Российскому внешнеполитическому ведомству состояние современных между-народных отношений чем дальше, тем больше напоминает опасную «игру без правил». Увы, к такому выводу, вероятно, можно прийти, видя, как на наших глазах рушится привычный мир, перестают действовать международные договоры и соглашения, исправно служившие государствам на протяжении многих десятилетий, ставятся под сомнение договоренности, гарантировавшие безопасность и стабильность мировой системы. Едва ли кого-то сегодня может утешить ироничное замечание генерала де Голля, которому договоры и соглашения напоминали розы и девушек: «И те и другие, - как шутил он, - со временем вянут». Так и хочется перефразировать ставший классикой известный мем и сказать, что стабильность лучше, чем нестабильность. Особенно болезненно сегодняшнее безвременье - между старым и новым миропорядком - воспринимается в кругах международного бизнеса, который, сам того не желая, стал заложником сегодняшних геополитических игр.

Геополитика против глобализации

Между тем в современной мировой политике тесно переплелись интересы большого бизнеса и государств, а международные отношения, особенно после распада СССР и наступления либерального миропорядка, по существу, приобрели характерные черты межгосударственной конкуренции, в которых прагматические интересы отодвинули на второй план интересы идеологические. 

И хотя в публичном дискурсе, особенно в Европе, некоторые политики все еще по традиции любят рассуждать о верности «ценностям», как клялись догматами веры отцы церкви в Средневековье, в цитадели либерализма - Америке, особенно с приходом в Белый дом президента - «крутого предпринимателя», эта тема как-то незаметно сошла на нет, оставшись, правда, в качестве резервной в лагере оппозиции. Стоит ли говорить, что в словаре «восходящих держав», даже таких, как Китай, строящий «социализм с национальной спецификой», идеология не рассматривается как догма и не мешает проявлять деловой, прагматический подход, учитывающий меняющуюся геополитическую картину мира.

Мир вступил в эпоху, когда государство, отбросив идеологические «измы», живет интересами своего национального бизнеса и ставит ему на службу всю свою мощь и влияние. Усилившееся соперничество на этом поприще великих держав, обернувшееся неожиданными результатами для адептов либерализма, вызвало затяжной кризис глобализации и обострение межгосударственных противоречий на геополитической почве.

После почти четверти века «счастливой глобализации» международный бизнес с началом мирового экономического кризиса и особенно в результате враждебного отношения Запада к восстановлению России в качестве мировой державы и подъему Китая попал в жернова геополитической напряженности и неопределенности, которые уже приравнивают к наступлению второй холодной войны. Кто сегодня отважится говорить, что «политика - это концентрированная экономика», когда рискованные внешнеполитические решения сплошь и рядом принимаются во вред предпринимательским интересам и ускоряют приближение новой глобальной экономической рецессии.

Как показал в этом году предъюбилейный (49-й по счету) Всемирный экономический форум в Давосе, только самые недюжинные оптимисты рискуют говорить о возможности наступления новой фазы «глобализации» в связи с «четвертой промышленной (цифровой) революцией» на фоне распада выстроенного США и их покладистыми союзниками после Второй мировой войны миропорядка. Известный американский аналитик Ф.Закария, автор книги о «послеамериканском мире», говоря об атмосфере в Давосе, отмечал: «Настроение здесь подавленное, настороженное и озабоченное… В любом случае, становится очевидным, что великая экспансия глобализации завершилась»1.

А между тем транснациональным деловым кругам в основной массе не нужны политические потрясения, особенно такие, которые подрывают рынки, разрушают десятилетиями наработанные партнерские связи или, как принято говорить, «цепочки поставок», устанавливают тарифные барьеры, вводят запретительные санкции, не говоря уже о развязывании полномасштабных торговых войн. Неслучайно европейский капитализм еще в ХIХ веке, вступив в пору своей зрелости, выдвинул лозунги «свободы торговли - фритредерства», «открытых дверей», «равных возможностей», которые расчищали путь для экономической экспансии и завоевания новых рынков. Правда, это не означало отказа от использования силы, когда мирным путем договариваться не получалось. «Торговля идет за флагом!» - говорил в назидание потомкам один из основателей британской империи, авантюрист, расист и колонизатор Сесиль Родс, памятник которому, установленный в Оксфорде, уже в наши дни студенты потребовали от администрации университета убрать.

