитаризации массива европейских государств - членов НАТО и ЕС, в том числе конкретных таковых на примерах Германии и Великобритании.

Пример ФРГ здесь наиболее показателен: из всех европейских «либеральных демократий» по итогам прошлой холодной войны она оказалась ключевым бенефициаром. Федеративная Республика сумела исключительно выгодно для себя решить «германский вопрос» (распространить свою юрисдикцию на территорию ГДР), получила возможность перефокусировать внимание при использовании бундесвера со «сдерживания» СССР в Европе на обеспечение стратегического присутствия далеко за пределами зоны ответственности НАТО. К концу 1990-х годов ФРГ сумела утвердиться в качестве региональной державы, но последующие усилия с целью стать мировой державой в военно-политическом отношении не привели в середине 2020-х годов к искомому результату.

Германия, неизменно действуя совместно с государствами - партнерами по ЕС и НАТО, не сумела стать результативным гарантом безопасности для стран происхождения вооруженного конфликта на Глобальном Юге. Соответственно, ФРГ в числе акторов евроатлантического сообщества не продемонстрировала должной результативности в деле противодействия неклассическим угрозам безопасности. Под последними понимаются те, в которых военная составляющая не является доминирующей, а источниками могут выступать не только государства, но и негосударственные акторы.

Прилагая длительное время усилия в зонах нестабильности, в том числе в Сирии и Ираке, страны - участницы ЕС оказались в положении объектов в условиях кризиса беженцев и роста террористической активности на территории Европейского союза в 2015-2017 годах. Ключевую роль в устранении первопричин кризиса, вызванных наступлением ИГИЛ (террористическая организация, запрещенная в РФ) в САР, сыграли Россия и Иран. Однако вместо кооперации с ними «либеральные демократии» пошли по пути ужесточения системы «сдерживания» РФ, перешли к данной стратегии и в отношении ИРИ с начала 2020-х годов. Одновременно в первой половине десятилетия происходил вынужденный уход контингентов стран - участниц НАТО и ЕС из стран происхождения вооруженного конфликта на Глобальном Юге, прежде всего из Афганистана и Мали.

Игнорируя объективные причины этого (свою недостаточную эффективность и результативность в деле урегулирования, особенно в деле борьбы с международным терроризмом), «либеральные демократии» избрали стратегию, которая носила характер псевдокомпенсации, реваншизма: сфокусироваться на «сдерживании» РФ, безосновательно признавая ее источником классических угроз. У таковых осевой является военная составляющая, а источником выступают государства как тип актора.

Будучи уверены в своей способности выиграть стратегическое противоборство с Россией, элиты европейских «либеральных демократий» де-факто исходят из опыта лишь прошлой холодной войны, последующих за ней десятилетий, то есть принципиально отбрасывают в своем мышлении огромную, весьма поучительную историю взаимоотношений с Отечеством до 1945 года включительно. Прежде всего, это положение относится к нынешнему истеблишменту ФРГ, который резко ускорил отход от учета ответственности за злодеяния Третьего рейха.

«Либеральные демократии» в деле противодействия классическим угрозам безопасности отводят Североатлантическому альянсу ключевое значение. Следует подчеркнуть, что речь идет именно о преобладающей, но отнюдь не единственной роли. Альянс входящие в него государства воспринимают в качестве структуры-«тяжеловеса». Отсюда явствует, что эгиду блока целесообразно использовать на наиболее масштабных по содержанию и ответственных направлениях, но стараться не применять на треках, которые считаются самыми провокационными, содержащими риск неконтролируемой эскалации, и пока они признаются таковыми.

На данных участках активно задействован ЕС и «коалиции желающих». Последнюю представлял формат «Рамштайн» (с апреля 2022 г.), созданный для координации оказываемой Украине военной помощи. НАТО и ЕС как институты входили в число участников площадки, но не играли в ее работе преобладающей роли - она принадлежала государствам (США, Канаде, крупнейшим европейским «либеральным демократиям»). Для поставок конкретного вида вооружений и военной техники (ВиВТ), например реактивных систем залпового огня, танков, самолетов, создавалась своя отдельная «коалиция желающих», для которой «Рамштайн» выступал «зонтичной» структурой [3, p. 8, 32-36].

Для подготовки кадров ВСУ на территории европейских «либеральных демократий» к концу 2022 года были учреждены две параллельно действующие миссии: Interflex в формате «коалиции желающих» с направляющей ролью у Великобритании и EUMAM UA под флагом ЕС, в работу которой ключевой вклад вносила Германия [4]. Только на Вашингтонском саммите НАТО (июль 2024 г.) было принято решение часть нагрузки по обучению украинских военных передать Альянсу [5], однако основную роль продолжили играть миссии Interflex и EUMAM UA. Очевидно, форматы ЕС и «коалиции желающих» останутся доминирующими в ходе дальнейшего сотрудничества европейских «либеральных демократий» с Украиной, а также распространения их влияния в других различных частях постсоветского пространства (примеры тому - мониторинговые миссии EUMM Georgia в Грузии с конца 2008 г. у границ Абхазии и Южной Осетии; EUMA в Армении с 2023 г. вблизи Нагорного Карабаха).

