Георгий Васильевич Чичерин не обделен вниманием в отечественной историографии1. Его образ нашел отражение в художественной литературе, публицистике и кинематографе. Вместе с тем портрет Чичерина отнюдь не дорисован. Цель этой статьи - по возможности избегая банальностей, рассмотреть некоторые его черты как личности и государственного деятеля.

Представляется, что Чичерин был человеком выдающихся талантов и фигурой трагической. В нем, как ни в ком другом в советском руководстве, воплотился с такой силой разлом эпох, революционный переход от царской России к большевистской. Свою лепту в его жизненную драму внесли долгие и мучительные болезни, одиночество, холостяцкая неустроенность и запутанность личной жизни. Но главное - в Чичерине уживались три, казалось бы, несовместимые ипостаси: природный дворянин-аристократ, профессиональный революционер, выдающийся государственный деятель и дипломат. Каждая из трех граней личности Чичерина преимущественно раскрылась в трех основных этапах его жизни: детстве и юности, эмиграции, работе в Наркоминделе.

Общеизвестно, что Чичерин происходил из дворянской семьи и был прекрасно образован. Хотелось бы, однако, усилить некоторые акценты.

Чичерин принадлежал к одной из самых древних дворянских фамилий России. Ее родоначальник Афанасий Чичерни прибыл в Москву в свите византийской принцессы Софьи Палеолог в 1472 году - ровно за 400 лет до рождения будущего наркома. С детства Чичерин впитал дворянский дух и аристократизм, что резко отличало его от всех других деятелей большевистской партии и так поражало его западных визави. Его отец был профессиональным дипломатом, действительным статским советником, а матушка Жоржина Георгиевна, урожденная баронесса фон Мейендорф, имела немецкие корни. 

В детстве Чичерин получил прекрасное домашнее образование, в частности научился играть на фортепиано на уровне консерватории, был блестящим исполнителем и импровизатором. Гимназию в Тамбове окончил с золотой медалью, а историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета - по первому разряду.

Чичерин знал множество иностранных языков. Французским, немецким, английским он владел в совершенстве. Знал многие другие языки, как европейские, так и восточные: изучал турецкий, хинди, арабский, ирландский; из древних языков знал древнегреческий, латынь, иврит и санскрит. Его помощник Б.И.Короткин вспоминал, что когда нарком посещал с визитами Польшу и Прибалтику, то произносил речи на языке страны, где он находился. В Наркоминделе «он переходил от одной стенографистки к другой, диктуя на французском, английском, немецком или русском - одинаково непринужденно»2. Стенографистки даже определяли его настроение по тому, на каком языке он диктовал.

Чичерин отличался огромной эрудицией и феноменальными познаниями в истории, политической географии и культурологии. Он был не только самым образованным советским наркомом, но и самым образованным министром иностранных дел Европы того времени. 

Следует также подчеркнуть огромную роль, которую сыграл в его жизни дядя Борис Николаевич. В дядиной загородной усадьбе Караул Георгий Васильевич провел большую часть детства и юности, лучшие годы своей жизни. Борис Николаевич был выдающимся мыслителем: основоположником российского конституционного права, философом, политологом и историком, почетным членом Петербургской академии наук, почетным профессором Московского университета и почетным гражданином Москвы. Давал уроки юриспруденции наследнику престола цесаревичу Николаю. Кроме того, Борис Николаевич написал ряд работ по химии и биологии, впервые выдвинул гипотезу о сложном строении атома и по рекомендации Д.И.Менделеева был избран почетным членом Русского химико-физического общества. Этот выдающийся человек души не чаял в любимом племяннике и завещал ему родовое имение и все свое состояние.

Стоит отметить, что Георгий Васильевич и сам происходил из довольно состоятельной семьи. Но по-настоящему богатым его сделало наследство Бориса Николаевича: счета в банках, обширные земельные угодья и усадьба - огромный дом в английском стиле с ценнейшей коллекцией первоклассных картин Боровиковского, Брюллова, Поленова, Айвазовского, Серова, полотен и гравюр Рембрандта, Веласкеса, Дюрера, коллекцией мейсенского фарфора и т. д.

