ENGLISHИнтервью подготовлено для публикации в сборнике «10 лет в глобальном мире», приуроченном к десятилетию учреждения РСМД.
РСМД: Что бы вы назвали основными успехами российской внешней политики за последние десять лет?
Армен Оганесян: Главный успех заключается в том, что удалось сохранить независимый внешнеполитический курс страны. Россия не «прогнулась» под внешним давлением и тяжестью санкций. Она не просто отстояла лицо и достоинство страны, но и сохранила свои интересы в мире, оставаясь при этом великой державой. Еще десять лет назад многие считали Россию региональной державой, но на наших глазах произошла ретрансформация, и мир вновь признал Россию мировой державой. Это подтверждает и сегодняшняя лексика наших «друзей», которые часто пользуются знаковыми словосочетаниями «Россия остается вызовом», «Россия остается глобальным вызовом».
За последние десять лет Россия провела антитеррористическую операцию в Сирии, сохранила твердую позицию по отстаиванию интересов своих соотечественников за рубежом, справилась с внешним давлением и попытками управления внутриполитическими процессами.
В советское время часто говорили о важности сохранения мира и предотвращения войны. За последние годы, хотя страна и была вовлечена в региональные конфликты, у нас не было прямых военных столкновений с другими державами, а ведь, учитывая недавние события в Донбассе, такая возможность была вполне реальной.
Таким образом, три основных успеха российской внешней политики заключаются в том, что Москва сохранила независимый внешнеполитический курс, отстояла свои геополитические, идеологические и экономические интересы и не ввязалась в войну.
РСМД: Сегодня уже привычными стали рассуждения о возросшей турбулентности и неопределенности в мире. На ваш взгляд, с какими главными международными вызовами России предстоит столкнуться в среднесрочной перспективе?
А.Оганесян: Серьезную угрозу внешней политике в наши дни представляет ее растущая идеологизация. Политика уступает напору новых идеологий. Это связано со сменой элит, приходом к власти нового поколения политиков с новыми ценностями, ориентирами и опытом. Данный процесс увеличивает турбулентность ввиду попыток решительно сломать всю архитектуру традиционных понятий, критериев и ценностей и заставить мир жить по понятиям идеологии постмодерна.
Россия не отказалась от своих ценностей и не пожелала оказаться в полувассальных отношениях с Западом, не захотела принимать политику и идеологию, которые стали бы чуждой, неорганичной надстройкой над собственной цивилизацией. Наконец, Россия не только активно противодействовала попыткам фальсификации истории, но и сформировала и отстояла понятие «Русский мир».
Мир становится все более сложным и непредсказуемым благодаря появлению постмодернистских идеологий после того, как известная нам форма либерализма потерпела крах. Сегодня мы видим, как неолиберальная идеология очень быстро превращается в идеологию технологий, которые становятся последним прибежищем либерализма, а конвергенция либерализма в технологизм стремительно совершается на наших глазах.
Big Data, Big Pharma и «зеленая экономика» на вооружении неолибералов станут постепенно рабочими инструментами влияния на жизнь граждан и государств. «Можно вспомнить, - пишет французский философ Ален де Бенуа, - известную формулу, согласно которой общество рынка - это царство количества. Только количества». При этом современный финансовый капитал «требует все более и более гомогенного, однородного рынка и, как следствие, - уничтожения, подавления коллективной идентичности, народных культур и разнообразия форм жизни». И процесс цифровизации играет здесь, конечно, не последнюю роль.
Сами по себе «цифра» или «фарма» не плохи. Как говорится, «нельзя обвинять вино в пьянстве, а меч в убийстве». Но новейшие, в том числе цифровые, технологии играют положительную роль ровно до тех пор, пока они не служат оружейной мастерской постмодернистской идеологии. «Зеленая экономика», конечно, сама по себе содержит положительный замысел. Вспомним, однако, как в 1990-х годах развернулась кампания под лозунгом «Россия не справляется с Арктикой и Сибирью, нужно ей помочь в управлении этими важнейшими регионами в интересах мировой экологии и человечества». От перевоплощения «полубожественной идеологии» энвайронментализма в механизм глобального управления, в том числе внутри климатической повестки, не раз предостерегал Вацлав Клаус, второй Президент Чехии (2003-2013 гг.), ранее бывший ее премьер-министром.
