Автор выражает глубокую благодарность директору Историко-документального департамента МИД РФ Н.М.Бариновой и сотрудникам ИДД за помощь и содействие в работе над архивными документами.

Несколько лет назад в связи с юбилеем А.М.Коллонтай на экраны вышел документальный фильм «Вихри века», посвященный ее дипломатической деятельности. К сожалению, сам жанр кино не дал возможности рассказать о многих аспектах и интересных деталях, связанных с ее работой во время войны.

23 августа 1944 года в королевском дворце в Бухаресте в присутствии короля Румынии Михая собралась небольшая группа чиновников. Это были участники заговора против маршала И.Антонеску. Планировалось вызвать его во второй половине дня и отстранить от власти. Среди них был заведующий шифровальным отделом румынского МИД Григоре Никулеску-Бузешти. К вечеру того же дня он стал новым министром иностранных дел в первом правительстве Румынии после свержения диктатора. В его кармане была дешифрованная телеграмма с пометкой «срочно» из Стокгольма с сообщением о беседе советника посольства Румынии в Швеции Джордже Дуки с советским послом А.М.Коллонтай. О том, что содержалось в этом документе и какую роль он должен был сыграть в судьбе Румынии, до настоящего времени можно встретить самые невероятные интерпретации.

Одни считали, что это было согласие Москвы на условия Антонеску относительно установления зоны, свободной от оккупационных советских войск, где будет сохраняться прежняя румынская администрация. Другие видели в ней договоренность о разрешении прохода советских войск по территории Румынии. Подобные версии даже нашли отражение в румынском кинематографе, в частности в фильме известного румынского режиссера Серджиу Николаеску «Зеркало» («Oglinda»).

Заключение советско-румынского перемирия в 1944 году имеет свою непростую историю. После Сталинградской битвы в Румынии, как и в других странах - союзницах гитлеровской Германии, зрело понимание того, что нужно как можно скорее добиться заключения мира с государствами - членами антигитлеровской коалиции. Однако в Румынии эти настроения, особенно среди либеральной части политической элиты, оформились в заговорщическую группу. По месту встреч ее участников она получила свое название - Группа из Буфти. Во главе этого формирования стал видный политический деятель, лидер Национал-цэрэнистской партии страны Юлиу Маниу. Были также люди, близкие к королю.

Но самым важным ее звеном являлись сотрудники румынского МИД, особенно из дешифровального отдела министерства. Именно они позволили организовать бесперебойную закрытую связь с зарубежными посольствами Румынии, где работали сочувствующие планам буфтинцев дипломаты. Специалисты-криптографы придумали простой, но очень эффективный способ общения с нужными дипломатами за рубежом. В конце обычной исходящей телеграммы они добавляли короткое сообщение, зашифрованное дополнительным, известным только доверенным членам группы шифром1. В Стокгольме таким представителем оппозиции был советник посольства Джордже Дука, сын бывшего премьер-министра Румынии, убитого железногвардейцами в Синае в конце декабря 1933 года. До войны он успел поработать в Вашингтоне и в Стокгольме поддерживал тайные контакты с американскими и британскими дипломатами.

Первые попытки открыть «шведский канал» для переговоров с румынскими представителями о выходе Румынии из войны относятся к концу 1943 года. Британский посол в Стокгольме Виктор Маллет по указанию из Лондона затронул этот вопрос в беседе с А.М.Коллонтай, «пожилой леди», как ее называли англичане. Та, если верить записям британца, проявила определенный интерес к встрече с представителем румынской оппозиции, однако сразу оговорила условие, что пойдет на такой контакт только с разрешения своего правительства. Сами же британцы уже активно работали со вторым лицом в румынском посольстве Дж.Дукой.

Между тем события развивались совсем не по плану британцев. Всему виной стало настойчивое посредничество болгарского журналиста некоего Кирилла Горанова. Он был хорошо известен в местном дипкорпусе и поддерживал контакты как с представителями Германии, так и советскими дипломатами. В своих беседах с румынским атташе Шейнеску2 он сумел убедить того, что советские представители хотели бы завести контакты с румынским посольством для возможного обсуждения мирных переговоров. Шейнеску получил от своего посла согласие на встречу с «атташе» советского посольства Игорем Спичкиным, с которым также встречался Горанов.

Но в день назначенной встречи И.Спичкин неожиданно позвонил в посольство Румынии и попросил отменить встречу. Это было сделано по прямому указанию самой А.М.Коллонтай. Дело в том, что в тот же день она имела беседу с английским коллегой, который, узнав от Дж.Дуки о предстоящей встрече, сильно заволновался относительно возможного разоблачения своего источника - упомяни И.Спичкин в беседе о контактах союзников с румынским дипломатом, к тому же представляющим румынскую оппозицию. А.М.Коллонтай заверила В.Маллета, что единственным лицом, которое войдет в контакт с румынами, будет только она сама.

Однако 27 декабря союзники с изумлением узнали от Дж.Дуки, что днем ранее, когда в румынском посольстве был детский праздник по случаю дня рождения дочери посла, туда явился И.Спичкин и попросил аудиенции у самого посла Ф.Нану. Тот принял И.Спичкина. Ссылаясь на Горанова, гость поинтересовался, что хотела сообщить румынская сторона советским представителям по поводу начала мирных переговоров. Ф.Нану, не скрывая удивления такому вопросу, заверил собеседника, что никакой информации по этому поводу у него нет. В свою очередь, он задал встречный вопрос: есть ли что-либо у советских представителей сообщить в отношении возможности начала переговоров? Беседа кончилась безрезультатно.

