Латвия: лики независимости

В настоящее время Латвия (официальное название - Латвийская Республика)¹ осваивает второй этап государственной самостоятельности, который ведет свой счет с 1991 года*. (*В сентябре 1991 г. Президент СССР подписал указ о признании независимости прибалтийских республик, то есть юридически было установлено их отделение от Советского Союза. Основанием послужили решения Верховных Советов прибалтийских республик: Латвия - Декларация о восстановлении независимости Латвийской Республики (04.05.1990), Литва - Акт о восстановлении независимости Литвы (11.03.1990), Постановление «О государственной независимости Эстонии» (20.08.1991).) Правда, в Латвии оперируют другими датами, в частности, опираясь на решения Верховного Совета Латвийской ССР от 1990 года**. (**Принятие Верховным Советом Латвийской ССР Декларации о восстановлении независимости Латвийской республики от 04.05.1990.) Однако объективно международное признание латвийской государственности пришло вслед за решением Советского Союза о предоставлении Латвии независимости, после которого Латвийская Республика была принята в члены ООН 17 сентября 1991 года².

Впервые же в своей истории государственная самостоятельность Латвии, ранее входившей в Российскую империю, а до этого - в состав других государств, была предоставлена 22 декабря 1918 года Декретом Совета народных комиссаров РСФСР. Примечательно, что в западноевропейском пространстве факт существования независимого латвийского государства был признан лишь несколько лет спустя - 26 января 1921 года (Великобританией, Францией). Первый этап латвийской независимости охватил период с 1918 до 1940 года, когда Латвия вошла в состав СССР.

Нынешние латвийские власти придерживаются тезиса о том, что государственная независимость в 1991 году не обретена, а восстановлена и современная Латвия выступает продолжением Латвии образца 1918-1940 годов. При любом подходе юридический изыск видится в том, что в обоих случаях государственная независимость Латвии была предоставлена как жест доброй воли со стороны России.

Что касается сегодняшнего этапа латвийской независимости, то для России отношения с Латвией, так же как с Литвой и Эстонией, характеризуются взаимными конфронтационными высказываниями и недружественными действиями, которые наблюдаются не только в политической области, но и распространяются на все сферы российско-прибалтийских связей. Такое ненормальное состояние двусторонних отношений носит характер устойчивой тенденции, которую страны Прибалтики генерировали после обретения государственной независимости в 1991 году и которую продолжают поддерживать и по нынешнее время. Российские соответствующие шаги носят, как правило, характер ответных мер.

Антироссийская повестка стран Прибалтики опирается на четыре пункта. Первый - тиражирование стереотипа борьбы России за Прибалтику, который предполагает, что российская внешняя политика на прибалтийском направлении якобы сосредоточена на желании «завоевания» стран Прибалтики. Второй - позиционирование странами Прибалтики себя как «барьера» военной угрозе Европе со стороны России. Третий - уничижительная критика внутренней и внешней политики России, имея в виду, что прибалтийская критика своей большей частью представляет ретрансляцию традиционных и конъюнктурных претензий Запада к России. Четвертый - требования от России компенсации за так называемую «оккупацию», под которой понимается пребывание стран Балтии в составе СССР (1940-1991 гг.).

В этой связи у ряда западных, прибалтийских и отечественных исследователей и просто у сторонних наблюдателей отмечается склонность классифицировать прибалтийскую конфронтацию по отношению к России как «генетически» присущую странам Прибалтики. Тезис, естественно, находит спрос у нынешних прибалтийских правителей, поскольку предоставляет им псевдоаргумент для оправдания антироссийской политики как перед своим населением, так и перед международной общественностью.

Убедительные опровержения тезиса о якобы «генетическом» происхождении противостояния России и стран Прибалтики содержит опубликованная в 2016 году книга «Миссия в Москве. Донесения латвийских дипломатов из СССР. 1935-1937 гг.»*. (*Миссия в Москве. Донесения латвийских дипломатов из СССР. 1935-1937 гг. Документы и материалы //Автор-составитель Н.Н.Кабанов. Под редакцией В.В.Симиндея. М.: Русская книга, 2016. 392 стр.) Книга предлагает для ознакомления подлинные документы, направленные в 30-х годах ХХ столетия латвийскими дипломатическими представителями в Москве для информирования МИД Латвии о позиции СССР по актуальным проблемам международной жизни того периода. Книга подготовлена совместно известным российским исследователем В.В.Симиндеем и его латвийским коллегой Н.Н.Кабановым.

