ENGLISHВ начале 70-х ГОДОВ прошлого столетия отношения Москвы с Соединенными Штатами и Западной Европой успешно развивались в условиях политики разрядки, проводимой обеими сторонами конфликта холодной войны. На Дальнем Востоке же обстановка для СССР была далека от благоприятной и грозила дестабилизацией, способной свести на нет достигнутые успехи в отношениях с Западом. Катализатором развития отношений между США и КНР послужил визит американского Президента Р.Никсона в Пекин в феврале 1972 года. Это сближение происходило в условиях кризиса в советско-китайских отношениях, обострившегося до крайней степени к концу 1960-х годов и едва не приведшего к полномасштабному военному столкновению между двумя странами в связи с пограничным вопросом. Хотя наиболее острая фаза двустороннего конфликта осталась позади и обе стороны сели за стол переговоров в целях урегулирования спорных вопросов, противоречия и недоверие между Советским Союзом и КНР продолжали преобладать над взаимопониманием и согласием. Обе страны подозревали друг друга во враждебных намерениях и планах, причем советская политика разрядки с Западом, с одной стороны, и американо-китайское сближение - с другой, критиковались как попытка сговора за счет третьих стран. Эту критику сопровождали ставшие уже привычными к началу десятилетия взаимные обвинения в извращении марксистско-ленинской теории, отказе от принципов пролетарского интернационализма, нарушении единства лагеря антиимпериалистической борьбы и т.д.
Таким образом, хотя к началу 1970-х годов война между СССР и Китаем казалась маловероятной, не менее отдаленной была и перспектива их примирения.
О том, что противоречия между двумя странами были на самом деле неразрешимыми, свидетельствовал и тот факт, что Соединенные Штаты перестали рассматриваться как в Москве, так и в Пекине в качестве основного противника. Приоритет в этой роли стал все больше отдаваться бывшему коммунистическому союзнику. Так, Чжоу Эньлай, выступая в августе 1973 года на Х съезде Коммунистической партии Китая (КПК), обвинял Советский Союз в реставрации капитализма, установлении в стране фашистской диктатуры и использовании военной силы в достижении своих внешнеполитических целей. Он предупреждал, что Китай должен быть готов к отражению неожиданного нападения со стороны Москвы. В то же самое время в Москве велась дискуссия, какая из стран, США или Китай, должна в новой обстановке именоваться основным противником. В конце концов США сохранили за собой это наименование, тогда как Китаю был присвоен статус главного противника. Кроме того, советские руководители также зачастую не выбирали слов, публично характеризуя политику Пекина как предательскую и коварную. Острая полемика, вспыхивавшая то и дело между СССР и КНР, служила для сторонних наблюдателей явным показателем продолжающихся враждебности и отчуждения между двумя странами.
В советско-китайском конфликте обе стороны не раз стремились заручиться поддержкой своих союзников. Неудивительно, что Советский Союз старался мобилизовать против Китая прежде всего европейские страны, принадлежавшие к социалистическому лагерю. Такое сотрудничество имело место на различных уровнях. Например, встречаясь в Крыму в июле 1978 года с руководителем ГДР Э.Хонеккером, Л.И.Брежнев сообщал ему, что как-то Политбюро ЦК КПСС, внимательно проанализировав политику китайского руководства, пришло к выводу, что она становится все более реакционной и агрессивной по всем направлениям. Он предупреждал немецкого коллегу о планах США и Китая вбить клин между социалистическими странами и столкнуть их с Советским Союзом.
На более низком уровне такая координация имела место, например, между разведывательными ведомствами социалистических стран, как это явствует из материалов заседания политбюро Болгарской коммунистической партии, в которых речь идет о соглашении, подписанном еще в феврале 1972 года между разведывательными органами СССР и Болгарии, по поводу деятельности, связанной с Китаем.