Выходка И.Спичкина3 вызвала разнотолки у англичан и американцев. Они меньше всего склонялись к версии, что И.Спичкин действовал по собственному усмотрению. Им казалось, что А.М.Коллонтай решила иметь дело не только с оппозицией, но и с теми, кто представлял И.Антонеску. В этом была и своя логика - точной информации о военных возможностях оппозиционеров ни у кого не было. А румынская армия целиком подчинялась маршалу И.Антонеску. В ходе войны его приказ был гораздо весомее любых попыток заговорщиков договориться о перемирии. Самовольство молодого «дипломата» являлось серьезным проступком. На такое мог пойти лишь тот сотрудник, для которого посол был не столь страшен, сколь его непосредственный начальник. Еще по опыту периода «зимней войны» с Финляндией А.М.Коллонтай хорошо понимала, что параллельно с ее усилиями активно действуют резидентуры НКВД и военной разведки, но ей приходилось с этим мириться.

Румынский посол после встречи с советским «атташе» все-таки направил в Бухарест телеграмму об этом происшествии. К его удивлению реакция была сдержанно позитивной. Главное было не в самих контактах, а в том, на каких условиях будет заключено такое перемирие. У всех руководителей стран «оси» первостепенным вопросом было выяснить, насколько жесткой по отношению к ним будет позиция Объединенных Наций. В правительстве И.Антонеску вообще считали, что в силу слабости румынской экономики ее вклад в войну, начатую Гитлером, был значительно меньше других государств. Поэтому, дескать, и условия капитуляции для Румынии должны быть «помягче».

Между тем формулировки Московской декларации министров иностранных дел четырех держав в октябре 1943 года ясно указывали на то, что союзники будут сражаться до конца, вплоть до «безусловной капитуляции». 3 января 1944 года Ф.Нану позвонил И.Спичкину и попросил организовать встречу со вторым лицом в советском посольстве В.С.Семеновым. В ходе такой встречи со ссылкой на министра иностранных дел Румынии Михая Антонеску он просил разъяснить детали советской позиции. Его интересовало, что может ожидать Румынию в случае выхода из войны, на какие «преимущества» перед другими она могла бы рассчитывать. В Бухаресте надеялись, что «безоговорочная капитуляция» для Германии и для Румынии - это не одно и то же.

В ответ на этот запрос в Москве был составлен короткий ответ: восстановление советско-румынской границы 1940 года (чтобы не было никаких иллюзий в отношении Бессарабии); румынские войска на советско-румынском фронте немедленно отзываются в Румынию или сдаются советским войскам в качестве пленных; Румыния возмещает материальный ущерб, нанесенный СССР в ходе войны; она включается в единый фронт вместе с СССР, Англией и США против общих врагов.

Однако подготовленная шифровка в Стокгольм не ушла. Связь была плохой, и ее отправка была отложена. 9 января в 7 часов 55 минут на квартиру старшего помощника наркоминдела Б.Ф.Подцероба позвонили из приемной Сталина. Его попросили позвонить Сталину. Вождя интересовал вопрос по Румынии, ушла ли подготовленная телеграмма А.М.Коллонтай. Узнав о положении с отправкой, он, как свидетельствует запись беседы Б.Ф.Подцероба, произнес: «Неорганизованность нашей связи в данном случае сослужила нам службу». И далее «тов. Сталин сказал, чтобы я не будил тов. Молотова, а когда он, Молотов, придет завтра на работу, доложил бы ему следующее: так как ночью он, тов. Сталин, узнал, что обстановка на фронте изменилась к лучшему, то требования, изложенные в телеграмме, направленной Коллонтай, он считает либеральными. Я ответил, что так будет сделано. На этом тов. Сталин разговор закончил. В 14 часов 10 минут, после того, как тов. Молотов проснулся, я доложил ему по телефону о разговоре с тов. Сталиным»4.

Контакты с румынским посольством в Стокгольме были заморожены практически до начала апреля. Это, впрочем, не означало, что румынские политики прекратили поиски оптимального для Румынии выхода из войны. В марте в Анкаре приступил к своим обязанностям новый посол Румынии в Турции Александру Крецяну. До этого он работал генеральным секретарем румынского МИД и был одним из основателей группы в Буфте. Он связался с главкомом союзных войск на Средиземном море генералом Генри Мейтлендом Вильсоном и обсуждал возможность выброса англо-американского военно-воздушного десанта в Румынии.

Однако после Тегеранской конференции с учетом договоренностей между союзниками складываются новые переговорные рамки с Румынией в Каире: велись переговоры официальных представителей трех держав с неофициальными представителями румынской оппозиции. Со стороны СССР в них участвовал советский посол в Каире Н.В.Новиков, с румынской - очень близкий к королевской семье князь Барбу Штирбей. Ради конспирации он прибыл по фальшивому британскому паспорту на фамилию Бонд якобы для инспекции своей хлопковой фабрики в Каире. Чуть позже к нему присоединился опытный переговорщик Константин Вишояну. И.Антонеску знал об этой поездке, но не препятствовал.