Изучение представленных в книге латвийских дипломатических документов того времени однозначно свидетельствует об отсутствии в них злословия в адрес непосредственно России при понимании, конечно, что латыши находили для себя неприемлемой коммунистическую идеологию; об отсутствии сравнений Прибалтики в составе Российской империи с Прибалтикой вне ее; об отсутствии претензий к России по периоду совместного пребывания в составе Российской империи. Зато присутствует стремление занимать равноудаленную позицию между Россией и Западной Европой, что, как явствует из документов латвийского МИД, было продиктовано желанием вести самостоятельную политику, ибо блокирование, по латвийской самооценке, означало ущемление национальных интересов.

При сопоставлении внешней политики Латвии на российском направлении в тот период и в настоящее время не может не бросаться в глаза полярное различие между ними. Прежде всего, без всякого сомнения, безусловно то, что нынешняя латвийская политика не вытекает из внешней политики Латвии в период между Первой и Второй мировыми войнами, хотя латвийские руководители всячески представляют сегодняшнюю независимость Латвии как продолжение латвийской государственности в 1918-1940 годы. Следовательно, не обнаруживаются веские основания говорить о якобы «генетической» предрасположенности Латвии к конфронтации с Россией, а, значит, действующая антироссийская политика Латвии представляет собой продукт сегодняшнего дня и сегодняшних правителей.

Расхождения в концепциях и внешнеполитической деятельности Латвии периода 1918-1940 годов и Латвии сегодняшнего образца наиболее наглядно проявляются в оценках событий европейской и международной жизни. В противовес нынешней латвийской практике некритического тиражирования худших стереотипов западной внешней политики латвийские дипломатические донесения 30-х годов ХХ столетия отличаются самостоятельностью суждений, глубиной анализа и представляют несомненный исторический интерес.

События в Европе и мире между Первой и Второй мировыми войнами происходили на сложном историческом фоне - мировой экономический кризис, вошедший в историю как Великая депрессия, фашизация Европы, приход Гитлера к власти в Германии, передел колониальных владений между ведущими странами мира, в том числе с использованием военной силы, обострение в целом международной обстановки. Несмотря на драматическую ситуацию в мире, страны Прибалтики, как свидетельствуют латвийские дипломатические документы, стремились поддерживать с СССР деловые партнерские отношения, не предворяя их специальными условиями.

Широкий круг связей латвийских дипломатов в Москве, их компетентность позволяют составить представление о том, как виделась в Латвии позиция отдельных стран, как представлялась в ту пору ситуация, складывавшаяся в Европе и мире. Содержащиеся в латвийской переписке оценки, разбросанные по разным донесениям, можно для удобства восприятия сгруппировать по отдельным сюжетам. Для подобного группирования имеются достаточные основания: оценки выработаны в рамках одного представительства, относятся к одному периоду, анализируют одни и те же события.

Наибольшее внимание, понятно, должен вызывать сюжет взаимоотношений СССР и стран Прибалтики. Латыши отмечают доброжелательное отношение со стороны советских представителей. Беседы в НКИД СССР проходили на уровне министра, курирующего заместителя министра, руководителей департаментов. Латвийские дипломаты выделяют то, что визиту министра иностранных дел Латвии В.Мунтерсу в СССР (15-23.06.1937) был оказан прием, равный приему в СССР премьера Франции П.Лаваля и министра иностранных дел Великобритании Э.Идена (с. 266). Встречи прошли у В.Молотова (с. 264), состоялась беседа с И.Сталиным (с. 266). Отмечали польские попытки подпортить советско-латвийские отношения (с. 267). Высказывали удовлетворение тем, что приезжавший следом шведский министр получил меньше внимания и уровень его приема был ниже (с. 287). Констатировали добрососедские отношения с СССР (с. 275).

