Использование «мягкой силы» как элемента системы реализации геополитических интересов государства

К ризис однополярного мироустройства и необузданное стремление США к сдерживанию России актуализируют необходимость совершенствования системы национальной безопасности, развертывания широкого международного сотрудничества, выстроенного на основе авторитетных позиций нашей страны в мировом сообществе, содействия становлению и активному участию во внеблоковых сетевых альянсах суверенных государств.

Наращивание военной инфраструктуры Североатлантического альянса в непосредственной близости от государственной границы Российской Федерации, активизация подрывной политической деятельности, направленной на подготовку элементов гибридной войны, культивирование русофобских настроений в зарубежных СМИ, инициирование судебных решений о взыскании многомиллионных исков, широкая дискредитация российской культуры и спорта являются, по сути, современными индикаторами геополитического противостояния.

Своевременно организованное совершенствование отечественного оборонного потенциала сделало невозможным разрешение возникающих противоречий путем развязывания в отношении России и ее союзников полномасштабной агрессивной войны. Наличие данного обстоятельства активизировало разработку западными «партнерами» невоенных технологий внешнего влияния на органы власти и население государств-оппонентов с целью изменения их внутренней и внешней политики в интересах прежде всего США, стремящихся к мировой гегемонии.

Поэтому закономерно, что широко используемое в международной политике понятие «мягкая сила» (soft power) сформулировал Джозеф Най (Joseph S.Nye) - один из ведущих американских разработчиков глобальной геополитики. Сущность указанной категории можно представить как привлечение оппонентов на свою сторону на основе формирования привлекательного образа государства посредством продвижения его идеалов и культурных ценностей, используя «власть информации»¹.

Непротиворечивость методов «мягкой силы» принципам взаимности и мирного сосуществования государств, определение ее неограниченных возможностей в веке информационных и когнитивных технологий стали базисом для ее использования в сфере международных отношений ряда ведущих стран.

В качестве методологической основы понятие «мягкая сила» нормативно определено как комплексный инструментарий решения внешнеполитических задач с опорой на возможности гражданского общества, информационно-коммуникационные, гуманитарные и другие альтернативные классической дипломатии методы². Применение «мягкой силы» обеспечивает решение задачи «продвижения своих интересов и подходов путем убеждения и привлечения симпатий к своей стране, основываясь на ее достижениях не только в материальной, но и в духовной культуре и интеллектуальной сфере»³.

Несомненно, что транспарентность применения методов «мягкой силы» при условии обеспечения равного доступа населения к информации способствует дезавуированию и нейтрализации зомбирующего эффекта ряда ангажированных западных СМИ, формированию положительного общественного мнения о действиях России на международной арене.

Углубление международной интеграции на постсоветском пространстве, занятие Россией ряда лидирующих позиций в мировой экономике и последовательное отстаивание национальных интересов на площадках Совета Безопасности ООН, БРИКС, ЕАЭС и т. д., всемирное значение культурных, научных и научно-технических достижений обусловили рост потенциала «мягкой силы» внешней политики Российской Федерации.

Вместе с тем череда публичных разоблачений недружественных действий США в отношении суверенных государств, в том числе и союзников по НАТО (прослушивание телефонных переговоров представителей высшего политического руководства стран Евросоюза, развязывание экономической войны в отношении европейских автопроизводителей, инициирование миграционного кризиса в Европе, умышленное распространение дезинформации и др.), существенно подорвали авторитет и одновременно усилили направленную вовне деструктивную деятельность политического истеблишмента США.

Так, с 2006 года понятие «мягкая сила» как концептуальная основа североамериканской идеологии, потерпев фиаско, приобрело декларативный характер и используется исключительно с целью создания хотя бы временной видимости международной легитимности противоправного вмешательства во внутренние дела суверенных государств. В результате работы комиссии по интеллектуальной власти Центра стратегических и международных исследований США произошла трансформация первичного понятия «мягкая сила» в категорию «власть интеллекта» (smart power), которая предусматривает существенное расширение используемых западными «партнерами» средств и методов: дипломатических, экономических, военных, политических, правовых, культурных, в целях создания обстановки «управляемого хаоса» на территориях оппонирующих суверенных государств. В число основных участников акций включены десуверенизированные государства - проводники внешней политики США, а также концентрирующиеся внутри стран-мишеней общественные организации, политические группы, активисты - провокаторы экстремистских действий.

