ENGLISHЛондон, как известно, умеет праздновать большие даты. На Темзе знают, как лучше всего приподнять значение той или иной календарной вехи на пути мировой, особенно западной, цивилизации. Приход третьего тысячелетия от Рождества Христова нигде, пожалуй, не был отмечен так ярко, как в британской столице. Фейерверк над «чертовым колесом», построенным в честь наступления новой эры, озарил не только сердце Англии с его нулевым Гринвичским меридианом, но и весь мир. Прошло три года, и 50-летие коронации Елизаветы II, отмеченное массовым плаванием прогулочных судов, катеров и лодок по Темзе вслед за яхтой Ее Величества, с огромным успехом транслировалось по всей планете.
И будни, и праздники стали с тех пор иными
Возможно, та годовщина, о которой пойдет речь на сей раз, станет более скромной по своему общественному резонансу. Но она тоже поучительна.
Исследователи послевоенной истории и культуры Запада считают, что к середине 1960-х завершилась эпоха излишних ограничений и запретов в контактах между поколениями, способах их «социального самовыражения». Изжили себя некоторые сословные границы. Обесценились предельно допустимые планки духовного, этического и эстетического порядка в быту, стиле общения, потребительском спросе, моде, легкой музыке. В русле терпимого доселе отношения к официозу, ханжеству, ложной вежливости, лицемерию и взаимному дистанцированию между людьми сверкнула искра несогласия. Оно-то и взломало образ жизни молодежи, да и не только ее, по обе стороны Атлантики. Иными стали вкусы и привычки миллионов людей.
Переломное пятилетие (1966-1970 гг.) и впрямь наполнилось далекоидущими поведенческими сдвигами. Они часто превращали в бунтаря даже того, кому была уготована участь мещанина. Широкие психологические перемены перешагнули рубеж между Западом и Востоком. Более того, они по сей день оказывают сильное, хотя и не до конца осознанное, влияние на то, как мы живем. Во многих странах изменился за последние полвека климат человеческого общения. Упростился неписаный «протокол» наших быстротекущих дней, будь то рабочих или выходных.
Встретившись на Темзе с инициаторами юбилейных акций в честь 50-летия «культурного взрыва», я лучше понял его значение и записал слова одного из этих подвижников - Мартина Рота. Возглавляя дирекцию весьма престижного хранилища искусства - лондонского Музея Виктории и Альберта, он знает о значении приближающейся даты не понаслышке.
«Символично уже то, что ровно 500 лет назад вышла в свет «Утопия» Томаса Мора, этот первый научно-публицистический прогноз справедливого будущего для всего человечества, - сказал М.Рот. - А в 2017 году, как бы мы ни относились к урокам Октябрьской революции в России, ее столетие тоже станет одной из ведущих тем в печатных и электронных СМИ. И вот сейчас, на этом отрезке между двумя разными, но перекликающимися датами, мы хотим сделать лондонскую осень 2016-го периодом особого общественного звучания, когда слово «революция» новаторски прозвучит во всех смыслах».
Ссылка на Россию, да еще в этически-вкусовом контексте, показалась мне сначала комплиментом или преувеличением. Но вот тот же Мартин Рот подписывает в июне 2016-го многообещающий договор о партнерстве между своим музеем и двумя, пусть и очень разными, культурными учреждениями, работающими в Москве. Это Государственная Третьяковская галерея и офис всемирно известного журнала мод «Condé Nast Россия». Цель трехсторонней инициативы - сообща подготовить и провести в 2020-2021 годах в Лондоне и Москве целевую выставку об истории взаимопроникновения и, главное, взаимообогащения стилевых подходов россиян и западноевропейцев к таким деликатным сферам, как домашние и официальные интерьеры, одежда, обувь и прически для «разных случаев», манеры самовыражения и каноны этикета.