Латвийские дипломаты отслеживали и научные исследования в сфере советско-прибалтийских отношений (с. 216-217). Их внимание привлекла книга П.Дроздова «Историческая школа Покровского», вокруг которой происходила дискуссия, как оценивать тему стран Прибалтики в деятельности Российского государства. Отмечались два подхода. Один - активность Петра I в Прибалтийском подрегионе - это стремление обеспечить выходы к Балтийскому морю. Другой - естественное движение российского бизнеса по расширению торговых связей, то есть то, что в настоящее время называется интернационализацией бизнеса. Латвийские представители считали и тот и другой подходы приемлемыми. Латыши отдавали себе отчет в том, что советский интерес к Прибалтике продиктован тем, что Прибалтикой настойчиво интересуется Германия как возможным военным плацдармом (с. 156). В СССР, по латвийской оценке, постоянно присутствовала обеспокоенность тем, как поведут себя прибалты в советско-германских отношениях (с. 198). Одновременно латвийские представители отмечают и опасения немцев возможностью предоставления в латвийском порту Лиепая ремонтных услуг советским военным кораблям (с. 288).

Латыши особо не драматизировали, что в СССР военный переворот в Латвии 15 мая 1934 года и установление авторитарно-националистической диктатуры характеризовали как «фашизм в Латвии», ограничившись формальным протестом советским властям (с. 113). Нельзя не отметить пристрастное отношение латышей к лицам еврейской национальности. Так, в направляемых в Москву донесениях латвийские дипломаты обязательно указывали, если с советской стороны в контактах с ними участвовали лица еврейской национальности. Следует сказать, что такой же практики придерживались и литовцы.

Другим по значимости сюжетом является взаимодействие стран Прибалтики между собой. Здесь можно заметить широкое разнообразие оттенков. Так, из переписки видно, что латыши ревниво отслеживают российско-эстонские и российско-литовские отношения. В частности, отмечается, что внешняя политика Эстонии более гибкая и мобильная в том смысле, что эстонцы опережают своих прибалтийских соседей в отношениях с Россией, Германией и стараются не связывать себя в отношениях с прибалтийскими соседями. Так, эстонцы, по констатации латвийского представителя, могут пойти на военное сотрудничество с Литвой лишь при условии, что литовцы предварительно решат Виленский вопрос, то есть урегулируют спор с поляками о территории Виленского края (с. 140, 143).

По оценке латышей, договор от 12 сентября 1934 года о сотрудничестве между странами Балтии не соответствовал уже в 1936 году сближению прибалтийских республик и нуждался в корректировке. Латыши размышляли о том, как выйти на «картельное» соглашение трех прибалтийских республик в торговых отношениях с Советским Союзом (с. 80). Латвийские представители опасались, что вводимые СССР ограничения могут коснуться Латвии (с. 81). Констатировали, что геополитическое положение предостерегает прибалтов от вступления в группировки с другими государствами, так как блокирование противоречит интересам прибалтийских стран (с. 56). «Завидовали» литовцам, которые обеспечивали реализацию своей сельхозпродукции за счет масштабного экспорта в СССР, договорившись с русскими, что принципиальный вопрос цен не будет документально зафиксирован (то есть обнародован публично), а будет носить характер устных договоренностей (с. 85).

Предлагали разрыв советско-уругвайских отношений в 1935 году использовать как повод предложить Уругваю открыть диппредставительство в Риге - в пику литовцам, которые уже имели аккредитованного в Монтевидео посла по совместительству (с резиденцией в Буэнос-Айресе) и рассчитывали на резиденцию в Каунасе (с. 72). Латвийские представители высказывали симпатии шведам, считая, что Латвии следует развивать с ними отношения, хотя шведы держали дистанцию, рассматривая Прибалтику как буфер между собой и СССР (с. 154).

Представители Латвии, Литвы и Эстонии в Москве систематически встречались в трехстороннем формате для обсуждения вопросов, представляющих взаимный интерес. Содержание трехсторонних встреч представляет интерес для понимания текущей повестки и механизмов координации внешней политики этих стран (с. 234-235).

Важен сюжет взаимоотношений стран Прибалтики с Германией. Латвийские представители отмечали, что Германия систематически распускала дезинформацию о якобы сближении СССР и стран Прибалтики (с. 200), имея целью в том числе расширение внутренних разногласий, внешнеполитическое охлаждение их отношений с Лондоном и Парижем, перетягивание на свою сторону. По информации латышей, у Германии существовала своя шкала ценности стран Прибалтики. На первое место они ставили относительно дружественную Эстонию - их стратегический замысел заключался в том, чтобы через Эстонию и Финляндию «запереть русских внутри Финского залива» (с. 202).