Таким образом, современное семантическое значение «мягкой силы» во внешней политике США полярно изменилось. При этом принципиально расширенный арсенал средств и методов более соответствует понятию не «мягкой», а «жесткой силы» (hard power) и реализуется для организации кризисов государственных систем с целью их трансформации в нужном направлении - и все это в интересах США.

Практическая реализация указанных методов осуществляется в формах проведения тайных специальных операций; воздействия на информационную политику СМИ, чтобы изменить общественное мнение; также в виде прямого финансирования некоммерческих организаций - иностранных агентов; поддержки (финансовой, информационной, юридической, консульской) крайне правых и крайне левых политических сил; обучения оппозиционных лидеров методам организации массовых беспорядков и дестабилизации политической обстановки; расширения каналов нелегального ввоза оружия; культивирования экстремистских идеологий; провокации роста протестных настроений в обществе.

К признакам применения методов «власти интеллекта» относятся:

1. Возросшая активность радикальной политической оппозиции (внесистемной), зачастую переходящая грань законности.

2. Организация массовых публичных акций (десятки тысяч участников), проведенных по единому сценарию, ранее использованному при дестабилизации обстановки в ряде других стран: установка палаточных городков в общественных местах, проведение «флэш-мобов», автопробегов, выстраивание участников мероприятий вдоль проезжих частей, «сидячей демонстрации», «контрольной прогулки».

3. Консолидация против легитимной власти различных экстремистских движений (зачастую идеологических противников) на основе общей протестной активности.

4. Широкое использование социальной сети Интернет для генерации и распространения идей экстремизма (поиск объединяющего лозунга), вербовки сторонников, формирования протестных сетевых сообществ и непосредственного участия в антиправительственных акциях.

5. Хакерские атаки на информационные ресурсы, в том числе в банковской и жилищно-коммунальной сферах, с целью обрушения кредитно-финансовой системы страны, вызова недовольства и паники населения.

6. Открытая поддержка западными «партнерами» в мировых СМИ действий экстремистов и одновременная дискредитация действий органов власти и управления, направленных на стабилизацию социальной обстановки.

8. Признаки технического противодействия применению государственными органами средств контроля и блокирования социальных сетей и других ресурсов Интернета.

9. Тайное (прямое) финансирование из-за рубежа протестных акций, встречи дипломатических и консульских работников иностранных государств с организаторами массовых беспорядков.

10. Организация в столичном регионе культового места открытого (нередко вооруженного) противостояния протестующих лиц с правоохранительными органами.

Как показывает международный опыт, в данной ситуации несвоевременное и неадекватное принятие мер государственного реагирования усугубляет последствия социального кризиса и не позволяет стабилизировать общественно-политическую ситуацию в стране, направляя ее по наиболее негативному сценарию государственного переворота (Ливия, Сирия, Украина и др.). Возникшее вооруженное противостояние, при котором помимо традиционного оружия применяются и специальные технологии, информационные, технические и глобальные сетевые устройства получило понятие «гибридная война».

Спецификой указанного противостояния является отсутствие очевидного межгосударственного вооруженного конфликта. В качестве цели поражения служит перемена политического режима или устоев государственной политики, доведение атакуемого государства до состояния десуверенизированного, марионеточного, легкоуправляемого агрессивно напавшей страной (группой стран).

Синтезированный термин «гибридная война», как и «мягкая сила» в его современном значении, был впервые использован в США⁴ и трактуется как «использование военных и невоенных инструментов в интегрированной кампании, направленной на достижение внезапности, захват инициативы и получение психологических преимуществ, использующих дипломатические возможности; масштабные и стремительные информационные, электронные и кибероперации; прикрытие и сокрытие военных и разведывательных действий в сочетании с экономическим давлением»⁵.

Таким образом, враждебная сторона нападает на регулярную армию и (или) на государственные структуры противника, осуществляя неявные, тайные, однако типичные военные действия. Атака происходит за счет сепаратистов и местных мятежников, которых поддерживают финансами и оружием из-за рубежа и определенными внутренними структурами: организованной преступностью, псевдорелигиозными и националистическими организациями, олигархами.