Такой сценарий не только обусловлен позицией администрации Д.Трампа по оптимизации практического вклада США в решение проблем безопасности в Европе, но отвечает долгосрочными устремлениями действующих элит европейских «либеральных демократий». Они стремятся обеспечить западноцентричность формирующегося миропорядка, особенно повышенную его ориентированность на них самих, через демонстрацию своей военной мощи, готовности и способности ее эффективно использовать [см., например, 6]. Частная, но важная иллюстрация тому - формула мира через силу для Украины6, а растрачиваемую военную мощь ей помогают восполнить европейские государства - члены НАТО и ЕС. Секьюритизация деятельности Европейского союза, то есть растущее внимание к вопросам безопасности и обороны, теснейшим образом сочетается с европеизацией мощи Североатлантического альянса (ее группировок, финансирования), деятельности блока. Притом готовность задействовать в дополнение к ЕС и НАТО форматы «коалиции желающих», особенно предоставить в их распоряжение войска, весьма различна у конкретных европейских «либеральных демократий»: у Великобритании этот показатель высокий, а у Германии, напротив, низкий.

Обращает внимание рост юридически оформленных двусторонних межгосударственных договоров. Тенденция отчетлива на примере сотрудничества держав «евротройки» (E3) - Великобритании, Германии, Франции. Германия в развитие Елисейского договора (1963 г.) заключила с Францией в январе 2019 года обновленный Ахенский договор [7]. Впервые с момента образования (1949 г.) ФРГ подвела правовую двух-, а не многостороннюю основу под отношения с Великобританией: в октябре 2024 года стороны подписали соглашение между военными ведомствами, а в июле 2025-го - «большой» общеполитический Кенсингтонский договор7. За неделю до этого Соединенное королевство опубликовало с Пятой республикой Нортвудскую декларацию о координации усилий в области ядерной политики8, в развитие Ланкастерских соглашений (2010 г.). Все вновь подписанные документы сфокусированы на вопросах безопасности и обороны, нацелены на углубление и расширение координации в сфере внешней политики в целом, использования ВС, развития военных производств.

Означает ли факт заключения и содержание данных юридических актов ослабление многосторонних связей внутри НАТО, особенно на фоне президентства Д.Трампа? По мнению автора, с одной стороны, они должны укреплять единство западноевропейских держав внутри Альянса, тем самым способствовать европеизации его мощи и повышать дееспособность. С другой - задать оформленные юридически основания для тесного сотрудничества не только под эгидой НАТО, но и других форматов (прежде всего «ЕС+», с участием Великобритании, «коалиций желающих», площадок ad hoc). Соответственно, для государств-подписантов заметно расширяется линейка структур, в рамках деятельности которых могут быть использованы их вооруженные силы. Притом одна и та же войсковая единица может, в зависимости от обстановки, поочередно применяться под различными эгидами (принцип Single Set of Forces). Данный подход имеет особую практическую ценность в ситуации, когда ведущие европейские «либеральные демократии» считают, что количество формирований войск в их распоряжении не удовлетворяет амбициозности стратегических планов, требует заметного увеличения.

Ключевые военные измерения милитаризации, должные обеспечить преимущество

В планах и шагах по наращиванию военной мощи «либеральные демократии» наибольшее внимание уделяют наземным войскам. Они являлись основным объектом для масштабных сокращений в 1990-х - начале 2010-х годов. Необходимость серьезно укрупнить сухопутные силы была определена еще в конце 2010-х годов и подтвердилась с учетом реалий в зоне СВО, когда практически все рода конвенциональных (неядерных) войск использовались в наземных боевых действиях или их поддержки. Перспективный облик наземных войск предполагает их меньшие размеры, чем в прошлую холодную войну, но оснащенность намного более «умным» парком ВиВТ.

Наиболее важные направления милитаризации европейских «западных демократий» в емком виде представлены в соглашении военных ведомств Германии и Великобритании от 23 октября 2024 года. Это увеличение объемов производства и разработка новых средств для дальнего точного удара (Deep Precision Strike, DPS), прежде всего ракетных вооружений9. Тем самым ведущие европейские «либеральные демократии» стремятся резко нарастить арсенал «экологически чистого» (в неядерном варианте) дальнобойного высокоточного оружия. Например, Великобритания озвучила планы построить до 12 атомных подводных лодок типа SSN-AUKUS с баллистическими ракетами в неядерном оснащении на борту10.

Информационно данное и аналогичные решения могут быть представлены как измерение «зеленой повестки» в области высоких технологий военного предназначения. На этом направлении отчетлив учет «либеральными демократиями» опыта РФ по результативному использованию высокоточного оружия в ходе СВО, желание догонять здесь Россию как количественно, так и качественно.

Подобное стремление ведущих европейских государств - членов НАТО несет, как минимум, два серьезных риска для международной безопасности. Во-первых, оно означает, что должно сокращаться одно из немногих преимуществ ВС РФ, которое позволяет частично уравновесить огромное превосходство европейских стран - участниц НАТО по численности вооруженных сил, размерам их финансирования. Очевидно, что в случае реализации такого сценария баланс сил окажется еще более смещен отнюдь не в сторону России. Это вынуждает РФ интенсивно разрабатывать собственные системы, чтобы сохранить качественное и количественное преимущество как объективно необходимое условие для обеспечения мира в Европе и на международной арене в целом.

