ENGLISHИстория в рабстве у политики
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА практична до цинизма. Путем перелицовки неоднозначных страниц истории под необходимые тому или иному государству параметры она решает актуальные политические задачи как внутри страны, так и на международном уровне.
Задачи эти весьма серьезны. На международном уровне - обоснование финансовых и территориальных претензий одной страны к другой, формирование негативного имиджа страны-оппонента. На внутреннем - легитимизация и делегитимизация правящих режимов, формирование национальных идентичностей с заранее заданными политическими характеристиками или их разложение.
Первые требования выплаты финансовых компенсаций уже имели место. В конце 2004 года после выхода в свет "Белой книги об ущербе, нанесенном народу Эстонии оккупациями", эстонские политики заявили о возможности выдвижения к России финансовых претензий на общую сумму в 17,5 млрд. долларов. В мае
2005 года Сейм Латвии принял постановление, предполагающее требование денежной компенсации со стороны России - за "оккупацию", "депортацию населения" и т.д. Председатель Комиссии по международным делам Сейма Латвии А.Кирштейнс уточнил: "Сумма претензий к России колеблется в пределах от 60 до 100 млрд. долларов". Сеймом Литвы принята резолюция о необходимости выплаты Россией компенсаций на сумму в 20 млрд. долларов. Время от времени мы слышим заявления о возможных финансовых претензиях к России со стороны Польши и Украины, отдельных польских и финских граждан.
Территориальные претензии Японии на принадлежащие России Курильские острова давно стали притчей во языцех. В конце ноября 2009 года официальный Токио сыграл на обострение: правительство Японии заявило о "незаконной оккупации" Россией "исконно японских" южнокурильских островов. Гораздо менее известно, что под вопрос могут быть поставлены нынешние границы Украины, Литвы и Белоруссии - как якобы полученные в результате "преступного" советско-германского договора о ненападении 1939 года. Заявления о подобной возможности уже неоднократно звучали как в Румынии, так и Польше1. А в июне 2009 года польский министр иностранных дел Радослав Сикорский заявил в эфире польского телевидения, что Польша якобы не оккупировала Вильнюсский край в межвоенное время.
Формирование негативного имиджа страны-оппонента - задача скорее подсобная. Таким образом пытаются изолировать страну на международной арене, создать почву для дальнейшего предъявления практических претензий. За примерами ходить далеко не надо: в результате активной деятельности восточноевропейских политиков и пропагандистов уже сегодня Россия воспринимается в мире как "страшный монстр", во время оно захвативший Прибалтийские республики, Украину, Польшу и устроивший там "безжалостный геноцид". Все чаще и чаще Советский Союз рассматривается западными журналистами и политиками как аналог нацистской Германии; затем этот образ проецируется на современную Россию, от которой требуют "платить и каяться", которую подозревают во всех смертных грехах.
Во внутренней политике, как мы уже упоминали, история используется для создания новых национальных идентичностей, разрушения идентичностей уже сложившихся и подрыва государственной легитимности. В начале 90-х годов прошлого века рассказы об ужасах "советской оккупации" появились для создания в Прибалтийских республиках однозначно прозападных и антироссийских национальных идентичностей. Оборотной стороной этого успешно реализованного проекта стала узаконенная дискриминация русских "неграждан" в Латвии и Эстонии. На основании концепции "советской оккупации" в начале 1990-х годов было принято решение, что гражданство предоставляется не всем жителям Латвии и Эстонии, а только тем, кто является потомками граждан довоенных республик. "Неграждане" были отстранены от процесса приватизации, лишены целого ряда политических прав, ограничены в выборе профессий. Так, путем перелицовки истории была создана идеологическая основа для существования в Европе этнократических режимов, не отвечающих элементарным европейским стандартам в области прав человека и национальных меньшинств2. Сегодня по этому пути идет Украина, власти которой формируют негативную национальную идентичность на противопоставлении России, с давних пор якобы пытавшейся поработить и уничтожить украинский народ.
