В условиях глобальной цифровой трансформации категория государственного суверенитета дополняется новым цифровым измерением. Цифровой суверенитет, под которым в самом широком смысле понимается независимость государства во внутренней и внешней политике в цифровой сфере, становится важнейшим мерилом состоятельности государства, безопасности и экономического потенциала. Для лучшего понимания природы цифрового суверенитета необходимо обратиться к концептуальным основаниям самого понятия «государственный суверенитет».

Проблема цифрового суверенитета в современном академическом дискурсе

Исследования суверенитета восходят к работе Ж.Бодена «Шесть книг о республике» 1576 года, где он определяет суверенитет как наивысшую, абсолютную власть над гражданами и подданными, которой обладает монарх как представитель Бога на Земле. Изначально категория государственного суверенитета была тесно связана с контролем над определенной территорией. Важный вклад в становление теории суверенитета в политической и юридической науках внесли труды Гуго Гроция, Т.Гоббса, Дж.Локка.

В политической науке сложился консенсус, согласно которому суверенитет стал играть определяющее значение в мировой политике после 1648 года, когда был подписан Вестфальский мирный договор, заложивший основы Вестфальской политической системы мира, которая сохраняет свое значение до сих пор. Суверенитет, понимаемый как полнота власти государства внутри границ и независимость на международной арене, стал важнейшим общим знаменателем, определяющим равенство государств в мировой политике и международном праве [9]. И хотя дискуссии о трансформации и размывании суверенитета были популярны в 1990-х и 2000-х годах [21], в настоящее время признается, что суверенитет является важнейшим и неотъемлемым свойством государства.

Важно отметить, что суверенитет никогда не был статичной категорией, эволюционировал и включает в себя не только территориальный суверенитет, но и суверенитет в области территориальных вод, воздушного пространства государства, валютный суверенитет и ряд других компонентов.

На современном этапе технологического развития важнейшее значение приобретает суверенитет в области цифровых технологий. Внимание к цифровому суверенитету обусловлено радикальной трансформацией экономического и технологического укладов, общественных отношений и политической жизни, вызванной глобальной цифровой трансформацией. Эти изменения проявились и в сфере международных отношений - цифровое пространство стало полем геополитических противоречий, а уровень цифровизации становится важным фактором, определяющим положение страны на международной арене и спектр доступных ей внешнеполитических возможностей.

Возрастает экономическая значимость способности эффективного развития при обеспечении надлежащего уровня безопасности в цифровой сфере.

Исследования в области цифрового суверенитета тесно связаны с анализом технологического суверенитета, под которым понимается обеспечение независимости в научных разработках, определении стандартов, безопасности физической инфраструктуры связи [17]. Кроме того, многие авторы увязывают проблематику цифрового суверенитета с вопросами обеспечения информационной безопасности [28]. Отдельным вопросом стоит проблема цифрового вмешательства как нарушения суверенитета государств, причем эта проблематика рассматривается как российскими [5], так и зарубежными учеными. Также необходимо упомянуть взаимосвязь с исследованиями в области технологических укладов, которые проводятся в сфере экономических наук и подчеркивают экономический потенциал цифровых технологий в рамках перехода к Четвертой промышленной революции [3; 27].

Существуют терминологические разночтения. Так, например, в российском академическом дискурсе чаще используется термин «информационный суверенитет», призванный подчеркнуть важность контроля не только над технической инфраструктурой в целях обеспечения суверенитета, но и над трансграничным контентом. Западные авторы преимущественно оперируют терминами «цифровой суверенитет» или «киберсуверенитет», которые рассматриваются через призму государственной юрисдикции над инфраструктурой, программным обеспечением и данными, и в меньшей степени затрагивают проблемы контроля над трансграничными потоками информации.