Вопрос вопросов: как могло случиться, что воспетая Западом как ключ к решению мировых проблем, прежде всего отсталости, нищеты и неравенства, глобализация стала жертвой, казалось, ушедшей в небытие геополитики и уступила место вернувшейся в ХХI век борьбе великих держав за превосходство? Дело в том, что изначально глобализация замышлялась как иерархический проект, стиравший национальные границы для беспрепятственной деятельности транснациональных, прежде всего американских, корпораций как своего рода материальное воплощение идеи «конца истории» - окончательного торжества американского универсализма, как стали уклончиво говорить о наступлении «американского века». Для политических простаков глобализация подавалась как великое благо «для всех», хотя в Вашингтоне преследовали прежде всего собственные корыстные интересы и уж меньше всего хотели нарушить сложившийся иерархический порядок по результатам закончившейся холодной войны и исключительного  положения США как единственной супердержавы. 

Однако вместе с тем, сняв идеологические, межсистемные противоречия и устранив многие из порожденных ими межгосударственных конфликтов, глобализация создала более благоприятные условия для экономической конкуренции, сняв многие искусственные препятствия, характерные для времен холодной войны. В кругах международного бизнеса вспоминают с ностальгией о том времени, как о «золотом веке», когда гигантски расширилось рыночное пространство за счет перехода к свободному предпринимательству стран бывшего соцлагеря и стремительно реформировавшегося Китая. Рынок стал, в подлинном смысле слова, глобальным и, как верили многие, равнодоступным для конкуренции. В результате появились новые центры силы, которые начали стремительно самоутверждаться, вместо того чтобы занять предназначенное им Вашингтоном подчиненное место в американской табели о рангах. Воистину пути конкуренции, как и любой стихии, непредсказуемы и неисповедимы.

Так возникла ситуация, когда США рассчитывали на одно, а получили совсем другое, оказавшись в созданной собственными действиями ловушке. Их расчет строился на сохранении за развитой частью мира - «золотым миллиардом», разумеется при американском организационном верховенстве и контроле, роли финансово-экономического и технологического центра с передачей производственных и других функций «вчерашнего дня» остальным в рамках экономической интеграции и глобальной взаимозависимости, увековечивающих мировое неравенство и различия в уровнях развития. Но действительность неожиданно оказалась совсем другой.

Сейчас уже можно сказать, что глобализация как замысел серьезно разошлась со своим конкретным воплощением и не оправдала возлагавшихся на нее надежд в либеральных кругах. Раньше всего это почувствовали в Соединенных Штатах, умеющих трезво оценивать отдачу от инвестиций и прибыль на вложенный капитал, пока Европа еще предавалась неолиберальным иллюзиям. Неожиданно под угрозой оказалась американская модель глобального доминирования, которому, казалось, уже не было соперников после окончания холодной войны.

Сигнал тревоги подала и тесно связанная «особыми отношениями» с Вашингтоном английская элита. Вновь заявил о себе своекорыстный «островной» менталитет британских правящих кругов. В Лондоне в начавшемся кризисе Евросоюза и первых признаках европейской дезинтеграции увидели куда более серьезные симптомы роста национализма и протекционизма, приближающейся смены лидеров в мировой политике и решили действовать на опережение со свойственной британцам холодной расчетливостью и прагматизмом. Кроме того, Англия не для того выиграла две мировые войны, чтобы принять роль Германии в качестве новоявленного европейского экономического гегемона. Результатом явился брекзит, серьезно изменивший вектор европейской политики и отразивший желание британской элиты сохранить «свободу рук» в смутное время мировой неопределенности, хотя пока еще рано говорить о последствиях этого рискованного (а может быть, и рокового) шага для перспектив британской экономики, финансов и бизнеса, а то и для самой британской государственности, тем более что «с первого захода» его осуществить не удалось и пришлось отложить на полгода.