Борис Николаевич умер в 1904 году. К этому времени Чичерин уже девять лет как работал в Главном архиве Министерства иностранных дел, куда поступил по его совету. Из-за любви к истории он сам выбрал работу в архиве, где принял участие в подготовке фундаментальной истории МИД. Были готовы и 500 страниц его рукописи биографии А.М.Горчакова. Казалось, что впереди у Чичерина блестящая дипломатическая карьера и безбедная жизнь.

Однако спустя несколько месяцев после смерти дяди он внезапно уезжает из России, полностью порывает с прошлым и начинает новую жизнь с чистого листа. В этом поступке - главная тайна жизни Чичерина. Что случилось в его душе, что заставило его пожертвовать положением в обществе, любимой работой, общением с родными и добровольно стать изгоем, живущим за границей, нередко с чужим паспортом и под чужим именем? Наверное, «жажда существенного в жизни», о которой он однажды писал дяде Борису Николаевичу, «жажда высокой жизненной цели, которой бы всем пожертвовал». Такой высокой целью стал для него коммунистический идеал - мечта о земном рае человечества.

Георгий Васильевич меняет профессию: становится революционером и посвящает себя борьбе за победу марксистской идеологии, которая, как он верил, единственная могла дать счастье России. На Родину он вернется только через тринадцать с половиной лет.

Все годы эмиграции Георгий Васильевич жил на доходы от огромного дядюшкиного наследства, но жил скромно, непритязательно. Основную часть своего состояния он положил на алтарь революции: финансировал, например, издание партийной прессы, оплатил большую часть расходов на проведение Пятого съезда РСДРП. В годы эмиграции ярко проявились такие его черты, как революционный идеализм и личное бескорыстие. Сегодня, когда деньги нередко становятся сокровенным смыслом жизни, его донкихотство выглядит чем-то абсурдным. Однако, «уйдя в революцию», Чичерин поступил очень по-русски, в духе героев Ф.М.Достоевского и, если угодно, по законам русской литературы.

Наш выдающийся филолог А.Н.Ужанков как-то заметил, что классический хеппиэнд в голливудских фильмах или даже во французских романах XIX века - это когда положительные герои обогащаются: получают богатое наследство или отбирают миллион у каких-нибудь «плохих парней». В русской литературе все наоборот. «Евгений Онегин» начинается с того, что Онегин едет получать наследство, оставленное ему дядей: ведь он - «наследник всех своих родных». В начале романа «Война и мир» из-за границы в Петербург, опять-таки для получения наследства, приезжает Пьер Безухов. Однако духовные поиски героев с этого момента только начинаются3. Такой же была и линия жизни Георгия Чичерина. Духовные искания привели его к большевикам. Кстати говоря, по замыслу Достоевского, и Алеша из «Братьев Карамазовых» тоже должен был в следующей книге стать революционером. Только реализовать этот замысел Федор Михайлович не успел.

Почему же Чичерин, аристократ высшей пробы и природный русский дворянин, плоть от плоти старой России, соблазнился марксистской утопией? Загадка! Невольно вспоминаются строки Бориса Пастернака, обращенные к Владимиру Маяковскому:

Я знаю: Ваш путь неподделен,

Но как Вас могло занести

Под своды таких богаделен

На искреннем Вашем пути.

Чичерин, кстати, выехал за границу вполне легально, как служащий МИД, получив отпуск по состоянию здоровья. В Петербурге долго не могли поверить, что его разрыв окончателен. Из штата министерства он был уволен только спустя четыре года, когда был арестован берлинской полицией за проживание под чужим именем. 

В эмиграции Чичерин держался особняком: вначале, по терминологии того времени, «примыкал к большевикам», потом - к меньшевикам, затем - снова к большевикам. Иногда публиковался под псевдонимами в партийных газетах, но никогда не пытался быть идеологом или теоретиком марксизма.

Октябрьскую революцию Чичерин встретил в Брикстонской тюрьме Лондона. В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, не знавшие, с какой стороны приступить к организации советской дипслужбы, предприняли экстраординарные усилия по его освобождению и в итоге обменяли его на британского посла Дж.Бьюкенена. Уже на второй день после приезда в Петроград Чичерин был назначен заместителем наркома по иностранным делам и тогда же вступил в партию большевиков (впоследствии его партийный стаж исчислялся с 1918 г.). Через десять дней после возвращения на него была возложена вся текущая работа по наркомату, 13 марта 1918 года он стал и. о. наркома, а 30 мая 1918 года был назначен наркомом.

