ENGLISHФеномен «постправды» в последнее время все чаще становится предметом научного исследования в политологии и других общественных науках. В целом он описывает процесс психологического воздействия на сознание и подсознание человека, в ходе которого мнение человека по поводу того или иного уже состоявшегося значимого общественно-политического события может существенным образом измениться. Происходит это в результате вторичной интерпретации как самого события, так и его отдельных деталей, на которые прежде просто не обращали внимания. Вброс отдельных интерпретаций в публичное информационное пространство и их проникновение в общественное сознание сопровождается появлением управляющих маркеров-маршрутизаторов - фейков, выдаваемых за проверенные новости; домыслов и слухов, выдаваемых за версии; авторитетных мнений известных «экспертов», «модных» блогеров и журналистов, отвечающих за точную доставку «постправды» в коллективное сознание конкретных целевых аудиторий и индивидуальное сознание каждого их члена в отдельности. Изменение мнения человека под влиянием «постправды» может также повлечь за собой и изменение его гражданской позиции.
Интерес к феномену «постправды» сформировался на волне так называемых «войн исторической памяти» и попыток переписать историю, в первую очередь историю Второй мировой войны с последующим возможным пересмотром ее итогов. Определенную ясность в то, как именно работают технологии «постправды», внесла и президентская кампания 2016 года в США, в ходе которой авторитет, репутация и психика кандидата в президенты от Республиканской партии Д.Трампа подверглись беспрецедентной атаке в виде «фейковых новостей». В сочетании с «вирусными» механизмами и технологиями распространения «фейковые новости» показали себя эффективным инструментом управляющего воздействия на массовое сознание и подсознание американских граждан, успешно вписывая образы соперничающих кандидатов в президенты (Д.Трампа и Х.Клинтон) в тот или иной заранее сформированный (под заказ) «рамочный» контекст («фрейм»).
При этом как минимум один раз эти технологии были применены не только для компрометации, но и для восстановления репутации Х.Клинтон (для «переписывания правды»), едва не рухнувшей под прессом обвинений в государственной измене («дело Хумы Абедин») и связях с террористической организацией «Братья-мусульмане» (запрещенной в РФ), выдвинутых бывшим директором ФБР Дж.Коми. Ответная кампания Х.Клинтон, направленная на иную интерпретацию фактов, обнародованных Коми (то есть на формирование «постправды»), спасла ее от скамьи подсудимых, но не позволила (наряду с рядом других факторов) одержать победу в самой выборной гонке.
Раскрывая феномен «постправды», составители Оксфордского словаря отдельно отметили связанное с этим явлением искажение действительности, возникающее в результате подмены объективных фактов на «фейковые новости», вызывающие у граждан (в отличие от «сухих» фактов) ажиотажный интерес, лихорадочное возбуждение или панику. Такой подход не делает сами «новости» более объективными или более точно описывающими то или иное событие, явление или процесс, но он делает обработанные таким образом «новости» более потребляемыми: трафик новостных агентств за счет подмены «сухих» фактов «фейками» или более простым для восприятия нарративом растет. По мнению авторов словаря, избирательные кампании последних лет сделали феномен «постправды» (и технологии его формирования) чрезвычайно востребованным: так, и президентские выборы в США в 2016 году, и голосование Великобритании за выход из ЕС, и президентские выборы во Франции в 2017 году неразрывно связаны с данным феноменом. Везде - и победившей, и проигравшей стороной - для воздействия на сознание избирателей использовались технологии «фейковых новостей» и «постправды».
С этим мнением составителей Оксфордского словаря согласна А.Ю.Гарбузняк, определяющая «коммуникативный аспект» феномена «постправды» как «трансформацию политической реальности» за счет «медийного нарратива», способного «подменить факты субъективными интерпретациями» [1]. Отсюда следует технология сборки «постправдового» контента: для получения эффекта «постправды» из реальной новости изымаются факты и на их место помещаются «фейки» нарративного содержания (типа), взрывным образом воздействующие на эмоциональную сферу человека, разрушая устоявшиеся представления, ценности и стереотипы.