Приход скандального миллиардера Дональда Трампа на пост Президента США грянул как гром среди ясного неба не только для трансатлантических кругов, но и для остального мира, словно подводя черту забуксовавшей стратегии США и кладя начало ее новому этапу. Впрочем, только внешне это выглядело как победа случайности над предопределенностью. Хотя трудно установить степень влияния военно-промышленных кругов США, наиболее пострадавших от сворачивания военного производства в 1990-х годах после окончания холодной войны и последовавшего периода так называемого «мирного дивиденда», на смену стратегического курса Америки. Именно ВПК и тесно связанные с ним военно-разведывательное, информационно-медийное и экспертное сообщества сыграли не последнюю роль в повороте Вашингтона от глобализации к протекционизму и более жесткому отстаиванию своих интересов в мировой политике под лозунгом «Америка превыше всего».

Власть и бизнес

Распад старого, отжившего свое миропорядка всегда был сопряжен с болезненными процессами в международных отношениях, сменой лидеров и законодателей, отмиранием привычных форм организации межгосударственных связей, мучительным рождением новых правил и норм международного общения. Крайним, как правило, всегда оказывался бизнес. Для основной массы деловых кругов, не связанных напрямую с государственной властью в ее рискованных предприятиях, это время серьезных потерь и необходимости непростой адаптации к новым реалиям, если до этого еще повезет избежать банкротства и «остаться на плаву».

В прошлом такие переломные периоды чаще всего сопровождались обострением экономических противоречий, переходящих в торговые войны, и завершались военными столкновениями той или иной степени интенсивности, вплоть до развязывания мировых войн. Это только для мало сведующего читателя с подачи некоторых модных авторов Первая мировая война, например, выглядит спустя столетие как эдакая досадная непреднамеренная случайность, результат действий  политических «лунатиков», наделенных государственной властью, а не столкновение экономических интересов великих европейских держав, прежде всего Англии и Германии, и стоящих за ними национальных деловых элит2 .

В еще большей степени экономическая составляющая - борьба за стратегические ресурсы, прежде всего нефть, рынки сырья и рабочей силы, территории, «жизненное пространство» - определяла вызревание Второй мировой войны и действия ее главных зачинщиков - держав «оси», прежде всего гитлеровской Германии и милитаристской Японии. Ущемление интересов злейшего конкурента англосаксов - германского бизнеса - по итогам Первой мировой войны и навязанного немцам Версальского мира явились важнейшими условиями прихода к власти в Германии национал-социалистов во главе с Гитлером, какими бы идеологическими одеждами «борьбы с большевизмом» это ни прикрывалось, приступивших к кровавому переделу мира в интересах крупного немецкого капитала.

Красноречивая деталь из военного эпоса той поры. Едва вермахт оккупировал очередную европейскую страну, как щедро финансировавший нацистов промышленный магнат Густав Крупп фон Болен на личном «мессершмитте» немедленно отправлялся в путь, чтобы «на месте» оценить и прибрать к рукам самые привлекательные активы для включения в свою империю. Грабеж чужой собственности, особенно еврейского капитала, в оккупированной Европе был возведен в ранг государственной политики. Как признавал, например, в своем политическом дневнике главный идеолог нацистов Альфред Розенберг, окончивший жизнь на эшафоте в Нюрнберге, «банковский дом Мендельсона, существовавший с 1795 года, был после ариизации передан «Дойче банку»3.