Создавая Наркоминдел, Чичерин стремился привлечь к работе «старых специалистов» - «спецов», как их тогда называли, «брал людей с величайшим разбором, но подходящих людей было очень мало»4. Главным и единственным «спецом» в НКИД был сам нарком, вынужденный иметь дело, по его словам, «с примитивным эмбрионом аппарата» и обходясь «абсолютно недостаточными силами». В этих условиях ярко проявились такие его черты, как высокая организованность и системность в работе, которые его и спасали. Как отмечал бессменный секретарь наркома Б.И.Короткин, «Чичерин являлся образцом исключительной аккуратности и точности во времени. Эта аккуратность и точность у Георгия Васильевича носила характер исключительной педантичности»5. Через его руки проходили практически все ведомственные бумаги, что было следствием как его высокой ответственности, так и непрофессионализма основной части сотрудников Наркоминдела. Уже на закате карьеры Чичерин писал о себе: «Я должен был быть всегда готовым все делать сам. Бремя непосильное. Так у нас люди идут в расход. Я израсходованный»6.

Положение Чичерина в партийно-государственной иерархии было сложным. Он никогда не был вхож в узкий круг руководства партии, не участвовал в борьбе за власть и не пользовался полным доверием многих членов Политбюро. Вплоть до конца 1925 года он даже не был членом ЦК, в то время как в состав ЦК входили его подчиненные: некоторые члены Коллегии НКИД и полпреды (Л.М.Карахан, А.А.Иоффе, Н.Н.Крестинский и другие).

Спасало Чичерина личное покровительство Ленина, понимавшего, что заменить его просто некем. Чичерин имел к нему прямой доступ, докладывая лично, в обход Политбюро, а вождь, в свою очередь, не давал его в обиду. «В течение четырех лет я писал ежедневно по несколько писем Владимиру Ильичу и разговаривал с ним по телефону по несколько раз в день», - говорил нарком в июле 1927 года на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК7.

В Наркоминделе Чичерин был одинок. Значительную часть его сотрудников составляли троцкисты-интернационалисты, для которых Россия была «горючим материалом» для пожара мировой революции. Среди дипломатов были и государственники, но некоторые из них находились в оппозиции к наркому - прежде всего его заместитель «по делам Запада» М.М.Литвинов, с которым у Чичерина был острый личный конфликт и глубокая взаимная неприязнь. «Тов. Литвинов мой антипод, - говорил он в июле 1927 года с трибуны объединенного Пленума ЦК и ЦКК, - и нет у него ни одного пункта, с которым я был бы согласен»8. Другие члены коллегии тоже не всегда поддерживали своего шефа. В 1920-х годах они и полпреды имели право самостоятельно докладывать в Политбюро о своем несогласии с Чичериным. Впоследствии Литвинов с этой «вольницей» покончил, а в 1934 году коллегия была вообще распущена.

Главной опорой и личным другом наркома был его заместитель «по делам Востока» Л.М.Карахан, с которым у него была «вполне гармоничная совместная работа». Карахан обладал большим партийным весом, приятельствовал с Дзержинским и Сталиным (в РГАСПИ хранится его личное письмо Сталину 1934 г., в котором он называет его «Кобой» и обращается к нему на «ты»)9. Для Чичерина поддержка Карахана и политически, и по-человечески была очень ценна.

Став наркомом, Чичерин не изменил своему аскетизму. Жил в наркомате, в соседней с рабочим кабинетом комнате. Был настоящим «трудоголиком»; работал, особенно в первые годы, по 16 часов в сутки, порой неделями не выходя на улицу. Полной отдачи сил требовал он и от сотрудников наркомата. Не всем это нравилось.

Сталин заметил как-то, что партия большевиков - это «орден меченосцев внутри государства Советского, направляющий органы последнего и одухотворяющий их деятельность»10. В этом «ордене» Чичерин, безусловно, принадлежал к числу монахов - схимников и нестяжателей.