Среди российских авторов проблему информационного суверенитета изучали М.М.Кучерявый [8], В.В.Бухарин [1]. Они рассматривали суверенитет через призму угроз в сфере информационной безопасности. Д.В.Винник связывает цифровой суверенитет с политическими и правовыми режимами обработки данных в Интернете [2]. М.М.Кучерявый определял информационный суверенитет как верховенство и независимость государственной власти при формировании и реализации информационной политики в национальном сегменте и глобальном информационном пространстве [8]. Российский автор В.В.Бухарин выделяет следующие компоненты информационного суверенитета России, технически обеспечивающие национальную безопасность: поисковую систему, социальные сети, операционную систему и программное обеспечение, микроэлектронику, сетевое оборудование, национальный сегмент сети Интернет, платежную систему, собственные средства защиты, криптографические алгоритмы и протоколы, навигационную систему [1].

Анализируя подходы европейских авторов, А.Н.Толстухина отмечает, что некоторые ученые полагают, что цифровой суверенитет можно интерпретировать как необходимость для страны развивать или сохранять в отношении ключевых технологий собственную автономию или же иметь как можно более низкий уровень структурной зависимости. Другие считают, что это способность страны (или группы стран) автономно генерировать технологические и научные знания или использовать технологические возможности, разработанные внешними игроками, за счет активизации надежных партнерских отношений [14].

Особенностью европейского академического дискурса также является концепция цифрового суверенитета личности. Под цифровым суверенитетом личности понимается безопасность персональных данных и защита от негативного информационного воздействия и дезинформации, а также защита от практики «надзорного капитализма» со стороны ИТ-гигантов, под которым понимается сбор персональных данных и их последующее использование в целях воздействия на предпочтения пользователей.

По инициативе исследователей из КНР в академический дискурс было введено понятие «интернет-суверенитет» - право государства устанавливать собственные правила функционирования интернет-пространства, отвечающие национальным интересам и традициям [30].

Необходимо отметить, что в научной литературе США долгое время критически относились к самой категории цифрового суверенитета, отмечая ее связь с цензурой [23]. Более того, исследователи США постоянно продвигали идею, согласно которой Интернет является общим пространством человечества по аналогии с открытым морем или космическим пространством, и на него не распространяется категория государственного суверенитета. Во внешнеполитическом дискурсе США такой подход до сих пор сохраняется. Однако в последние годы вопросы фрагментации Интернета и проблема вмешательства во внутренние дела США, тема смежная с проблематикой суверенитета, занимают важное место в академическом дискурсе США и политической риторике официальных лиц.

Таким образом, в научной литературе сложилось несколько различных подходов к определению содержания понятия «цифровой суверенитет», разнятся также и используемые термины. Во многом это обусловлено политическими противоречиями между странами, различиями в политических режимах и культурах государств, в уровнях развития цифровых технологий.

Важно также указать на ряд специфических особенностей цифровых технологий, которые не позволяют просто экстраполировать категорию суверенитета из реального в виртуальное пространство. К числу таких особенностей относятся трансграничный характер потоков информации и данных, высокая роль частных компаний и отдельных пользователей в создании контента. Сложность определения границ государственной юрисдикции в отношении данных и ряд других особенностей должны быть приняты во внимание при определении сущностных характеристик концепции цифрового суверенитета в международных отношениях и международном праве.

В отличие от других пространств, на которые ранее распространялась юрисдикция государств, цифровая сфера является рукотворной. Цифровые технологии развиваются очень быстро. В частности, актуальной тенденцией последних нескольких лет стало формирование метавселенных, развитие технологий виртуальной и дополненной реальности, а также широкое распространение криптовалют. В 2022 году возросшая напряженность вокруг независимости Тайваня поставила вопрос об автономном производстве компьютерных чипов на территории страны как важной составляющей технологического и цифрового суверенитета. После начала специальной военной операции России на Украине в 2022 году западные интернет-платформы отказались предоставлять сбалансированную и объективную информацию о России и были заблокированы на территории страны, что показало важность наличия автономных интернет-платформ и контента как элементов информационного суверенитета.

В этих условиях представляется весьма релевантной концепция, согласно которой цифровой суверенитет по своей природе есть нестатичная, динамическая категория. Суверенитет является эмерджентным свойством государства как сложной системы и меняется наряду с развитием государственной политики и технологическим прогрессом [10].