Во-вторых, почти неизбежно часть разрабатываемых в европейских «либеральных демократиях» ракетных систем будет иметь дальность свыше 500 км (что подтверждают технико-тактические характеристики комплексов «Сапсан», производство которых было налажено на Украине в июне-июле 2025 г. и пресечено ударами Министерства обороны РФ в координации с ФСБ11). Это резко затрудняет возможность возобновления договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности между США и СССР (РСМД, 1987 г.), который имел главной целью резко снизить напряженность в Европе. Фактически ведущие европейские страны - участницы НАТО не просто попустительствовали решению США от 2 августа 2019 года выйти из РСМД, но содействовали тому, чтобы оно стало необратимым. На таком фоне Россия 5 августа 2025 года была вынуждена принять решение выйти из моратория на развертывание ракет средней и меньшей дальности наземного базирования12.

К середине 2020-х годов арсеналы оружия для DPS у крупнейших европейских стран - участниц НАТО соответствовали оптимизированным размерам их ВС, различных видов ВиВТ, боеприпасов в логике 2000-х - начала 2010-х годов. Так, с последней даты (к 2011 г.) в ФРГ прекратилось производство ракет «Taurus». Показательно, что тогда же был обнулен призыв на службу в бундесвер. Однако у Германии имеется технико-технологический потенциал и необходимое финансирование в условиях масштабного роста военных расходов, чтобы разрабатывать и производить ракетные системы для DPS. Притом ряд данных мер, особенно на начальных этапах процесса, будут географическими выносными, то есть осуществляться за пределами ФРГ (что наглядно показала готовность поддерживать проект по производству ракет «Сапсан» на Украине13).

Репутационно это позволит Берлину сделать более плавным его уход от учета исторической ответственности за злодеяния Третьего рейха и принципа «с немецкой земли будет исходить только мир» как основополагающего для обязательств ФРГ по договору об окончательном урегулировании в отношении Германии (1990 г.). Технологически, с учетом перерыва после прекращения производства «Taurus», это позволит более плавно возобновить работу производственной цепочки по выпуску ракет в самой Федеративной Республике.  

Примечателен эксперимент в британских ВС по интегрированию воедино ракетных (оснащенных средствами DPS) и бронетанковых подразделений. В результате их слияния в середине 2022 года была учреждена экспериментальная бригада глубокого разведывательного удара (Deep Reconnaissance Strike)14. Она подчинена штабу дивизии британской армии, которая объединяет в своем составе обе бронетанковые бригады королевских войск. Перечисленные факты позволяют выдвинуть предположение, что военная мысль Соединенного королевства возвращается к идеям так называемой «доктрины Устинова». Последняя предполагала проводить наступление с опорой на массированное применение точных вооружений с тактическим ядерным оружием и одновременно задействование крупных масс танков.

В современных реалиях речь идет о модифицированной версии этой тактики в «зеленом» (безъядерном) варианте. Принципиально, что данные приемы (сочетание ударов средств DPS и применения бронетанковых соединений) имеют целью осуществить так называемую «глубокую операцию», то есть одноименный быстрый прорыв с разрушением, дезорганизацией резервов и тылов противника. Следует подчеркнуть, что в настоящее время, учитывая массовое применение беспилотников, возможности проводить «глубокую операцию» оказались сокращены до минимума. В рамках запущенной милитаризации «либеральные демократии» пытаются найти выход из этого тупика, обращаясь к военной мысли начала 1980-х годов, то есть «второго издания» прошлой холодной войны.

В авангарде данных изысканий с целью резко повысить эффективность наступлений находилась Великобритания; к ней следует ожидать в ближайшее время добавления Германии (учитывая стартовавшие заметные изменения организационно-штатной структуры бундесвера), а затем и ряда других европейских государств - членов НАТО (например, Нидерландов и Швеции).

Логично, что одновременно будут расширяться производства и разрабатываться новые образцы роботизированных систем, прежде всего БПЛА15. Среди них повышенное внимание обращено на те, дальность полета которых соизмерима с ракетными системами. Ставится цель интегрировать две данные категории вооружений при подготовке и нанесении DPS. Кроме того, должен динамично наращиваться потенциал морских роботизированных аппаратов, не только действующих на поверхности (прежде всего безэкипажных катеров), но и подводных (например, по разминированию16, а главное - ударного действия). Если в вопросе совершенствования и наращивания парков ракетных вооружений европейские «либеральные демократии» ориентировались на российский опыт в ходе СВО, то в производстве дронов - уже на украинский.

Команды БПЛА стали во многом «стержнем» для ВСУ на линии боевого соприкосновения и используются, чтобы превратить борьбу в позиционную и с медленным «прогрызанием» системы сопротивления российскими войсками. «Дронизация» украинских войск показала, что массовое использование БПЛА способно длительное время в заметной мере компенсировать нехватку личного состава у боевых частей. Практическое следствие этого для самих «западных демократий» - насыщение их вооруженных сил БПЛА, притом не только воздушными, что уменьшает размеры требуемого увеличения численности военнослужащих, то есть потенциально можно набирать меньше новобранцев.