С одной стороны, Б.Штирбей представлял не правительство, а короля и оппозиционные политические партии. С другой - маршал, памятуя о своих знакомствах с англичанами в период работы в Лондоне в качестве румынского военного атташе и зная проанглийские настроения князя, надеялся прозондировать через него возможность договориться с англичанами сепаратным путем. Но он, безусловно, не желал, чтобы о его причастности к переговорам с союзниками стало известно в Берлине.

Б.Штирбей еще до начала переговоров решил лично познакомиться с Н.В.Новиковым. Тот неслучайно был выбран для ведения переговоров с румынами. Он несколько лет возглавлял отдел НКИД, в который входила Румыния, знал обстановку в стране и побывал там с делегацией в самый канун войны. Однако решение князя поговорить с ним было весьма опрометчивым. «Я уже заранее проникся к нему глухой неприязнью, - вспоминал об этой встрече советский посол, - как-никак, а он олицетворял собою воюющую против нас клику, которая направила своих солдат на нашу территорию. И хотя сам Штирбей не проливал ничьей крови, все же как видный политический деятель, поддержавший вначале разбойничью войну, он также нес большую долю вины за нее. Умеряла мою неприязнь только мысль, что ныне князь Б.Штирбей относится к числу тех сил во враждебном стане, которые, отрезвившись от шовинистического угара, решились выйти из войны»5.

Князь попытался убедить Н.В.Новикова в значительности тех сил, которые готовы выступить против И.Антонеску, в том, что заговору симпатизируют руководители крупнейших в стране Национал-цэрэнистской и Национал-либеральной партий. В случае сопротивления И.Антонеску его свержение, мол, будут готовы поддержать и король Михай, и придворные круги, и часть генералитета.

17 марта на трехсторонней встрече с участием англичан и американцев Б.Штирбей изложил румынские условия капитуляции, главными из которых были: Румыния не будет воевать против фашистской Германии и в Румынию должны быть введены войска западных союзников6. В Москве румынские предложения нашли «неудовлетворительными». Там вообще выразили сомнение в том, что румынская оппозиция способна на какие-либо действия против И.Антонеску.

22 марта НКИД направил ноту Советского правительства правительству Великобритании, в которой, в частности, говорилось: «Что касается самого Маниу, то теперь стало ясно, что он не принадлежит к числу таких лидеров, которые могут вести борьбу против Антонеску, а, скорее, следует считать, что то, что он делает, он делает с разрешения Антонеску, являясь лишь орудием в его руках. С другой стороны, ни из сообщений Б.Штирбея, ни из других данных сейчас не видно, чтобы Антонеску проявлял интерес или стремился к переговорам с союзниками по поводу выхода Румынии из войны и перехода на сторону союзников против Германии. Ввиду такого положения приходится сделать вывод, что, судя по имеющейся информации, нет оснований придавать значение сообщению Б.Штирбея и следует выразить сомнение в том, что переговоры, которые велись с князем Б.Штирбеем в последние дни в Каире, могут привести к положительным результатам»7. Однако англичане настаивали на продолжении встреч в Каире. И они проходили эпизодически вплоть до начала лета.

2 апреля в связи с тем, что советские войска вышли на государственную границу с Румынией, В.М.Молотов от имени правительства сделал специальное заявление. В нем, в частности, подчеркивалось, что Советское правительство «не преследует цели приобретения какой-либо части румынской территории или изменения существующего общественного строя Румынии и что вступление советских войск в пределы Румынии диктуется исключительно военной необходимостью и продолжающимся сопротивлением войск противника»8. В Бухаресте это заявление было воспринято как готовность Москвы не «большевизировать» Румынию. Но территориальный вопрос о границах послевоенной Румынии оставался открытым. Это была очень острая тема для всех политических сил в стране.

Начавшееся в начале весны на румынском фронте наступление советских войск не оправдало надежд. Немцы перебросили на этот участок свои танковые части, и наше продвижение забуксовало. Красная армия несла большие потери. Необходимо было как можно быстрее вывести Румынию из войны. Советское руководство задействовало оба канала для переговоров с румынскими представителями по поводу перемирия: один через официального представителя И.Антонеску - посла Ф.Нану в Стокгольме, а другой в трехстороннем формате с участием англичан и американцев в Каире - с румынской оппозицией.

9 апреля 1944 года в Стокгольм ушли разъяснения советской позиции в отношении Румынии. «Мы хотели бы, - говорилось в телеграмме, - иметь дело с нынешним правительством Румынии и готовы помочь ему освободить свою страну от немцев, если оно способно организовать сопротивление немцам. Так как на это мало надежд, то мы готовы иметь дело одновременно с румынской оппозицией в лице Маниу и Братиану. Не верно, что будто бы СССР создает новое румынское правительство… Советское правительство вообще не думает создавать правительство для Румынии, считая это делом самих румын»9.

Эти разъяснения произвели сильное впечатление на румынского посла. По свидетельству принимавшего его В.С.Семенова, Ф.Нану перечитал переданный ему текст раз пять, причем у него дрожали руки от волнения. В своих комментариях он попытался «исправить» впечатление в Москве относительно И.Антонеску. Он, мол, не такой уж друг с немцами, убеждал посол. Если потребуется, то Антонеску как патриот будет готов уступить место Маниу или Братиану10.