Суверенитет государств в международном праве: новые вызовы цифровой среды

Международное право уже содержит ряд положений относительно государственного суверенитета, которые если не по букве, то по сути вполне применимы к глобальному информационному пространству. Статья 2 Устава ООН 1945 года определяет принцип суверенного равенства государств как основополагающий принцип международного права. По смыслу Декларации о принципах международного права и Хельсинкского акта 1975 года каждое государство имеет право на обеспечение своей безопасности, не нанося ущерба безопасности других государств. Как представляется, данные права и обязанности, вытекающие из суверенитета, также в полной мере применимы к глобальному информационному пространству. Проявлением суверенного равенства государств является иммунитет каждого из них от юрисдикции другого государства. Однако пространственные пределы государственного суверенитета в сети Интернет в настоящее время не определены.

Авторитетный российский исследователь А.А.Стрельцов отмечает, что ИКТ-среда как объект международных отношений представляет собой юридическую фикцию, которая заключается в том, что соответствующая совокупность устройств и средств связи, локальных вычислительных сетей, информационных систем, существующих в пространстве цифровых идентификаторов и протоколов их взаимодействия, а также субъектов обеспечения согласованного функционирования выделенных устройств, средств, сетей и систем в составе глобальной ИКТ-среды, рассматривается как составляющая территории государства, что позволяет распространить на ИКТ-среду понятия «суверенитет государства» и «юрисдикция государства»[13]. Ряд технических возможностей современных цифровых технологий осложняет однозначное соотнесение данных, программного обеспечения и др. с территорией определенного государства и не позволяет дать конкретного определения этой категории. Делимитаризация цифровых границ государства также затруднена в условиях значительного объема трансграничных данных [6].

Трансгранично передаваемая информация регулируется в рамках еще одной отрасли международного публичного права - права массовой информации. В частности, распространяемая трансгранично информация не должна представлять собой вмешательство во внутренние дела суверенных государств. При этом независимость средств массовой информации не должна отрицать принцип международной ответственности государств за деятельность своих национальных средств массовой информации на трансграничном уровне. Провозглашенное во Всеобщей декларации прав человека 1948 года право искать, получать и распространять информацию и идеи независимо от государственных границ (ст. 19) не является абсолютным и ограничено правом государства в законодательном ограничении свободы информации для охраны национальной безопасности, здоровья и нравственности населения, провозглашенным в ст. 19 Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 года. Как представляется, подобный подход в полной мере применим к современным цифровым СМИ и, более того, может быть основой для обсуждения на международном уровне международных норм и правил, регламентирующих деятельность глобальных цифровых платформ и ИТ-гигантов. Однако данные нормы права не дают ответа на вопрос о проведении границ государства в цифровой среде.

Таким образом, в международном праве уже заложены основы для дальнейшего развития принципа государственного цифрового суверенитета в соотнесении с принципом невмешательства во внутренние дела и предотвращении международных конфликтов.

Однако в последние годы расширяется практика вторжения в информационное пространство различных стран как со стороны других государств, так и со стороны негосударственных акторов, причем мотивы такого вмешательства (сбор информации, воздействие на информационную политику страны, нарушение работы информационных инфраструктур) достаточно сложно определить. В литературе подобная ситуация получила название «цифровой дилеммы безопасности» и широко представлена в трудах российских и зарубежных авторов [16]. В целом подобная ситуация способствует дестабилизации международной безопасности, усиливая взаимное недоверие государств и подталкивая их к односторонним действиям в информационной сфере, что, в свою очередь, актуализирует необходимость международного сотрудничества в области информационной безопасности, основанного на принципах уважения государственного суверенитета.

Несмотря на отдельные правовые лакуны и терминологические разночтения, цифровой суверенитет уже стал неотъемлемой частью политической и академической риторики, различные трактовки и подходы к данной категории находят отражение в официальных документах государств и международных организаций.

Цифровой суверенитет в практике международных отношений: подходы государств и международных организаций

Российская Федерация первой обратила внимание международного сообщества на значимость обеспечения информационного суверенитета в контексте международной информационной безопасности. Россия с 1998 года продвигала на международной арене инициативу в области выработки правил ответственного поведения государств в области международной информационной безопасности, ориентировала международное сообщество на предотвращение информационных угроз в военно-политической, террористической и преступной плоскостях при учете принципов равноправия и суверенного равенства государств.