Экспозиция расскажет не только о давней восприимчивости «московитов» к бытовым, эстетическим веяниям Запада. Она поведает и о том, как сильно повлияла сама Россия, особенно на переломных этапах своего турбулентного пути в ХХ веке, на прогресс европейской моды всех социальных уровней - от светского до простонародного. Совместный опыт подобного рода, накопленный модельерами и музейщиками, оказывается, очень широк. Большим успехом пользовались такие выездные выставки, как «Театр русского авангарда: война, революция и дизайн 1913-1933 гг.», «Сокровища монарших дворов: Тюдоры, Стюарты и русские цари», «Дягилев и золотой век русского балета 1909-1929».
Зарубежные бунтари моды все же избегают
социального взрыва
Следует самокритично признать: у нас в России радикальные повороты в сознании, религиозных обрядах и привычках, да и в повседневном общении между людьми, редко ограничивались «надстроечно-духовной» плоскостью. Как правило, они сопутствовали коренной, болезненной и зачастую кровавой ломке социальных формаций как таковых. Но вот что говорит, в том числе и об этом, генеральный директор Третьяковки Зельфира Трегулова: «Взявшись за подготовку экспозиции, наша галерея идет к новому типу выставочных проектов, реализуемых в тесном партнерстве с британскими и международными институтами. Цель - придать очевидность и ясность тому факту, что Россия ХХ века, при всех перенесенных ею потрясениях, оказала мощное, длительное влияние на творческое мышление, отраженное в разных сферах искусства. На сей раз мы беремся за изучение «территории моды» и стиля жизни, полагаясь при этом на экспертный опыт своих коллег. Прежде всего, это Музей Виктории и Альберта, ставший ведущим в мире собранием произведений искусства и дизайна. Британские партнеры проводят смелые и вместе с тем утонченные по своему содержанию смотры, которые столь высоко оцениваются специалистами, прессой и общественностью».
Если у нас новые вкусы, иная эстетика и мода диктовались тектоникой общественных катастроф, народных трагедий или побед, то на Темзе хотят избежать таких коллизий. Избежать в том числе с помощью периодического распахивания шлюзов, переполненных пусть даже странными молодежными пристрастиями и наклонностями. Умудренная опытом элита Англии знает, что смириться раз в сто лет с «переворачиванием эстетики с ног на голову» лучше, чем довести дело до репрессий и дележа национального богатства. «Россия, - сказал М.Рот, - это завораживающая страна контрастов, но она все еще остается завернутой в некую тайну мистики». В Британии, понятное дело, никто не хочет нарастания чересчур взрывоопасных тайн - небольшой остров вряд ли их выдержит. Поэтому в Лондоне любят скорее не классовых ниспровергателей, а «бунтарей духа» и «мятежников стиля», способных зайти в своих исканиях хотя и далеко, но все же не до роковой черты…
Вернувшись в Москву и часто размышляя - наедине со старой коллекцией пластинок эпохи «большого бита» - о расцвете «Битлз» и «Роллинг стоунз», как и о других ярких вехах полузабытой эпохи, я вновь соглашаюсь с М.Ротом. Любой неравнодушный европеец с благодарностью вспомнит на лондонских выставках и концертах о нестандартном мышлении «шестидесятников». Это они взломали не только каноны музыкальной композиции, но и закостенелые устои жизни на Западе. Хотя и благоразумно оставшись в границах рынка и частной собственности, новое поколение артистов, художников и уличных бунтарей все же опрокинуло вроде бы складные, но фальшивые азы массовой культуры, воцарившейся в постиндустриальных странах к середине ХХ века.
Повсюду, в том числе и в России, накопилось с тех пор немало научных обоснований этого феномена.
«В качестве реакции на «массовую культуру» и ее использование в идеологическом противостоянии капитализма и социализма к 1970-м годам в определенных слоях общества, особенно в молодежной и материально обеспеченной среде промышленно развитых стран, - пишет, например, московский исследователь С.П.Мамонтов, - складывается неформальный комплекс поведенческих установок, получивших название «контркультура». Термин этот был предложен американским социологом Т.Роззаком в его труде «Становление контркультуры» (1969 г.), хотя в целом идейным предтечей этого явления на Западе считают Ф.Ницше с его преклонением перед «дионисийским началом в культуре»1.