Однако как Москва, так и Пекин обращались за поддержкой не только к своим союзникам и дружественным странам, но и к другим государствам, с которыми у них существовали дипломатические отношения. Так, китайские руководители, идя на сближение с Соединенными Штатами, а также Японией, рассматривали отношения с этими странами как своего рода щит против советского "социал-империализма". С этой целью они в качестве основного условия сотрудничества добивались включения в двусторонние документы положения против доминирования какой-либо державы в Азиатском регионе или даже подписания декларации, прямо осуждавшей "гегемонизм". И в том и в другом случае главным объектом, против которого были направлены такого рода заявления, был Советский Союз. Это произошло, к примеру, при установлении японо-китайских отношений в сентябре 1972 года, а шестью годами позже - при заключении между этими странами Договора о мире и дружбе. В обоих случаях это вызвало резкую реакцию со стороны СССР.
Тем не менее, несмотря на высокий уровень враждебности между СССР и КНР в 1970-х годах, обе страны предпринимали усилия, чтобы избежать ситуации, когда война была бы единственным средством решения существующих между ними проблем. Москва особенно отличалась желанием найти способы урегулирования отношений с Пекином, хотя и на своих условиях. Поддерживая диалог по пограничным вопросам, советские руководители в дополнение к нему выступали с различного рода инициативами, направленными на снижение напряженности между Советским Союзом и Китаем и ликвидацию "китайского фактора", способного сорвать политику разрядки с Западом. В 1971 году СССР предложил Пекину подписание соглашения о неприменении силы между двумя странами. После того как это предложение было отвергнуто китайской стороной на том основании, что продолжал формально действовать Советско-китайский договор 1950 года о дружбе и взаимопомощи, Москва дважды, в 1973 и 1974 годах, предлагала Китаю подписать пакт о ненападении. В ответ Пекин потребовал предварительного отвода советских войск из района советско-китайской границы, на что советское руководство пойти не могло.
В свою очередь, китайские лидеры избегали полностью исключать перспективы нормализации отношений с СССР. Так, ЦРУ обратило внимание на следующий фрагмент выступления Чжоу Эньлая на съезде КПК в августе 1973 года: "Советско-китайские противоречия по принципиальным вопросам не должны служить препятствием нормализации отношений между двумя странами на основе пяти принципов мирного сосуществования". Этот пассаж позволял рассматривать содержащиеся в речи словесные атаки на СССР как не более чем еще один всплеск советско-китайской полемики, которая, хотя и отравляла атмосферу двусторонних отношений, не имела серьезных последствий, способных отразиться, например, на продолжении переговоров по урегулированию пограничных вопросов и уж тем более привести к войне.
Как бы то ни было, в своем противоборстве с Китаем после 1972 года СССР находился в неблагоприятных условиях. Тогда как Пекин в результате признания со стороны США значительно укрепил свои позиции на международной арене, и в частности в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Если в Европе разрядка привела к закреплению и консолидации биполярной структуры отношений между Востоком и Западом, в Азии китайско-американское сближение имело следствием как раз размывание подобной структуры, что шло вразрез с концептуальными убеждениями советского руководства. Эта склонность к биполярному мышлению оставила Кремль в подобных условиях без какого бы то ни было продуманного плана действий, направленных на решение данной проблемы.
Первой реакцией Москвы было добиться своеобразного кондоминиума с Соединенными Штатами. Это стремление основывалось на восприятии советскими руководителями США как главного соперника и партнера. Соглашение о кондоминиуме было бы, с точки зрения Москвы, наиболее эффективным способом предотвращения неблагоприятного течения событий, в основе которого лежало достижение взаимопонимания между двумя странами по поводу стратегии и конкретных шагов, приемлемых для них обеих. Как пояснялось в аналитическом меморандуме ЦРУ, при наличии подобного соглашения две сверхдержавы принимают ключевые решения и оказывают давление на остальной мир в пользу их реализации. Преимущества для Советского Союза в такого рода соглашении очевидны, поскольку США как сверхдержава с гораздо более протяженными интересами и системой альянсов вносят больший вклад, чем СССР, и больше теряют в том, что касается трений со своими друзьями и союзниками. В меньшей степени внешние обязательства СССР как идеологического, так и политического свойства делают Москву уязвимой в сходном отношении. Как следует из оценок американских разведывательных аналитиков, Москва рассматривала особые отношения с Соединенными Штатами с точки зрения расширения советских возможностей не только в Европе, но и на Дальнем Востоке.