ФРГ использовала поставки ВиВТ для Украины, чтобы уйти от учета исторической ответственности еще на одном треке - в деле оснащения бундесвера ударными (вооруженными) дронами, а не только разведывательными. С соответствующей идеей выступили в 2020 году, на фоне сфокусированности общества на борьбе с пандемией, христианские демократы как преобладающая сила кабинета А.Меркель [8]. Однако тогда попытки доказать, что тем самым ФРГ не отойдет от принципа «с немецкой земли будет исходить только мир», не привели к успеху: против в итоге выступили социал-демократы, партнеры ХДС/ХСС в правительстве «большой коалиции». Кабинет О.Шольца, представляя таковую с ведущей ролью уже у СДПГ, изменил свою позицию и нашел решение: Германия стала производить и поставлять для ВСУ не только разведывательные, но и ударные дроны (например, типа HF-1)17, что создало прецендент для оснащения последними уже самого бундесвера.

Следующее направление милитаризации - обеспечение тактической совместимости (отлаживание) широкой линейки многосторонних группировок. Иными словами, речь шла об имплементации принципа мультилатерализма в деле строительства вооруженных сил. Государства Европы часто в своей истории образовывали коалиционные группировки; особенно крупными они были в ходе попыток разгромить и завоевать Отечество - Российскую империю (предприняла «Великая армия» наполеоновской Франции и вассалов в 1812 г.) и Советский Союз («военная машина» Третьего рейха и его сателлитов в 1941-1945 гг.). Однако современный уровень интегрированности национальных вооруженных сил, прежде всего в составе сил передового развертывания (СПР) НАТО, по своему качеству резко отличается от достигнутого в предшествующие исторические эпохи.

В Европе в XVII-XVIII веках, если армия была коалиционной по составу, войска каждого государства-комплектатора сохраняли полную самостоятельность. В сражениях они действовали строго на своем отведенном участке на поле боя (иллюстративны примеры битв под Лейпцигом 1632 г. и при Мальплаке 1709 г. как ключевых для войн Тридцатилетней и за испанское наследство соответственно).

В «Великой армии» состава 1812 года (времени наивысшего развития «военной машины» в подчинении Наполеона) большинство пехотных корпусов образовывал контингент от конкретного крупного государства или сводного объединения ряда мелких. Наличествовали итальянский, польский, прусский и австрийский корпуса, а также сразу три корпуса от немецких государств Рейнского союза - баварский, саксонский, вестфальский. Всего из 12 армейских корпусов «Великой армии» треть, четыре корпуса, были из германских и прусских земель, ныне образующих территорию ФРГ.

В собственно французские пехотные корпуса были включены небольшие национальные контингенты (например, португальский, швейцарский, хорватский), а также ряд германских государств (вюртембергский). В кавалерийских корпусах эти «вкрапления» были более многочисленны, представляли широкую линейку государств. В «Великой армии» наличествовала единая нумерация корпусов, дивизий и бригад, но на полковом уровне сохранялись национальные названия. Командование соединений, но не частей, в подавляющем большинстве случаев было собственно французским [9, с. 721-739]. В целом, особенно для реалий начала XIX века, Наполеону удалось добиться достаточно высокой интегрированности в свои силы контингентов сателлитов и союзников.

Как ни парадоксально, данный показатель был заметно ниже у войск, которые сражались на стороне Третьего рейха против Советского Союза. Контингенты Венгрии, Италии, Румынии, Финляндии образовали однонациональные по составу полевые армии. Сохраняя автономность в плане внутренней структуры и управления, собственную нумерацию, они включались в состав групп армий вермахта. Исключение в последнем отношении представляли финляндские войска, действовавшие под собственным командованием [10, c. 252-273]. Это объяснялось прежде всего тем, что они занимали весьма протяженный участок фронта со сложными природно-климатическими условиями.

В преддверии советского контрнаступления под Сталинградом был создан двусторонний танковый корпус с участием румын; параллельно в состав их пехотных дивизий включили небольшие германские подразделения (прежде всего технических родов войск). Однако данные примеры количественно были ограничены, а главное, не дали ожидаемого результата [11]. Автономность войск сателлитов, которые предоставили меньшие контингенты (от полка до дивизии) заметно различалась: наибольшей была у словацкой дивизии, заметно меньшей - у испанской, хорватской, а также французских подразделений (так, все последние получили нумерацию от вермахта).

В чем причины того, что интегрированность войск сателлитов и союзников в «Великую армию» была большей, чем в рамках гитлеровской коалиции на советско-германском фронте? В состав «военной машины» официального Парижа традиционно входили достаточно значительные контингенты наемников (так, еще Людовик XIV в начале XVIII в. указывал, что правильнее говорить не «французская армия», а «армия Франции» [12, с. 132]). В свою очередь, германо-прусская военная традиция, начиная с реформы Шарнхорста - Гнейзенау (1807-1814 гг.), базировалась на принципах комплектования, развития и использования вооруженных сил как однонациональных [13, с. 73-108]. Таковым оставался и вермахт как собственно ВС Третьего рейха. Иными были войска Waffen-SS как структура, которая функционировала параллельно: в ее составе были собраны нацистские, коллаборационистские элементы со всей Европы, притом дивизии обычно комплектовались по национальному признаку (например, голландская, французская, а также латышская, украинская, эстонская) с немецкими командирами.