Опасность использования перелицовки истории для разложения уже существующих идентичностей и подрыва государственной легитимности была наглядно продемонстрирована еще во время перестройки в СССР. Распад Советского Союза начался в том числе с радикального переписывания истории. Французский историк Мария Феррети впоследствии четко определила цели, преследовавшиеся в те годы "либеральной общественностью" в исторической науке: переоценка исторических альтернатив имела своей целью "сломать хребет старой официальной истории, используемой в качестве основного инструмента для подтверждения легитимности власти"3.
Разумеется, история с давних пор использовалась в политических целях. Однако только в последние 15 лет это использование было инструментализировано, структурировано и поставлено на поток.
Историко-политическая мобилизация
ПОСЛЕ РАСПАДА СССР в странах Восточной Европы было создано значительное количество эффективно действующих исторических структур. Поиск исторической правды мало интересует сотрудников этих учреждений; их основные усилия направлены на политически мотивированную перелицовку истории, на обоснование спущенной "сверху" трактовки прошлого.
В Польше решением парламента от 19 декабря 1998 года создан Институт национальной памяти (ИНП). К настоящему времени отделения ИНП действуют в 11 крупных городах Польши, общее число сотрудников составляет более 1200 человек. Руководит ИНП председатель, которого по рекомендации коллегии при институте на пять лет выбирает Сейм, а затем утверждает Сенат.
Согласно официальной формулировке, институт осуществляет "сбор документов органов госбезопасности, накопленных за период
с 22 июля 1944 года по 31 декабря 1989 года, расследование нацистских и коммунистических преступлений, а также проведение общеобразовательной деятельности". Однако де-факто ИНП приобрел свойства, весьма нехарактерные для научно-исследовательского учреждения.
Институт инициирует судебные дела, обвиняя людей в сотрудничестве с "коммунистическими спецслужбами", сотрудники ИНП выступают в качестве обвинителей на судебных процессах. В итоге, как отмечают наблюдатели, Институт национальной памяти из научного учреждения превратился в своеобразную "политическую полицию".
В ряде случаев польский ИНП распространяет заведомо ложную информацию.
В августе 2009 года в СМИ появилось следующее сообщение:
"Варшавский Институт национальной памяти более чем в три раза снизил оценку числа поляков, сосланных в Сибирь после 1939 года. Ранее жертвами советской власти считался миллион человек, теперь польская организация, занимающаяся расследованием преступлений против народа, говорит о 320 тысячах сосланных". На первый взгляд это сообщение свидетельствует о честности ИНП. Однако на самом деле еще в 1998 году российское общество "Мемориал" при поддержке польской стороны выпустило очень содержательный сборник
"Репрессии против поляков и польских граждан", в котором на основе документов из российских архивов было доказано, что численность депортированных составляла примерно 320 тыс. человек. Таким образом, более десяти лет польский ИНП в политических целях распространял заведомую ложь о "миллионе депортированных". И только в 2009 году от этой лжи было решено отказаться.
В Литве пошли по тому же пути, что и в Польше. В Вильнюсе активную публикаторскую и выставочную деятельность ведет так называемый Центр геноцида и резистенции, созданный в начале 1990-х годов. Юридически центр является департаментом при кабинете министров страны, а директор его утверждается Сеймом по представлению премьер-министра страны. Точно так же, как и в польском Институте национальной памяти, в составе литовского центра функционирует департамент специальных расследований.
В Латвии в 1998 году была создана Комиссия историков при президенте страны. Ключевыми задачами данной структуры являются обеспечение официальных лиц тезисами для "оккупационной" риторики и презентация на международной арене тематики "преступлений против человечества в Латвии в период советской и нацистской оккупаций (1940-1991 гг.)", при этом акцент делается на "преступления советского тоталитаризма".
Одновременно в Латвии действует правительственная Комиссия "по установлению числа жертв тоталитарного коммунистического оккупационного режима СССР и мест их массового захоронения, обобщению информации о репрессиях и массовых депортациях и подсчету причиненного Латвийскому государству и его жителям ущерба" (с сентября 2009 г. действует на общественных началах в связи с бюджетно-финансовым кризисом). Комиссия готовит обоснования для официального выдвижения финансовых претензий к России.