Днем позже Ф.Нану посетил А.М.Коллонтай в Сальчебадене, где она продолжала лечиться. По итогам беседы в телеграмме в Москву Александра Михайловна обращает внимание на то, что немцы, по оценке румынского посла, после заявления Молотова считают Румынию ненадежной. Но затруднения для Румынии в том, что фронт проходит сейчас внутри страны и там много немецких войск, причем немцы перемешивают румынские войска со своими, чтобы парализовать возможность самостоятельных действий румын. На прямой вопрос А.М.Коллонтай, создалось ли такое положение, когда румынам с немцами невозможно будет справиться, Ф.Нану ответил: «Нет, не невозможно, но много труднее, чем раньше, когда в Румынии было всего около 30 тыс. немецких солдат»11.

10 апреля В.М.Молотов дает указание направить в Каир, а затем и в Стокгольм заявление с условиями перемирия с Румынией. Главный акцент в нем был сделан на военной ситуации. «Румынских войск в Крыму, - говорилось в телеграмме, - действует вместе с немцами против Красной армии семь дивизий, в районе Одессы - три дивизии или больше, в районе Кишинева - три дивизии или больше. Нужно, чтобы эти румынские дивизии либо сдались Красной армии, либо ударили в тыл немцам и повели операции против немцев вместе с Красной армией. Если это будет сделано, то Советское правительство обязуется довооружить все эти дивизии и незамедлительно передать их в распоряжение маршала Антонеску и Маниу»12.

Далее шло перечисление «минимальных» условий. По существу, они повторяли те самые положения, которые были подготовлены в Москве, но не отправлены еще в январе 1944 года (в Каире они были согласованы с англичанами и американцами):

  1. Разрыв с немцами и совместная борьба румынских войск и войск союзников, в том числе и Красной армии, против немцев в целях восстановления независимости и суверенитета Румынии.
  2. Восстановление советско-румынской границы по договору 1940 года.
  3. Возмещение убытков, причиненных Советскому Союзу военными действиями и оккупацией Румынией советской территории.
  4. Возвращение всех советских и союзных военнопленных и интернированных.

Однако на этот раз их сопровождало ультимативное предупреждение. «Эти минимальные условия, - говорилось в документе, - могут быть изменены к худшему, если в ближайшее время они не будут приняты Румынией»13.

Помимо этого, в заявлении содержались еще два важных положения: первое - Советское правительство не требовало оккупации Румынии советскими войсками на время перемирия, но считало необходимым обеспечение с румынской стороны свободного передвижения для своих и союзных войск по территории страны в любом направлении. И второе - оно признавало решение Венского арбитража «неправильным и было согласно на совместные действия с Румынией против венгров и немцев в целях возвращения всей Трансильвании или большей ее части Румынии»14.

Румынская реакция на этот документ была неоднозначной. В Стокгольме Ф.Нану, перечитав несколько раз текст заявления, сказал, что в нем «все очень ясно и что советские условия Румынии выгодно отличаются от условий итальянцам»15. Его волновал только один вопрос, возможна ли публикация положения о Трансильвании, если бы румынское правительство захотело его опубликовать для укрепления своих позиций. Однако в Каире Б.Штирбей отклонил эти условия. Москва дала указания Н.В.Новикову добиться согласия союзников на прекращение переговоров. Такое решение было принято 1 июня. Это решение совпало по времени с утечкой в англоязычную печать информации о переговорах в Каире, что вызвало соответствующую реакцию в Берлине, и румынам пришлось оправдываться.

С учетом этих обстоятельств румынская оппозиция переключилась на Стокгольм. 25 мая Дж.Дука напрашивается на визит к А.М.Коллонтай. С этого визита его контакты с А.М.Коллонтай становятся практически регулярными. Он передает просьбу от Маниу и Братиану продолжить переговоры уже в Стокгольме и просит скрыть свой визит от англичан и американцев, давая понять, что оппозиция готова вести переговоры напрямую с советской стороной. При этом он предупреждает о предстоящем визите Ф.Нану к А.М.Коллонтай. Посол, судя по поручению из Бухареста, должен принести послание от министра иностранных дел М.Антонеску по поводу продолжения переговоров.

29 мая Ф.Нану действительно принес такое послание. М.Антонеску жаловался на то, что народ и армия в Румынии могут не понять, как они будут вынуждены порвать со своими вчерашними компаньонами. Это, дескать, можно было бы понять, «если бы только преимущества, которые вытекают из такого шага, преобладали бы над вышесказанными соображениями и честь страны не была бы слишком задета»16. В противном случае М.Антонеску предсказывал гражданскую войну в стране и полный хаос. Румынские условия сводились к следующему:

- «румынское правительство могло бы согласиться на сотрудничество с советской армией или союзниками против немцев, если немцы откажутся эвакуировать румынскую территорию в краткий срок, например в течение 15 дней после предъявленного им требования, румынская армия стала бы тогда сотрудничать с советской армией, чтобы очистить Румынию от немцев;

- в обоих случаях союзники могли бы развернуться на румынской территории там, где потребуется военное вмешательство, и могли бы использовать все средства коммуникаций, но гражданское население должно оставаться румынским, то есть гражданская администрация должна сохранять все свои органы и законы сохранить свою силу. Какой-нибудь округ должен быть резервирован как место нахождения румынского правительства, в которое никакая чужая армия не должна проникать и там находиться»17.