С каждым годом в Наркоминделе становилось все больше молодых выдвиженцев по партийному набору - «сырого элемента, в особенности лишенного внешних культурных атрибутов», которые вытесняли опытных работников, не подходивших по анкетным данным. Нарком очень страдал от «орабочивания» своего ведомства, но ничего не мог с этим поделать. Вот несколько выдержек из его личных писем 1924 года в адрес Карахана, находившегося тогда в Пекине: «В центре всего - чистка. Рабочие «тройки» чистят нерабочие ячейки. Происходят ужасные вещи… Все это расстраивает до крайности»11. «Тройка «от Сталина» решает все… Им дают на съедение, кто подвернется». «Вы не сознаете, насколько все переменилось. Теперь наиболее сильны люди, не любящие красивых наружностей и хороших сигар»12. Борьба с «чистками», означавшими, по определению Чичерина, «удаление хороших работников и замену их никуда не годными», красной нитью проходит через все его служебные бумаги. В 1929 году, в очередной раз прося Сталина об отставке, он писал ему из Германии: «Пусть уж лучше меня сейчас пенсионируют и предоставят мне спокойно агонизировать где-нибудь в Тифлисе и потом на могильном камне напишут: «Чичерин, жертва сокращений и чисток»13.

Можно только догадываться, сколько мучений доставляла наркому некомпетентность в международных делах большинства членов высшего партийного руководства. Чтобы как-то этому противостоять, Георгий Васильевич стал использовать, особенно после смерти Ленина, жанр записок в Политбюро, которые писал иногда по нескольку в день. Это был кратчайший и наиболее эффективный способ доведения его аргументов напрямую до партийных руководителей и одновременно - форма ненавязчивого обучения их дипломатическому ремеслу. «Чичерин чрезмерно злоупотреблял письмами в ЦК, - ворчал на пенсии Молотов. - По три-четыре письма в день посылал об Эфиопии, о Франции, об Америке, о чем хочешь… Письма писал легко. Очень культурный, очень образованный. Языки прекрасно знал, и обо всем - раз - письмо. В Политбюро все идет»14. Запискам Чичерина присущи исключительная стилистическая огранка и мастерство изложения. Примечательно, что в них, как правило, отсутствуют аргументы «от идеологии». Они пронизаны духом реальной политики, присущей классической дипломатии Талейрана и Горчакова.

Чичерина отличал глобальный подход к мировым делам. Он мыслил стратегически, всегда принимая во внимание историческую ретроспективу. «В наших западных международных делах, - подчеркивал он, - очень большая степень преемственности, в восточных - еще несравненно большая»15. Будучи реалистом и глубоким аналитиком, Чичерин не верил в мировую революцию как дело обозримого будущего - ни в Европе, ни тем более в Азии. Как убежденный государственник, он считал, что деятельность Коминтерна должна быть полностью подчинена интересам СССР.

Главный политический завет Чичерина, на наш взгляд, парадоксальным образом совпадает с внешнеполитической стратегемой великого князя Александра Невского, сформулированной им в XIII веке: «Крепить оборону на западе, а друзей искать на востоке». Эти слова определили и квинтэссенцию советской внешней политики в первое послереволюционное десятилетие. Трудно найти более разных людей, чем благоверный князь и «красный нарком». В чем же они совпадали? Наверное, в том, что оба были патриотами Отечества, а также чувствовали и понимали некие «глубинные константы» мировой истории. И оба жили внутри самых трагических, апокалиптических периодов в истории России. Максима Александра Невского звучит более чем актуально и сегодня, в наше непростое время.

На европейском направлении нарком держал «глухую оборону», считая своей главной задачей недопущение новой интервенции. Будучи знатоком Запада, Чичерин в то же время питал к нему экзистенциальное недоверие. И после перехода к нэпу, породившему надежды на скорое замирение с Европой, он писал Сталину: «Между нами и Антантой могут быть договоры и соглашения, но мы останемся и при новой политике противоположными полюсами»16.

Чичерин не верил в многосторонние международные соглашения и институты. В этом его поддерживал Ленин, который однажды грубовато заметил о Лиге Наций, что она «плевка не стоит». Нарком, в свою очередь, полагал, что Лига Наций «есть организация антантовской мировой олигархии и одним из принципов нашей политики является противопоставление… притязаниям этой олигархии на мировое господство»17.