В международных документах одно из первых упоминаний суверенитета государств в цифровой сфере было в итоговых документах Всемирной встречи на высшем уровне по вопросам информационного общества, которая прошла под эгидой ООН (женевский этап - в 2003 г., а тунисский - в 2005 г.). Тунисская программа для информационного общества 2005 года зафиксировала, что «политические полномочия по решению вопросов государственной политики, связанных с Интернетом, являются суверенным правом государств». Это был важный шаг к признанию того, что государственный суверенитет и права и обязанности из него вытекающие применимы к глобальному информационному пространству.

Однако в широкой практике международных отношений вопросы к обеспечению цифрового суверенитета стали привлекать пристальное внимание позднее. Важную роль сыграли события «арабской весны», в которой большое значение имели программы цифровой дипломатии США, опиравшиеся на использование социальных сетей, базирующихся в этой стране. Многие государства стали рассматривать их деятельность как вмешательство во внутренние дела и нарушение суверенитета. Кроме того, на этот же период приходятся атаки вируса «Stuxnet» на АСУП ТП АЭС в Иране, выведшие из строя АЭС в Натанзе, что дополнительно актуализировало стремление государств обеспечить свою информационную безопасность и укрепить границы в цифровом пространстве.

Весомый вклад в международно-правовое закрепление и развитие категории цифрового суверенитета внесла работа групп правительственных экспертов ООН (далее - ГПЭ) по международной информационной безопасности, которые неоднократно созывались для обсуждения международного сотрудничества в области предотвращения цифровых угроз. В докладе ГПЭ за 2015 год фиксируется, что на поведение государств в информационном пространстве распространяется государственный суверенитет и международные нормы, вытекающие из принципа государственного суверенитета. Согласно документу, суверенитет также распространяется на юрисдикцию государств над ИКТ-инфраструктурой на их территории1. Схожие формулировки представлены и в других докладах ГПЭ.

На конец 2010-х - начало 2020-х годов приходится значительный рост объема данных, передаваемых посредством Интернета и других глобальных сетей, что позволило повысить экономический потенциал их использования и вывело процессы цифровой трансформации на новый уровень. Широкую популярность получила метафора «данные - это новая нефть», а во многих государствах были усилены инициативы в области обеспечения безопасности и контроля над данными, в целом вписывающиеся в контекст общей политики в области укрепления цифрового суверенитета.

В России в ноябре 2019 года был принят Закон о «суверенном Интернете» (неформальное название Федерального закона от 01.05.2019 №90-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «О связи» и Федеральный закон «Об информации, информационных технологиях и о защите информации»), который сформировал правовую базу для централизованного управления Интернетом в государственных границах. Кроме того, начало СВО России на Украине и обострение отношений со странами Запада актуализировали и форсировали политику России в области цифрового суверенитета. В 2022 году на территории России была запрещена деятельность ряда западных ИТ-платформ, что стало еще одним шагом на пути к укреплению цифрового суверенитета. При этом обеспечение суверенитета возможно «при открытости к самому широкому взаимообогащающему равноправному международному сотрудничеству и может гарантировать устойчивое развитие России и достойное место нашей страны в многополярном миропорядке». 

Схожих с Россией позиций придерживается КНР. В мае 2015 года Россия и Китай подписали двустороннее соглашение о сотрудничестве в области международной информационной безопасности. В июне 2016 года Владимир Путин и Си Цзиньпин подписали совместное заявление о сотрудничестве в области развития информационного пространства. Оба лидера подчеркивают, что они отстаивают принцип уважения национального суверенитета в информационном пространстве и изучают возможности выработки универсальных правил ответственного поведения в информационном пространстве в рамках ООН.