Степень научной разработанности проблемы
Принято считать, что феномен «постправды» впервые упоминается в эссе сербско-американского драматурга Стива Тесича «Правительство лжи» в еженедельнике «The Nation» в 1992 году [19]. Сам С.Тесич упоминает военную операцию США в Персидском заливе («Буря в пустыне»), где, по его мнению, использовалась откровенная ложь для создания некой видимости законности агрессивных действий США против Ирака.
В 2016 году авторами Оксфордского словаря термин «постправда» был признан «словом года». По мнению составителей словаря, популярность термина «постправда» связана с президентскими выборами в США 2016 года и референдумом по вопросу выхода Великобритании из состава Евросоюза. Под «постправдой» составители Оксфордского словаря понимают слово, «относящееся или обозначающее обстоятельства, при которых объективные факты оказывают меньшее влияние на формирование общественного мнения, чем призывы к эмоциям и личным убеждениям» [15].
Помимо данного источника, различные определения и толкования понятия «постправды» присутствуют в работах зарубежных ученых. В основном авторы этих работ дают описательное определение «постправды» как явления (феномена), как инструмента (технологии) информационного воздействия на сознание и подсознание людей или как нового агрессивного приема пропаганды.
Так, Сандра Марко Колино в своей статье «Brexit, политика постистины и торжество грязного видения демократии над технократией», исследуя причины выхода Соединенного Королевства из ЕС, утверждает, что граждане Соединенного Королевства голосовали под влиянием «поддельных новостей», сфабрикованных «ботами» в социальных сетях [14]. То есть автор фиксирует действие «поддельных новостей» (фейков), но не объясняет природу и механизмы их воздействия на сознание людей. Данный феномен, по мнению автора, указывает лишь на «переход общества в эпоху технократии».
В свою очередь, Оскар Баррера Родригес, Сергей Гурьев, Эмерик Генри и Екатерина Журавская в своей статье «Факты, альтернативные факты и проверка фактов во времена постправдивой политики» [4] задаются вопросом, насколько все-таки эффективна проверка фактов при «сопротивлении» «фейковым новостям», вводящим в заблуждение людей. Для проверки своих предположений авторы провели онлайн-эксперимент во время президентской избирательной кампании во Франции 2017 года и пришли к выводу, что присутствующие в «фейковых новостях» «альтернативные факты» очень убедительны, а контрпропаганда малоэффективна.
В российских источниках феномен «постправды» также получил определенную научную оценку. Так, А.Ю.Гарбузняк в своей статье «Феномен постправды: девальвация факта в медийном дискурсе» приводит классификацию научных подходов к исследованию «постправды», которая включает в себя политологический и коммуникативный аспекты рассмотрения данного феномена [1].
Сторонники политологического подхода к исследованию феномена «постправды» в основном рассматривают этот феномен в контексте избирательных кампаний, напрямую связывая его с современными стратегиями голосования за того или иного кандидата. Так, С.В.Чугров в своей статье «Post-truth: трансформация политической реальности или саморазрушение либеральной демократии?» отмечает, что под влиянием «фейковых новостей» «такая ценность либерального общества, как свобода слова, очевидно, рискует деградировать и превратиться в фикцию» [3]. По мнению автора статьи, президентские выборы в США в 2016 году показали, как именно это (обесценивание свободы слова и других базовых демократических ценностей) делается в условиях кризиса политической системы даже в такой демократически развитой стране, как США.
Йозеф Дрексл в статье «Экономическая эффективность и демократия: о потенциальной роли конкурентной политики в регулировании цифровых рынков в эпоху постправдивой политики» [5] утверждает, что граждане «для принятия политических решений» все чаще полагаются на новости, распространяемые интернет-посредниками и агрегаторами, такими как «Facebook», «Twitter» или «Google». По мнению автора, передача новостей через социальные сети негативно влияет на демократический процесс, способствуя появлению «ложных утверждений», «поддельных новостей» и не поддающихся проверке «теорий заговора» в закрытых сообществах, что в конечном итоге приводит к радикализации и разделению общества по политическим и идеологическим признакам. Й.Дрексл также утверждает, что опыт, приобретенный в ходе референдума по Brexit в Великобритании и президентских выборов в США в 2016 году, подчеркивает высокую способность современных социальных сетей формировать политическую и гражданскую позицию избирателей с помощью такого инструмента, как «постистина» (постправда) [5].