Он был убежден, что, однажды вступив на зыбкую почву «многосторонности», Москва, находившаяся во враждебном капиталистическом окружении, будет вынуждена играть на чужом поле, в чужие игры и по чужим правилам. Чичерин считал «принципиально невозможным» присоединение СССР даже, казалось бы, к безобидному и ни к чему не обязывающему пакту Бриана - Келлога об отказе от войны. Считая этот пакт пустышкой, нарком не хотел, чтобы Советский Союз своим участием в нем легитимировал лицемерный западный пацифизм, тем более что его не допустили к подготовке этого документа, а лишь пригласили его подписать. «Присоединение к уже готовому пакту, созданному другими, для нас неприемлемо, потому что мы должны будем принять все, что сделано без нас и притом на совершенно другой идейной почве», - докладывал Чичерин в Политбюро. Предложение об участии в церемонии подписания он парировал так: «В этом случае наша роль заключалась бы в том, чтобы явиться, поспорить, пошуметь, выдвинуть всякие протесты и, наконец, уйти со скандалом»18.

Единственной великой державой западного мира, с которой СССР мог и должен был выстроить стратегические отношения, была, по мнению Чичерина, Германия. Он был уверен, что после ее поражения в войне французы и англосаксы никогда не позволят ей вновь восстановиться в качестве самостоятельного центра силы, но всегда будут держать ее в подчинении, на коротком поводке и под жестким контролем. «Германия остается на особом, ненормальном положении… Антанта не может дать ей полного удовлетворения. Ее превращение в такую страну, как антантовская, исключено… Германские правящие круги хотят равновесия на запад и на восток… Вся сила позиции Германии исчезнет, если она с нами порвет», - отмечал Чичерин в 1927 году в одном из писем Сталину и А.И.Рыкову19. Германия, проводящая политику геополитического балансирования в духе заветов Бисмарка, должна была, по его убеждению, стать «главным козырем в наших руках». Дружбой с ней он призывал дорожить, не разменивая ее на ведомственные интересы Коминтерна.

На восточном направлении деятельность Чичерина носила очень активный и наступательный характер. «Восточная политика Советского правительства, - подчеркивал он, - является вполне самостоятельной, чрезвычайно важной и, может быть, даже важнейшей областью его международной деятельности»20.

Отметим несколько заслуживающих внимания фактов.

Чичерин сыграл огромную роль в создании четырех самопровозглашенных государств - Монгольской и Танну-Тувинской народных республик, Бухарской и Хорезмской народных советских республик. Три из четырех этих государств (за исключением Монголии) были впоследствии включены в состав Советского Союза. В то же время нарком убедил руководство страны ликвидировать пятое самопровозглашенное государство - Гилянскую Республику, существовавшую в 1920-1921 годах на севере Персии. Считая затею с ее созданием вредной и авантюрной, нарком решительно возражал против любых попыток советизации Персии, которая «благодаря нашей нынешней политике переживает медовый месяц стряхивания английского засилья»21.

В целом в отношениях со странами Востока он ставил во главу угла не распространение коммунистической идеологии, а совместное противостояние колониальным державам. Один из его коллег-единомышленников Г.А.Астахов однажды даже заявил: «Любой восточный монарх, противостоящий колониальным державам, нам дороже любого европейского социал-демократа»22. В таком же ключе рассуждал и сам нарком.

Идеалист в повседневной жизни, Чичерин был реалистом в политике. Вот как, например, он инструктировал полпреда в Кабуле Ф.Ф.Раскольникова: «В нынешней стадии развития Афганистана просвещенный абсолютизм типа нашего XVIII столетия является для него серьезным прогрессивным явлением. Вы должны всячески избегать роковой ошибки искусственных попыток насаждения коммунизма в стране, где условий для этого не существует»23. Еще одним его заветом был акцент на установлении доверительных отношений с руководителями страны пребывания, персонификацию дипломатии. «Вы прекрасно понимаете, какое значение на Востоке имеют личные отношения, без которых невозможна никакая работа, - писал он другому советскому полпреду в Афганистане Л.Н.Старку. - Наши лучшие намерения повиснут в воздухе, если проводить их будет лицо, не пользующееся авторитетом»24.

Не раз отмечалось, что Чичерин принимал делегации из Монголии, Бухары, Хорезма в их национальной одежде - чалмах и халатах. Казалось, что нарком немного чудил, юродствовал. На самом же деле с его стороны это был знак уважения национального достоинства гостей, признания их культурной самобытности. Из наград Чичерин носил только нагрудный знак члена ВЦИК и орден Труда Хорезмской народной советской республики.