Однако идея советско-американского кондоминиума в применении к Азиатскому региону не находила поддержки лидеров в Вашингтоне, которые не желали лишаться возможностей разыгрывать "китайскую карту" в своей политике по отношению к СССР. Это соображение оставалось в силе на всем протяжении 1970-х годов. Тем не менее США должны были прислушиваться к постоянным предупреждениям Москвы против американского сотрудничества с КНР на явно антисоветской основе. Вашингтон продолжал расширять свои связи с Пекином вплоть до установления в 1979 году официальных дипломатических отношений, при этом воздерживаясь от полномасштабного стратегического партнерства.
Советским руководством была выдвинута концепция коллективной безопасности в Азии, сформулированная впервые во время Московского международного совещания коммунистических и рабочих партий в 1969 году. В основе этой концепции лежала идея создания антикитайской коалиции, направленной на изоляцию Пекина и ограничение роста влияния Китая в регионе. Однако пути и способы противодействия угрозе со стороны Китая Советским Союзом и другими странами региона воспринимались по-разному. Другая причина, почему азиатские государства не поддержали концепцию, заключалась в их стремлении изолировать регион от соперничества великих держав, которое они считали пагубным для своих стабильности и процветания. Кроме того, большинство стран здесь отдавали предпочтение развитию отношений с США, более могущественному и технологически развитому партнеру, исключенному между тем Советским Союзом из предлагаемой системы коллективной безопасности. В то же время СССР рассматривался ими скорее как посторонняя и менее всего азиатская держава1. В результате идея коллективной безопасности находила слабую поддержку даже у таких верных Москве союзников, как Вьетнам и Северная Корея. Единственной страной, поддержавшей ее, была Монголия, к которой в 1979 году присоединился Иран под руководством Хомейни.
В создавшихся условиях одним из способов избежать дипломатической изоляции на Дальнем Востоке могло стать для Советского Союза сближение с Японией, наиболее влиятельной и экономически процветающей страной в этой части света. Необходимость нормализации советско-японских отношений стала осознаваться Москвой все более остро после дипломатического признания Японией КНР в сентябре 1972 года, состоявшегося под влиянием так называемого "шока Никсона", то есть визита американского президента в Пекин несколькими месяцами раньше. Однако Токио в своем сближении с Китаем пошел дальше США, сразу установив официальные дипломатические отношения с КНР и в то же время разорвав свои отношения с Тайванем.
В отсутствие достаточных свидетельств из российских архивов трудно с определенностью сказать, какой была реакция высшего советского руководства на подобное изменение дипломатической конфигурации в регионе. Скорее всего, Москва ожидала чего-нибудь в этом роде, поскольку во время своего визита в Токио в январе 1972 года, то есть более чем за полгода до описываемых событий, министр иностранных дел СССР А.А.Громыко, обсуждая в ходе встречи со своим японским коллегой Т.Фукудой проблему отношений между Японией и Китаем, предупреждал собеседника, что Москва будет "противодействовать всяким попыткам строить комбинации за счет интересов Советского Союза". Хотя Фукуда постарался успокоить Громыко на этот счет, в Москве болезненно восприняли заявление о противодействии доминированию в Азии какой-либо одной страны, сделанное двумя странами в связи с нормализацией отношений2. Советскому руководству стало ясно, что, если не ускорить процесс сближения с Токио, это приведет лишь к закреплению дипломатического успеха Пекина.
Шансы на успешное завершение этого процесса были достаточно высоки, учитывая склонность японского правительства во главе с премьер-министром К.Танакой следовать концепции "многополюсной дипломатии" и его желание подписать с Советским Союзом мирный договор. В конце 1972 - начале 1973 года между двумя столицами состоялся обмен письмами по вопросам урегулирования двусторонних отношений. В своем послании, полученном руководством Японии в марте 1973 года, как об этом было информировано посольство США в Токио, Л.И.Брежнев приветствовал углубление отношений между двумя странами и подчеркивал, что этот процесс должен основываться на принципах невмешательства во внутренние дела, а также в отношения каждой из сторон с третьими странами. Заключение письма содержало формальное приглашение премьер-министру Японии посетить Советский Союз до конца 1973 года.