На втором месте находилась недружественно-настороженная Литва, где германский интерес концентрировался вокруг порта Клайпеды и окрестностей, которые в прошлом принадлежали немцам под названием Мемель (Мемельланд).

Латвия находилась в германском реестре на последнем месте и даже рассматривалась как страна с ярко выраженными антинемецкими настроениями не только в народе, но и в среде офицерства, старшее поколение которого имело богатый опыт боестолкновений с германскими войсками еще в годы Первой мировой войны.

Латвийские дипломаты отмечают циркуляцию в европейском пространстве предположений о том, что Германия может воспользоваться территорией Прибалтики для вывода своих вооруженных сил к границам СССР. В этой связи латвийские представители остро реагировали на международные публикации о возможности прохода германских войск через их территорию к советским границам (с. 131).

В 1935 году Литве поступило предложение Гитлера о заключении двустороннего пакта о ненападении, которое, по мнению латышей, следовало бы принять (с. 145). В целом нельзя не обратить внимания на то, что латвийские представители тщательно избегают того, чтобы как-то характеризовать германскую внешнюю политику вообще и на советском направлении в частности. Для более глубокого понимания германо-прибалтийских отношений надо добавить, что, согласно плану «Барбаросса», вхождение германских войск на территорию стран Прибалтики рассматривалось не как банальная оккупация, а как восстановление (в Литве - установление) над ними немецкого суверенитета.

Сюжет советско-германских отношений. Латвийские представители проявляли осознание того, что перенаправление военных устремлений Германии на Восток не решает проблем взаимоотношений в Европе, а лишь откладывает их и «создает паузу» для французов (с. 61). Латвийские дипломаты фиксировали активизацию германо-финляндских связей и возможность использования территории Финляндии как плацдарма Германии против СССР (с. 69), подчеркивая германскую нацеленность на советскую транспортную инфраструктуру на Севере. Любопытно, что картина подталкивания Германии к советским границам не носила характер гипотезы или результата аналитических исследований, а складывалась из выводов латвийских дипломатов, сделанных в ходе бесед в дипкорпусе и предназначенных руководству Латвии.

В то же время латыши часто и расширительно дают оценки советской внешней политике применительно к германской угрозе. В оценках преобладают следующие констатации: обеспокоенность, тревога, боязнь, необходимость мобилизации советской экономики и модернизации армии. В какой-то мере эти оценки являются косвенной характеристикой восприятия германской внешней политики в Советском Союзе.

Примечательно, что представители Латвии, Эстонии и Литвы в Москве, регулярно обмениваясь информацией по актуальным для прибалтийских республик вопросам, сходятся во мнении, что ожидать примирения между Германией и СССР (используется именно термин «примирение») не приходится ни в то время, ни в перспективе. Следует отметить, что на дворе были 1936 и 1937 годы, то есть до начала мировой войны еще два-три года, а до вторжения в СССР - четыре-пять лет (с. 235, 238-240) и отношения СССР с Германией еще не перешли в самую острую фазу.

Ссылаются на германскую реакцию на военные контакты между СССР и странами Прибалтики - контакты отслеживаются и на государственном уровне, и по линии НСДАП. По оценке латышей, советско-германские отношения после прихода Гитлера к власти прекратились (с. 232). Констатируют усилия СССР по обеспечению безопасности на своих границах - расширение контактов со Швецией (с. 283), с Турцией (с. 290); наличие угроз СССР со стороны Японии, Германии, Польши, Италии. Отмечают мобилизационные мероприятия СССР - внутренний заем в 1937 году на 4 млрд. рублей сроком на 20 лет (с. 292).

На фоне приведенных выше оценок диссонансом звучат сегодняшние попытки представить пакт Молотова - Риббентропа как коварство со стороны СССР в отношении стран Прибалтики. В действительности пакт следует рассматривать как последнее из возможных действий по временному удержанию ситуации в мирной фазе между СССР и Германией. Как правило, в настоящее время прибалтийские политики прибегают к нему в намерении представить дальнейшую историю Латвии, Литвы и Эстонии результатом советско-германского сговора³.

Дипломатическая переписка содержит новый элемент этого сюжета. Кроме того, латвийские власти вместе с эстонцами еще до пакта Молотова - Риббентропа вели переговоры с немцами и подписали с Германией пакт о ненападении, который вызвал в целом негативную реакцию в Европе. Европейцы расценили пакт Мунтерса - Риббентропа как начало установления скрытого германского протектората и поощрение нацистов, не собиравшихся отказываться от агрессивного поведения на международной арене⁴. В данном контексте действия стран Прибалтики не могли не побуждать СССР активизировать поиски альтернативных вариантов обеспечения своей безопасности.