В Москве, когда предполагалась официальная съемка для прессы, Чичерин облачался в красноармейскую форму - сапоги, брюки-галифе и гимнастерку. Эта форма служила ему дипломатическим мундиром, в ней он принимал иностранных послов. Он как бы показывал, что работники Наркоминдела - это тоже солдаты революции, только воюют они на особом, дипломатическом фронте.

За границей же нарком одевался согласно европейскому дипломатическому протоколу: на Генуэзской конференции был во фраке, цилиндре и даже с золотой цепочкой. Он являлся категорическим противником «линии громов и молний против фраков и смокингов и вообще против этикетных требований», которая «делала нашу заграничную работу невозможной».

Пунктиром отметим ключевую и явно недооцененную роль Чичерина в сохранении независимости Внешней Монголии, провозглашенной в 1921 году ее правителем Богдо-гэгэном VIII благодаря военной помощи барона Р.Ф.Унгерна. После того как Красная армия разбила отряды Унгерна, троцкисты в ЦК и Наркоминделе потребовали вывести наши войска из Монголии и вернуть ее Китаю, так сказать, в качестве «жеста доброй воли». Особенно настаивал на этом полпред А.А.Иоффе, ближайший друг Троцкого, выехавший в 1922 году с миссией в Китай и облеченный особыми полномочиями.

Вот несколько выдержек из писем Иоффе и Чичерина по монгольскому вопросу. Иоффе: «Советизация Монголии была результатом борьбы с белыми, средством обороны. Сама по себе она не только не нужна, но и вредна, ибо… резко противоречит антиимпериалистичности нашей политики»25. «С точки зрения военно-стратегической эта позиция нам не нужна, ибо нет и не может быть для России военной опасности со стороны Китая. С точки зрения экономической… мы не можем справиться со своими богатствами… По-моему, Монголия - одна из наших случайных ошибок, как Совбухара или Хорезм»26. «Конечно, мы поддерживаем маленький народ против насилия большого… но вряд ли из-за двух миллионов монголов, не имеющих никакого значения в мире, стоит портить отношения с четырьмястами миллионами китайцев, играющих такую огромную роль»27.

Чичерин возражал Иоффе: «Дружественное монгольское правительство… есть в наших руках очень крупный козырь… Наша граница на громадном протяжении вполне безопасна, будучи прикрыта дружественной Монголией»28. «В Монголии - хорошее демократическое народное правительство первобытной национальности… Мы не имеем права бросить их на произвол судьбы. Это противоречит элементарнейшим нашим интересам, ибо Монголия в руках белогвардейцев, японцев или других авантюристов держала бы громадную нашу сибирскую границу под вечной угрозой»29. «Наши войска остаются для защиты Монголии, и срока эвакуации указать не можем, - инструктировал нарком полпреда в Урге Н.М.Любарского. - Второе: ни в коем случае нельзя допустить вступления в Монголию китайских войск»30. Самопровозглашенная монгольская независимость была буквально спасена Чичериным. Благодаря его усилиям СССР стал ее главным и единственным внешним гарантом.

В последние годы работы в Наркоминделе здоровье Чичерина пошатнулось. С осени 1928 года он находился на лечении в Германии, откуда неоднократно просил Политбюро об отставке. В июле 1930 года она была принята.

Четвертый период в биографии наркома - последние шесть лет после отставки. Это была осень его жизни: время «собирания камней» и подведения итогов. О ней почти ничего неизвестно. Жил Георгий Васильевич в кооперативном доме НКИД, построенном в 1929 году в стиле модерн по адресу: Спасопесковский переулок, 3/1 (за театром им. Е.Вахтангова). Его соседями, кроме дипломатов, были несколько известных людей: члены ЦК и «старые большевики» А.Г.Шляпников и Г.И.Ломов (Оппоков), писатель Аркадий Гайдар. Здесь Маяковский купил квартиру Осипу и Лиле Брик, где Лиля держала свой легендарный литературный салон. Но Чичерин вел замкнутый образ жизни и практически ни с кем не общался. На улице носил темные очки, чтобы не быть узнанным. Его иногда встречали на Арбате в букинистических магазинах.

В самоизоляции Георгий Васильевич, видимо, видел стратегию своего выживания. Меньше контактов, посторонних глаз, - значит, меньше и доносов, которые в 1930-х годах расцвели пышным цветом, а бывший нарком с его происхождением и биографией вполне мог стать идеальным объектом оперативной разработки для НКВД.