Система историко-политических учреждений в Эстонии практически аналогична латвийской. В 1993 году парламент Эстонии создал государственную комиссию по расследованию репрессивной политики оккупационных сил, перед которой была поставлена задача подготовить "Белую книгу о потерях, нанесенных народу Эстонии оккупациями". "Белая книга" была издана в 2003 году и послужила основой для масштабной антироссийской пропагандистской кампании, а также для требований к России "возместить ущерб, нанесенный оккупацией".
Неторопливость, с которой комиссия парламента готовила "Белую книгу", по всей видимости, стала причиной создания еще одной комиссии - Эстонской международной комиссии по расследованию преступлений против человечности при президенте республики. После завершения ее деятельности в начале 2009 года появилась информация о возможности создания на ее основе эстонского Института национальной памяти.
На Украине создание структур исторической политики началось позднее, чем в Польше и Прибалтике. Одной из первых стала Правительственная комиссия по изучению деятельности ОУН и УПА, созданная в 1997 году. Опубликованные в 2000 и 2005 годах выводы рабочей группы историков при комиссии практически полностью реабилитировали ОУН - УПА, создав тем самым историческое обоснование для концепции "советской оккупации Украины".
Во Львове действует Центр исследований освободительного движения - структура, ведущая активную публикаторскую и выставочную деятельность, направленную на реабилитацию ОУН и УПА.
Практически завершена на Украине перелицовка истории голода 1932-1933 годов. Реальная трагедия, затронувшая многие народы бывшего СССР, переписана в примитивном националистическом духе. Оказывается, голод 1932-1933 годов был спровоцирован коммунистическими властями исключительно для уничтожения украинцев и является актом геноцида, ответственность за который должна нести правопреемница СССР - Россия. Эту концепцию украинский МИД активно продвигает на международной арене, значительно завышая при этом количество жертв "голодомора". Историческое обоснование для таких претензий готовит масштабный проект "Уроки истории: Голодомор 1932-1933 гг.", финансируемый международным фондом "Украина-3000" супруги президента Катерины Ющенко.
Не обошлось на Украине и без создания ИНП по образцу польского, соответствующий указ в 2005 году был подписан Президентом В.Ющенко. Деятельность этого института началась летом 2007 года
с требования к России выплатить масштабные финансовые компенсации "за геноцид". Характерно, что недавно украинский ИНП публично заявил о невозможности сотрудничества с российскими историками по идеологическим причинам. Недовольство руководства украинского ИНП вызвал тот факт, что российские ученые рассматривают голод 1930-х годов как общую трагедию, а не трагедию исключительно украинского народа.
В начале 2008 года при Службе безопасности Украины была создана Комиссия историков, основной задачей которой стало обеление образа ОУН и УПА. Этой структурой, в частности, была предпринята попытка обосновать "непричастность" украинских националистов к уничтожению евреев в годы Великой Отечественной войны, что вызвало протесты со стороны российских, израильских и украинских ученых.
Помимо перечисленных структур, важную роль в перелицовке истории в политических целях в Восточной Европе играют "музеи оккупации". Это специфическое явление на постсоветском пространстве. Первыми такими музеями обзавелись
Прибалтийские республики, целенаправленно выстраивавшие свои национальные идентичности на противопоставлении СССР/России. Вскоре после "Революции роз" "музей оккупации" появился в Грузии, а летом 2007 года в Киеве начал действовать
"Музей советской оккупации Украины".
Слово "музей" не должно вводить в заблуждение: целью этих структур является не поддерживание исторической памяти во всей ее совокупности, а ее радикальная трансформация в заданном политиками духе. Первыми потребителями этой "новой истории" становятся западные дипломаты и журналисты, которых в "музеи оккупации" водят прямо-таки в обязательном порядке. Вторая категория посетителей "музеев оккупации" - подростки, которые в силу своего возраста не помнят Советского Союза. А когда люди не знают истории, им в голову можно вложить самую невероятную ложь. Этим, собственно говоря, и занимаются "музеи оккупации".