Главным препятствием на пути нормализации двусторонних отношений между СССР и Японией оставался территориальный вопрос, то есть требование Японии к СССР вернуть острова Курильской гряды, которые отошли Советскому Союзу по результатам Второй мировой войны (так называемые "северные территории"). Отказ Москвы от удовлетворения этого требования имел следствием то, что формально обе страны продолжали находиться в состоянии войны друг с другом. Однако к 1973 году в позициях и СССР, и Японии по данному вопросу наметились определенные сдвиги. Во время своего уже упоминавшегося визита в Токио в январе 1972 года А.А.Громыко заявил тогдашнему премьеру Японии Э.Сато, что в целях снятия препятствий для нормального развития советско-японских отношений он готов по возвращении в Москву внести в Политбюро предложение вернуться к формулировке Совместной декларации 1956 года, в соответствии с которой СССР выражал готовность возвратить Японии два из четырех Курильских островов3. Не вызывает сомнения, что советский министр едва ли сделал такое предложение, не заручившись предварительным одобрением Кремля. В связи с этим представляется логичным решение Политбюро ЦК КПСС от 16 августа 1973 года предложить Танаке, в случае успеха переговоров в Москве, передачу Японии островов Хабомаи и Шикотан, самых южных из Курильской гряды, а также предоставление ей концессий на рыболовство в Охотском море.
Со своей стороны Танака выражал готовность своего правительства к существенному расширению сотрудничества с СССР в экономической сфере, в частности участию в разработке нефтяных и газовых месторождений в Сибири. Танака поведал о своих намерениях во время слушаний в японском парламенте в марте 1973 года. Отвечая на вопрос по поводу "северных территорий", премьер правительства Японии заявил: "Мы не собираемся увязывать вопрос о северных территориях с [участием] в развитии Сибири. Мы намерены решать каждую задачу по отдельности, поддерживая ведение переговоров между Японией с СССР, с одной стороны, и участвуя в развитии Сибири - с другой, на базе национальных интересов обеих наций и доброй воли и дружбы между двумя народами". Своим же американским союзникам, ревниво относившимся к любым переменам во внешнеполитическом курсе Страны восходящего солнца, японцы объясняли, что они не рассчитывают в ходе визита Танаки в Москву достичь быстрого прогресса в отношениях с СССР. По словам одного чиновника из Министерства иностранных дел Японии, если Советы будут не готовы действовать (по вопросу "северных территорий" и заключению мирного договора. - И.Г.), японцы подождут. С японской точки зрения, само обсуждение этих двух проблем на самом высоком уровне явится, по крайней мере, некоторым прогрессом по сравнению с прошлым.
Кроме того, есть все основания предполагать, что японская сторона была не прочь использовать в своих интересах обеспокоенность Советского Союза складывающейся в результате сближения Китая с США и Японией обстановкой на Дальнем Востоке. О том, что эта обеспокоенность не являлась для Токио секретом, свидетельствуют беседы американских дипломатов в японской столице с высокопоставленными представителями Министерства иностранных дел Японии. Например, в ходе одной из них американцам было заявлено, что министерство рассматривает письмо Брежнева с приглашением Танаке посетить СССР как часть срежиссированной кампании отвлечения внимания японского правительства и народа от Китая в сторону Советского Союза, в то же самое время имеющей цель вбить клин между Китаем и Японией. СССР часто проявлял озабоченность по поводу нормализации отношений между КНР и правительством Японии и пытался ускорить переговоры по вопросу экономического развития Сибири.
И на самом деле нормализация советско-японских отношений могла существенно улучшить позиции Москвы в регионе за счет создания противовеса дипломатическому успеху Китая в 1972 году. Однако советское руководство, по существу, упустило эту возможность. Отчасти сказалось то обстоятельство, что визит Танаки в СССР в октябре 1973 года состоялся в непростой период, когда внимание советского руководства было поглощено очередным кризисом на Ближнем Востоке. О.А.Трояновский, который был в то время послом в Японии, вспоминает, что в ходе переговоров с делегацией Японии Брежнев и другие советские руководители непрестанно получали и обсуждали сообщения из Каира, требовавшие срочного ответа. Это раздражало японцев, так как у них создавалось впечатление, что их заявления пролетают мимо ушей собеседников. Танака даже вынужден был повысить голос и потребовать, чтобы сказанное им в тот момент было зафиксировано письменно. Это, в свою очередь, вызвало возмущение Брежнева, который даже прервал заседание и, вставая из-за стола, довольно громко сказал, явно имея в виду Курильские острова: "Ничего мы им не дадим"4. Тем не менее определенные договоренности были достигнуты. Существование территориального вопроса было зафиксировано в заключительном коммюнике. С другой стороны, СССР получил заверения от Танаки о готовности Японии сотрудничать в проектах экономического развития Сибири.