Прекратив отношения с коллегами, он, однако, общался с родственниками. Его двоюродная племянница Елена Владимировна вспоминала, что дядя пребывал в очень мрачном настроении. Переживал и как-то переосмысливал произошедшее31. Понимал ли он, куда выруливает советский эксперимент? Наверняка, да. Его письма членам Политбюро 1928-1929 годов, как и тональность его последней служебной записки, свидетельствует о его весьма критичном отношении к советской действительности. «С 1929 года, - отмечал он, - были открыты шлюзы для всякой демагогии и всякого хулиганства… Осуществилась диктатура языкочешущих над работающими»32.

В переписке с руководителями страны он не раз называл «вздором» «наши московские выступления» (прозрачно намекая в том числе на Сталина), указывал им на непонимание европейских реалий и подмену внешней политики пропагандой. «Как хорошо было бы, если бы Вы, тов. Сталин, изменив наружность, поехали на некоторое время за границу с переводчиком настоящим, не тенденциозным, - советовал он генсеку. - Вы бы увидели действительность. Вы бы узнали цену выкриков о наступлении последней схватки. Возмутительнейшая ерунда «Правды» предстала бы перед Вами в своей наготе»33. Не случайно Молотов в одном из разговоров с Ф.Чуевым бросил реплику: «А Чичерин вначале был крепче. Из большевистских рядов, но переродившийся»34.

В юности Георгий Васильевич писал музыку на православные литургические тексты. Потом потерял веру, ушел на «сторону далече», как блудный сын в евангельской притче. А уже находясь в отставке, вновь проявил интерес к христианству и даже собирался писать книгу о его истории. Родственники рассказывали, что в больнице, уже на смертном одре, он попросил пригласить священника, чтобы исповедаться и причаститься. В этом ему было отказано.

В 1923 году, во время очередного конфликта с чекистами, Чичерин писал заместителю председателя ОГПУ В.Р.Менжинскому: «Внешняя политика не оперирует, как это думает тов. Менжинский, со сплошными цветами, как на лубочных картинах, со сплошным черным, сплошным белым или сплошным красным… Серьезная политика принимает во внимание громадное различие цветов и нюансов, представляемых действительностью»35. Это же относится и к самому наркому - аристократу на службе у большевиков. Для его портрета требуются не какой-либо один цвет, а весь цветовой спектр.

В чем заключается главная заслуга Чичерина перед Россией? Думается, что его деятельность позволила заметно уменьшить катастрофические международные последствия революции 1917 года для нашего отечества. И хотя по стечению обстоятельств подпись наркома стояла под похабным Брестским миром, Чичерина всегда отличало ясное понимание подлинных интересов России, стратегическое мышление и в высокой степени - жертвенность и патриотизм.

В 1991 году наш народ пережил еще один величайший геополитический катаклизм ХХ века - распад Советского Союза. К сожалению, тогдашний министр иностранных дел РСФСР, участвовавший в подготовке нового похабного Бреста - Беловежских соглашений, не был ни патриотом, ни дальновидным стратегом. И если в 1930 году тяжело больной Чичерин, понимая, что возвращение в Москву может ускорить его смерть, не посчитал себя вправе остаться в Германии, перейдя на положение «невозвращенца», то этот министр вскоре после отставки поспешил покинуть Россию и уже многие годы проживает в США. Как Троцкий ставил во главу угла утопию мировой революции, так и А.В.Козырев отстаивал примат мифических общечеловеческих ценностей. А с просьбой разъяснить ему, в чем заключаются национальные интересы собственно России, обратился к Р.Никсону - бывшему Президенту США. Второго Чичерина в 1991 году у нас, увы, не нашлось. Наверное, в этом заключается одна из причин того, почему распад СССР оказался столь катастрофичен для русского народа, превратившегося, по словам В.В.Путина, в «самый большой разделенный народ в мире».

Многие черты Чичерина как человека и государственного деятеля - глубокие гуманитарные знания, уникальное владение иностранными языками, высочайший профессионализм, личное бескорыстие, ясное понимание государственных интересов - очень востребованы и сегодня. У него есть чему поучиться.