И наконец, нельзя не упомянуть о том, что деятельность специализированных историко-политических структур поддерживается в Восточной Европе всей мощью государственного аппарата. Министерства иностранных дел активно продвигают "обоснованные" историко-политическими структурами концепции на международной арене, парламенты закрепляют их в законодательстве, министерства образования - насаждают в школах и вузах.
Безнадежное сопротивление: академизм против политики
ПОЯВЛЕНИЕ в Восточной Европе специализированных историко-политических структур, стабильно и щедро финансируемых из государственного бюджета, привело к поистине катастрофическим для исторической науки последствиям.
Отныне историк, высказавший мнение, расходящееся с утвержденной государством и "обоснованной" историко-политическими структурами официальной позицией, будет немедленно подвергнут остракизму в СМИ, ославлен "маргиналом" и "агентом враждебных сил".
С обвинениями в его адрес немедленно выступят многочисленные политически ангажированные доктора наук. К нему придут сотрудники местной спецслужбы (Полиции безопасности Эстонии, Службы безопасности Украины или Бюро защиты Конституции Латвии) и посоветуют "исправиться", в противном случае пообещав неприятности на работе. Если же историк будет упорствовать, то может попасть под суд - за отрицание "голодомора" на Украине или "клевету" на "лесных братьев" в Литве. Те же, кто не проявит подобной принципиальности, напротив, получат преференции: финансовые гранты, доступ к СМИ, должности в историко-политических или академических структурах.
Это - внутри страны. В работе с зарубежными историками, как правило, используется не кнут, а пряник. Высказавшего "нужную" позицию прикармливают грантами и награждают орденами, его приглашают на конференции и зовут читать лекции в местных университетах. Но и кнут тоже остается в руках: "неудобного" историка всегда можно назвать фальсификатором, выполняющим политический заказ. И это сделают те, чья собственная политическая ангажированность не вызывает ни малейшего сомнения!
Историческая наука давно выработала механизмы борьбы с политизацией истории. Хорошо известно, что историк всегда субъективен, национальные и политические пристрастия оказывают влияние на выбор темы исследования, отбор и изложение материала. Не менее хорошо известно, что историками выработаны механизмы борьбы с собственной субъективностью: необходимость изложения альтернативных точек зрения, внимание к профессиональной критике, опора на достоверные источники.
Однако в politicae historicae mundus, мире исторической политики, этих механизмов оказалось абсолютно недостаточно. Пространство дискуссии, столь необходимое для историков, разрушается. Критика не учитывается, а шельмуется. Альтернативные мнения отбрасываются. В ход идут вырванные из контекста, а то и вовсе сфальсифицированные источники. Во главу угла ставится не научность, а политическая целесообразность.
В результате восточноевропейские национальные историографии приобретают все более и более неадекватный характер. "Базовыми" становятся концепции, не выдерживающие элементарной научной критики: "голодомора-геноцида" на Украине, "советского геноцида" в Эстонии, Латвии и Литве, "советской оккупации" во всей Восточной Европе.
Однако внешне все выглядит достойно и академично. Неудивительно, что в странах, где историко-политические структуры отсутствуют, сложившуюся ситуацию просто не осознают. Ученому-историку из Германии, Франции или Канады трудно поверить, что увенчанный степенями и званиями собеседник из Риги, Варшавы или Киева менее всего заботится об исторической правде. Историку из "старой" Европы трудно представить, что его восточноевропейский коллега может пустить в ход откровенно сфальсифицированный источник - и потому это делается с легкостью.
К тому же историки исследованию актуализировавшихся сюжетов обычно предпочитают уютные башни из слоновой кости. Результат предельно печален: разоблачать закамуфлированные под научные исследования пропагандистскую ложь и полуправду практически некому, тем более что дело это весьма и весьма трудоемкое, требующее кропотливой архивной работы.
Так неадекватные исторические концепции из национальной историографии стран Восточной Европы проникают в международную историографию. "Подтвержденные" авторитетом европейской исторической науки, они затем используются во внутри- и внешнеполитических целях еще более эффективно.