Другие исследователи, в частности Глеб Ципурский и Фабио Вотта, в своей статье «Борьба с фальшивыми новостями и политикой постправды с помощью поведенческой науки: обещание проправды» отмечают, что сегодня не только базовые либерально-демократические ценности общества, но и сами «демократические принципы» находятся под угрозой из-за «политики постправды» [20]. Происходит это главным образом потому, что «в условиях быстрых технологических изменений» граждане «теряют способность отделять правду от лжи» (то есть распознавать ложь и обман); об этом пишет в своей статье «Глубокие подделки, боты и разрозненные судьи: американский закон о выборах в мире после истины» другой исследователь - Ричард Л.Хасен [10]. Это заключение Р.Хасен делает на основе анализа избирательного законодательства США «в эпоху после истины», когда избирателям становится все труднее отделять правдивую информацию от ложной, особенно если эта информация имеет прямое отношение к избирательным кампаниям.
Он также отмечает, что быстрые технологические процессы и рост социальных сетей «перевернули» «бизнес-модель» традиционных медиа и радикально изменили способы общения, обучения и убеждения людей. Упадок традиционных СМИ как информационных посредников трансформировал и укрупнил общественные и политические коммуникации, облегчая распространение дезинформации.
Сторонники второго - коммуникативного - подхода к исследованию «постправды» утверждают, что «постправда» является результатом некоего коммуникативного процесса, в котором личные убеждения и интерпретации играют большую роль, чем факты. В частности, А.Ю.Гарбузняк в своей статье «Феномен постправды: девальвация факта в медийном дискурсе» [1] именно в таком ключе проводит теоретический анализ и концептуализацию феномена «постправды». По ее мнению, основой для понимания «коммуникативной природы постправды» является понятие «медийный нарратив», представляющий собой интерпретацию фактов средствами массовой информации. А.Ю.Гарбузняк утверждает, что факты, не вписывающиеся в нарратив «постправды», как правило, отвергаются обычными гражданами.
Примерно к таким же выводам приходит и С.И.Стронг, анализирующий в своей статье «Альтернативные факты и общество после истины: ответ на вызов» влияние «альтернативных фактов» (alt-fact) на сознание и убеждение граждан [17]. На примере дебатов о легитимности международного арбитража ученый демонстрирует, как в обществе распространяются политические «заблуждения», и объясняет, как бороться с «поддельными новостями» [17; 18].
Вместе с тем существуют и другие мнения о роли «постправды» и «поддельных новостей» в коммуникативных процессах в сфере политики. Так, Сара К.Хаан в своей статье «Постистина Первой поправки» [9] утверждает, что «постистина» является «нормативной базой» для регулирования информационных потоков и контента: именно благодаря «постистине» сформированная ею «система информационных ценностей» приобретает возможность приписывать «низкую ценность» фактам и основанным на этих фактах суждениям.
В существовании феномена «постправды» и устойчивости порождаемых им смыслов значительную роль играют «поддельные (фейковые) новости» (так называемые «fake news»): неслучайно в 2017 году авторами словаря английского языка «Collins Dictionary» «словом года» было признано именно понятие «fake news» [21].
Действительно трудно отрицать тот факт, что «фейковые новости» как способ политической борьбы или пропаганды все чаще применяется в эпоху «постправды». Так, Бент Фливбьерг, Атиф Ансар, Александр Будзье, Сорен Буль, Шанталь Кантарелли, Массимо Гарбуио, Карстен Глентинг, Метте Холм, Дэн Ловалло, Е. Молин, Арне Реннест, Эллисон Стюар и Берт ван Ви в статье «Об устранении ложной информации о поддельных новостях в эпоху после истины: как уменьшить статистическую ошибку в исследованиях» [7] отмечают, что «информационный шум», вызванный некомпетентностью в статистических расчетах, начинает проникать в политику через «поддельные новости».
В свою очередь, Марсело Ф.Понсе в своей статье «Истина и политика Ханны Арендт в эпоху после истины» [16], анализируя работы другого автора - Ханны Арендт «Правда и политика» и «Между прошлым и будущим: восемь упражнений политического отражения», указывает, что в исследованиях феномена «постправды» следует отдельно рассматривать «фактическую правду», «правду из разума», а также «новые» понятия, такие как «постправда», «поддельные новости», «альтернативные факты», «режимы постистины», «постфактуальное общество» и «постполитика».