Вернемся же, однако, к лондонской встрече журналистов с М.Ротом: «Дело не только в культуре как таковой, - продолжал он, - но и в том, насколько изменилось с тех пор все наше бытие. Потому и назрело повторное обращение самой широкой публики к истокам тех перемен, без которых мы себя уже не мыслим. Ко всему тому, что наполнило середину 1960-х свежим дыханием обновления»…
…И отдалось, добавил бы автор этих строк, гулким эхом раскрепощения и нонконформизма. Покончив с мелочной зашоренностью в своем видении современности, Человек вступил на путь гораздо более свободной эволюции.
Точка отсчета: какой она была?
В 1966 году выдающийся английский режиссер Питер Брук снял фильм, название которого - «US» может одновременно означать и «нас самих», и Соединенные Штаты. Апогеем картины стало самосожжение демонстранта-квакера, которого не пропустили к пятиугольному зданию Министерства обороны США. Так смело, яростно и целеустремленно протестовать против войны во Вьетнаме, унесшей в итоге жизни 50 тыс. американских парней, было еще нельзя. Но невероятным кажется другое: выход фильма на экран заблокировало… тогдашнее правительство Великобритании. А ведь многим оно казалось гораздо более толерантным и демократичным, чем Белый дом!
Действительно, фильмы протеста, да и многие песни протеста, пока еще оспаривались. Политические имиджи заокеанских бардов Пита Сигера, Боба Дилана и Джоаны Баэз только зарождались. Дело не только в нагроможденных властью завалах на пути радикализации искусства, его спорного «контента». Изобиловали условностями и нормы поведения: как одеваться, обуваться и питаться, какие псалмы распевать, как относиться к сексу. Между тем в то время потребительский бум с его диверсификацией вкусов и наклонностей в Европе еще не наступил. Да и то сказать: только в середине 1950-х Туманный Альбион отменил остатки карточной системы, унаследованной от Второй мировой. Люди в массе своей жили стесненно, по заветам отцов и дедов.
Если бы до 1966 года (того самого года, когда в лондонских ателье мод пошли в ход не только обычные, но и нестандартные материалы для кройки и шитья) какая-нибудь девушка-экологистка, увлекшись бытовыми отходами, надела платье из опустошенных суповых пакетов, ее сочли бы сумасбродкой. Или даже не пустили бы - из-за якобы вызывающей экстравагантности - на вечеринку с предписанным «дресс-кодом». А ныне эти дизайнерские платья висят на выставках, посвященных эстетическому повороту середины 1960-х.
Да что там пакетный мини-наряд, если даже в фирменных джинсах марки «Левайс» (эта компания недаром спонсирует нынешние юбилейные акции в Лондоне) допускалось в те годы разве что похлопотать с лопатой или пилой в саду либо в гараже. Считалось неприличным являться в ковбойских брюках цвета индиго (или, к примеру, сделав нестандартную прическу) не то что на деловую встречу, но и на рядовое рандеву с близким партнером или другом.
Первые палатки хиппи и иных «мирников» тоже были не в почете и часто демонтировались(!). Лишь много лет спустя наследникам «людей-цветов», то есть рокерам или панкам, было гораздо легче «самовыражаться», поскольку, при всех нюансах, они шли уже проторенной дорогой. А пока свирепствовала «поведенческая цензура». Самой жесткой она была, конечно, в католических странах. Если бы в те годы на гостиничной тумбочке иностранного туриста в Дублине уборщица увидела противозачаточное средство, то подобного гостя Ирландии отправили бы в тюрьму(!). А нетрадиционная половая ориентация, как и многое другое, вообще оставалась под строгим запретом. Таковых было множество - люди на Западе сталкивались с ними едва ли не каждый день.
На историческую авансцену вышло, однако, совершенно новое поколение молодежи. Нет, оно не забыло, как признавались творцы новой музыки Джон Леннон и Пол Маккартни, картин детства с подводными лодками, которых выслеживали коварные гитлеровские субмарины в океане. Но оно уже готовилось окрасить эти лодки в иной цвет - радостный и оптимистичный. Например, в канареечно-желтый, как это звучало в звонкой песне «Битлз». Почувствовав в весенней атмосфере 1960-х приближающийся отказ от всего монотонного, скучного и унылого в жизни и на эстраде, та же группа пела: «Ты говоришь, что хочешь революции? Ну что ж, как тебе известно, все мы хотим изменить мир».