Зловещий план «Ост», принятый нацистами после начала агрессии против Советского Союза, предусматривал тотальное ограбление славянских народов, прежде всего СССР. В европейской части России планировалось оставить не более 30 млн. человек населения, как было записано в протоколе совещания в ставке фюрера 16 июля 1941 года. «Прокорм немецкого народа, вне сомнения, стоит во главе угла, если речь идет о немецких требованиях на Востоке… Но мы не видим нашего долга в том, чтобы из этих районов кормить также и русский народ… Русский народ ожидают тяжелые годы. В какой степени там будут сохраняться промышленные объекты, будет решено позже. Крым должен быть освобожден от всех чужаков и заселен немцами… Дело, в общем, сводится к тому, чтобы разумно разделить огромный пирог, с тем чтобы мы им, во-первых, владели, во-вторых, управляли и, в-третьих, эксплуатировали»4. Такова была роль криминального государства на службе немецкого бизнеса. На этом мрачном историческом фоне выглядят по меньшей мере странными сегодняшние требования Берлина к России вернуть трофейные ценности, полученные в порядке репараций с поверженного Третьего рейха с согласия других стран-победителей.

Сегодняшний мир после десятилетий идеологического противостояния явно вступил в новый период, отражающий изменение соотношения сил между основными центрами силы, прежде всего США, Китаем, Россией, Европейским союзом. Пожалуй, единственным сдерживающим фактором нарастающей конкуренции остается наличие ядерного оружия у основных соперничающих держав, которое устанавливает определенные рамки этого соперничества и пока ограничивает его главным образом экономическими средствами.

Удивительно, что при всей важности этой темы, раскрывающей глубинный смысл и закулисные мотивы мировой политики, найдется не так уж много основывающихся на фактах обстоятельных исследований, проливающих свет на хитросплетения взаимоотношений большого бизнеса и власти в определении внешней политики. В этой связи полезный анализ содержит опубликованная влиятельным американским журналом «Форин афферс» статья заместителя министра торговли США Джефри Гартена под характерным заголовком «Бизнес и внешняя политика», проливающая свет на симбиоз государственной власти и корпоративной Америки. «На протяжении большей части американской истории коммерческие интересы играли центральную роль во внешней политике и наоборот, - писал он. - В течение нескольких следующих десятилетий взаимодействие между ними станет еще более интенсивным, более важным и более трудным для управления»5.

Крылатая фраза Президента Калвина Кулиджа - кумира другого «большого друга» деловых кругов Президента Рональда Рейгана - «бизнес Америки есть бизнес» отразила не только «просперити» 20-х годов прошлого века, но и саму суть американской внешней политики. На языке Госдепартамента эта тесная связь именуется «коммерческой дипломатией», цель которой продвигать интересы американских компаний в мире во что бы то ни стало, не считаясь ни с какими политическими издержками и препятствиями. Жесткость и бескомпромиссность американской внешней политики - плоть от плоти американского бизнеса, возникшего путем саморазвития с нуля в результате жестокой конкурентной борьбы, а не путем «мягкой» европейской эволюции «из феодализма в капитализм», не говоря уже о номенклатурной приватизации государственной собственности, как в России.

Развивая эту тему, Дж.Гартен далее отмечает: «Большую часть американской истории внешняя политика отражала одержимость открытыми рынками со стороны американского бизнеса. США искали выходы для экспорта излишков зерна, новые рынки для автомобилей и доступ к сырьевым ресурсам, таким как нефть или медь. Экспансия бизнеса вовне часто рассматривалась как расширение американских рубежей и отражение миссии «предначертания судьбы» нации… Здоровье американской экономики, как никогда прежде, связано с внешними рынками. Страна больше не сможет обеспечить себе достаточный рост, занятость, доходы и накопления за счет внутреннего рынка… Если глобальный эксперимент в демократическом капитализме не состоится, международный ландшафт воистину окажется мрачным для Соединенных Штатов». И напоследок еще одно интересное суждение человека, вхожего в коридоры власти и бизнеса. Это его критический настрой в отношении экономических санкций, особенно односторонних, наносящих вред американскому бизнесу и помогающих конкурентам. «Американский бизнес исторически не был на стороне происходящих перемен, предпочитая стабильность - неизвестности», - заключает он6. Короче говоря, старая максима: «Деньги любят тишину», а бизнес - стабильность. И, как помнит читатель, в духе незабвенного мастера афоризмов В.С.Черномырдина - стабильность лучше, чем нестабильность.