Ален де Бенуа справедливо замечает, что либерализм является «антропологической системой даже в большей степени, чем социально-экономической», направленной на попытку изменить человека. К настоящему времени все социал-либеральные утопии «преображения человечества», включая глобализацию, закончились крахом.
Наконец, понимание того, что изменить антропологию человека внешним, даже шоковым воздействием невозможно, привело к появлению новой доктрины - это идеология и практика трансгуманизма, создание «улучшенного человека», - которая содержит в себе метод «взрыва изнутри», непосредственное воздействие на человека, включающее изменение его органики и биологии, подмену и замену человеческого интеллекта искусственным. Современные технологии, биохимия и генная инженерия открывают перед такой философией огромные возможности, что в контексте внешней политики представляет угрозу, так как является стремлением навязать России не просто «новые подходы», а приступить к ее «вакцинированию», направленному изменению генетического кода российской цивилизации.
Ранее мы уже имели дело с попытками протолкнуть так называемую «трансгендерную политику» и заставить нас признать ее во всех аспектах того, что раньше называли простым и понятным христианскому миру словом «содомия». Сегодня на Западе ее пропаганда растворена практически во всех информационных каналах, в любом мейнстримовском медиапространстве. Навязывание трансгуманистических и трансгендерных ценностей в перспективе ставит любое государство перед выбором их принятия или причисления себя к «идеологическим» врагам, которые впоследствии должны быть наказаны экономическими и внешнеполитическими средствами.
Нужно ли говорить, какое важное значение имеют в политике и жизни общества любые изменения в области правосознания, которые, конечно, отражаются и на международном праве. Недавно журнал «Вопросы истории» опубликовал статью именитых авторов, которые напомнили читателям, что термин «функция» впервые был употреблен в трудах по математике Г.Ф.Лейбница в конце ХVII века. Признавая оправданным «принципиальный разворот», отделивший на рубеже ХIX-XX веков право от нравственности для замены его функциональным правосознанием, авторы утверждают, что есть все основания для «развития юриспруденции познавательного инструментария, имеющего математические истоки». Дальше следует текст, достойный Оруэлла: «В современных условиях, характеризующихся внедрением NBIC-технологий как ключевого фактора наступающего, шестого технологического уклада, обоснованным представляется предположение, что право переходит на уровень сложной саморазвивающейся системы, и это обусловливает внедрение в юридическую науку специального математического инструментария, разработанного в рамках современной теории управления.
В научной литературе последнего времени отмечается, что одним из ведущих факторов современной трансформации общества и правопорядка являются именно технологические инновации, которые влекут не только качественные социальные изменения, но и социобиологические. Процесс технологической конвергенции предполагает, что различные наноэлементы (будь то атомы, код ДНК, нейронные цепи и/или биты) станут взаимозаменяемыми и он приобретет черты всеобщности в отношении как человека, так и сложных социальных систем, таких как право и правопорядок».
Думаю, понятно, что от подобных рассуждений до машинного правосудия даже не шаг, а полшага. Скажете, «это системный бред». Конечно. Но ведь авторы сплошь доктора наук и даже один - заместитель директора научного института.
Возвращаясь к мысли о влиянии идеологии и цифровых технологий на мировую политику и безопасность, закономерно задаешься вопросом о будущем таких понятий, как суверенитет и идентичность государства и личности. И здесь хочется привести почти афористичную оценку Алена де Бенуа: «Враг, неприятель нашей идентичности, - это не идентичность другого. Враг нашей идентичности - это идеологическая система, которая разрушает все идентичности».