Китай стал государством-первопроходцем в области суверенного развития цифровых технологий. Концепцию суверенного Интернета выдвинул Фан Биньсин, известный как «отец китайского файервола», выступая в 2011 году на Международном симпозиуме по информационной безопасности в Чанше. В основе идей интернет-суверенитета лежат четыре принципа: каждая страна должна обладать полным контролем над своим сегментом Интернета; государство должно иметь возможность защищать свой сегмент Интернета от любых внешних атак; все страны должны иметь равные права на использование ресурсов в Интернете; другие страны не должны контролировать корневые DNS-серверы, через которые осуществляется доступ к национальному сегменту Интернета. Подход Китая к обеспечению цифрового суверенитета исходит из того, что цифровые технологии и Интернет представляют собой значимые элементы, необходимые для достижения геополитического лидерства. Следствием этого является внимание к государственной поддержке цифровой отрасли, направленной на обеспечение технологического лидерства, и защита безопасности данных как ключевого ресурса современной цифровой экономики.

Особенности модели развития КНР заключаются в том, что, имея все собственные аналоги привычных в остальном мире ИТ-гигантов, таких как  «Google», «WhatsApp», «Wikipedia», «Quora», «Youtube» и т. д., «китайский Интернет» смог развиваться внутри цифровых границ государства.

В последние годы Китай продемонстрировал готовность защищать суверенитет в области данных, которые рассматриваются как ключевой ресурс цифровой экономики. В декабре 2017 года Китай выпустил документ «Реализация национальной стратегии Больших данных и ускорения строительства цифрового Китая», который регламентирует вопросы цифрового суверенитета на национальном уровне. В Китае в 2021 году был принят Закон КНР «О безопасности данных» и Закон КНР «Об охране личных данных пользователей». Согласно этим законам, данные рассматриваются как национальное достояние, очередной фактор производства наряду с трудом, землей, капиталом и технологиями.

Внешнеполитические приоритеты КНР в отношении цифровой среды отражены в Глобальной инициативе в области безопасности данных, опубликованной МИД КНР в 2020 году, согласно которой «государства должны уважать суверенитет, юрисдикцию и управление в области данных со стороны других государств».

Нужно отметить, что быстрый рост технологических компаний КНР способствовал вниманию к проблемам обеспечения технологического и цифрового суверенитета со стороны США. Первоначально США, будучи страной, которая разработала Интернет и способствовала его распространению в мире, активно поддерживали видение глобального цифрового пространства, свободного от государственных границ, а стремление государств к обеспечению информационного суверенитета приравнивали к актам цензуры. Показательным с этой точки зрения является «Международная стратегия для киберпространства» 2011 года, в которой термин «суверенитет» не упоминается, но делается акцент на свободный характер Интернета и недопустимость усиления государственного контроля в данной области.

Особенность подхода США заключается в делегировании значительных полномочий и задач в области безопасности и управления данными частному сектору. В том числе американские ИТ-компании при поддержке Госдепа выступают с международными инициативами в области кибербезопасности, такими как «женевские киберконвенции», предложенные «Майкрософт» для государств, и «Крайстчерчский призыв», ориентированный на сотрудничество ИТ-платформ на международном уровне для противодействия кибертерроризму.

При этом на уровне риторики подчеркивается нецелесообразность активного государственного участия в цифровой сфере, в том числе в контексте обеспечения цифрового суверенитета.

Однако США готовы принимать меры в области защиты цифрового сектора экономики на государственном уровне. При администрации Д.Трампа в ответ на широкое присутствие социальных сетей и технологических компаний из КНР в США было принято решение в 2020 году запретить жителям США «вести дела» с приложением «TikTok» и мессенджером «WeСhat» под предлогом защиты технологического суверенитета страны. В США также запретили продажу телеком-оборудования «Huawei», «ZTE» и еще трех китайских компаний под предлогом защиты национальной безопасности страны. Кроме того, США стали оказывать давление на партнеров с тем, чтобы они отказались от использования технологии 5G «Huawei».

В настоящее время в США сложился новый подход к управлению глобальным информационным пространством, согласно которому в растущей конкуренции со стороны высокотехнологичных компаний КНР, а также фрагментированной цифровой реальности необходимо придерживаться норм и правил только в отношении дружественных государств, при этом вести максимально жесткую позицию в отношении соперников и конкурентов. США во все большей степени ориентируются на односторонние меры, в том числе меры сдерживания и демонстрации силы в цифровой сфере, а нормы «порядка, основанного на правилах» для цифровой сферы распространяют лишь на союзников. Данный подход нашел отражение в Декларации о будущем Интернета 2022 года, к которой присоединилось около 60 государств. Согласно декларации, действия России и КНР в глобальном информационном пространстве представляют собой угрозу для безопасности США и киберпространства в целом. Показательно, что и в этом документе также не употребляется термин «суверенитет». Это может объясняться в том числе желанием распространить нормы и практики внутренней политики США на своих союзников.