Схожую идею высказывает и Херши Х.Фридман: в своей статье «Опасности самоуверенности и абсолютной уверенности в эпоху постистины, ненужной науки и высокомерия» он исследует опасность определенности, порождаемой «вакуумом» информации, и отмечает, что «люди, слишком уверенные в своем мнении, на самом деле больше всего подвержены риску оказаться под влиянием «поддельных (фейковых) новостей» [8].
«Фейковые новости» также нашли свое применение в рамках лоббистской деятельности. Так, Лиза Дж.Лапланте и Кимберли Тейдон в статье «Правда с последствиями: справедливость и репарации в постистине комиссии Перу» [13] делятся своими наблюдениями о том, как правительственные учреждения, неправительственные организации (НПО), сектора гражданского общества и ассоциации «потерпевших» борются за репарации в Комиссии по установлению истины в Перу, предлагая читателям свой (предварительный) анализ и оценку функционирования системы правосудия в стране в «переходный период». Авторы отмечают, что процесс установления истины оказывается значительно усложнен вбросами «фейков», использующих феномен «постправды» для воздействия на решения, принимаемые членами упомянутой выше правительственной комиссии.
Классификация и типология «постправды»
Исходя из данных подходов можно предложить следующую классификацию «постправды», используя в качестве критерия классификации цель, ради достижения которой те или иные политические силы применяют этот инструмент внешнего управления сознанием и поведением человека:
1) Оправдание, утаивание.
Так, Стив Тесич в своей статье «Правительство лжи» утверждает, что «официальные заявления политической элиты США касательно военной операции в Персидском заливе являлись заведомой ложью с целью оправдания и придания законности военным действиям в Ираке» [19].
2) Увеличение популярности, трафика, продаж и т. п.
Рональд Ф.Инглхарт и Пиппа Норрис в статье «Трамп, брекзит и рост популизма: малоимущие и культурная реакция» [6] утверждают, что такие лидеры, как Дональд Трамп, Марин Ле Пен, Норберт Хофер, использовали заведомо ложную информацию для победы на выборах. По мнению авторов статьи, роль популизма и «поддельных новостей» в политическом дискурсе и повестке дня возрастает, изменяя сложившиеся модели партийной конкуренции.
3) Для того, чтобы «топить» конкурентов и уничтожать их репутацию.
Так, Дэвид Кляйн и Джошуа Вюллер в статье «Поддельные новости: правовая перспектива» [12] рассматривают «поддельные новости» как онлайн-публикации с заведомо ложными фактами. Авторы изучили веб-сайты, где опубликованы статьи с «поддельными новостями» о Президенте Дональде Трампе, основной целью которых является понижение рейтинга Президента США, и сделали вывод, что в фабрикации этих «новостей» была использована техника создания «постправды».
4) Манипулирование и скрытое управление (побуждение человека к совершению им определенных действий, исходя из искаженного понимания реальности).
Филипп Н.Ховард и Бенс Колланьи в статье «Боты, #Strongerin и #Brexit: компьютерная пропаганда во время референдума между Великобританией и ЕС» [11] отмечают, что британские граждане - пользователи социальных сетей в период референдума о выходе Великобритании из ЕС находились под «скрытым управлением» «политических ботов», использовавших инструменты «компьютерной пропаганды». Авторы установили, что «боты» играли «стратегическую роль» в «беседах о референдуме»: они вступали во взаимодействие с реальными пользователями сетей, активно участвовали в обмене мнениями в формате «Stronger In-Brexit» (запущенном в «Twitter») и агитировали в пользу выхода Великобритании из ЕС.
5) Отвлечение внимания на «негодный объект».
В.Сороченко в статье «Энциклопедия методов пропаганды (Как нас обрабатывают СМИ, политики и реклама)» [2] утверждает, что во время выборов используется метод «забалтывания» в форме «слива информации» или создания «информационного шума». Основная цель данного метода - вызвать усталость от большого потока данных, отбить желание интересоваться каким-либо вопросом. «Информационный шум» отвлекает внимание от значимой информации множеством «второстепенных сообщений».