Как же получилось, что на новом витке истории США решили пренебречь преимуществами стабильности и, отбросив осторожность и осмотрительность, свойственную деловым кругам, пустились в сомнительное и опасное предприятие по сохранению своего доминирования в мире, бросив вызов таким стремительно набирающим силу конкурентам, как Китай и Россия, и даже Европейскому союзу? Что за этим стоит: болезненные фобии потерять былое величие, нежелание адаптироваться к новым реальностям после привычного положения гегемона или небеспочвенные опасения, что натиск конкурентов лишит американцев привилегий на мировых рынках, а то, глядишь, отбросит Америку к тому статусу, который она занимала перед Второй мировой войной в границах Западного полушария?

Судя по той жаркой полемике, которая выплескивается в публичное пространство из недр «глубинного государства», американская элита в основном консолидирована, настроена крайне воинственно и, особенно после прихода в Белый дом Дональда Трампа, верит, что ей удастся переломить в свою пользу ход истории. При этом расчет делается на силу американской экономики, финансовое и технологическое превосходство Соединенных Штатов, подкрепленные военной мощью Пентагона, и опытом, и весом транснациональных американских корпораций. Внешне это выглядит как опасная азартная игра с непредсказуемыми последствиями для самих американцев и остального мира.

Санкционная война

В сегодняшней мировой политике тесно переплетаются между собой вопросы геополитики и геоэкономики, завязывающие тугие узлы глобальных противоречий. По сути дела, какой бы конфликтный региональный узел мы ни взяли - от Арктики «до южных морей», везде просматривается борьба за ресурсы, особенно энергетические, в которой сталкиваются интересы крупных корпораций и стоящих за их спиной национальных государств. Примером служат недавние события в Ираке, Ливии, Сирии, Венесуэле и других «горячих точках», где после долгих лет относительной стабильности при активном вмешательстве со стороны США и их главных союзников по блоку НАТО разгорелись острые внутренние конфликты, обернувшиеся крупными убытками для конкурирующих между собой международных корпораций без различия их национальной юрисдикции. На Западе должны были бы уже понять, что никогда нельзя быть уверенным, чем в современном мире заканчивается то или иное вмешательство в чужие дела под каким бы благовидным предлогом оно ни осуществлялось. Чтобы не получалось так, как говорили в Европе в ХIХ веке, во времена Наполеона III, о французах, которые «всегда страшно удивляются результатам того, что сделали».

На эти мысли явно наводит сегодняшняя ситуация в мире, когда после периода относительного затишья, как считают многие эксперты, назревает новый глобальный конфликт и интересами бизнеса при этом откровенно пренебрегают. В центре этого конфликта - американо-китайские противоречия и параллельное американо-российское противостояние. При этом старый миропорядок, заложенный американцами по итогам Второй мировой войны и, казалось, окончательно восторжествовавший после окончания войны холодной и распада СССР, оказался в глубоком кризисе в результате их собственных действий и затронул даже «святая святых» - область трансатлантических отношений. Вашингтон, словно сознательно, раскалывает единый мир, чтобы потом, «по новой», собрать его по частям на более выгодной для себя основе.

Америка Трампа в духе логики неоконсерваторов считает, что ей куда сподручнее выстраивать двусторонние отношения с союзниками, чем по старинке осуществлять «многосторонний подход», как пока еще призывают в Берлине или Париже. За действиями Трампа стоит жесткая предпринимательская логика - «каждый за себя». Хотя это и противоречит всей стратегии Соединенных Штатов после Второй мировой войны на консолидацию западного мира под своей эгидой и создание военно-политических союзов, прежде всего НАТО, судьба которой после ряда резких высказываний Трампа об «иждивенчестве» европейских союзников выглядит в лучшем случае неопределенной.