Но по самому острому, «бессарабскому вопросу», который на протяжении десятилетий отравлял советско-румынские отношения, план Антонеску решений не предусматривал; в нем просто говорилось о том, что «будущность Бессарабии и Северной Буковины должна быть решена только после окончания войны, когда условия применения принципа самоопределения будут установлены для всех территорий, вопрос о которых сейчас еще не разрешен»18.

Что же касалось возмещения убытков СССР, то румынское правительство, как формулировалось в документе, «не может допустить мысли, что Советское правительство желает обречь румынский народ в положение безысходной нищеты, так как тяжесть уплаты всех этих возмещений ляжет именно на трудовой народ»19.

Принимавший румынского посла В.С.Семенов, ознакомившись с текстом, сразу спросил: если румыны действительно хотят мира, то к чему вопросы о Бессарабии и Буковине? Ф.Нану начал извиняться и подчеркнул, что это только предложения румынской стороны отнюдь не императивного порядка. Когда СССР одержит победу, он, дескать, может провести по вопросу о Бессарабии и Буковине любое решение. Кроме того, формула в предложениях, мол, вытекает из стремления румынского правительства убедить офицерские круги армии в выгодности соглашения и предупредить тем самым гражданскую войну20.

Москва отреагировала на послание М.Антонеску жестко и коротко. Она подтверждала, что пункты о разрыве с немцами, границе 1940 года и возвращении пленных не подлежат обсуждению. Что же касается пункта о возмещении убытков, то Советское правительство, говорилось в телеграмме, «несмотря на то что румынские войска разорили Одессу и Крым и ограбили советских крестьян, готово учесть тяжелое положение Румынии и несколько сократить законно причитающуюся Советскому Союзу сумму»21. Неясным оставался пункт румынских пожеланий относительно особого района22. Но, как считали в Москве, если этот район будет на занятой советскими войсками территории, то принципиальных возражений он не вызывал. Срок в 15 дней для эвакуации немцев также считался приемлемым.

Однако на этом обсуждение условий перемирия не окончилось. Румынскую сторону интересовали существенные детали. В частности, нужно ли Румынии в случае добровольной эвакуации немецких войск в течение 15 дней продолжать военные действия против Германии или она сможет остаться нейтральной?

Ответ на это из Москвы не скрывал сарказма. «Если случится невозможное и немцы добровольно уйдут из Румынии, - говорилось в телеграмме, - то совпра23 не возражает против того, чтобы Румыния осталась нейтральной»24. Но в этой же шифровке был ответ и на другой очень важный запрос румынской стороны относительно возможности отправки в СССР румынской мирной делегации для конкретных и детальных переговоров. Москва давала добро на приезд румынских представителей. Чуть позднее было предложено два варианта доставки делегации: либо румынским самолетом, либо путем перехода на одном из участков фронта. Посол должен был передать опознавательные знаки самолета или пароль делегации, а также время и место перелета самолета или перехода делегацией линии фронта.

Примерно в те же дни в Москву стали поступать сообщения о том, что бывший король Румынии Кароль II строит планы вернуться в Румынию в качестве регента. Это сильно портило планы оппозиции. И она была очень напугана подобным развитием событий. В одной из бесед с В.С.Семеновым Дж.Дука привел развернутую аргументацию против возможности возвращения Кароля.

Во время своего правления этот монарх, убеждал Дж.Дука, подавлял все политические партии и стремился утвердить личную диктатуру. Он изгнал Н.Титулеску за то, что тот одним из немногих выступал за дружественные отношения с СССР. И если сейчас Кароль заигрывает с СССР, то это, мол, он делает исключительно с целью вернуться к престолу, но отнюдь не из искренних симпатий к СССР. Кроме того, Кароля не поддерживает армия. Она не может простить ему то, что Трансильвания была потеряна в значительной степени по вине Кароля. Воцарение Кароля вызвало бы острое волнение в стране и гражданскую войну между его сторонниками и сторонниками Михая, которые составляют большинство. Что же касается нынешнего правительства, то, по словам Дж.Дуки, отношение к Каролю в силу острой личной неприязни между И.Антонеску и Каролем еще более отрицательное25.

1 июля Дж.Дука передал в советское посольство план мероприятий по выходу Румынии из войны, выработанный уже оппозицией во главе с королем Михаем. Один экземпляр его был также переслан в Каир. План предусматривал получение румынскими войсками приказа обеспечить проход советских войск по территории Румынии, с тем чтобы они могли включиться вместе с союзными войсками в борьбу до полного освобождения страны от немцев, включая Трансильванию, «отнятую по Венскому арбитражу».

Вместе с тем эти меры признавались недостаточными, чтобы обеспечить успех только силами румын. И.Антонеску, с одной  стороны, отправлял немцам большую часть румынских войск на фронт, с другой - позволял немцам вводить в страну свои части. В этих условиях исключительное значение приобретало наступление советских войск на румынском фронте, которое, по замыслу составителей плана, должно было начаться не позднее 24 часов после замены правительства.