Заключение
Как видим, можно сделать вывод о том, что в современных политических процессах «постправда» становится все более распространенным приемом, позволяющим манипулировать индивидуальным и массовым сознанием граждан в интересах политических игроков, допустивших серьезные просчеты или даже провалы в борьбе с другими участниками политических отношений и стремящихся таким образом реабилитироваться, взять реванш, изменив отношение к проблеме, которой им не удалось решить. Типичным примером такого рода деятельности, использующей «постправду», являются так называемые «войны исторической памяти», более известные как политические кампании по фальсификации истории; попытки пересмотра итогов Второй мировой войны; легитимность избрания лидеров тех или иных государств (Н.Мадуро в Венесуэле, Э.Моралеса в Боливии, Д.Трампа в США).
«Постправда» как прием и технология активно применяется в качестве инструмента скрытого управления сознанием и подсознанием граждан путем изменения их отношения к уже состоявшимся событиям и фактам, облекаемым в «кокон» вторичных субъективных комментариев, оценок и интерпретаций. Появление таких интерпретаций, как правило, предваряют призывы пересмотреть (подвергнуть ревизии) прошлое, разоблачить настоящее или взглянуть на уже известные факты «с другого ракурса», а инструментами продвижения в сознание людей выступают различного рода манипулятивные технологии и вирусные «фейковые новости».
Человек, столкнувшийся с «постправдой», как правило, теряет ориентацию в пространстве (в частности, в пространстве политических процессов и решений), поскольку те знания, на которые он опирался, в результате воздействия «постправды» из прочного фундамента превращаются в зыбкий песок, на котором невозможно планировать будущее (так как ты уже не уверен в том, что правильно понимаешь прошлое). Технология «постправды» состоит в том, чтобы, изменив отношение гражданина к некоторым событиям и фактам прошлого (в том числе самого что ни на есть недавнего), определить совершение им строго определенных действий в будущем - причем действий, совершаемых в интересах манипулятора. В этом плане феномен «постправды» и сопутствующие ему технологии (включая технологии «поддельных новостей»), применяемые в политических целях, нуждаются в самом серьезном контроле и регулировании.
Источники и литература
1. Гарбузняк А.Ю. Феномен постправды: девальвация факта в медийном дискурсе // Знание. Понимание. Умение. 2019. №1. DOI: 10.17805/zpu.2019.1.14
2. Сороченко В. Энциклопедия методов пропаганды (Как нас обрабатывают СМИ, политики и реклама). 2002 // URL: https://psyfactor.org/propaganda.htm (дата обращения: 18.05.2020).
3. Чугров С.В. Post-truth: трансформация политической реальности или саморазрушение либеральной демократии? // Полис. Политические исследования. 2017. №2. С. 42-59 // https://doi.org/10.17976/jpps/2017.02.04 (дата обращения: 03.03.2020).
4. Barrera Rodriguez Oscar, Guriev Sergei, Henry Emeric, Zhuravskaya Ekaterina. Facts, Alternative Facts, and Fact Checking in Times of Post-Truth Politics (July 1, 2019) // Journal of Public Economics. Forthcoming // https://ssrn.com/abstract=3004631 or http://dx.doi.org/10.2139/ssrn.3004631
5. Drexl Josef. Economic Efficiency versus Democracy: On the Potential Role of Competition Policy in Regulating Digital Markets in Times of Post-Truth Politics (December 6, 2016). Forthcoming / Damien Gerard and Ioannis Lianos (eds.), Competition Policy: Between Equity and Efficiency. Cambridge: Cambridge University Press, 2017; Max Planck Institute for Innovation & Competition Research Paper №16-16 // https://ssrn.com/abstract=2881191
6. Inglehart Ronald F., Norris Pippa. Trump, Brexit, and the Rise of Populism: Economic Have-Nots and Cultural Backlash (July 29, 2016) // HKS Working Paper №RWP16-026 // https://ssrn.com/abstract=2818659 or http://dx.doi.org/10.2139/ssrn.2818659
