После сентябрьского, 1959 года визита в США отцу* (*Речь идет о Н.С.Хрущеве) казалось, что во взаимоотношениях двух гигантов наступает перелом, перелом к лучшему. Эйзенхауэр, похоже, искренне стремится к мирному разрешению накопившихся за последние годы проблем, с учетом собственных интересов конечно. Ни о Германии, ни о разоружении, ни о запрете ядерных испытаний они пока не договорились, но отец почувствовал, что президент хочет договариваться. 1960 год начался в том же позитивном ключе. Более чем дружеский прием в Индии и Индонезии, Бирме и Афганистане, затем конструктивные беседы с Президентом Франции де Голлем в Рамбуйе. Казалось бы, отношения с Западом переходят от конфронтации к соперничеству. Отец называл его мирным сосуществованием, когда стороны не столько запугивают друг друга, сколько, демонстрируя «товар лицом», завлекают тем самым колеблющихся на свою сторону. Шероховатостей, естественно, не избежать, но если спокойно искать точки соприкосновения, то их удастся сгладить, а со временем и совсем убрать.
- Вода камень точит, - любил повторять он. - Мы не торопимся. Можем и подождать - будущее за нами.
Предстоящие встреча глав четырех держав - СССР, США, Англии и Франции в мае в Париже, а в июне - визит Президента США в Советский Союз давали надежду на то, что удастся не только лучше понять друг друга, но и, возможно, начать договариваться всерьез. И тут все рухнуло.
1 мая 1960 года советские ПВО сбили над Челябинском американский самолет-шпион U-2. Разгорелся немыслимый скандал. Масла в огонь подлил Государственный департамент США, заявивший, что их самолеты как летали над советской территорией, так и продолжат свои полеты до тех пор, пока сами американцы не сочтут нужным не нарушать советские границы и не поймут, что это больше не в их интересах. В дипломатическом лексиконе такие выражения сродни непечатным. Уважающий себя и свою страну государственный лидер после подобного оскорбления за стол переговоров не сядет. В Вашингтоне это, естественно, понимали и, по моему мнению, на это рассчитывали. Совещание в Париже, так и не начавшись, провалилось с треском.
Весь мир облетели фотографии отца в гневе. В справедливом гневе, отстаивавшего достоинство своей страны, которую попытались унизить и которую он не позволял унижать никому. Из оттепели «в духе встреч в Кэмп-Дэвиде» мы вновь окунулись в студеный омут холодной войны, еще более «холодной», чем до Кэмп-Дэвида*.(*Подробно об этой истории, наравне со множеством других, вы можете прочитать в «Трилогии об отце» С.Н.Хрущева, опубликованной в апреле 2010 года издательством «Время».)
Запад списал провал совещания на счет отца. По мнению некоторых советологов, он якобы осознал, что в Париже добиться от Запада серьезных уступок ни по проблемам всеобщего разоружения, ни по германскому вопросу не удастся, и решил устроить скандал. Однако концы с концами здесь не сходятся. Прагматик отец никогда не рассчитывал на быструю договоренность ни по разоружению, ни по Германии.
О всеобщем разоружении в Париже стороны договориться вообще не могли - уж очень расплывчатой оставалась вся концепция. Обсудить ее, лучше понять друг друга - это уже большое достижение. Мне кажется, не могли они договориться и о Германии. Позиции США и Советского Союза не стыковались в принципе, стороны соглашались на объединение страны только на собственных условиях. К тому же за каждым шагом Президента Эйзенхауэра внимательно следил канцлер ФРГ Конрад Аденауэр. За отцом столь же внимательно наблюдал председатель Госсовета ГДР Вальтер Ульбрихт**.(**Конрад Аденауэр, 1876-1967 гг., канцлер, глава правительства Западной Германии в 1949-1963 гг. Проводил жесткую политику непризнания Восточно-Германской государственности. Вальтер Ульбрихт, 1893-1973 гг., председатель Государственного совета Германской Демократической Республики (Восточная Германия), добивался дипломатического признания независимой и самостоятельной Восточной Германии.)
Европейские страны, особенно Франция и Англия, в свою очередь, как могли саботировали объединение Германии. Никому из них не хотелось обретать столь могущественного союзника в центре европейского континента. Президент Шарль де Голль открыто сказал отцу на переговорах в Рамбуйе в марте 1960 года, что Франция не желала бы граничить с единой Германией, ее устраивает статус-кво. Такой же позиции придерживались в Лондоне преемники Уинстона Черчилля.
Отец хорошо представлял расстановку сил в мире и заранее настроился на длительные многоступенчатые переговоры. Он не имел ни малейшего резона «взрывать» Парижский саммит. Английский историк Китти Ньюмен, проанализировав документы того периода, подтверждает это заключение. Тем не менее, по ее мнению, советская позиция настолько сблизилась с западной, что в Париже стороны могли сделать первый шаг, достичь взаимоприемлемого, пусть и промежуточного, решения, по крайней мере в отношении Западного Берлина1.