 

 

1Белевич Е.В., Соколов В.В. Наркоминдел Георгий Чичерин // Международная жизнь. 1991. №2.; Горохов И., Замятин Л., Земсков И. Г.В.Чичерин - дипломат ленинской школы. 2-е изд., доп. М.: Политиздат, 1973; Зарницкий С.В., Сергеев А.Н. Чичерин. 2-е изд., исправ. и доп. М.: Молодая гвардия, 1975; Известные дипломаты России. Министры иностранных дел - ХХ век / Отв. ред. А.В.Торкунов; сост. А.В.Ревякин. М.: ОАО «Московские учебники и Картолитография», 2007; Майский И.М. Георгий Васильевич Чичерин (к 100-летию со дня рождения) // Новая и новейшая история. 1972. №6; О’Коннор Т.Э. Г.В.Чичерин и советская внешняя политика 1918-1930 гг. / Пер. с англ. М.: Прогресс, 1991; Очерки истории Министерства иностранных дел России. 1802-2002: В 3-х т. Т. 3. Биографии министров иностранных дел. 1802-2002 гг. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002; Хорватович И.М. Г.В.Чичерин. М.: Мысль, 1980; Шевцов Н. Революция, дипломатия, Моцарт. К 150-летней годовщине Г.В.Чичерина // Международная жизнь. 2022. №12. С. 22-35.

2О’Коннор Т.Э. Указ. соч. С. 88-89.

3Ужанков А.Н. Учебник русской жизни // https://pravoslavie.ru/93343.html

4Последняя служебная записка Г.В.Чичерина // Неизвестный Чичерин (часть 2) // https://idd.mid.ru/informacionno-spravocnye-materialy/-/asset_publisher/WsjViuPpk1am/content/neizvestnyj-cicerin-cast-2-

5Шевцов Н. Указ. соч. С. 34.

6Последняя служебная записка Г.В.Чичерина…

7Объединенный Пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) 29 июля - 9 августа 1927 г. Документы и материалы: В 2-х кн. Кн. 1. М.: Издательство «Политическая энциклопедия», 2020. С. 329.

8Там же. С. 331.

9РГАСПИ. Ф. 511. Оп. 11. Д. 745. Л. 109-116.

10Сталин И.В. О политической стратегии и тактике русских коммунистов (набросок плана брошюры) // https://traumlibrary.ru/book/stalin-pss18-05/stalin-pss18-05.html#s003008 

11Соколов В.В. Неизвестный Чичерин (из рассекреченных архивов МИД РФ) // Неизвестный Чичерин (часть 1) https://idd.mid.ru/informacionno-spravocnye-materialy/-/asset_publisher/WsjViuPpk1am/content/neizvestnyj-cicerin-cast-1-

12Там же.

13Там же.

14Чуев Ф.И. Молотов: Полудержавный властелин. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. С. 246.

15Последняя служебная записка Г.В.Чичерина…

16РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 210. Л. 16-17.

17Москва - Берлин: политика и дипломатия Кремля, 1920-1941: Сборник документов: В 3-х т. / Отв. ред. Г.Н.Севастьянов. Т. 1. 1920-1926. М.: Наука, 2011. С. 193.

18Известные дипломаты России. Министры иностранных дел - ХХ век… С. 152.

19Там же. С. 148.

20Горохов И., Замятин Л., Земсков И. Указ. соч. С. 54.

21РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 210. Л. 15.

22Соколов В.В. Указ. соч.

23Очерки истории Министерства иностранных дел России. 1802-1902. Т. 3. М., 2002. С. 332.

24Там же. С. 333.

25РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 2194. Л. 103.

26Там же. Л. 157.

27ВКП(б), Коминтерн и национально-революционное движение в Китае. Документы. 1920-1925 гг. С. 138.

28РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 2059. Л. 10.

29Цит. по: Пескова Г.Н. Становление дипломатических отношений между Советской Россией и Китаем. 1917-1924 гг. // Новая и новейшая история. 1997. №4. С. 121.

30РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 2108. Л. 6.

31Жила безропотно раба Божия Елена, в монашестве Екатерина… // https://pravoslavie.ru/147334.html

32Последняя служебная записка Г.В.Чичерина…

33Соколов В.В. Указ. соч.

34Чуев Ф.И. Указ. соч. С. 246.

35Москва - Берлин: политика и дипломатия Кремля, 1920-1941… С. 363.