Германо-прусской военной и политической традицией было подчеркнутое позиционирование себя в национальном качестве. Не в пример этому ФРГ с момента создания (1949 г.) считалась органично встроенной в состав лагеря «западных демократий», последовательно реализовывала принцип мультилатерализма; ее мощь и усилия, особенно военные, «растворялись» в многосторонних, совместных с союзниками. Такой подход позволял не только продемонстрировать для них учет Бонном, а затем Берлином (с 1999 г.) исторической ответственности, но, главное, разделять ответственность и нагрузку.

В прошлую холодную войну на территории ФРГ под эгидой НАТО были развернуты мощные многонациональные группы армий «Север» и «Центр». Однако образовывавшие их армейские корпуса (каждый из которых представлял «ядро» полевой армии) оставались по составу однонациональными: два американских (США), британский, французский, бельгийский, нидерландский и три западногерманских. «Сцепку» обеспечивали объединенные штабы (на уровне групп армий) и миссии связи, направляемые в управление корпуса-соседа18.

Иного качества успехов «либеральные демократии» смогли достичь в имплементации принципа мультилатерализма в вопросах строительства ВС к началу 2020-х годов. Например, в составе наземных СПР Альянса были наработаны практики функционирования многосторонних (с участием контингентов четырех-десяти государств-комплектаторов) батальонов. Последние военная мысль НАТО, ее стран-участниц рассматривали как типовые «кирпичи» для организации более крупных войсковых единиц (прежде всего бригад и корпусов).

Политически такой действительно многонациональный состав подразделений и частей представлял реализацию принципа «круговой поруки». В случае инцидентов с вовлечением данной войсковой единицы должна была заметно возрасти взаимная готовность государств-комплектаторов оказывать боевую (силовую) поддержку по логике статьи 5 Вашингтонского договора о НАТО (1949 г.).

Небольшой контингент в составе многосторонней войсковой единицы направившая его страна рассматривала как авангард, которому в случае кризиса должны оказать необходимую помощь главные силы (дислоцированные на постоянной основе на территории самого государства-комплектатора). Закономерно, что институционально наиболее продвинутый уровень наблюдался у многосторонних формирований сил передового развертывания НАТО, дислоцированных вблизи границ России. В собственно военном отношении здесь работал принцип: потенциал объединения элементов больше, чем у суммы каждого из них по отдельности. Соответственно, развертывание войсковых единиц совместного комплектования делало менее острой проблему ограниченной численности ВС осуществляющих это государств.

Практики создания и функционирования действительно многосторонних батальонов и бригад государства - члены НАТО и ЕС нарабатывали в ходе попыток урегулировать вооруженные конфликты на Балканах (прежде всего в Боснии и Косове), Среднем Востоке (в Афганистане), Сахеле (в Мали). Здесь, особенно в Афганистане и Мали, на огромных пространствах действовали небольшие контингенты: зона ответственности для одной расчетной бригады (4-5 тыс. военнослужащих) составляла десятки и даже сотни тыс. км2.

На всем этом пространстве требовалось осуществлять мониторинг и борьбу с появлявшимися отрядами боевиков. Даже крупное европейское государство - член НАТО едва ли было способно единовременно задействовать более 3-5 тыс. военнослужащих (включая многочисленные штабы, тыловые части), а потому решение объемных и трудных задач требовало тесной кооперации контингентов многих стран-участниц. В рамках региональных командований - секторов (на которые иногда, как в Афганистане, разделялась вся территория страны происхождения конфликта19) или миссий (если их действовало несколько параллельно, как в Мали [14]) государство, вносившее крупнейший вклад в функционирование многосторонней группировки, считалось «рамочным» (задающим своей деятельностью рамочные условия для всех участников). 

Данный опыт был развит в условиях перехода европейских «либеральных демократий» к псевдокомпенсационной стратегии по «сдерживанию» и «отбрасыванию» РФ. В функционировании наземных боевых групп СПР НАТО (Forward Land Force) на 2025 год участвовали как комплектаторы и (или) реципиенты все государства - члены блока. Первыми (2017 г.) были учреждены четыре группы (по батальону) в Польше и каждой из стран Балтии. Для этих формирований «рамочными государствами» стали англосаксонские державы (США, Великобритания, Канада) и ФРГ.

В 2022-2024 годах был декларирован и запущен процесс увеличения каждой из войсковых единиц - до постоянно дислоцированной полной бригады (для групп в Литве и Латвии с 2026 и 2027 гг., в комплектовании ключевая нагрузка у Германии и Канады соответственно), с возможностью оперативно перебросить дополнительно бригаду (для формирования в Эстонии с функцией «рамочного государства» у Соединенного королевства)20. Тем самым идет качественное и количественное наращивание многостороннего присутствия в южной части Скандинавско-Балтийского региона. Оно появится и на севере последнего - боевая группа в финляндской Лапландии (кадрированная бригада с возможностью быстро развернуть ее в полную), где «рамочное государство» - Швеция.

Параллельно идет совершенствование многосторонних формирований СПР, созданных в 2022 году в странах Восточной Европы к югу от Польши - в Болгарии, Венгрии, Румынии и Словакии. Лишь Венгрия возглавляет формирование на своей территории; в остальных случаях это Италия, Франция и Испания соответственно21. Примеры иллюстрируют, как реализуется принцип «круговой поруки» в рамках многосторонних войсковых единиц в передовой части зоны ответственности НАТО. 