Другие «аналитики» объясняют парижский провал расхождениями в советском руководстве, давлением на отца откуда-то справа. «Ястребы» его совсем заклевали, вот ему якобы и не оставалось ничего другого, как сорвать Парижское совещание. Наиболее беспардонные из них называют даже день, когда «уломали» Хрущева - 7 апреля 1960 года - накануне отъезда отца на отдых в Крым. Правда, никто из этих «свидетелей» доступа в Кремль не имел, а уж тем более не присутствовал при разговорах членов Президиума ЦК - ни приватных, за обеденным столом, ни даже официальных, в зале заседаний.
7 апреля Президиум ЦК действительно собирался, и в советском руководстве на самом деле имелись свои «ястребы» - люди, которые к курсу на улучшение отношений с Соединенными Штатами, относились, мягко выражаясь, с прохладцей. Все это правда. Как правда и то, что держали они свое мнение при себе, а отец полностью контролировал положение, определял линию поведения и во внешней, и во внутренней политике.
На заседании 7 апреля предстоящую встречу в Париже не обсуждали - подводили итоги визита отца во Францию. Постановили их «одобрить»2.
Я позволю себе дать собственную интерпретацию парижского фиаско. Для этого зададим некие вопросы и попробуем отыскать на них ответы. Почему накануне встречи в верхах в ЦРУ вдруг решили снова послать самолеты-разведчики U-2 фотографировать советские секретные военные объекты? Уникальные U-2 летали над Советским Союзом с 1956 года на недостижимой в то время для перехватчиков 20-километровой высоте. На время летнего, 1959 года потепления во взаимоотношениях между странами - то Никсон открывал американскую выставку в Москве, а Козлов - советскую в Нью-Йорке, то отец гостил у Президента США - полеты прекратились.
Американские разведчики знали, обязаны были знать, что к 1960 году у советских войск ПВО появились достигавшие 20-километровой высоты истребители-перехватчики СУ-9 (Т-3) и противосамолетные ракеты С-75. Когда в июне1959 года Никсон летал в Свердловск, разведчики из его свиты даже сфотографировали батареи С-75.
Так зачем же было возобновлять полеты накануне столь важной международной встречи? Даже если самолет-разведчик и не собьют, то полет его зафиксируют и настроение у Хрущева неотвратимо испортится, доверие к Президенту Эйзенхауэру-партнеру рассыплется в прах. В серьезной политике в преддверии важных переговоров так не поступают. А тут они как с цепи сорвались: с ноября 1959 по 1 мая 1960 года советское воздушное пространство нарушалось не менее пяти раз, пока наконец-то ракета не поразила самолет Гарри Пауэрса. У меня складывается впечатление, что кому-то очень хотелось, чтобы американский самолет сбили, и кто-то прилагал к тому все усилия.
Всем этим событиям уже давно даны «правильные» объяснения. Мемуаристы из ЦРУ сетуют, что потепление во взаимоотношениях двух стран заметно поубавило возможностей для воздушного шпионажа, президент то и дело накладывал вето на разведывательные полеты. По мнению разведчиков, запреты серьезно вредили национальной безопасности США. К примеру, они знали, что в Плесецке, под Архангельском, строится база для четырех межконтинентальных ракет Р-7, но не знали состояния ее готовности на 1960 год. Они не раз фотографировали советские полигоны: атомный - в Семипалатинске, ракетный - в Тюра-Таме (Байконур), противовоздушный - в Сары-Шагане на озере Балхаш. Фотографировали ядерные закрытые города на Урале, но снимки не обновлялись уже почти пять месяцев. Такую расхлябанность в ЦРУ посчитали недопустимой, и они решили накануне парижской встречи «поправить дела». Я их понимаю - разведка создана для сбора информации.
Но политики мыслят иными категориями: если хочешь добиться соглашения, можно пожертвовать, хотя бы временно, десятком сделанных «сквозь замочную скважину» фотографий.
И все же самолеты U-2 один за другим посылали в разведывательные полеты. 9 апреля один из них облетел базу советских бомбардировщиков в Казахстане, полигоны в Тюра-Таме, Семипалатинске и Сары-Шагане. Его дважды атаковали СУ-9, но неудачно. U-2 невредимым вернулся на свою базу, сфотографировал не только космические старты и шахты для подземных ядерных испытаний, но и позиции зенитных ракет. Их почему-то в тот раз не задействовали, но возросшие возможности советских ПВО не вызывали сомнений. Как и то, что после первого облета их приведут в наивысшую готовность.
И тем не менее, выждав всего пару недель, U-2 Гарри Пауэрса послали с новой, еще более опасной, я бы сказал, самоубийственной миссией. Маршрут проложили через всю страну, с юга на север, над уже «отснятым» Тюра-Тамом и новыми объектами - Челябинском - Кыштымом, Плесецком, Северодвинском, Североморском, а оттуда - на базу НАТО в Будё, в Норвегии. Трудно найти более тщательно охраняемые объекты общенационального значения на советской территории. Если мыслить логически, а именно так мыслят разведчики, охранять их должны самые совершенные средства ПВО и, следовательно, там наибольшая возможность сбить несбиваемый U-2. Особенно после недавнего, как бы предупредительного полета. Ну а если опять не собьют, то все равно национальная гордость претендующей на «сверхдержавность» советской державы уязвится донельзя.