К германскому сюжету примыкает японский сюжет. Латвийские представители характеризуют действия Японии на Дальнем Востоке как агрессивные. Находят поведение японских военных сходным с поведением немцев - конфликтность и провокации (с. 103). В донесениях латвийских дипломатов отмечается определенная синхронизация германской и японской политики. К примеру, односторонний отказ Германии от Локарнских соглашений* (*Локарнские соглашения 1925 г. предусматривали, в частности, демилитаризацию Рейнской области, то есть обязательство Германии не размещать там свои вооруженные силы. Ряд исследователей считают, что отсутствие должной реакции со стороны Франции и Великобритании на односторонний отказ Германии 7 марта 1936 г. от Локарнских соглашений был первым шагом политики «умиротворения» Гитлера.) совпадает по времени со стремлением Японии закрепить за собой Маньчжурию и упредить возможную военную помощь СССР в защите Монголии.

Германскому сюжету придает рельефность британский сюжет. Латвийские дипломаты отмечают прямой интерес Лондона к контактам с Москвой в середине 30-х годов ХХ столетия, который, по их оценке, продиктован не столько европейскими делами, сколько остротой ситуацией в Китае, на подступах к Индии (с. 96). Касаясь британской политики в Европе, латыши не проводят существенного разделения между Францией и Великобританией. Обе генерировали, по латвийской оценке, так называемое «умиротворение» в отношении Германии, направляя активность последней в восточном направлении.

Так, проводимая англичанами политика перенаправить Германию на Восток предполагала и «мирные» варианты формирования германских плацдармов как можно ближе к советским границам. Характерен вызывавший у латвийских дипломатов раздражение пример, когда в английской дипломатии закрепилось мнение о ненужности латышам Лиепаи как порта и возможности передать его литовцам в обмен на уступку Каунасом в клайпедском вопросе Берлину (с. 63-64).

Британская решимость выстраивать выгодные комбинации за чужой счет уже тогда воспринималась в дипломатических кругах с опаской, а Клайпеда - как «горячая точка в Балтии», как «нервное сплетение, которое может парализовать всю нервную систему Балтии» (с. 64). Весной 1939 года, забрав Клайпеду с вынужденного согласия Каунаса (столица Литвы в то время), Берлин вышел на оперативный простор в регионе для дипломатического и эвентуального военного воздействия на Латвию и Эстонию.

Британскому близок американский сюжет. Любопытны американские оценки положения в Европе, которые латыши почерпнули из бесед с послом США в СССР У.Буллитом. Американцы в 1936 году сравнивали ситуацию в Европе с ситуацией 1908 года, считая, что Европа неумолимо приближается к «новой войне» (с. 123). Американцы всячески подчеркивали дистанцию от европейских дел и даже были готовы к финансовым потерям, имея в виду свои инвестиции в Германии. Объем американских инвестиций в экономику Германии заметно поспособствовал созданию за шесть лет (со времени прихода Гитлера к власти в 1933 г.) самой мощной в Европе военной промышленности и выстраиванию боеспособной армии.

Ситуация в СССР. В донесениях латвийских дипломатов из Москвы содержатся оценки внутриполитической ситуации, сложившейся в Советском Союзе в 1936-1937 годах, которая зачастую ассоциируется с событиями, вошедшими в историю как массовые политические репрессии. Латвийские дипломаты ищут свои объяснения репрессиям, не довольствуясь официальными версиями, в качестве которых фигурируют саботаж, вредительство и влияние иностранных факторов (германского, японского, польского, итальянского, финляндского, румынского и др.).

Латвийские представители, подчеркивая, что их мнение разделяют и посланники Эстонии и Литвы в Москве, считают глубинной причиной напряженности в СССР продовольственный вопрос, то есть отмечают нехватку продуктов питания, прежде всего хлеба, и низкие темпы экономического развития, главным образом промышленного. Они приводят цифры засеянных площадей сельхозземли, которые оказываются в десять раз меньше запланированного. Низкие темпы производства они связывают с отсутствием достаточного числа квалифицированных рабочих. Оперируют цифрами о том, что основную массу промышленных рабочих составляют бывшие крестьяне, от которых трудно ожидать роста производительности труда и даже просто соответствия трудовым нормативам.