Россия в поисках исторической политики
СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ОСОБЕННОСТЬ деятельности восточноевропейских историко-политических структур заключается в том, что деятельность эта направлена по большей части против России. Да, внутри страны при помощи исторической политики могут решаться частные задачи, никак с Россией не связанные, да, могут иногда вспыхивать "исторические противоречия" между восточноевропейскими странами, но при всем этом основным объектом исторической политики неизменно остается Россия.
Причина этого достаточно проста. После распада СССР перед руководством бывших советских республик и стран Варшавского блока встала задача построения национальных идентичностей. Для Прибалтийских стран и Украины необходимость формирования национальных идентичностей была более острой, для обладавших долгой национальной историей стран Восточной и Центральной Европы - менее*. (*Следует заметить, что процесс формирования новых национальных идентичностей шел не синхронно. Так, например, к началу нового века национальные идентичности Прибалтийских стран были уже сформированы, тогда как на Украине в настоящее время строительство новой идентичности в самом разгаре.) Однако и для первых, и для вторых "Другим", за счет которого формировалась новая национальная идентичность, стал СССР и его правопреемница (точнее - государство-продолжатель) Россия.
Формированием внутренних идентичностей дело не ограничилось. Принятие Польши и Прибалтийских стран в НАТО и
ЕС вывело политизацию истории на новый виток. Руководство европейских новобранцев начало использовать авторитет общеевропейских структур для реализации своих "исторических" претензий к России. С этого момента проблемы истории стали непрекращающейся головной болью российского МИД. Вслед за прибалтами и поляками по пути выведения претензий к России на международный уровень пошло "оранжевое" руководство Украины. Концепция "голодомора" как якобы осуществлявшегося Кремлем преднамеренного геноцида украинцев более чем активно продвигается украинскими дипломатами.
В процессе формирования новых национальных идентичностей и агрессивной исторической политики Россия оказалась страдательной стороной. Вопросам национальной идентичности наше руководство внимания не уделяло, а протесты российского МИД против шедших в Прибалтике процессов героизации местных эсэсовцев носили ситуативный характер. Только после того как во второй половине 2000-х годов "исторические" претензии к России были выведены на международный уровень, в Москве начались поиски ответа на этот внезапно возникший вызов.
И вот тут-то выяснилось, что на научном уровне давать ответ восточноевропейским историко-политическим структурам практически некому. Причин тому было несколько.
Во-первых, в советское время исследования по истории союзных республик велись в соответствующих республиканских академиях наук. Поэтому после распада СССР в России практически не оказалось специалистов, которые могли бы вести исследования новейшей истории Прибалтики или Украины. Итог оказался печальный - в России почти не знали истории обществ, с которыми граничим, а радикальное переписывание истории со стороны политически ангажированных восточноевропейских историков практически не встречало отточенной на фактах критики с российской стороны.
Во-вторых, последовавшие после распада СССР проблемы с финансированием науки привели к созданию порочного круга. Государство платило историкам мало; в ответ историки вместо исследования актуальных исторических сюжетов занимались исследованием того, что им лично было интересно. Однако свято место пусто не бывает. В результате сложилась практика, согласно которой деятельность исторических институтов осуществляется преимущественно за счет грантов страны изучения. Историки, исследующие историю советско-польских отношений, существуют за счет польских грантов, исследующие литовскую историю - за счет литовских и т.д. При этом они зачастую далеко выходят за рамки элементарной научной порядочности, участвуя в откровенно пропагандистских кампаниях. Так, например, сотрудница Института всеобщей истории РАН Н.С.Лебедева не только приняла участие в наполненном фальшивками и откровенной ложью латвийском псевдоисторическом фильме "The Soviet Story", но и до сих пор уверена в правильности своих действий4.