Мультилатерализм в деле строительства вооруженных сил лежит в основе функционирования группировки, которая должна выдвинуться из глубины зоны ответственности блока на угрожаемые направления, чтобы создать здесь серьезное превосходство и перейти в наступление. До середины 2024 года такой группировкой выступали силы быстрого реагирования (NATO Response Force, NRF), затем - более мобильные по составу силы союзнического реагирования (Allied Reaction Force)22. Так, для наземной компоненты NRF каждый год одна из крупных европейских стран - участниц Альянса (Великобритания, Германия, Испания, Италия, Польша, Франция, а также Турция, но отнюдь не США и Канада) принимала роль «рамочного государства», а еще несколько других европейских стран-участниц становились рядовыми комплектаторами23.

Наибольшую активность закономерно демонстрирует ФРГ, стремящаяся выполнять функции «рамочного государства» для возможно большего числа многосторонних формирований и миссий - как НАТО (прежде всего), так и ЕС [15]. В этом проявляется сочетание традиционной готовности Федеративной Республики «растворять» свои военные усилия в многосторонних и одновременно наличие лидерских устремлений. Бундесвер идет по пути интегрирования на двусторонней основе: помимо франко-германской бригады, это также включение в состав каждой из трех имевшихся наземных дивизий ФРГ по одной бригаде нидерландских войск24 (с сохранением всех формирований в местах постоянной дислокации).

Для того, чтобы полнее отлаживать оперативную совместимость при комплектовании многосторонних группировок, европейские «либеральные демократии» стремятся частично унифицировать парки ВиВТ в составе своих ВС и обеспечивать большую техническую совместимость вновь разрабатываемых и принимаемых образцов. На это нацелены работа технико-технологических комитетов Постоянного структурированного сотрудничества (PESCO), межгосударственное сотрудничество. Например, ФРГ согласовала с Норвегией закупку для ВМС обеих стран подводных лодок типа 212CD25 (германской разработки), а Великобритания планирует приобретать для своих наземных сил боевые бронированные машины (прежде всего БТР и БМП) типа Boxer26 германо-нидерландского производства. 

Принцип достаточности при определении перспективных размеров ВС

Милитаризация включает увеличение не только военных расходов, арсеналов ВиВТ, но и численности личного состава, притом мотивированного. К середине 2020-х годов большинство стран - участниц НАТО, особенно «старых», в деле набора дополнительных объемов личного состава не сумели достичь заметных успехов. Более того, в 2022-2023 годах наблюдался отток профессиональных военных27: многие из них увольнялись, осознавая те риски неконтролируемой эскалации, которые несла стратегия «западных демократий» по ужесточению «сдерживания» РФ [16]. Британские ВС в 2014-2022 годах уменьшились на 25 тыс. человек (со 169 до 144 тыс. военнослужащих28). В бундесвере динамика была по годам скачкообразной: общее увеличение в 2014-2024 годах составило 4 тыс. солдат и офицеров29, а остановить неоднократные уменьшения удалось лишь к 2025 году.

Основные трудности обусловлены низкой мобилизационной готовностью масс населения в странах «либеральной демократии», живущего в парадигме «общества потребления». С целью объяснить необходимость милитаризации и вовлечь в нее массы граждан настойчиво продвигается тезис о некоей «российской угрозе». На рядового жителя «либеральных демократий» оказывают воздействие: решения правительств конкретных стран наращивать военную мощь; секьюритизация повестки ЕС; меры по европеизации состава мощи НАТО, ее деятельности. Декларируется широкий комплекс финансово-мотивационных мер с целью привлекать новобранцев в профессиональные вооруженные силы. В ряде «старых» стран - участниц Альянса, в которых отменен или обнулен призыв, стартовали меры по его возвращению (прежде всего в ФРГ).

Способность быстро увеличивать свои ВС демонстрируют Украина и ряд «новых» восточноевропейских государств - членов НАТО (прежде всего Польша и Литва). Одна из причин видится в том, что все данные государства относятся к постсоциалистическому пространству: как бы они не очерняли советское/социалистическое прошлое, они во многом эксплуатируют заложенную тогда парадигму мобилизационной готовности своих обществ.

Какое увеличение своей военно-людской мощи европейские «либеральные демократии» считают для себя необходимым? Часть из них (например, Великобритания) не планируют заметно увеличивать численность своих ВС30, другие - прежде всего Германия, Польша, а также Швеция - предполагают, но до таких размеров, которые заметно меньше, чем были у данных стран в прошлую холодную войну. Например, ФРГ в среднесрочной перспективе планирует увеличить бундесвер до 260 тыс. военных31 (рост почти на 80 тыс.), а в 1980-х годах он насчитывал порядка 500 тыс. человек личного состава.

Принципиален вопрос: какой объем военно-людских ресурсов количественно есть минимально достаточный, чтобы эффективно выстраивать конфронтацию с РФ? В середине 2024 года, когда российские Вооруженные силы уже осуществили полномасштабное увеличение численности в зоне СВО, здесь находились порядка 700 тыс. солдат и офицеров32. Украинское руководство заявляло о численности наземных сил более чем в 800 тыс. военнослужащих и стремлении в дальнейшем иметь ВС близкого размера33.