При этом нельзя не отметить, что среди союзников США нет единства во взглядах на проблематику цифрового суверенитета. Так, в последние годы Евросоюз все более активно продвигает идею цифрового суверенитета ЕС на уровне региона [5]. Во многом это является ответом на растущую зависимость ЕС от американских ИТ-гигантов и невысокие показатели европейского сектора цифровой экономики.

Концепция цифрового суверенитета Европы определена в документе «Цифровой суверенитет для Европы», выпущенном Европарламентом в 2020 году, согласно которому «цифровой суверенитет означает для Европы способность действовать независимо в цифровом мире». Как и в КНР, особый акцент делается на суверенитет в области данных. Проект «European Cloud Initiative Gaia-X» был объявлен совместно Германией и Францией и предполагает создание с 2020 года федеративной инфраструктуры данных на европейском уровне, которая рассматривается как важная составляющая цифрового суверенитета.

Как отмечает А.Н.Толстухина, практика обеспечения цифрового суверенитета ЕС на уровне региона в настоящее время смещается в сторону понимания необходимости «стратегической автономии» [14]. Под стратегической автономией имеется в виду прежде всего технологическая независимость и безопасность, в том числе в сфере цифровых технологий.

Многие развивающиеся страны также уделяют растущее внимание вопросам обеспечения цифрового суверенитета. Например, в Бразилии и Индонезии дискуссии по этому вопросу концентрируются вокруг проблемы преодоления цифрового разрыва и подразумевается необходимость суверенного контроля и обеспечения безопасности критических информационных инфраструктур. В целом, как отмечают аналитики ЮНКТАД, в развивающихся странах проблематика обеспечения цифрового суверенитета тесно связана с вопросами преодоления неоколониализма, в том числе в сфере высоких технологий, и создания условий для самостоятельного независимого развития. Таким образом, подход развивающихся стран к практике и осмыслению проблематики цифрового суверенитета нельзя рассматривать в отрыве от процессов мирового развития, где попытки стран заявить о своей независимости в интернет-среде выражают отказ от легитимизации американской гегемонии и стремление перестроить мировой порядок на более справедливых основаниях [11].

На последние несколько лет пришлось усиление внимания к вопросам цифрового суверенитета в официальных документах международных организаций, прежде всего ООН. В частности, согласно докладу Рабочей группы ООН открытого состава по международной информационной безопасности 2021 года (далее - РГОС), созданной по инициативе России, «использование ИКТ, противоречащее нормам международного публичного права… создает угрозу… суверенитету государств». Особый акцент сделан на нужды развивающихся стран, отмечено, что «помощь в укреплении потенциала должна быть реализована при уважении принципа государственного суверенитета». ГПЭ ООН по международной информационной безопасности, созданная по инициативе США, опубликовала итоговый доклад, в котором подтверждается, что «суверенитет и международные нормы и принципы, вытекающие из него, применимы к нормам ответственного поведения государств в ИКТ-среде, и государственная юрисдикция распространяется на ИКТ-инфраструктуру, находящуюся на территории государства», а также «уважение государственного суверенитета, основных прав и свобод человека, и устойчивое цифровое развитие» лежат в основе усилий ООН в области регулирования цифровых технологий.

Проблематика информационной безопасности и цифрового суверенитета играет важную роль в работе региональных организаций. В частности, в рамках ШОС и ОДКБ были приняты документы, подтверждающие значимость данной категории к цифровой среде. Итоговый документ Самаркандского саммита ШОС 2022 года специально отмечает, что «принципы взаимного уважения суверенитета, независимости, территориальной целостности государств… являются основой устойчивого развития международных отношений», при этом особый акцент сделан на двух измерениях цифрового суверенитета: суверенитет в контексте выработки правил ответственного поведения государств в информационном пространстве и важность обеспечивать равные для всех стран права на регулирование сети Интернет и суверенное право государств на управление ею в своем национальном сегменте.