Однако полученные в ходе переговоров результаты так и не получили продолжения. Скорее наоборот, в последующие годы наблюдался отход обеих стран от достигнутых договоренностей. Этому способствовали ряд событий, среди которых следовало бы назвать инцидент с угоном советского самолета МиГ-23 в Японию в 1976 году и предоставление убежища летчику-перебежчику. Заключение летом 1978 года Японо-китайского договора о мире и дружбе с включением в его текст статьи о противостоянии "гегемонизму" какой-либо державы нанесло еще один удар по процессу нормализации отношений между двумя странами. Не было реализовано и экономическое сотрудничество, о готовности к которому японская сторона заявляла накануне и в ходе визита в Москву в 1973 году.
Впрочем, у СССР еще оставалась возможность компенсировать эту неудачу за счет укрепления своих позиций на южном фланге Китая, в регионе Юго-Восточной Азии, где вьетнамские коммунисты, добившиеся вывода войск США из Южного Вьетнама, продолжали свою борьбу против проамериканского режима в Сайгоне и за объединение страны под властью Ханоя. Советский Союз, как известно, внес немалый вклад в достижение победы на фронтах войны во Вьетнаме. С того момента, когда Соединенные Штаты ввязались в эту войну, направив свои воинские контингенты в поддержку режима на юге Вьетнама, СССР стал оказывать разностороннюю помощь, прежде всего оружием и военной техникой, Демократической Республике Вьетнам (ДРВ). Наряду с этим Москва предпринимала усилия по дипломатическому урегулированию конфликта, что имело результатом подписание в марте 1973 года Парижских мирных соглашений, положивших конец американской фазе войны.
Однако и в последующем Москва, хоть и несколько сократив поставки вооружений для нужд ДРВ, не оставалась безучастной к просьбам своих вьетнамских союзников о помощи в борьбе с сайгонским режимом. Уже в апреле 1973 года, то есть всего через несколько недель после завершения работы Парижской мирной конференции по Вьетнаму, в ходе беседы с советским послом в Ханое И.С.Щербаковым премьер-министр Северного Вьетнама Фам Ван Донг поведал собеседнику о "большом энтузиазме", с которым его правительство встретило доверительную информацию о возобновлении советской военной помощи, необходимой, по его словам, "для укрепления обороноспособности нашей республики"5. Причем вьетнамский руководитель не скрывал, что просьбы о предоставлении такой помощи будут направляться в адрес советского руководства и в будущем.
Для советских дипломатов не было секретом, что в действительности стояло за стремлением руководства ДРВ к укреплению обороноспособности своей страны. В Политическом письме, подготовленном посольством СССР в Ханое в это же время, отмечалось, что мир во Вьетнаме, установленный в результате переговоров в Париже, еще не прочен, что обе стороны конфликта, то есть коммунистический режим на Севере и прозападный на Юге Вьетнама, готовятся к возобновлению военных действий и что, готовясь к политическому решению в Южном Вьетнаме, вьетнамские друзья не исключают и вооруженный путь.