Оппозиция просила о выброске трех бригад парашютистов, а также снаряжения и автоматического оружия в расчете на 2 тыс. десантников. Выброска должна была быть скоординирована по времени с государственным переворотом. Состав определяли бы сами союзники - только ли советские парашютисты или смешанные группы, или только англо-американские. От себя Дж.Дука особенно подчеркивал желательность того, чтобы хоть небольшая часть десантников была бы из состава англичан и американцев.

Выброска десанта должна была сопровождаться бомбардировкой железных дорог и шоссе, соединяющих Румынию с Болгарией и Венгрией, чтобы не допустить переброску немецких войск из этих стран на румынскую территорию.

Все просьбы определялись как самый необходимый минимум. В противном случае оппозиция считала, что произойдет катастрофа и в Румынии не останется никакого правительства, даже типа И.Антонеску.

Ожидалось, что план будет приведен в действие сразу после получения согласия с ним со стороны союзников.

Само подписание перемирия предполагалось провести в Каире до переворота. Оппозиция также исходила из того, что она не может принять условия перемирия более жесткие, чем те, которые были предложены И.Антонеску. Она считала, что уступки советской стороны относительно сокращения суммы возмещения убытков, а также о выделении округа для пребывания румынского правительства на территории Румынии, переданные в Стокгольме в последних числах мая, остаются в силе.

Через две недели после передачи текста с планом переворота Дж.Дука снова навестил А.М.Коллонтай. Оппозиция нервничала. Обсуждения в Каире зашли в тупик. У заговорщиков создавалось впечатление, что в Каире не так хорошо представляют всю серьезность решения оппозиции и ее намерения действовать. Дж.Дука подчеркивал, что у его единомышленников нет другого выхода - «назад не пойдешь». Он просил срочного ответа Москвы по поводу представленного плана.

Между тем упрямство И.Антонеску в условиях мощного наступления советских войск сильно раздражало политическую верхушку Румынии. Все понимали необходимость срочных мер для решения дальнейшей судьбы страны. Но у маршала перед глазами стоял совсем недавний пример Венгрии - члены правительства и депутаты парламента в тюрьмах гестапо, немецкая охрана у королевского дворца и оккупированная эсэсовскими войсками страна. Легко было представить, что в румынском случае при попытке выхода из войны произойдет что-то похожее. Недаром Гитлер приютил в Берлине лидеров железногвардейцев, готовых в любой момент вернуться в Румынию.

Однако, учитывая критичность ситуации, складывающейся на фронте, И.Антонеску все же предпринял отчаянную попытку договориться с Гитлером о мирном выходе Румынии из войны. Предлог для визита в ставку ему подсказали помощники - поздравить фюрера с тем, что ему удалось остаться живым после неудачного покушения на него К.Штауффенберга. Все понимали, что жест несколько запоздал, но лучшего предлога не нашлось. 5 августа Гитлер принял И.Антонеску в Растенбурге, в Восточной Пруссии. По свидетельству очевидцев26, Гитлер выглядел плохо, с трудом двигалась одна рука. Желтое лицо, общая нервозность и раздражительность. Фюрер ругал предателей повсюду, в том числе и немцев, не оценивших все то, что он, Гитлер, сделал для них.

Антонеску он спросил без обиняков: «Вы будете как союзник Рейха сражаться во главе румынской армии до последнего солдата?» Антонеску был застигнут врасплох таким вопросом. Но в ответ начал перечислять свои претензии. Он жаловался на то, что Гитлер лишил его всех танковых частей, забрал все боеспособные силы для защиты Восточной Пруссии. А чем защищаться Румынии, если Турция выступит на стороне союзников и их флот войдет в Черное море? Он упрекал Гитлера в том, что все румынские просьбы о поставках авиации, зенитных орудий для защиты от англо-американских налетов остаются без внимания. Кроме того, из Румынии ежедневно идут в Германию составы с продовольствием и нефтью. И это ее вклад в дело победы. Чем он, И.Антонеску, должен обороняться против армады советских танков, упрекал он Гитлера.

Фюрер не ожидал подобной реакции. Он пообещал перебросить на румынский фронт некоторые танковые части, хотя и румынские, и немецкие генералы понимали, что это невозможно сделать с учетом создавшейся на фронтах обстановки. В перерыве между заседаниями И.Антонеску признался своим сопровождающим: «Вы видели, это просто гангстеры, он схватил меня за горло и спрашивает: готов ли я к самоубийству вместе с моей армией и народом?»27 Длившиеся почти шесть часов переговоры зашли в тупик. Было решено, что генералы договорятся между собой о том, как помочь румынскому фронту.

На следующий день перед отлетом И.Антонеску заговорил о судьбе Румынии с послом Румынии в Берлине И.Георге и представителем Румынии в ставке Гитлера генералом Т.Гырбей. Посол настаивал на том, чтобы идти с Германией «до конца». Даже если Германия, рассуждал он, потерпит полное поражение, а вместе с ней и Румыния, то их возрождение будет идти вместе. Т.Гырбя считал, что нужен немедленный выход Румынии из войны. И.Антонеску не высказал своего мнения. Самолет взлетел и взял курс на Бухарест. Однако через несколько минут развернулся и совершил посадку. У румын было чувство, что Гитлер повторяет с И.Антонеску историю с арестом адмирала Хорти. Ведь экипаж был немецкий. Однако причиной оказалась неисправность самолета.