Увлекшись военно-силовыми операциями по «либерализации и демократизации» мира, американская элита столкнулась с усилившейся экономической конкуренцией как со стороны союзников и партнеров, так и основных противников. Американский бизнес, прежде всего его наиболее активная, транснациональная часть - корпорации военно-промышленного, энергетического, телекоммуникационного секторов, привычно действующие по всему миру как хозяева и законодатели и потому наиболее тесно связанные с геополитикой, почувствовали большую угрозу для себя со стороны конкурентов. Ареной этой конкуренции, угрожающей США потерей привычного доминирования, стал весь мир, все его главные регионы - Европа, Индо-Тихоокеанский бассейн, Ближний Восток, Африка, Латинская Америка. Геополитические расклады просматриваются за всеми основными узлами соперничества и конфликтными зонами, стоит лишь «поскрести» ту или иную конкретную ситуацию.

Международный бизнес пребывает в замешательстве. Совсем еще недавно оказывающий решающее влияние на политику своих правительств, он оказался на вторых ролях в тех опасных геополитических играх, тон в которых задают Соединенные Штаты, и вынужден принимать диктуемые ему рискованные правила игры. США достаточно трезво, если говорить о краткосрочной перспективе, взвешивают свою экономическую мощь и  контроль  за мировой финансовой системой и, учитывая реальности ядерного века, основной упор делают на применение экономических санкций в качестве главного средства внешней политики в отношении  как противников, так и партнеров.

Санкции как инструмент политического и дипломатического давления стали частью политики США при переходе к внешней экспансии на рубеже ХХ века и подкреплялись активным использованием или угрозой военной силы. С окончанием холодной войны экономические санкции, наносящие существенный вред американскому и европейскому бизнесу, стали едва ли не главным средством политического давления на Россию, Китай и даже некоторых союзников США в арсенале Вашингтона. Причем речь идет именно об односторонних санкциях, не «освященных» решениями Совета Безопасности ООН. По подсчетам американских экономистов Г.Хафбауэра, Дж.Шотта и К.Элиота, в течение 1990-х годов Вашингтон использовал в той или иной форме односторонние санкции против 35 стран в отличие от 20 в предшествующее десятилетие. В отдельных случаях санкции против Ирака в 1990-1991 годах, Югославии - в 1991 году, Руанды - в 1994-м США согласовывали с другими членами Совета Безопасности, чтобы придать им легитимность. «Но, - как отмечают авторы, - если скоординированное международное давление оказывалось недостижимым или не заставляло данную страну изменить поведение, то Вашингтон без колебаний прибегал к более агрессивным односторонним мерам»7.

Формально начало масштабного применения санкций против России связывают с возвращением Крыма в состав России. Однако в действительности, если говорить не о поводах или прямых провокациях, санкции задолго до этого рассматривались как долговременная стратегия Запада с целью добиться «смены режима» в России и ее отказа от проведения самостоятельной внешней политики, противоречащей американским интересам. Поспешность, с которой вводились экономические санкции - в начале персональные, а затем секторальные, ясно говорила о том, что эти планы находились в резерве у администрации Президента Обамы еще до событий на Украине, по крайней мере с 2011 года - принятия так называемого «закона Магнитского». Они отражали глубокое разочарование Вашингтона результатами «перезагрузки» российско-американских отношений, не ставшей «новым изданием» горбачевской перестройки, и возвращением к власти в 2012 году Президента В.В.Путина. Ну, а соответствующий повод или на худой конец откровенная провокация, как это произошло со сбитым малайзийским «боингом» или «делом Скрипалей», всегда найдутся.

Введенные в международные отношения Вашингтоном вопреки Уставу ООН и нормам международного права на основе внутреннего американского законодательства санкции стали крайне негативным, постоянно действующим фактором межгосударственных отношений, резко осложнившим предпринимательскую деятельность и затормозившим торговую и инвестиционную активность. Особенно пострадали в сложившейся ситуации страны Евросоюза, бездумно вступившие на этот путь под влиянием атлантической солидарности и нежелания признать право жителей Крыма на самоопределение после прихода к власти в Киеве ультранационалистов.