Сегодня, оттолкнувшись от этой фразы, лидеры лондонской юбилейной кампании так и назвали серию целевых общественных акций: «Ты говоришь, что хочешь революции? Пластинки и мятежники 1966-1970 годов».
Брифинг в баре «Bag O'Nails»
У мероприятий, посвященных 50-летию молодежной субкультуры, немало адресов. Мне довелось побывать на одном из «информационных утренников» на эту тему. Дело было в уютном баре под вывеской «Bag O'Nails» на торговой улочке Кингли-стрит в самом сердце Лондона.
Помещение, о котором идет речь, можно назвать подвальным. Но оно хорошо меблировано и украшено. На стенах - благородный отсвет мореного дуба. На табуретах и диванах в глубине утопленных «полукабин» с круглыми столиками мягко стелется вишневый плюш. При виде всей этой аккуратности и чистоты не верится, что история здания давно уже перевалила за сотню лет и что полвека назад здесь была сыграна первая свадьба Пола Маккартни, а несколько лет спустя дебютировал гитарист и вокалист Джими Хендрикс.
Сцена в «Bag O'Nails» - невысокая, почти домашняя. На ней-то и выступили перед репортерами инициаторы и спонсоры культурных акций, намеченных в основном на вторую половину нынешнего года. Это и уже упомянутый искусствовед и знаток духовной жизни Запада - «породистый» и высокий Мартин Рот, одетый строже, чем остальные ораторы. Это и топ-менеджер всемирно известной фирмы-производителя звуковой аппаратуры Даниэль Сеннхайзер, и «король джинсов» Ричард Харрен, и эксперт по культурологии Джеффри Марш.
Эксперты поведали о том, как зародившаяся 50 лет назад «контркультура» постепенно переставала быть «вещью в себе». Молодежный бум то и дело выплескивался из «внутренне-тусовочной» среды наружу. Он все больнее укалывал своими острыми углами те пласты британской и международной жизни, которые, образно говоря, были на устах у всего мира. Эффектная «девушка по вызову» Кристин Килер, чья «обнаженная фотосессия» стала одним из ярчайших символов эротического взрыва 1960-х, превратилась еще и в… действующее лицо многослойного детективного сюжета(!). Произошло это в русле подлинной «аферы Профьюмо». В дни вызревания того громкого скандала военный министр Соединенного Королевства и советский военно-морской атташе Е.Иванов пользовались услугами одной и той же красавицы.
Таков лишь один из характерных штрихов к той пестрой, эклектичной и самобытной общественной атмосфере, которая окутала Лондон полузабытой эпохи. Но, может быть, мы уже вправе говорить не только о штрихах, но и о чем-то большем? Вот и ретропанорама 1960-х, подтверждая это, заполняется рельефными и, без преувеличения, плотными мазками открытий, сделанных в наши дни как бы заново. Хроника подготовки к юбилейным выставкам, «круглым столам» и концертам становится все гуще и многоцветнее.
«Но зрительное и слуховое восприятие - это еще не все, - комментирует далекоидущий замысел организаторов привлекательная «смотрительница» тематического вернисажа в Музее Виктории и Альберта - Виктория Броукс. Хотелось бы дать прессе четкое, системное представление: по каким именно тематическим разделам мы воссоздаем вторую половину 1960-х».
Грани былых перемен - на стендах
Первый зал выставки, открытие которой намечено на 10 сентября, - это, по словам Виктории Броукс, декорация шумной лондонской Карнаби-стрит образца 1966 года. Именно та переполненная неформалами и увешанная кричащими (но разве это плохо?!) плакатами улица дала американскому журналу «Тайм» повод для того, чтобы назвать веселый Лондон по-новому - «The Swinging City». Определение образа жизни британской столицы одновременно означало и динамизм, и опережение моды, и некую игривость, и созвучие рок-н-роллу, и стилевую актуальность, и даже вибрацию(!).