РСМД: Как меняются современные СМИ? По вашему мнению, за какими медиа будущее? Что станет наиболее востребованным, а что потеряет свое значение - телевидение, Интернет, печатные издания, социальные сети?
А.Оганесян: Раньше говорили, что с появлением радио и телевидения книгу забудут. Маловероятно, что какое-то средство информации окончательно убьет другое. Последние опросы книжного сервиса «ЛитРес» показали, что школьники, которые в нашем представлении не вылезают из соцсетей и игр, читали этим летом больше книг, чем обычно. Многие познакомились как минимум с десятью произведениями. Из 500 респондентов 50,9% уделяли время чтению несколько раз в неделю, а 18,6% - каждый день. Бесспорно, соревнование между традиционными и новыми СМИ присутствует. Однако вопрос не в том, какие средства информации лучше, а в том, чтό эффективней удовлетворит «глубинные» потребности и запросы той или иной аудитории.
Сейчас ошибочно считают, что их определяют исключительно рейтинги. Когда ВГТРК сняла телефильм «Идиот» по произведению Ф.М.Достоевского, те же рейтинги вдруг показали всплеск интереса к классике, в метро снова стали читать книги, конкретно этот роман. Значит, многое зависит от того, какой контент мы предлагаем - низкопробный или качественный.
Нельзя бесконечно заставлять аудиторию потреблять что-то, что ты сам предлагаешь. Люди не настолько управляемые. Они ищут свое в источниках информации. Такая потребность, а также индивидуальные навыки восприятия информации могут выдвигать на первый план и делать приоритетными разные информационные источники для разных групп людей. Кстати, беда, и она же вина некоторых менеджеров от СМИ, заключается в иллюзии, будто они тотально определяют интерес аудитории. «Народ хавает» - это лозунговая инерция СМИ из 1990-х годов. Именно поэтому, как показывают опросы, доверие ко многим СМИ падает.
Социальные сети дают возможность большей интерактивности. Там можно выставлять собственные оценки, высказывать свое мнение, быть самостоятельным, но и они имеют все больше ограничителей ввиду подверженности цензуре и искусственному сужению свободы слова и информации. Эта «цензура ботов» может быть опасной для соцсетей.
Что касается печатных изданий. У каждого из них, как правило, есть свой сайт, через который публикации распространяются в Сети. Кроме того, редакции могут иметь студии, позволяющие им занять нишу на различных видео-хостингах. Такое перетекание медийных форм дает возможность газетам и журналам успешно находить свое место внутри глобальной аудитории, особенно если вы работаете не только с русским языком.
Сегодня все больше появляется СМИ, ориентированных на конкретные, групповые интересы, вместе они образуют конгломерат медиа-ресурсов, как говорится, «в одном флаконе». Успех любого современного медиа заключается в гибкой политике и умении использовать разные платформы, учитывая их адресность.
РСМД: В 2019 и 2020 годах мы видели, как крупнейшие технологические гиганты («Twitter», «Facebook», «Google») оказывают воздействие на политические процессы в некоторых странах, например ограничивают деятельность официальных аккаунтов, в том числе президентских. Могут ли частные компании брать на себя роль цензоров? Кроме того, должны ли СМИ также брать на себя эту роль?
А.Оганесян: Подобные платформы с самого начала позиционировали себя как свободные и независимые дискуссионные площадки, которые несут новый уровень свободы и самовыражения. Однако сейчас они изменяют сами себе, потому что своими действиями бросают вызов не только тем, чьи аккаунты блокируют, но и миллионам их пользователей. В случае с США, имею в виду блокировку аккаунта Д.Трампа, можно сказать, что мы впервые столкнулись с однопартийной цензурой в этой стране, где известный всем маятник, качавшийся между республиканцами и демократами, вдруг застыл в одной точке. Частные IT-гиганты взяли на себя роль акторов, готовых влиять на выборы, что является серьезной заявкой на дальнейшее вмешательство в политику, и не только в США.
