Выступление на заседании к 30-летию Института Европы РАН

Образование новоевропейской интеграции совпало с интенсивной фазой процесса глобализации, которая была стимулирующей и вдохновляющей силой при формировании Европейского союза. Сегодня дебаты о кризисе глобализации почти синхронно ведутся с дискуссиями о кризисных явлениях европейской интеграции. На страницах европейской прессы развернулась полемика: кто же виноват в том, что глобализация, которая привнесла немало положительных черт в мировое развитие, так и не стала универсальной и, главное, гармонизирующей моделью мироустройства?

«Неизбежная трилемма мировой экономики - противоречия между реалиями демократии, суверенитета и глобальной экономической интеграции» - оказалась, по мнению авторитетных участников дискуссии, одновременно и яблоком раздора, и камнем преткновения. Эти общемировые тенденции не могли, конечно, не сказаться негативным образом на интеграции, объединившей значительную часть Европы. Как отметил в одном из недавних выступлений Алексей Анатольевич Громыко, прежние принципы евроинтеграции перестают быть предметом копирования.

Европейские элиты, преданные Европейскому союзу, не отрицают, что сама идея изначально приняла очертания политического проекта, структурированного «сверху вниз». В одном из коллективных исследований проблем идентификации в Европе, изданном Кембриджским университетом, говорится: «Специалисты Европейского союза в области политических наук, часто спонсируемые Европейской комиссией, концентрируют свое внимание главным образом на самом Союзе и влиянии, которое оказывают его институты… В то же время практически не обращалось внимания на вопрос, как формировались чувства общности «снизу вверх» и вне институтов ЕС или рядом с ними… То, что внешние дисциплинарные принципы интеграции опережают, а в отдельных случаях противоречат интеграции внутренней, равно как и ее региональному разнообразию, с очевидностью выявил финансово-экономический кризис».

Сегодня для Европы понятна необходимость сохранения глобальной конкурентоспособности и быстрого перехода к новой индустриальной революции. Однако восточноевропейские страны не располагают достаточными финансово-экономическими ресурсами для формирования собственной конкурентоспособной индустрии. 20-процентная доля дотаций из еврофондов в бюджете этих стран помогала в какой-то мере амортизировать очевидный разрыв в социально-экономическом развитии между «старой» и «новой» Европой.

Как считает директор Центра по проблемам европейской интеграции в Минске Юрий Вячеславович Шевцов, «сегодня происходит открытый переход европейской интеграции к новому принципу в отношении слаборазвитых государств. Больше невозможен прежний уровень скрытых и явных дотаций. План Юнкера по стимулированию высокотехнологического сектора ЕС… охватил собою в основном более готовые к нему страны «старой» Европы… Неизбежное сокращение дотаций восточным европейцам создает для них новую реальность надолго. Эта новая реальность стимулирует давно наметившиеся негативные черты развития этого региона. Что ждет Восточную Европу в ближайшие 10-15 лет? К каким последствиям приведет переход ЕС к новой модели развития?»

В связи с этим возникает и другой немаловажный для нас вопрос: создаст ли данная новая реальность возможность для нового исторического сближения России со странами этой части Европы?

Конечно, нас волнуют не только вопросы экономики и то, насколько стабильным будет европейский рынок потребления наших энергетических ресурсов. Постулат о том, что Россия является частью Европы, кажется неоспоримым. Французский историк культуры Пьер Шоню утверждал, что критерием принадлежности к европейской цивилизации может служить лишь вовлеченность во внутрицивилизационный диалог. Разумеется, Россия полностью отвечает этому критерию. И все же откуда ощущение некоторого водораздела и переживаемого нами средостения между Европой и Россией, которые остро чувствовали в свое время как славянофилы, так и западники?

Здесь мы сталкиваемся со своего рода антиномией: Россия - часть Европы, которая так и не стала ее частью. Разве не было мощного влияния византийской культуры на европейскую цивилизацию? Разве мало зримых свидетельств растворенности этой культуры в итальянских, немецких и других европейских городах? Тем не менее Византия так и не стала частью Европы, которая приложила немало стараний для разрушения цивилизации, наследницей которой стала Россия.

Симптоматично, что недавно власти Нидерландов отнесли Россию к списку «стран вокруг Европы». Подобный статус был внесен в концепцию внешней культурной политики королевства на 2017-2020 годы. Но мы знаем, что под такой оценкой подписались бы не только Нидерланды. Парадоксально, ведь именно Голландия была главным партнером и вдохновителем Петра, прорубившего «окно в Европу».

«Россия - часть Европы», - мы произносим это, как будто стоим на другом, противоположном берегу. Почему так? Для нас естественней было бы сказать: «Европа - часть России», тем более что Россия не поглощена Европой и значительная ее часть принадлежит Азии, причем не только территориально. В начале прошлого века один из русских мыслителей писал: «Наблюдая за печатью, прислушиваясь к общественным настроениям, я все же с печалью замечаю: в каком загоне настоящая русская мысль, как робко, будто извиняясь, мыслят русские люди по-русски, если их мысли не совпадают с мыслями западными».

Институт Европы - это не просто академический институт, это центр, средоточие русской мысли о Европе. Причем в своей работе вам удалось сохранить важный баланс, часто игнорируемый, особенно нашей системой образования, когда одной части Европы отдается приоритет по отношению к другой. Это наша историческая «болячка». Уже цитируемый мною мыслитель-наблюдатель, сокрушаясь, говорил: «Из истории, из литературы немецкой, французской и английской мы кое-что знаем, но история и литература славян для нас земля неведомая. Если бы произвести русским людям экзамен по истории славянства, то получилось бы, думается, нечто поучительное, именно: нам стало бы стыдно своего невежества. О Карлах, Фридрихах и Людовиках мы учили в школе, а о славянах - нет».

По образному выражению русского философа Владимира Эрна, в отношении России Европа совершала довольно стремительно трансформацию от «Канта к Круппу». Нам грех забывать об этом.

Какие тенденции возобладают в Европе? Центростремительные, которые приведут к углублению очередной внутренней конвергенции, либо центробежные, которые вернут Европу к конгломерату национальных государств? Ведь история не повторяет себя только в деталях.

Думаю, нет нужды кому-то из нас становиться евроскептиками или еврооптимистами. Хотя иногда мне кажется, что в нашем политологическом (не научном) сообществе еврооптимистов (в процентном отношении) больше, чем в любой европейской стране. Для нас важно понять: как дальнейшее развитие Европы во всех аспектах ее политического, культурного, экономического бытия отразится на нас? Что эти изменения будут означать для России? К чему быть готовыми?

В решении этих задач неоценимую роль и значение приобретает работа вашего института, его уникального коллектива, которому хочется пожелать успехов на столь важном поприще!