Разумеется, мотивация людей, подобных Н.С.Лебедевой, не сводится исключительно к материальному. Мы уже упоминали про неизбежный субъективизм историков, который может оказаться сильнее научной добросовестности. Российские историки, разумеется, не обладают иммунитетом против подобной "болезни". Слишком многие российские ученые после распада Советского Союза построили свою научную карьеру на обличении "дьявольской политики Сталина". Их деятельность имела серьезный позитивный смысл: к настоящему времени мы обладаем адекватной и хорошо документированной историей советских репрессий. Однако отечественная история ХХ века репрессиями не исчерпывается. Приходит время для осознания нашего недавнего прошлого во всем его многообразии, не забывая ни побед, ни потерь, ни подвигов, ни преступлений. И вот на это исследователи "дьявольской политики Сталина" оказываются неспособными. Более того, по субъективным причинам они скорее сочувствуют обличающим "советскую оккупацию" квазиисторикам, чем их оппонентам.
Наконец, в-третьих, российские академические исторические институты оказались бессильны против агрессивной деятельности восточноевропейских историко-политических структур именно потому, что они академичны и не способны оперативно реагировать на факты откровенной фальсификации.
В этих условиях задачу противодействия восточноевропейским историко-политическим структурам взяли на себя российские общественные организации (НПО), наиболее активной и системной из которых стал действующий с 2008 года фонд "Историческая память", возглавляемый автором этой статьи. Однако, поскольку хвалить самого себя как-то неудобно, о деятельности фонда мы рассказывать не будем, те, кто интересуется, могут ознакомиться с ней на сайте historyfoundation.ru.
Деятельность российских общественных организаций, несмотря на относительную успешность, носит не регулярный, а скорее партизанский характер. "Бог на стороне больших батальонов"; несоизмеримость ресурсов российских исторических НПО и восточноевропейских историко-политических структур предопределяет исход их противостояния.
В 2009 году неудовлетворительность создавшегося положения была осознана в Кремле. 19 мая 2009 года Президент России
Дмитрий Медведев подписал указ о создании Комиссии по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России. Это вызвавшее неоднозначную реакцию в обществе решение, безусловно, имело очень сильную рациональную составляющую. Комиссия должна была стать органом, координирующим работу российских академических институтов, государственных и ведомственных архивных учреждений, исторических НПО. Также задачей комиссии должна была стать поддержка исторических исследований и рассекречивания архивных документов.
Появление комиссии позволило четко обозначить позицию российской власти по проблеме конъюнктурного искажения истории, ввело тематику "исторической политики" в центр общественного и научного внимания. Под грифом комиссии вышел ряд ценных научных работ по острым вопросам российской и восточноевропейской истории. Вместе с тем приходится с сожалением констатировать, что действенным координирующим органом в области "исторической политики" комиссия так и не стала. Ее работа так и не приобрела системного характера, оставшись на уровне отдельных кампаний.
Не может не вызывать опасения и готовность некоторых академических структур "вытянуться в струнку" перед комиссией, предоставляя ей не выверенные исторические исследования, а слепленные на скорую руку "исторические" поделки в худшем стиле советского агитпропа. Поделки, начинающиеся с взятого из "Советского энциклопедического словаря" 1937 года определения фашизма и заканчивающиеся пафосной фразой о том, что "долг русского народа в XXI веке - не дать миру покончить с собой". Подобное лекарство - опаснее болезни.
По-прежнему не решены вопросы финансирования актуальных исторических исследований, издания и перевода научных трудов. Дело доходит до абсурда: исследования по ключевым направлениям российской и восточноевропейской истории ученым приходится проводить за свой счет. Например, лучший российский специалист по голоду 1930-х годов доктор исторических наук Виктор Кондрашин вынужден ездить из родной Пензы в Москву работать с архивами за свои деньги, а сроки выхода многотомного издания документов "Голод в СССР", подготавливаемый российскими и зарубежными историками, был отодвинут в результате недостаточного финансирования. На фоне огромных средств, направляемых на пропаганду "голодомора" украинскими властями, подобное российское небрежение выглядит одновременно и абсурдно, и угрожающе.
Историко-политический паритет
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА восточноевропейских государств одновременно угрожает России и способствует стремительной деградации исторической науки. Обе эти проблемы серьезны, обе эти проблемы нужно решать. Но как?