Поведение маршала после визита в Германию демонстрировало его твердое намерение сосредоточиться на сопротивлении любой ценой наступающей Красной армии. Ф.Нану из Стокгольма бомбардировал его телеграммами о необходимости продолжить диалог с А.М.Коллонтай и отреагировать на советские условия перемирия. Но И.Антонеску под разными предлогами уходил от этой темы. В разговорах со своим окружением он ссылался то на необходимость найти наиболее подходящий момент, связанный с положением на фронте, то на сведения о том, что русские за спиной румын уже ведут с немцами сепаратные переговоры, что-де ставило Румынию в совсем проигрышное положение.

Лишь прорыв германо-румынского фронта 19-20 августа заставил его принять решение относительно продолжения двусторонних переговоров в Стокгольме. Вопреки логике маршал решил воспользоваться не традиционным путем - направить указания своему послу в Стокгольме шифротелеграммой, - а послать туда спецкурьера, несмотря на сложности полета и длительность поездки. У его подчиненных сложилось впечатление, что маршал в отчаянии просто ищет предлог для того, чтобы оттянуть решающий момент с капитуляцией и усыпить бдительность оппозиции. Однако, скорее всего, маршал просто боялся утечки информации к немцам, которые мгновенно среагировали бы на измену союзника.

Курьером оказался молодой шифровальщик из МИД Нягу Джувару. Инструктируя его, мининдел Михай Антонеску подчеркивал, что в беседе с А.М.Коллонтай, если она согласится продолжить переговоры, посол Ф.Нану должен принять последние советские предложения. Правда, Н.Джувару чрезвычайно удивили заключительные слова министра. Тот считал, что Ф.Нану должен привести советской стороне в качестве доказательства «искреннего стремления Румынии к миру» свидетельства того, что «румынские солдаты не так сильно сопротивлялись в ходе последнего советского наступления»28.

Однако миссии Н.Джувару было не суждено осуществиться. Он прибыл в Стокгольм лишь к вечеру 23 августа, когда судьба режима Антонеску уже была решена. Его увиливания расценивали в Москве как саботаж переговоров. А в условиях успешного продвижения наших войск политическое значение диктатора вообще было утрачено.

Рано утром 23 августа А.М.Коллонтай получила срочные указания из Москвы. На телеграмме был проставлен штамп об отправке - 3 часа 55 минут 23.08.1944, она имела гриф «особой» и «вне очереди». В ней было всего два предложения: «Сообщите Дуке, что Советское правительство не возражает против прибытия в СССР генерала Альдеа29. Необходимо заблаговременно сообщить способ, место и время перехода генералом Альдеа линии фронта»30.Таким образом, Москва больше не желала иметь с И.Антонеску никаких контактов. Телеграмма прибавляла уверенность в действиях заговорщиков по аресту маршала. Но главное, она содействовала скорейшему достижению прекращения огня на румынском фронте и помогала спасти многие жизни с обеих сторон.

Днем 23 августа маршал был арестован. В тот же день вечером по радио было передано обращение короля Михая к нации, в котором он признал, что единственным путем к спасению Румынии от полной катастрофы является ее выход из альянса стран «оси» и немедленное прекращение войны против Объединенных Наций. Он объявил о немедленном прекращении вооруженного сопротивления, как и всех враждебных действий в отношении Красной армии, а также  состояния войны с Великобританией и Соединенными Штатами. «Принимайте солдат этих армий с доверием, - говорилось в обращении. - Объединенные Нации гарантировали нам независимость и невмешательство во внутренние наши дела. Они признали незаконность Венского диктата, который привел к захвату нашей Трансильвании»31. В ночь с 24 на 25 августа Московское радио передало Заявление Наркоминдела СССР в связи с событиями в Румынии, в целом повторявшее заявление В.М.Молотова от 2 апреля и условия перемирия от 12 апреля.

Немцы пытались наказать изменников. Два дня немецкие самолеты бомбили Бухарест. Был разрушен городской театр и частично пострадал королевский дворец. 2 сентября покончил с жизнью немецкий посол в Бухаресте фон Киллингер. Барон не сумел сдержать обещание Гитлеру о том, что он не даст вывести Румынию из войны.

Однако оппозиция даже после захвата власти продолжала попытки выговорить максимально возможные уступки при заключении перемирия. Утром 24 августа Б.Штирбей посетил в Каире Н.В.Новикова. Князь сообщил, что он как вновь уполномоченный новым правительством генерала К.Сэнэтеску вести переговоры с советской стороной получил инструкцию, предлагавшую ему добиваться, чтобы в условия перемирия был включен пункт о «свободной зоне» вокруг Бухареста, куда наступавшие войска Красной армии не имели бы доступа32. Эти попытки были отведены. Они не учитывали реальной обстановки, складывающейся на румынском фронте.

Соглашение о перемирии между Румынией и Советским Союзом, Великобританией и США было подписано 12 сентября 1944 года в Москве. Первым подписантом с румынской стороны был вновь назначенный министром юстиции коммунист Л.Пэтрэшкану, и лишь за ним следовали подписи князя Б.Штирбея и генералов.