Как представляется, главной целью, которую преследовала Москва, поставляя во Вьетнам вооружения (в 1973 г. объем советской военной помощи ДРВ достиг 130 млн. руб.), направляя туда своих военных советников и обучая представителей вооруженных сил северовьетнамской армии в военных училищах и академиях на территории самого СССР, была не помощь в ликвидации проамериканского режима на Юге Вьетнама, который и так был обречен. Скорее, советскими лидерами руководила озабоченность политикой Пекина, занимавшего после 1972 года двойственную позицию по отношению к событиям к югу от своих рубежей. Советское посольство в ДРВ отмечало смыкание политики КНР во вьетнамском вопросе с позицией США, докладывая в Москву: "Нынешнее руководство КНР, как и США, заинтересовано в разобщении стран Индокитая, с тем чтобы каждое государство оставалось слабым". Такое положение, по мнению советских дипломатов, облегчало осуществление планов Китая по усилению своего влияния в этой части Азии, что лишь способствовало бы упрочению его позиций в Азиатско-Тихоокеанском регионе в ущерб интересам СССР. Неслучайно советское посольство в ДРВ било тревогу, обращая внимание Москвы, что оккупация китайцами лаосской провинции Фонгсали, настойчивые попытки Пекина утвердиться в Камбодже и Таиланде, захват Парасельских островов, являвшихся предметом спора между КНР и ДРВ, наводят на мысль, что Вьетнам подвергается окружению, что подлежит особому наблюдению с нашей стороны.
Стоит заметить, что оценки советских дипломатов политики Китая почти полностью совпадали с выводами по тому же вопросу, к которым приходили сотрудники американского консульства в Гонконге, игравшем роль важного наблюдательного поста за процессами, происходившими в регионе. По их мнению, "КНР озабочена тем, чтобы избежать активизации военных действий (в Индокитае. - И.Г.), которые могут привести к напряженности в отношениях с США и затруднить общую тенденцию в регионе к разрядке и примирению с Китаем". В связи с этим, как считали американские наблюдатели, "Пекин, вероятно, старался сорвать кампанию, организованную вьетнамскими коммунистами и направленную на достижение в ближайшем будущем, то есть в следующем году, значительных военных побед". Кроме того, они отмечали, что Китай предпринимает усилия по обеспечению как можно большей независимости Камбоджи и Лаоса от Ханоя, что опять-таки совпадало с озабоченностью советских дипломатов по поводу планов Пекина, направленных на разобщение стран Индокитая.
Однако такие планы и действия Пекина встречали серьезное недовольство и сопротивление со стороны вьетнамского руководства в Ханое, которое издавна преследовало цели превращения Вьетнама в ведущее государство в Юго-Восточной Азии, подчинив своему влиянию ближайших соседей - Лаос и Камбоджу - и распространив его на другие страны региона. Так что объективно политика Китая в этот период толкала вьетнамских коммунистов к еще большему сближению с Москвой, которая использовала растущее влияние во Вьетнаме в качестве компенсации за неудачи по другим направлениям своей политики на Дальнем Востоке. Таким образом, к моменту свержения южновьетнамского режима в апреле 1975 года и объединения Вьетнама под властью коммунистов советское влияние в Ханое далеко превосходило влияние Пекина, который вдобавок еще и отказался от предоставления новому государству помощи в восстановлении его экономики, ссылаясь на то, что после свергнутого сайгонского режима там осталось достаточно запасов, чтобы Ханой обошелся своими силами. В противоположность Пекину Москва с готовностью взяла на себя обязательства по оказанию помощи объединенному Вьетнаму, и вьетнамский лидер Ле Зуан, в ответ на обещания Москвы, во время своего визита в СССР осенью 1975 года твердо поддержал советскую политику разрядки, тем самым окончательно продемонстрировав ориентацию Ханоя на Советский Союз.
Таким образом, заручившись поддержкой со стороны Вьетнама и солидаризировавшегося с ним Лаоса, советское руководство получило важных союзников, с помощью которых оно могло противостоять распространению влияния КНР к югу от своих границ. Как отмечалось в оценках ЦРУ, "Вьетнам и его лаосский союзник являются единственными странами в Юго-Восточной Азии, готовыми согласиться с более чем символическим советским присутствием на своей территории"6. И такое присутствие было прежде всего направлено против Китая. СССР готов был при помощи своих союзников в Индокитае поддерживать любые антикитайские тенденции, замеченные в регионе. Например, когда в июле 1979 года в поисках моральной и материальной помощи в советскую столицу прибыла группа таиландских революционеров, в ЦК КПСС в первую очередь обращалось внимание на их заверения в том, что основу их организации "составляют люди, которые стоят на марксистско-ленинских позициях, решительно выступают против маоизма и ориентируются в своей деятельности на Народно-революционную партию Лаоса, Коммунистическую партию Вьетнама и КПСС". В соответствии с этим Секретариат ЦК КПСС направил директивы советским послам в Ханое и Вьентьяне, в которых он поручал информировать руководство стран пребывания, что, учитывая важное значение консолидации марксистско-ленинского ядра в таиландском революционном движении для вывода последнего из-под влияния Пекина, ЦК КПСС выражает готовность поддерживать постоянные контакты и развивать отношения с организацией Народно-революционное движение Таиланда. Неслучайно китайские лидеры били тревогу по поводу превращения Вьетнама в "Кубу на Востоке", служащего, подобно своему прототипу в Латинской Америке, проводником советской политики в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
Активизации усилий СССР в этом направлении во второй половине 1970-х годов способствовали несколько факторов, среди которых немаловажную роль играли постепенное затухание разрядки и курс США на дальнейшее сближение с КНР, проводимый администрацией Дж.Картера.