7. Flyvbjerg Bent, Ansar Atif, Budzier Alexander, Buhl Søren, Cantarelli Chantal, Garbuio Massimo, Glenting Carsten, Holm Mette, Lovallo Dan, Molin E.J.E., Rønnest Arne, Stewart Allison, Wee Bert van. On De-Bunking ‘Fake News’ in the Post-Truth Era: How to Reduce Statistical Error in Research (July 8, 2019) // https://ssrn.com/abstract=3416731 or http://dx.doi.org/10.2139/ssrn.3416731
8. Friedman Hershey H. The Dangers of Overconfidence and Absolute Certainty in the Age of Post-Truth, Junk Science, and Arrogance (August 6, 2017) // https://ssrn.com/abstract=3014352 or http://dx.doi.org/10.2139/ssrn.3014352
9. Haan Sarah C. The Post-Truth First Amendment (July 6, 2018) // 94 Indiana Law Journal. 2018. Forthcoming; Washington & Lee Legal Studies Paper №18-13 // https://ssrn.com/abstract=3209366
10. Hasen Richard L. Deep Fakes, Bots, and Siloed Justices: American Election Law in a Post-Truth World (July 10, 2019) // St. Louis University Law Journal. 2019. Forthcoming; UC Irvine School of Law Research Paper №2019-36 // https://ssrn.com/abstract=3418427
11. Howard Philip N., Kollanyi Bence. Bots, #Strongerin, and #Brexit: Computational Propaganda During the UK-EU Referendum (June 20, 2016) // https://ssrn.com/abstract=2798311 or http://dx.doi.org/10.2139/ssrn.2798311
12. Klein David, Wueller Joshua. Fake News: A Legal Perspective (March 8, 2017) // Journal of Internet Law (Apr. 2017) // https://ssrn.com/abstract=2958790
13. Laplante Lisa J., Theidon Kimberly Susan. Truth with Consequences: Justice and Reparations in Post-Truth Commission Peru (December 4, 2008) // Human Rights Quarterly. 2007. Vol. 29. Р. 228-250 // https://ssrn.com/abstract=1311687
14. Marco Colino Sandra. Brexit, Post-Truth Politics and the Triumph of a Messy Vision of Democracy over Technocracy (November 14, 2016). C Joerges (ed.). ‘Brexit and Academic Citizenship’, European University Institute Working Paper Series, №2016/20; C Joerges (ed.). ‘Brexit and Academic Citizenship’, IHELG Monograph Series, №17-07; The Chinese University of Hong Kong Faculty of Law Research Paper №2016-31 // https://ssrn.com/abstract=2871027
15. Oxford Languages // URL: https://languages.oup.com/word-of-the-year/2016/ (дата обращения: 03.06.2020).
16. Ponce Marcelo F. Verdad y política de Hannah Arendt en la era de la posverdad (Hannah Arendt’s Truth and Politics in the Post-Truth Era) (July 5, 2018) // https://ssrn.com/abstract=3209057 or http://dx.doi.org/10.2139/ssrn.3209057
17. Strong S.I. Alternative Facts and the Post-Truth Society: Meeting the Challenge (February 15, 2017) // 165 University of Pennsylvania Law Review Online 137 (2017, Forthcoming); University of Missouri School of Law Legal Studies Research Paper №2017-04 // https://ssrn.com/abstract=2918456
18. Strong S.I. Truth in a Post-Truth Society: How Sticky Defaults, Status Quo Bias and the Sovereign Prerogative Influence the Perceived Legitimacy of International Arbitration (March 10, 2017) // 2018 University of Illinois Law Review. 2018. Forthcoming; University of Missouri School of Law Legal Studies Research Paper №2017-07 // https://ssrn.com/abstract=2931137
19. Tesich Steve. A Government оf Lies // The Nation. 1992 // URL: https://www.questia.com/magazine/1G1-11665982/a-government-of-lies (дата обращения: 11.03.2020).
20. Tsipursky Gleb, Votta Fabio. Fighting Fake News and Post-Truth Politics with Behavioral Science: The Pro-Truth Pledge (March 11, 2018) // Behavior and Social Issues. Forthcoming // https://ssrn.com/abstract=3138238 or http://dx.doi.org/10.2139/ssrn.3138238
21. Названо слово года // URL: https://ria.ru/20171102/1508075796.html (дата обращения: 04.06.2020).