Войдешь в «стартовый» отдел, и словно вывалятся из бутиков элитарного квартала Челси мини-платья 1960-х с фирменной этикеткой «Биба», короткие юбки Мэри Куант, пижонский мужской костюм с ярлыком «Мистер Фиш» и пиджак стиляги из серийно-конвейерной линейки с ярлыком «Путешествие бабушки». Но не меньше интереса вызовут рисунки вдовы Леннона - японки Йоко Оно. Почетное место занимает сценический костюм лидера «Роллинг стоунз» Мика Джаггера. Звучат раритетные аудиозаписи ансамблей «Кинкс» и «Бич бойз». Эксклюзивные снимки и целевые показы воскрешают черно-белую стилистику киношедевров 1966-го. Среди них - снятая гениальным режиссером Микеланджело Антониони на Темзе картина «Крупным планом» и полноформатные похождения ловеласа, роль которого исполнил Майкл Кейн, в фильме «Элфи».
Второй раздел поведает о популярных клубах той поры. Это, в частности, таинственный UFO. Клуб гордился мастерски воспроизведенным отзвуком контакта с неземными цивилизациями и авангардным кинематографом, как и образцами «макробиопищевых продуктов», да и опытами в сфере «жидкого освещения». Альтернативный стиль досуга продвигался через искрометную многотиражку «Длинноволосые таймс». Помогали и артефакты из разряда оккультных. Музыкальный фон «живьем» создавала группа «Пинк Флойд».
Но, конечно, великим музыкально-поэтическим шедевром и сенсацией всех времен стал в июне 1967-го выход битловского альбома «Оркестр клуба одиноких сердец сержанта Пеппера». Суперпластинка обернулась самым громким в истории манифестом новой мелодики и оркестровой полифонии. Гости юбилейной выставки увидят рукописный оригинал прозвучавшей в той же студийной записи баллады «Люси в алмазных небесах». Рядом - иллюстрации Алана Олдриджа к этому же диску. Выставлен и подлинник восточного струнного инструмента, завораживающего своим волнообразным, гулким эхом. Это индийский ситар, принадлежавший виртуозу Джорджу Харрисону. Экспонат предоставила музейщикам вдова музыканта.
Третий раздел повествует о «революции улиц» - об акциях гражданского неповиновения и молодежной солидарности. В центре - восстание студентов Сорбонны в мае 1968-го: листовки, воззвания, «ядреные» куплеты. Имеется даже написанный на баррикаде перечень понадобившихся манифестанту покупок в гастрономе(!). Здесь же - подборка комиксов и прочих материалов пропагандистского толка, собранная американским солдатом в Индокитае. Не удержишься от улыбки при виде марионеток из кукольного театра Сан-Франциско. Когда-то они крикливо оживали в яркой буффонаде опять-таки на вьетнамскую тему. На стенах - подлинные «иконы» тех же турбулентных лет: призывы к поддержке председателя Мао, команданте Эрнесто Че Гевары и страстного борца за права афроамериканцев Мартина Лютера Кинга.
Адресовано и согласным, и несогласным
Как пояснила Виктория Броукс, «рыночно-потребительская революция», связанная в основном с массовым распространением банковских кредиток, определяет суть четвертого раздела. Быть может, читатель возразит: разве процедура покупок не является одной из материально-прозаических основ той самой «массовой культуры», которую опровергали «шестидесятники»?
Что ж, в этом возражении есть свой резон. Но в том-то и дело, что правила расплаты у магазинной кассы изменились не частично, а радикально. Такого не случалось в течение сотен лет. Казалось бы, вполне солидные и ответственные потребители то и дело, причем неожиданно для самих себя, стали залезать в долги. Прогресс супермаркетов необычайно сильно ударил по содержимому карманов и кошельков, а значит, и по психологической стабильности миллионов семей. Так что «революция торговых залов» стала хотя и эффектной, но по сути болезненной, как и любой иной переворот.