В апреле 1977 года Картер отдал указание о пересмотре политики США в отношениях с Китаем в сторону их дальнейшей нормализации. Годом позже, в мае 1978 года, он направил в КНР своего помощника по вопросам национальной безопасности Зб.Бжезинского, перед которым стояла задача подготовить почву для установления дипломатических отношений между двумя странами. В письме Бжезинскому перед его поездкой Картер инструктировал своего посланца поделиться с китайской стороной точкой зрения Президента США на существо советской угрозы. "Говоря ясным языком, - писал Картер, - моя озабоченность связана с тем, что сочетание растущей советской военной мощи с политической близорукостью, питаемой великодержавными амбициями, может подвигнуть Советский Союз как к использованию локальной нестабильности (особенно в "третьем мире"), так и к устрашению наших друзей в целях обретения политических преимуществ и в конечном итоге даже политического превосходства". Несколько ниже президент пояснял это свое мнение, в том что касалось Азиатско-Тихоокеанского региона и являлось источником беспокойства для Пекина: "Я также предвижу некоторые советские намерения, направленные в сторону Индийского океана через Южную Азию и, может быть, на окружение Китая с помощью Вьетнама (и даже, возможно, однажды с помощью Тайваня) (выделено мной. - И.Г.)".
В соответствии с этими своими опасениями Картер формулировал главные цели своей администрации в том виде, в котором они должны быть представлены китайской стороне: "Присутствие Соединенных Штатов во всех основных регионах, что касается Восточной Азии, при опоре на Японию и Китай, через сотрудничество с умеренными режимами в Африке, развитие более зрелых и двусторонних отношений с латиноамериканскими странами и при помощи усилий в пользу достижения урегулирования на Ближнем Востоке"7. Таким образом, Китай мыслился как неотъемлемая часть американской глобальной системы безопасности, имевшей в своей основе антисоветскую направленность. Последнее не могло не импонировать китайским лидерам, столь же обеспокоенным складывавшейся обстановкой на мировой арене, и особенно в Юго-Восточной Азии, в 1978-1979 годах.
Главным источником такого беспокойства Пекина в эти годы было нарастание напряженности в отношениях между Ханоем и режимом "красных кхмеров" в Кампучии, поддерживаемым Китаем. Начиная с декабря 1977 года конфликт между двумя странами принял форму серьезных пограничных столкновений. Китайские руководители рассматривали угрозу Кампучии со стороны Вьетнама как инспирированную со стороны СССР. Однако даже американские разведывательные органы признавали, что Москва и не побуждала, и не была заранее предупреждена о конфликте, разразившемся сначала между Кампучией и Вьетнамом, а затем между Китаем и Вьетнамом. Скорее, этот конфликт, приведший в феврале 1979 года к вьетнамо-китайской войне, был следствием желания Ханоя играть доминирующую роль в Индокитае и в регионе Юго-Восточной Азии в целом. Как это часто имело место в годы войны во Вьетнаме, ханойские руководители следовали в своих внешнеполитических акциях своим собственным соображениям, не удосуживаясь информировать Москву и ставя ее перед свершившимся фактом. Тем не менее продолжавшееся на протяжении второй половины десятилетия сближение между двумя странами, увенчавшееся заключением в ноябре 1978 года Советско-вьетнамского договора о дружбе и сотрудничестве, делало Советский Союз соучастником последовавших вскоре после этого событий - вторжения вьетнамских войск в Кампучию и свержения режима Пол Пота в этой стране.