Именно на последний показатель ориентирована новая модель сил НАТО (New NATO Force Model, NNFM), согласованная на Мадридском саммите (июнь 2022 г.), активно внедряемая с 2023-2024 годов с опорой на наличные возможности [17]. Она предполагает наличие в подчинении Альянса 0,8 млн человек личного состава, разделенных на категории по срокам достижения полной боевой готовности34. В число компонентов NNFM входят силы передового развертывания, силы союзнического реагирования. Почти весь практический вклад в комплектование NNFM вносят европейские страны - участницы блока, но не США (притом Вашингтон сохраняет управленческий контроль) [18, p. 1-2]. Преимущество над главными силами ВС РФ в пиковый период их численности (0,7 млн солдат и офицеров) обеспечивала уже сама по себе NNFM (0,8 млн военных), без учета ВСУ и других военно-людских ресурсов у самих «либеральных демократий».

На 2022 год европейские страны - участницы НАТО располагали без США и Канады 1,9 млн военнослужащих, а за вычетом ВС Турции - ресурсами почти в 1,5 млн человек личного состава35. Эти имевшиеся силы количественно уже минимально достаточны, чтобы «сдерживать» Россию, даже с учетом роста ее ВС в условиях вынужденной СВО (штатная численность - 1,5 млн военнослужащих)36.

Де-факто истеблишмент крупнейших европейских государств - членов НАТО отчетливо осознает данное положение: поэтому Великобритания не предполагает крупных увеличений своих ВС, а Германия уверенно растягивает реализацию планов на достаточно продолжительный отрезок (до десяти лет). Рост должен обеспечить не равенство с ВС РФ, но заметное преимущество над ними. Притом ключевую роль в его обеспечении стремятся играть государства с державными амбициями, которые были вынужденно отложены на длительное время из-за провалов агрессии против Отечества: Германия (после безоговорочной капитуляции Третьего рейха), а также Швеция (после поражений Карла XII в Северной войне 1700-1721 гг.). Так, ФРГ с 2022 года последовательно декларирует желание построить самые мощные конвенциональные вооруженные силы среди европейских государств - членов НАТО37.

 

Осуществляя милитаризацию идейно и материально, европейские «либеральные демократии» стремятся упрочить свое превосходство над Россией по численности личного состава, парков беспилотных систем, использовать фактор широкой линейки отлаженных многосторонних группировок. Одновременно отчетливо стремление нивелировать одно из немногих преимуществ РФ по высокоточным вооружениям в неядерном оснащении. Притом в дополнение к собственным весьма большим возможностям элиты европейских государств - членов НАТО и ЕС стремятся сохранить, реорганизовать военный потенциал Украины (как людской, так и промышленный).

Речь идет о желании изменить баланс военных потенциалов с Россией очень заметно. По большинству показателей конвенциональной мощи просматривается стремление иметь превосходство до трех раз и более, которое в военном деле считается необходимым, чтобы обеспечить успешные наступательные действия. Для европейской и международной безопасности данная тенденция крайне опасна, способствуя заметному повышению и без того высокого риска военного конфликта с применением ЯО.

России крайне важно избежать втягивания в «гонку вооружений», искать асимметричные решения, демонстрировать внутреннюю стабильность и проактивный характер внешней и оборонной политики. При выполнении этих условий «хрупкими» в перспективе могут стать уже сами «либеральные демократии», затрачивающие очень большие собственные ресурсы на недостаточно эффективное и, главное, малорезультативное «сдерживание» России.

 

 

1http://www.kremlin.ru/events/president/news/77316

2Там же.

3Там же.

4https://www.bundestag.de/dokumente/textarchiv/
2024/kw05-de-verteidigung-977670

5См.: https://augengeradeaus.net/2025/06/kabinett-billigt-haushaltsentwurf-in-diesem-jahr-planstellen-fuer-10-000-zusaetzliche-soldaten/

6См., например: https://www.bundesregierung.de/breg-de/suche/slenskyj-in-berlin-2350758

7https://www.bundesregierung.de/resource/blob/
992814/2365450/d44e30f16f6ca8280446bf490fca07b3/2025-07-17-freundschaftsvertrag-de-gb-data.pdf

8https://www.gov.uk/government/news/northwood
-declaration-10-july-2025-uk-france-joint-nuclear-statement

9https://www.bmvg.de/resource/blob/5851552/c82a5af00cf2185972277dc7e9d7b02e/20241023-uk-germany-joint-communique-englische-version-data.pdf

10https://www.gov.uk/government/news/uk-to-expand-submarine-programme-in-response-to-strategic-defence-review

11http://www.fsb.ru/fsb/press/message/single.htm%21id%3D10440362%40fsbMessage.html

12https://mid.ru/ru/foreign_policy/news/2039749/

13См.: https://www.bundesregierung.de/breg-de/suche/slenskyj-in-berlin-2350758

14https://www.army.mod.uk/learn-and-explore/about-the-army/formations-divisions-and-brigades/3rd-united-kingdom-division/1-deep-reconnaissance-strike-brigade-combat-team/

15https://www.bmvg.de/resource/blob/5851552/c82a5af00cf2185972277dc7e9d7b02e/20241023-uk-germany-joint-communique-englische-version-data.pdf

16https://www.bundeswehr.de/de/mediathek/60-sekunden-unterwasserdrohne-seefuchs-149458

17https://www.bundesregierung.de/breg-de/service/archiv-bundesregierung/waffenlieferungen-ukraine-2054514

18См., например: The Bundeswehr on operations. Berlin: Federal Ministry of Defence, 2009. P. 14.