Завлекательные витрины торговых центров, соблазнительная реклама и магнетизм коммерческих брендов раскрыты, в частности, через панорамно-трехмерный показ всемирных выставок 1967 и 1970 годов в Монреале и Осаке. Демонстрируются и образцы тогдашней архитектуры, и элегантные модели Пьера Кардена, и скафандры астронавтов, и качественно новая форма стюардесс. Не забыты и коммерческая перестройка телевидения, маркетинг телепрограмм. Показана приватизация ряда каналов эфира, позволившая полнее осветить и высадку человека на Луне, и кошмары региональных войн.
Пятый раздел - зарождение рок-фестивалей в Монтерее, Вудстоке (США), а также в Гластонбери и на острове Уайт (Великобритания). Слышно и более «саксофонное» эхо - оно доносится со сцены джазового форума в Ньюпорте. За рамками не осталось, к счастью, всего того, что представляет наибольший интерес, причем не только для культурологов и музыковедов, но и для рядовой публики. Это закулисная кухня тех первых и, надо признать, задорных и демократичных эстрадных массовок новой волны. Перед нами - не только отпечатанные на ротаторах афиши, но и подлинники контрактов, собственноручно подписанных звездами шоу-бизнеса. Есть даже обеденное меню фестивальной столовой для обслуживающего персонала.
Молодежные песенные форумы обретали гигантский масштаб. В 1969 году вудстокская «сходка» собрала полмиллиона человек! Братание на зеленых лугах было локомотивом не только музыкальных новаций, но и массовых движений той памятной поры. Зрительные площадки под открытым небом занимали подчас территорию, равную нескольким футбольным полям. Но и оригинальность сценографии тоже не отставала. Индейский костюм лидера группы «Who» Роджера Долтри, гитара Джими Хендрикса, кафтаны идолов юношеской моды - все это будет вскоре выставлено Музеем Виктории и Альберта в широком диапазоне - свыше 350 редчайших экспонатов.
И наконец, шестой музейный зал расскажет о молодежных общинах - своего рода коммунах. Это они бросили вызов стяжательству и соседской грызне, что, увы, было свойственно привычному образу жизни. «Городки несогласных» часто возникали на Западном побережье США. Едкая критика в адрес властей и сексуальная свобода освящались там призывным лозунгом «Обратно к земле!». Ну а песенным фоном для жизни добровольных изгоев была серенада «Мечтающая Калифорния» в исполнении «Мамаз энд Папаз». И над всем этим - плакат Роберта Раушенберга «Спасите планету сейчас!».
Контркультура и антикультура - вещи очень разные
Как и любое социальное явление, «молодежный всплеск» доходил до крайностей - рыночных и правовых. Авторам нынешних акций не откажешь в правдивости всего, что они вспомнили в этой связи о 1960-х. Хотя общий тон показа определен как оптимистичный идеализм, но все те же музейщики честно приоткрывают скрипучую дверь в невеселую сферу. Это, казалось бы, несвойственное бунтарям самоотчуждение и, с другой стороны, монашеское самобичевание - вольное или невольное, гражданское или физическое.
Примеров - масса. Увлекшись в 1960-х диетами, иные представительницы прекрасного пола не только состязались в похудении, но и… подрывали свое здоровье. Многим из тех молодых и самовлюбленных красавиц не удалось остановиться всего лишь в килограмме от гибели. Но, к счастью, это все-таки удалось английской модели по имени Твигги - олицетворению «костлявой привлекательности».
Иные молодежные «десанты в неизведанное» носили не сосредоточенно-самоизучающий, а скорее коллективно-компанейский и шумный характер. Но подтекст был подчас весьма опасным. Так, дружными ватагами посещали студенты едва вошедшие в моду «кислотные», а на деле дурманящие своим спиртовым градусом вечеринки. О них, кстати, напомнила в недавней статье лондонская «Таймс»2. Предприимчивым инициатором того массового знакомства юнцов с шипучими напитками - «энергетиками», усиленными алкоголем, был некий Стюарт Брэнд. Исчерпывающее интервью с ним тоже демонстрируется среди обретающих «плоть и кровь» выставочных стендов.