В июле 1945 года король Михай был награжден орденом «Победа». Ему как авиатору еще подарили два легких самолета У-2. По свидетельству ветеранов нашего МИД, через несколько лет после войны румынское руководство выступило с предложением лишить Михая ордена. Однако в Кремле эта инициатива поддержки не нашла. Было принято решение согласиться с мнением юристов, которые ссылались на положение об ордене. В нем говорилось, что данным орденом награждается высший командный состав за успешное проведение силами одного или нескольких фронтов масштабных боевых операций, в результате которых обстановка коренным образом менялась в пользу Красной армии. Это соответствовало ситуации на румынском фронте. Поэтому на обращение из Бухареста был дан отрицательный ответ.

Румынские войска вместе с Красной армией начиная с августа 1944 года вели боевые действия против гитлеровских войск и участвовали в освобождении Венгрии и Чехословакии. На Парижской мирной конференции румынские представители упорно добивались предоставления Румынии статуса государства-союзника. Однако лидеры стран антигитлеровской коалиции не пошли на это. В послевоенном Бухаресте на месте памятника Гитлеру при входе в парк Хэрэстрэу был установлен монумент в честь Сталина, а город Брашов на границе Трансильвании был переименован в Сталин. На одном из склонов гор в районе Брашова был вырублен лес с очертанием барельефа советского вождя. Памятники ему после 1956 года были снесены, однако очертания барельефа можно было отчетливо видеть до начала 1970-х годов.

Хотя румынская тема и продолжала оставаться в поле зрения А.М.Коллонтай, тем не менее приоритетом для нее неизменно оставалась Финляндия. Там были трудные тайные переговоры с финнами, решалась дальнейшая судьба самого маршала К.Моннергейма - признавать ли его военным преступником или нет. Большой проблемой было то, как добиться интернирования с участием финских войск многотысячного немецкого военного контингента на финской территории и многие другие вопросы. Соглашение о перемирии с Финляндией было подписано в Москве через неделю после аналогичного документа с Румынией - 19 сентября 1944 года. Но здоровье А.М.Коллонтай было окончательно подорвано, она пережила еще один инсульт, да еще и воспаление легких. В марте 1945 года Александра Михайловна самолетом возвратилась в Москву.

 

 

1Djuvara N. Misterul telegramei de la Stockholm // Humanitas. Bucuresti, 2012. P. 15-20.

2Американское посольство было твердо уверено, что это сотрудник румынских спецслужб.

3Вряд ли Спичкин было настоящей фамилией этого человека. НКВД широко использовал практику нескольких фамилий для своих сотрудников. Так, резидент в Стокгольме Борис Рывкин был известен в Финляндии как Рыбкин, а для шведов он был Ярцевым. Его сменщик прибыл в Швецию под фамилией Разин, но, помимо нее, имел еще четыре фамилии в зависимости от страны, в которой он работал. Даже шифровальщик по линии НКВД Пролетарский имел не настоящую фамилию в Швеции. Позже он станет широко известен под фамилией Петров, после своего предательства в Австралии в апреле 1954 г.

4АВП РФ. Ф. 059. Оп. 12. П. 27. Д. 155. Л. 3б.

5Новиков Н.В. Воспоминания дипломата: Записки о 1938-1947 годах. М.: Политиздат, 1989. С. 245.

6Там же.

7Там же. С. 247.

8Внешняя политика Советского Союза в период Отечественной войны: Документы и материалы. М., 1946. Т. 2. С. 105.

9АВП РФ. Ф. 059. Оп. 12. П. 27. Д. 155. Л. 31.

10Там же. П. 28. Д. 172. Л. 163.

11Там же. Л. 168.

12Там же. Ф. 058. Оп. 12. П. 27. Д. 155. Л. 33-32.

13Там же.

14Там же.

15Там же. Ф. 059. Оп. 12. П. 28. Д. 172. Л. 170.

16Там же. Л. 194.

17Там же.

18Там же. Л. 193.

19Там же.

20Там же. Л. 199.

21Там же. П. 27. Д. 155. Л. 38.

22В румынской трактовке это бы выглядело как аналогия с Францией, где немцами была выделена зона, в которой правительство сохраняло все прерогативы власти и охранялось собственными войсками.

23Так в тексте телеграммы.

24АВП РФ. Ф. 059. Оп. 12. П. 27. Д. 155. Л. 39.

25Там же. П. 28. Д. 172. Л. 223-225.

26Garbea T. Despre ultima intalnirea dintre maresalul Ion Antonescu si Hitler din data de 5 august 1944 // URL: https://cersipamantromanesc.wordpress.com/2021/08/06/relatarea-generalului- titus-garbea-despre-ultima-intalnirea-dintre-maresalul-ion-antonescu-si-hitler-din-data-de-5-august-1944/ (accessed 11.09.2024).

27Ibid.

28Djuvara N. Op. cit. P. 38.

29На самом деле правильно фамилия генерала Aldea читалась как Алдя. В телеграфной переписке очень часто румынские фамилии, переведенные с французского, давались в искаженном виде.

30АВП РФ. Ф. 059. Оп. 12. П. 27. Д.155. Л. 46.

31Djuvara N. Op. cit. P. 92-93.

32Новиков Н.В. Указ. соч. С. 251.