19https://www.nato.int/cps/en/natohq/107995.htm

20https://www.nato.int/cps/en/natohq/topics_136388.htm

21Ibid.

22https://www.nato.int/cps/en/natohq/topics_234091.htm

23https://www.nato.int/cps/en/natohq/topics_49755.htm

24https://www.bundeswehr.de/de/organisation/heer/organisation/division-schnelle-kraefte; https://www.bundeswehr.de/de/organisation/heer/organisation/1-panzerdivision; https://www.bundeswehr.de/de/organisation/heer/organisation/10-panzerdivision

25https://www.bundeswehr.de/de/beschaffung-u212cd-uboote-5935660

26https://www.gov.uk/government/publications/the-strategic-defence-review-2025-making-britain-safer-secure-at-home-strong-abroad/the-strategic-defence-review-2025-making-britain-safer-secure-at-home-strong-abroad

27NATO defence expenditures. Brussels: NATO, 2024. P. 13.

28Ibid.

29https://www.bundeswehr.de/de/organisation/personal/personalbestand-bundeswehr-5890246

30https://www.gov.uk/government/publications/the-strategic-defence-review-2025-making-britain-safer-secure-at-home-strong-abroad/the-strategic-defence-review-2025-making-britain-safer-secure-at-home-strong-abroad

31https://augengeradeaus.net/2025/07/eckpunkte-fuer-neuen-wehrdienst-sechs-monate-dienstzeit-260-000-aktive/; https://www.bundeswehr.de/de/selbstverstaendnis/geschichte-bundeswehr/kalter-krieg

32http://kremlin.ru/events/president/news/74292

33https://www.rbc.ru/politics/23/02/2025/67bb7eff9a794748de9eadef

34https://www.nato.int/nato_static_fl2014/assets/pdf/2022/6/pdf/220629-infographic-new-nato-force-model.pdf

35NATO defence expenditures. Brussels: NATO, 2024. P. 13.

36http://www.kremlin.ru/events/president/news/75909

37https://www.bundesregierung.de/breg-de/service/archiv-bundesregierung/bundeskanzler-in-litauen-2047754; https://www.bundesregierung.de/breg-de/suche/regierungserklaerung-von-bundeskanzler-friedrich-merz-2347888

 

Источники и литература

  1. Перхавко В.Б. Первые купцы российские. М.: Русское слово, 2006. 560 с.
  2. Барсенков А.С. Политика «нового мышления» и окончание холодной войны (1985-1990) // Российская история. 2015. №6. С. 135-157.
  3. Mills C. Military assistance to Ukraine since the Russian invasion. London: House of Commons Library, 2023. 69 p.
  4. Трунов Ф.О. Особенности участия Германии в подготовке армий Афганистана, Мали и Украины // Сравнительная политика. 2024. №2. С. 92-108.
  5. Трунов Ф.О. Вашингтонский саммит НАТО. Нынешние и будущие тенденции в политике Альянса // Свободная мысль. 2024. №5. С. 85-99.
  6. Рубинский Ю.И., Синдеев А.А. От Елисейского к Ахенскому договору // Современная Европа. 2019. №2. С. 18-27.
  7. Братерский М.В. Введение. Поиск Западом своего места и роли в меняющемся мире // Актуальные проблемы Европы. 2025. №2. С. 7-21.
  8. Трунов Ф.О. Процесс оснащения бундесвера дронами: детерминированность, «узкие места» и результаты к началу 2020-х годов // Контуры глобальных трансформаций. 2021. №4.
    С. 368-393.
  9. Залесский К.А. Наполеоновские войны. 1799-1815. Биографический энциклопедический словарь. М.: АСТ, Астрель, 2003. 825 с.
  10. Атлас офицера. М.: Военно-топографическое управление ГШ ВС СССР, 1974. 394 с.
  11. Цейтлер К. Сталинградская битва // Роковые решения вермахта. Смоленск: Русич, 2001. С. 179-256.
  12. Борисов Ю.В. Дипломатия Людовика XIV. М.: Международные отношения, 1991. 382 с.
  13. Трунов Ф.О. Германская модель военных реформ. М.: ИНИОН РАН, 2022. 360 с.
  14. Сидоров А.С. Военно-политический баланс возможностей Франции в Сахеле: этапы и механизмы выхода с ТВД // Актуальные проблемы Европы. 2022. №4. С. 79-108.
  15. Трунов Ф.О. Роль Германии как «рамочного государства» НАТО // Общественные науки и современность. 2024. №1. С. 46-59.
  16. Трунов Ф.О. Россия как провайдер безопасности для Запада: альтернативный вариант операции «Немыслимое»? // Международная жизнь. 2024. №11. С. 70-83.
  17. Трунов Ф.О. Переход к новой модели сил НАТО как показатель стратегического развития и возможных намерений «западных демократий» // Контуры глобальных трансформаций. 2024. №6. С. 167-185.
  18. Biscop S. The New Force Model: NATO’s European Army? // Egmont Policy Brief. 2022. №285. 6 p.