Теперь зададим другой вопрос: чем встреча в Париже и последующий визит Эйзенхауэра в СССР так испугали американских «ястребов»? О чем отец и американский президент потенциально могли договориться?
- Ни о чем, - утверждают влиятельные американские и пристраивающиеся к ним в кильватер современные российские историки. Эта безысходность, по их мнению, и побудила отца «взорвать» совещание изнутри. Любопытная, но уязвимая позиция. О чем они не могли договориться, я написал выше. Подумаем, где их позиции максимально сближались.
И Президент Эйзенхауэр, и отец искренне стремились остановить ядерные испытания. О войне, ее ужасах они оба судили не понаслышке. Отец, переживший окружение немцами Киева в 1941-м, поражение под Харьковом в 1942-м, прошедший сквозь огонь Сталинграда и Курской битвы в 1943-м, не хотел и не мог допустить повторения еще большей беды. Он считал, что наши страны уже имеют технические возможности навсегда разделаться с человечеством. А что будет завтра? Инженерная мысль неисчерпаемо-созидательна, в том числе и в своем разрушительном векторе. Если сегодня не положить конец этому кошмару, цивилизация, скорее всего, погибнет.
Отец уже пытался сделать первый шаг. Преодолевая сопротивление собственных военных, он дважды объявлял односторонние моратории на ядерные испытания. К сожалению, американцы его призыву не последовали, а свои давили на него изо всех сил. В результате в 1958 году пришлось возобновить испытания, но второй, провозглашенный в 1960 году мораторий продолжал действовать. Теперь появилась возможность напрямую, без посредников обсудить все с президентом и, чем черт не шутит, может быть, даже договориться.
Я не берусь столь категорически, как об отце, судить о генерале-президенте Дуайте Эйзенхауэре, но то, что я о нем знаю, свидетельствует: войны он не хотел и понимал, что с ядерной войной шутки плохи. К тому же в 1960 году второй срок Дуайта Эйзенхауэра заканчивался, США предстояло избрать нового президента. Договор с СССР о запрещении ядерных испытаний просто идеально подходил для исторически значимого заключительного аккорда.
Встречи в Кэмп Дэвиде показали, что оба лидера куда легче находят общий язык в приватных беседах, чем за столом переговоров. Вдвоем они позволяли себе посудачить и об обуздании аппетитов военных обеих стран, а однажды отец даже предложил обменяться списками шпионов. Эйзенхауэр от удивления рот раскрыл.
- Чтобы не платить им дважды, - улыбнулся отец, довольный произведенным эффектом. Эйзенхауэр засмеялся в ответ. Оба они по опыту знали, как изощренна контрразведка и как ненадежны агентурные донесения. Списками агентов они так и не обменялись.
А вот еще похожая история. Во время одной из прогулок Эйзенхауэр неожиданно спросил Хрущева, как он управляется со своими военными.
Тот насторожился: не секреты ли президент выведывает?
- У меня самого с ними масса проблем, хотя я и генерал. - Эйзенхауэр, увидев замешательство Хрущева, взял инициативу в свои руки. - Стоит только принять бюджет, как они стучат в дверь и просят дополнительные ассигнования. Я им объясняю: бюджет утвержден, больше денег взять неоткуда. Они же напирают: Советский Союз разрабатывает то-то и то-то, суют под нос донесения разведки, давят: если не дадите денег, пеняйте на себя, по вашей вине они нас разгромят, демократия погибнет. И я даю, нехотя, но даю.
- У меня то же самое, - подхватил тему Хрущев, - мои маршалы постоянно напирают: дай то, дай другое. Им нужны и новые бомбардировщики, и новые крейсера, и авианосцы, и новые пушки. Я отбиваюсь, объясняю: бюджет сверстан, выделили сколько могли. Нужно еще и людей кормить, хлеб растить, дома строить. Они же продолжают грозить, что иначе вы нас разгромите, оккупируете. И все из-за моей недальновидности, скаредности. Приходится и мне платить.
Хрущев замолчал, ожидая продолжения.
- Знаете, господин председатель, - снова заговорил Эйзенхауэр, - а что если нам заключить личное соглашение, не между странами, а между мной и вами, с тем чтобы обуздать наших и ваших военных?
Хрущев улыбнулся в ответ.
- Конечно, это несерьезно, - очень серьезно продолжил Эйзенхауэр, - но очень хотелось бы...
Хрущев сочувственно вздохнул... Разговор иссяк.
1Newman Kitty. Macmillan, Khrushchev and the Berlin Crisis. 1958-1960. Routledge Taylor and Francis Group. London and New York. 2007.
2Президиум ЦК КПСС. 1954-1964. Т. 1. Черновые записи заседаний. Стенограммы. М.: РОССПЭН, 2003. С. 437-438.