Ощутимые потери понесли деловые круги наиболее продвинутых в торгово-экономических отношениях с Россией европейских стран, таких как Германия и Италия. В целом Европа потеряла, согласно оценкам МИД РФ, около 100 млрд. евро. В результате предпринятых Россией усилий по импортозамещению и поискам новых партнеров за пределами Евросоюза некоторые рынки, особенно сельхозпродукции, утеряны для европейских бизнесменов безвозвратно. Россией сделан мощный рывок в производстве зерновых. Экспорт пшеницы превысил по стоимости продажи за рубеж военно-промышленной продукции и превратил Россию в одного из главных мировых экспортеров зерна. Сами того не желая, США создали себе долговременного конкурента на рынке сельхозпродукции.

В целом только наивные политики могут рассчитывать на то, что великая держава изменит свое поведение под экономическим давлением, а не постарается найти достойный выход из создавшегося положения. Спустя несколько лет «санкционной войны» России с Западом это вынуждены признавать и некоторые западные эксперты и политики. В статье под характерным заголовком «Санкции не способны вызвать смену режима» ее авторы Д.Кохен и З.Уэйнберг пишут: «В последние несколько десятилетий финансовые и экономические санкции были ключевым орудием внешней политики США. Администрация Трампа сделала особенно сильный упор на эти средства в своих усилиях по смене режима в Венесуэле и Иране… Чем больше США используют санкции без международной поддержки, тем больше другие страны, включая американских союзников, будут искать альтернативы доллару и финансовой системе США. Если они найдут такие альтернативы, это будет  не только ударом по американской санкционной политике, но и по американской позиции в  глобальной финансовой системе»8.

Так-то оно, так. Но инерция механизма введенных санкций трудно преодолима, и приходится считаться с тем, что с этого пути в обозримом будущем США едва ли сойдут, принося вред себе и остальным. Скорее, можно рассчитывать на то, что дрогнет общий фронт стран Евросоюза. Да и то, при условии набирающих силу тенденций ослабления атлантической солидарности под воздействием особенностей политики администрации Президента Трампа. Пока еще рано говорить, что европейские элиты готовы выйти из орбиты зависимости от Вашингтона, хотя в ряде вопросов, таких как выход США из ядерной сделки с Ираном (СВПД), политика Запада на Ближнем Востоке, европейская энергобезопасность, отношения с Китаем и другие, они проявляют возросшую самостоятельность и больший чем раньше учет собственных национальных интересов. При этом многое будет зависеть от степени давления европейского бизнеса на политику своих правительств, сопоставления чисто рыночных преимуществ и, как следствие, возможного ослабления позиций проамериканских кругов и принятия более взвешенных, не политизированных подходов.

 

 

 1Fareed Zakaria. Davos  is a Microcosm of the World - and the Outlook is Grim // The Washington Post. 2019. 24 January.

 2Clark Christopher. The Sleepwalkers. How Europe Went to War in 1914. New York., 2013.

 3Розенберг Альфред. Политический дневник. 1933-1944. М., 2015. С. 264, 277-278, 314.

 4Пикер Генри, Хаффнер Себастьян. План «Ост». Как правильно поделить Россию. М., 2011. С. 198-200.

 5Garten Geffrey E. Business and Foreign Policy. Foreign Affairs. May/June. 1997.

 6Ibidem.

 7Hufbauer Gary Clyde, Schott Jeffrey J., Elliott Kimberly Ann. Economic Sanctions Reconsidered. 3rd Ed. Peterson Institute for International Economies. June. 2009. Р. 87-88.

 8Cohen David S., Weinberg Zoe A.Y. Sanctions Can’t Spark Regime Change. Foreign Affairs. May/June. 2019.