Традиционные академические институты бессильны против историко-политических структур. Следовательно, для противодействия политической перелицовке истории Москве следует создать собственную систему исторической политики. Но не значит ли это, что рыцарь сам превратится в дракона? И как в таком случае решить проблемы, связанные с общей деградацией исторической науки в результате деятельности историко-политических учреждений?
Мы считаем, что существует единое решение для обеих этих проблем. Для его воплощения в жизнь, правда, придется крайне осторожно пройти между Сциллой и Харибдой, но это все-таки лучше, чем морально безупречное ничегонеделание.
Мы должны признать, что историческая политика - негативное явление, катастрофически влияющее на межгосударственные отношения, общественную ситуацию внутри страны и историческую науку. Идеальным вариантом был бы взаимный отказ государств от проведения такой политики и демонтаж историко-политических структур. Однако надеяться на это не приходится: "историческая политика" - как порох, динамит или атомная бомба, ее уже нельзя изобрести назад.
Преодоление "исторической политики" должно произойти по-другому. Сначала - создание историко-политического паритета: восточноевропейским историко-политическим структурам должны противостоять аналогичные по возможностям и уровню финансирования российские историко-политические структуры. Не отдельные партизанские отряды, а регулярные силы.
Затем, когда паритет будет достигнут, начнется постепенное согласование позиций сторон, выявление несомненных фактов, относительно которых нет разногласий, создание поля для научного диалога, в котором непременно должны участвовать историки не только из России и Восточной Европы, но из "старой" Европы и США. И после этого наступит время "разоружения", частичного взаимного демонтажа историко-политических структур, сокращения их до минимально достаточного уровня.
Сегодня перед нами стоит задача первого уровня: создание эффективной российской историко-политической структуры, условно говоря - российского Института национальной памяти. В задачи этой структуры должны входить:
- мониторинг текущего состояния "исторической политики", определение наиболее актуальных направлений исследований;
- проведение исследований по наиболее актуальным темам как исторической, так и политическо-историографической направленности;
- поддержка исторических исследований, проводимых академическими институтами (предоставление возможности публикации, проведение "круглых столов" и т.д.);
- оперативное реагирование на "исторические" претензии со стороны стран-оппонентов, подготовка комментариев для СМИ, участие в международных исторических дискуссиях.
Наличие специализирующейся на проблемах исторической политики структуры позволит:
- создать конкурентную среду при исследовании актуализирующихся исторических тем;
- формировать "повестку дня" для академических институтов;
- активизировать необходимые государству исследования.
Однако эта структура должна иметь принципиальные отличия от восточноевропейских историко-политических систем. Она должна строго оставаться на позициях научности, открытости и готовности к ведению научного диалога с оппонентами. В отличие от восточноевропейских квазиисториков российские исследователи имеют для этого интеллектуальные и моральные возможности. Преступления сталинского режима давно разоблачены, и сегодня
России не нужно ничего иного, кроме исторической правды. В этом - наше преимущество по сравнению со странами Восточной Европы, вынужденными подпирать концепции "геноцида" и "оккупации" откровенной ложью и фальсификациями.
1 См.: Макарчук В.С. Державно-територіальний статус західноукраїнських земель у період Другої світової війни (1939 - 1945 рр.): історико-правове дослідження. Киiв: Aтiка, 2007. Русский перевод монографии профессора Львовского университета МВД Украины д.ю.н. В.С.Макарчука готовится к изданию фондом "Историческая память".
2 Подробнее см.: Современная европейская этнократия: Нарушение прав национальных меньшинств в Эстонии и Латвии. М.: Фонд "Историческая память", 2009.
3 См.: Феррети М. Сталин умер вчера… А действительно ли умер Сталин? //Советская историография. М.: Российский государственный гуманитарный университет, 1996. С. 430-431.
4 Подробный разбор фальсификаций и лжи, содержащихся в фильме "The Soviet Story", дан в кн.: Дюков А.Р. The Soviet Story: Механизм лжи. М.: Фонд "Историческая память", 2008.