 

Таким образом, категория цифрового суверенитета носит сложный, многокомпонентный характер и ее наполнение в академической литературе и в практике международных отношений в значительной степени зависит от национальных интересов, особенностей государственной политики и политической культуры, внешнеполитических ориентиров и приоритетов государства. При этом она эволюционирует вместе с развитием международной системы и научно-техническим прогрессом.

В последние годы в условиях масштабной перестройки международной системы наметилась тенденция к нарастающей напряженности между ведущими игроками в глобальном информационном пространстве. Фрагментация интернет-пространства при наличии различных подходов к управлению цифровыми технологиями и обеспечению безопасности в данной сфере порождает цифровую неопределенность, которая прежде всего выгодна США как наиболее сильному игроку в глобальном информационном пространстве. Однако неопределенность, как правило, чревата конфликтностью и угрозой непреднамеренной эскалации, особенно принимая во внимание растущую милитаризацию информационного пространства.

В этих условиях очень востребованными являются нормы и правила поведения государств в глобальном информационном пространстве, опирающихся на основополагающие нормы и принципы международного права, такие как невмешательство во внутренние дела, уважение государственного суверенитета, недопущение использования силы и угрозы силой в международных отношениях. Как в 1648 году, когда был подписан Вестфальский мир, категория суверенитета стала важнейшим общим знаменателем, снявшим неопределенность в отношениях между церковью и государствами, так и на современном этапе категория цифрового суверенитета в международном праве способна очертить «красные линии» и стабилизировать отношения в данной области. 

Цифровые технологии трансграничны, но в политической сфере мир разбит на суверенные государства. Важным условием для развития диалога по цифровой проблематике являются взаимное уважение и признание его субъектов, в первую очередь суверенных государств. В этих условиях суверенитет может выступить в роли общего знаменателя, необходимого для дальнейшего развития международного сотрудничества в сфере обеспечения информационной безопасности при уважении интересов всех государств.

 

 

1Доклад Группы правительственных экспертов по достижениям в сфере информатизации и телекоммуникаций в контексте международной безопасности от 22 июля 2015 г. § 26, 27, 28(b) // URL: https://documents-dds-ny.un.org/doc/UNDOC/GEN/N15/228/37/PDF/N1522837.pdf?OpenElement

 