При таком подходе платформ и мессенджеров в отношении чужого контента исчезает плюрализм мнений, прослеживается тенденциозная редакционная политика, которая отвергает то, что ей не соответствует. К сожалению, в настоящее время борьба идет не в пользу тех, кто отстаивает свободу слова на данных платформах.
Что касается России, бесспорно, что крупные IT-компании заинтересованы, и не только коммерчески, в такой большой аудитории. Возможно, учитывая это, можно было бы оказывать на них определенное воздействие и бороться за информационную независимость пользователей более решительно и кардинально.
РСМД: Как вы считаете, сможет ли радиовещание сохранить свои позиции в ближайшие годы или его популярность будет неуклонно снижаться ввиду появления современных медиа? Как радиопрограммы могут заинтересовать российскую аудиторию больше, чем современные СМИ?
А.Оганесян: С появлением соцсетей падение популярности радио, как, впрочем, и телевидения, налицо, при этом оно не критично. Радио до сих пор привлекает внимание значительного сегмента аудитории.
Существуют национальные традиции радиослушания во многих странах. В России она была воспитана еще в советское время. Радио оказывает большее эмоциональное воздействие на слушателя, чем телевидение на зрителя. Слушая радио, человек включает свое воображение, которое богаче предложенной картинки. Это из теории радио. Кроме того, радио более оперативно. В радиоэфир можно выходить, находясь где угодно, пользуясь минимальными техническими средствами. Эмоциональность и оперативность являются бонусами радио.
Профессиональность кадров необходима для популярности любого вида СМИ. К сожалению, сейчас наблюдается падение уровня профессионализма. Я часто сталкиваюсь с таким явлением, когда в редакцию приходят на работу молодые сотрудники. Связано это с проблемой образования. Бесконечные реформы в области просвещения сказываются на подготовке специалистов и в журналистской среде. Общий показатель образованности, культуры и понимание того, как подойти к теме и как найти «шкафчик», в котором лежит «ключик» к проблеме, иногда становятся для молодого журналиста непреодолимым препятствием.
Будущее радиовещания зависит от подготовленности журналистских кадров. Если тенденции продолжат развиваться в духе «хайпа» и «попсы», то не только радио, но и другие СМИ потеряют свое лицо и свои преимущества, которые есть у каждого из них.
РСМД: В последние годы исследования показывают, что пандемия и фейковые новости сильно снизили доверие к журналистике. Что вы считаете причиной подобного явления и как традиционные СМИ могут его вернуть?
А.Оганесян: Несколько лет подряд «Международная жизнь» проводит в России и за рубежом конференции, посвященные проблемам международных СМИ. На них много раз поднимался вопрос фейковых новостей и много говорилось о fact checking как защитной среде, которая может стать фильтром на пути фейковых новостей. Fact checking должен быть как на уровне конкретного автора, так и на уровне технологических средств. Сейчас существуют нейросети, которые по признаку частотности, по принципу фиксации аналогичной информации и т. д. предлагают редактору/журналисту обратить внимание на ту или иную информацию как потенциально фейковую. Однако не все могут воспользоваться подобным инструментом. Небольшие СМИ часто заимствуют информацию у больших СМИ или у тех, кто малоизвестен, но дает новые и интересные факты. Искушение взять и опубликовать уникальную информацию всегда велико, но это может привести впоследствии к снижению доверия аудитории, если информация не проверена.
Раньше существовал принцип, заключавшийся в обязательном наличии двух и более источников информации для ее обнародования или публикации, что занимает слишком много времени, а двух источников может и не быть. Кроме того, происходят события, о которых население должно узнать в срочном порядке, особенно ввиду увеличивающегося числа техногенных и природных катастроф в мире, когда вкупе вопрос скорости и достоверности информации критически важен.
Есть только один способ вернуть доверие к СМИ - доверие к их профессионализму и ответственности, в первую очередь перед читателем, слушателем, зрителем. Однако это не только ответственность журналиста, но и в неменьшей степени - его работодателя, будь то государство или частная компания.