С другой стороны, по оценке латышей, массовый переход крестьянства в город и в рабочий класс привел к снижению трудовых ресурсов в деревне, что может служить отчасти объяснением того, что проявилось падение производства сельхозпродукции (с. 211).

По их мнению, перечисленные трудности стали следствием не просчитанных процессов в народном хозяйстве и неквалифицированного управления в низовых партийных организациях, поскольку парт-работники не получали специального управленческого или экономического образования. Борьбу с троцкизмом латвийские представители воспринимали как отстранение от власти тех, кто был близок к Германии (с. 186).

Латвийские дипломаты фиксируют критику в советской печати руководящих партийных и советских работников Украинской и Белорусской ССР. При этом в Ригу докладывалось о том, что все это не только «трескотня» партийной прессы: «На Украине влияние русских не чувствуется: ощущается даже известное настроение против великороссов» (с. 223). Латыши полагали, что так называемые «чистки» - это часть подготовки к выборам в Верховный Совет 12 декабря 1937 года, отмечая, что выборы - не формальный акт, а вопрос престижа и жизни партии (с. 324, 329). Отдают должное политическому руководству СССР, которое, несмотря на имевшиеся внутренние и внешние проблемы, пошло на проведение выборов. Резюмируют, что «чистки» и проведение выборов в Верховный Совет ознаменовали переход к государственному социализму.

Язык описания СССР. В настоящее время довольно часто можно встретить в научной и публицистической литературе термин «тоталитаризм», который применяется как главная характеристика государственных и общественных отношений в СССР. В то же время донесения латвийских дипломатов, отражающие в том числе восприятие в целом дипкорпуса в Москве, однозначно свидетельствуют, что в режиме реального времени в ту эпоху тезис о якобы тоталитарном характере СССР не имел хождения. Даже на пике массовых репрессий в СССР латыши не обращались для характеристики советского строя к теории тоталитаризма, которая, как известно, имеет итальянские корни и служила для обоснования фашизма в Италии и Германии⁵.

В западной философии теория тоталитаризма признается ее составной частью. Следовательно, и теоретически, и практически тоталитаризм не имел прямого отношения к жизни СССР. Привязку тоталитаризма к советскому строю отдельные британские исследователи (например, М.Манн) увязывают с изучением истории СССР в США, где одно из направлений именуется «тоталитарным», которому противостоит «ревизионистская» школа исследования советской действительности⁶.

Сюжет международной безопасности. В латвийских донесениях фактически не содержится предложений по общеевропейской стабильности, видения своего рода гармонии межгосударственных отношений в Европе. Преобладают поиски вариантов обеспечения интересов сугубо прибалтийских стран. Любопытно заключение о возможном союзе СССР, Великобритании и США: союз выводится не из европейских дел, а из стремления Запада противостоять японской экспансии в Китае и в целом на Дальнем Востоке (с. 77).

Вызывает интерес оценка Антикоминтерновского пакта*. (*Антикоминтерновский пакт, имевший официальной целью борьбу с распространением коммунизма, подписан в 1936 г. между Германией и Японией, в 1937 г. к нему присоединилась Италия, в 1939 г. - Венгрия, правительство Франко, в 1941 г. после продления срока действия пакта - Финляндия, Румыния, Болгария. Турция имела статус наблюдателя.) Так, в латвийских донесениях прогнозируется, что «цели этих трех стран [Германии, Японии, Италии] намного шире и выходят на новый передел мира» (с. 344). Латвийские представители обращают внимание на восприятие Антикоминтерновского пакта в британских СМИ: «События ясно показывают, что миру сейчас особенно угрожают сплоченные противники коммунизма» (с. 345). Более чем актуально звучат следующие латвийские оценки: «Новый блок [Антикоминтерновский пакт], думается, попытается ее [Россию] изолировать, то есть снизить ее воздействие и значимость в решении мировых политических вопросов. Трудно, однако, допустить, чтобы Россия могла бы удовлетвориться только пассивной ролью… и без сопротивления позволила бы себя отставить на второй план» (с. 346).