Тактика «гибридной войны» приводит к изменению сознания населения атакованного государства, экспертных суждений высших должностных лиц, ответственных за принятие ключевых решений, посредством внушения определенных теорий, привития ценностных позиций, которые мотивируют их совершать определенные действия в интересах государства-агрессора (группы государств).

Классическим примером реализации сценария «гибридной войны» является «арабская весна» 2010 года, характеризующаяся региональной концентрацией совершенных в короткий временной период государственных переворотов в Ливии, Йемене, Тунисе, Египте. Это дает основания предполагать наличие доминирующего внешнего воздействия на политические процессы в указанных странах. В результате государственных переворотов власть перешла к исламистам, что послужило поводом для постоянного присутствия в регионе военных сил стран НАТО. В качестве основных причин спровоцированного социального кризиса следует отметить стремление к завладению значительными запасами нефти и газа Ближнего Востока.

В марте 2011 года в Сирии радикалами исламистской группировки «Братья-мусульмане», признанной в России террористической организацией, в городе Дераа были организованы протесты с призывами свергнуть Президента Б.Асада. В апреле 2011 года в городах Дамаске, Алеппо и Дераа произошли массовые беспорядки и вооруженные столкновения с полицией, в ходе которых погибли 112 человек. В июле 2011 года дезертиры из Сирийской арабской армии сформировали Свободную сирийскую армию (ССА). В Турции из политических эмигрантов создан Сирийский национальный совет, куда вошли «Братья-мусульмане». В 2012 году США признали Национальную коалицию оппозиции легитимным представителем населения Сирии. В 2013 году в стране создана база террористической группировки «Исламское государство» (ИГ), провозгласившей идеологию создания халифата, в том числе на территории Средней Азии и Закавказья.

С октября 2015 года по просьбе Президента Сирии Б.Асада Военно-космические силы Российской Федерации осуществляют воздушную поддержку правительственных войск в боевых действиях против ИГ и других террористических организаций. Через месяц террористами ИГ осуществлена серия террористических актов во Франции, повлекших массовую гибель европейцев. Последовавшая российская инициатива о создании широкой антитеррористической коалиции против ИГ встречена ультиматумом США об уходе с политической арены Президента Сирии как условием быстрого прекращения существования указанной террористической организации. Россия неоднократно указывала на неприемлемость использования терроризма в качестве инструмента международной политики.

Последовательная международная политика и лидирующие позиции Российской Федерации в составе международных и межгосударственных союзов; легитимность внешнеполитического курса, надежное экономическое партнерство; непрерывное совершенствование военной инфраструктуры и деятельности органов обеспечения государственной и общественной безопасности позволяют обеспечить эффективность работы государственных институтов и стабильную общественно-политическую ситуацию в стране.

Следует признать, что данное обстоятельство является базовым в условиях продолжения действий секторальных санкций, активизации подрывной деятельности западных спецслужб, приближения к государственной границе военной инфраструктуры НАТО и создания «пояса враждебности» из государств, находящихся под внешним управлением США, культивирования терроризма на территориях «управляемого хаоса».

Реализуемая Россией политика «мягкой силы» в ее классическом понимании, закрепленная в Концепции внешней политики Российской Федерации, несомненно, должна быть продолжена. Она поддерживается населением страны, нашими соотечественниками за рубежом, а также дружески настроенными иностранными гражданами и определяет перспективный тренд развития мирового сообщества.

 ¹Nye J. Bound to Lead: The Changing Nature of American Power. New York: Basic Books, 1990.

 ²Концепция внешней политики Российской Федерации. Утверждена Президентом Российской Федерации 12.02.2013 // www.consultant.ru (дата обращения: 30.04.2016).

 ³Выступление Президента Российской Федерации В.В.Путина на Совещании послов и постоянных представителей России. Москва. 09.07.2012.

 ⁴Defense Technical Information Center // URL: http://www. dtic.mil (дата обращения: 18.05.2016).

 ⁵Справочник «Military Balance» // URL: http://www.iiss.org (дата обращения: 20.05.2016).