Вкупе с жидкими «энергетиками», как правило, шел секс. А к нему, увы, подмешивались наркотики. «Идею массовой наркозависимости среди вполне приличных молодых людей, - продолжает Виктория Броукс, - трудно понять с наших сегодняшних позиций».
И действительно, что же это на самом деле - не ускоренная ли таблетками и шприцем экспансия возбужденного разума в «королевство кривых зеркал»? На взгляд собеседницы, в давних спорах о наркотиках «шестидесятники» в итоге уверовали в тайну «травки», воспринимая ее вполне серьезно. «Доза», решили они, не просто расслабляет. Она еще и распахивает, как считали многие, сияющие, но доселе невидимые ворота к постижению мироздания.
Талантливый американский компьютерщик и бизнесмен - ушедший не так давно основатель глобальной IT-империи «Эппл» Стив Джобс - выступил однажды с честным признанием. Оказывается, вместе с сотнями ровесников он тоже принимал LSD, причем делал это не спонтанно и не ради «кайфа». Вредная привычка укоренилась как сверхмечтательность и «путь в будущее». И ведь происходило это на фоне того же, казалось бы, позитивного феномена молодежной контркультуры. Говоря об этом, Джеффри Марш сослался в беседе с прессой на сетования великого электронщика: «В каком-то смысле злокозненная черта 1960-х состоит в том, что его эхо все еще остается в нас».
Но что в таком случае можно сказать об оставшихся за бортом выставки попытках спецслужб распылить все тот же LSD в гаванской радиостудии, где регулярно выступал в 1960-х перед микрофоном молодой революционер д-р Фидель Кастро? Это его мятежные колонны вступили в столицу острова, очищенного от приспешников беглого диктатора Фульхенсио Батисты. А теперь пущенные «рыцарями плаща и кинжала» облака наркотической пыли должны были заставить команданте (и к тому же блестящего оратора) молоть в эфире полную чепуху. Непокорный лидер Кубы якобы не только общается с заезжими неформалами из окружения Жан-Поля Сартра, но и перенимает у них слишком экстравагантные для государственного деятеля привычки(!).
Так что же, собственно, означала эта очередная и вновь провалившаяся попытка моральной дискредитации Фиделя? Была ли она логичным (с учетом остроты конфликта между США и Кубой) проявлением некоей побочной, но «служебно оправданной» подлости под влиянием все той же наркотической контркультуры той эпохи? Или речь зашла о гораздо худшем - о вопиющей антикультуре, дикой аморальности и, более того, психологическом садизме?
На Западе наркопритоны уже тогда нередко соседствовали с явками и конспиративными квартирами экстремистов как ультраправого, так и левацкого толка. Мощные мотоциклы, зловещие шлемофоны, приталенные кожаные куртки с заклепками казались всего-навсего атрибутикой рокерских нравов. А речь-то шла не о рокерах. В джентльменский набор «террористов без глушителей» входили многозарядные пистолеты и коктейли Молотова. Вот и история вооруженных до зубов ячеек ультрарадикальной негритянской молодежи США под названием «Черные пантеры», как отмечается в пресс-релизе Музея Виктории и Альберта, воссоздает феномен противозаконной милитаризации, охватившей немалую часть борьбы за социальные перемены.
В целом, однако, 50-летие молодежной субкультуры «шестидесятников» вызывает больше добрых, чем негативных, эмоций и отзывов. Инициатива по широкому празднованию этой даты делает честь Большому Лондону. Мы знаем и помним (а отныне станем ценить это еще больше), что полвека нравственного обновления, творчества и созидания не пройдено даром ни на Западе, ни на Востоке. Эпоха бурно менявшейся - этап за этапом - новизны взглядов, авангардизма ряда школ театра, кино и музыки, как и прорывных успехов в антивоенном и экологическом движении, стала, без сомнения, продуктивной. Она дала ощутимые (хотя, быть может, на сегодняшний день и промежуточные) плоды. Налицо, таким образом, неоспоримое стремление землян к ломке отживших стереотипов и самосовершенствованию.
1Мамонтов С.П. Основы культурологии. М.: Олимп, 1999. С. 147.
2The Times. 2016. 27 February. Р. 3.