Можно задаться вопросом: в какой степени донесения латвийских дипломатических представителей из Москвы в 30-х годах ХХ столетия могут рассматриваться как отражение настроений и оценок в целом стран Прибалтики в тот период? Можно ответить, что Латвия не выделялась среди Литвы и Эстонии особой позицией ни по международным, ни по региональным вопросам в то время. Более того, страны Балтии стремились в определенной степени к взаимной координации. Так, латвийские дипломатические представители в Москве в своих донесениях в Ригу отмечают, что регулярно встречаются со своими прибалтийскими коллегами в формате представителей трех государств и обстоятельно обсуждают актуальные вопросы взаимного интереса.

Следовательно, существуют веские основания считать, что изложенные выше оценки и соображения имели общеприбалтийский контекст. Другими словами, уместно констатировать, что политика стран Балтии в период между Первой и Второй мировыми войнами на советском/российском направлении полярно отличалась от политики этих стран в настоящее время. Отсюда обоснованно заключить, что сегодняшняя русофобия внутренней и внешней политики Латвии, Литвы, Эстонии не является объективным фактором двусторонних российско-прибалтийских отношений, а представляет собой субъективное действие нынешних прибалтийских правителей.

В целом межвоенный период независимости стран Прибалтики, почти равный периоду текущей независимости, показывает, что нынешней прибалтийской русофобии и отказу от суверенитета в пользу военного блока была и есть разумная и выгодная альтернатива: корректное соседство, нейтралитет и сотрудничество. Другой вывод состоит в том, что исполнение в настоящее время роли государств «антироссийского фронтира» не является исконной, «генетической» особенностью стран Прибалтики (особенно Литвы), а вызвано интерпретациями последующих исторических событий. Более того, во многом привнесено извне - «титульными» эмигрантами, бежавшими на Запад под ударами Красной армии в 1944-1945 годах, а также генераторами напряженности на границах с Россией в военно-политических кругах ключевых стран НАТО.

Внимательное ознакомление с латвийскими дипломатическими документами наводит на мысль о целесообразности проведения комплексного исследования для сравнения Латвии сегодняшней и Латвии образца 1918-1940 годов. В частности, анализ мог бы уточнить ответ на вопрос: в какой степени обоснованно можно говорить об исторической преемственности латвийской государственности?

В завершение хотелось бы отметить высокий уровень подготовки научно-справочного аппарата книги: насыщенные информацией биографические очерки, посвященные авторам и адресатам дипломатической переписки; краткие, но емкие справки на упоминаемых лиц; постраничные комментарии; ссылки на отмеченные в документах события, организации, международные договоры. С одной стороны, все это позволяет рельефно реконструировать исторический контекст событий 1935-1937 годов в СССР и на международной арене, а с другой - дает возможность глубже понять описываемый период и содержит дополнительный материал для постижения отношения латвийских дипломатов к происходившим процессам.

В качестве резюме следует констатировать, что подготовленная Н.Н.Кабановым и В.В.Симиндеем книга «Миссия в Москве. Донесения латвийских дипломатов из СССР. 1935-1937 гг.», без сомнения, расширяет для российской и прибалтийской общественности возможности получать объективный взгляд на историю межгосударственных отношений России и стран Прибалтики в период между мировыми войнами.

¹См.: Конституция Латвийской Республики (по-латышски - Latvijas Republikas Satversme) // http://www.saeima.lv/lv/likumdosana/satversme

 ²http://www.un.org/ru/member-states/

 ³Детальный разбор этих утверждений приведен в работе: Дюков А.Р. «Пакт Молотова - Риббентропа» в вопросах и ответах / Фонд «Историческая память». М., 2009.

 ⁴См.: Симиндей В.В., Кабанов Н.Н. Заключая «пакт Мунтерса - Риббентропа»: архивные находки по проблематике германско-прибалтийских отношений в 1939 г. // Журнал российских и восточноевропейских исторических исследований. 2017. №1 (8). С. 178-209.

 ⁵Тоталитаризм (от лат. totalitas - цельность, полнота). В политический оборот термин «тоталитаризм» ввел в 20-х гг. ХХ столетия итальянский деятель Б.Муссолини для характеристики руководимого им движения и режима. Подробнее см.: Современная западная философия. Словарь. М.: Издательство политической литературы, 1991. С. 303-305.

 ⁶Манн М. Темная сторона демократии. Фонд «Историческая память». М., 2016. С. 563-564.