Источники и литература

  1. Бухарин В.В. Компоненты цифрового суверенитета Российской Федерации как техническая основа информационной безопасности // Вестник МГИМО-Университета. 2016. №6 (51). С. 76-91.
  2. Винник Д.В. Цифровой суверенитет: политические и правовые режимы фильтрации данных // Философия науки. 2014. №2 (61). С. 95-113.
  3. Глазьев С.Ю. Новый технологический уклад в современной мировой экономике // Международная экономика. 2010. №5. С. 5-27.
  4. Защита государственного суверенитета - опыт Евросоюза и европейских стран: монография / В.Б.Белов и др.; отв. ред. В.Б.Белов / Ин-т Европы РАН. М.: Весь Мир, 2018. 204 с.
  5. Зиновьева Е.С., Булва В.И. Цифровой суверенитет Европейского союза // Современная Европа. 2021. №2. С. 40-49.
  6. Зиновьева Е.С. Данные - это новая нефть. Цифровая стратегия ЕС как заявка на глобальное лидерство // Валдайский клуб: Мнения экспертов. 27.02.2020 // URL https://ru.valdaiclub.com/a/highlights/dannye-eto-novaya-neft/
  7. Зиновьева Е.С. Проблемы международного управления Интернетом в контексте цифрового суверенитета // Международная жизнь. 2020. Специальный выпуск. С. 133-137.
  8. Кучерявый М.М. Государственная политика информационного суверенитета России в условиях современного глобального мира // Управленческое консультирование. 2014. №9 // URL: https://cyberleninka.ru/article/n/gosudarstvennaya-politika-informatsionnogo-suvereniteta-rossii-v-usloviyah-sovremennogo-globalnogo-mira-1
  9. Лебедева М.М. Мировая политика: тенденции развития // Полис. Политические исследования. 2009. Т. 4. №4. С. 72-83.
  10. Никонов В.А, Воронов А.С., Сажина А.С., Володенков С.В., Рыбакова М.В. Цифровой суверенитет современного государства: содержание и структурные компоненты (по материалам экспертного исследования) // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2021. №60. С. 206-216.
  11. Ребро О., Гладышева А., Сучков М., Сушенцов А. Категория «цифрового суверенитета» в современной мировой политике // Международные процессы. 2021. Т. 19. №4. С. 67.
  12. Самарин А.А. Право и экстерриториальность в условиях глобализации // Вестник Саратовской государственной юридической академии. 2015. №1 (102). С. 115-124.
  13. Стрельцов А.А. Суверенитет и юрисдикция государства в среде информационно-коммуникационных технологий в контексте международной безопасности // Международная жизнь. 2017. №2.
  14. Толстухина А.Н. Технологический суверенитет ЕС и его границы // РСМД. 2022 // URL: https://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/analytics/tekhnologicheskii-suverenitet-evrosoyuza-i-ego-granitsy/
  15. Bria Fr. Public policies for digital sovereignty // URL: https://d1wqtxts1xzle7.cloudfront.net/40432345/Bria_platform_cooperativism.pdf?
  16. Buchanan B. The cybersecurity dilemma: Hacking, trust, and fear between nations. Oxford University Press, 2016.
  17. Crespi F., Caravella S., Menghini M., Salvatori Ch. European Technological Sovereignty: An Emerging Framework for Policy Strategy // Intereconomics. 2021. V. 56. №6. Р. 348-354 // URL: https://www.intereconomics.eu/contents/year/2021/number/6/article/european-technological-sovereignty-an-emerging-framework-for-policy-strategy.html
  18. Diez T. Normative power as hegemony // NISA. 2013 // URL: https://journals.sagepub.com/doi/10.1177/0010836713485387 (accessed: 29.09.2020).
  19. Falk R. Sovereignty / The Oxford Companion to Politics of the World. New York - Oxford, 1993. P. 853; Agamben G. Homo Sacer. Sovereign Power and Bare Life. Stanford, 1998.
  20. Grant P. Technological sovereignty: forgotten factor in the ‘hitech’razzamatazz // Prometheus. 1983. Vol. 1. №2. Р. 239-270.
  21. Krasner S.D. Sovereignty: An Institutional Perspective // Comparative Political Studies. Vol. 21. №1. April 1988. Р. 66-94 // URL: https://www.mitpressjournals.org/doi/pdf/10.1162/0162288042879940 -
  22. Loffler M. Governments are erecting borders for data // The Economist. 20th edition. February 2020 // URL: https://www.economist.com/special-report/2020/02/20/governments-are-erecting-borders-for-data (accessed: 29.09.2020).
  23. Mueller M.L. Networks and states: The global politics of Internet governance. MIT press, 2010.
  24. O’Neill B. Broadcast Sovereignty in a Digital Environment // Dublin Institute of Technology. Ireland. 2006. Р. 179-197.
  25. Pinto R.A. Digital Sovereignty or Digital Colonialism? // Internet and Democracy // URL: https://sur.conectas.org/wp-content/uploads/2018/07/sur-27-ingles-renata-avila-pinto.pdf
  26. Reding V. Digital Sovereignty: Europe at a Crossroads // URL: http://institute.eib.org/wp-content/uploads/2016/01/Digital-Sovereignty-Europe-at-a-Crossroads.pdf
  27. Schwab K. The fourth industrial revolution. Currency, 2017.
  28. Tikk E., Kerttunen M. (ed.). Routledge Handbook of International Cybersecurity. Routledge, 2020.
  29. Woods A. Litigating Data Sovereignty // 128 Yale L.J. 79 p. // URL: https://www.yalelawjournal.org/pdf/Woods_i233nhrp.pdf
  30. Zeng J., Stevens T., Chen Y. China’s Solution to Global Cyber Governance: Unpacking the Domestic Discourse of «Internet Sovereignty» // Politics & Policy. 2017. Vol. 45. №3. Р. 432-464.