Однако сам характер договора с Вьетнамом ставил под сомнение однозначную оценку его и последовавших за ним событий, включая установление дипломатических отношений между США и КНР, разразившуюся затем войну между Китаем и Вьетнамом, а также денонсацию Пекином Советско-китайского договора 1950 года о дружбе, союзе и взаимопомощи, как внешнеполитический проигрыш Советского Союза, терявшего один за другим рычаги влияния на мировой арене в условиях поворота от разрядки к конфронтации в отношениях с Западом и усиливавшейся дипломатической изоляции на Дальнем Востоке. Этот договор отличался от подобных договоров, заключенных Москвой с такими своими союзниками, как Монгольская Народная Республика, КНДР, тем, что предусматривал взаимные консультации в случае угрозы безопасности сторон, но не предполагал прямого военного вмешательства СССР на стороне союзника. На эту особенность сразу же обратили внимание аналитики ЦРУ, которые отмечали в одном из своих обзоров того периода обеспокоенность советских руководителей, что Вьетнам действует таким образом, что способствует нарастанию чувства угрозы в других странах региона, тем самым заставляя их сближаться с Пекином и подрывая здесь усилия СССР.
В этих условиях советско-вьетнамский договор 1978 года следует рассматривать как поддержку своего союзника перед угрозой со стороны Китая, чем он отчасти и был, если судить по беседе Л.И.Брежнева с Э.Хонеккером в июле 1978 года. В ходе нее советский лидер, отметив, что Вьетнам находится под массированным давлением со стороны КНР, одобрительно отозвался о заключении Договора о дружбе и сотрудничестве между ГДР и Вьетнамом и намекнул о перспективе подписания подобного же договора между Ханоем и Москвой. Подписывая этот договор, Москва также давала сигнал обоим своим оппонентам в Юго-Восточной Азии - США и Китаю - о том, что она, с одной стороны, не заинтересована в эскалации напряженности в регионе, а с другой - не потерпит превращение Индокитая в сферу интересов КНР. И этот сигнал был услышан как в Пекине, который, денонсировав договор 1950 года, тут же предложил начать переговоры о заключении нового соглашения между двумя странами, так и в Вашингтоне, официально дистанцировавшемся от обеих сторон во вьетнамо-китайской войне, несмотря на негласную поддержку, оказываемую им Пекину.
В целом же условия для Советского Союза в Восточной Азии в конце 1970-х - начале 1980-х годов претерпели изменения к худшему. Поворот от политики разрядки в советско-американских отношениях к конфронтации между СССР и США имел следствием сужение для Москвы возможностей воздействия на американское руководство в пользу сотрудничества в решении международных проблем, в том числе и на Дальнем Востоке. И это в то время, когда происходила активизация сотрудничества Соединенных Штатов с Китаем в военной сфере. В мае 1978 года Президент Картер объявил, что США не будут возражать против поставок своими западными союзниками вооружений КНР, что открывало для Пекина широкие возможности приобретения передовых образцов оружия, в том числе и самолетов, и противотанковых средств. В июне 1981 года сменившая Картера администрация Р.Рейгана заявила о своей готовности заключать одноразовые контракты на поставки различных видов вооружений Китаю.
Москва с беспокойством наблюдала за формированием "квазиальянса" между Вашингтоном и Пекином, будучи не в силах противопоставить ему какие-либо эффективные меры со своей стороны. Говоря словами американского разведывательного сообщества, до конца 1970-х годов Советы всерьез рассчитывали на самоограничение со стороны США, опираясь на то, что они рассматривали как более высокие ставки для Америки в сфере регулирования советско-американского стратегического ядерного сотрудничества в целях сдерживания развития американо-китайских связей в сторону активного антисоветского партнерства в области безопасности, в частности в том, что касалось значительных поставок военного оборудования. С полной же нормализацией отношений между США и Китаем в начале 1979 года Москва явилась свидетелем ослабления этих сдерживающих начал.
Логичным ответом на расширение китайско-американского военного сотрудничества для советского руководства в условиях ограниченного выбора средств стало наращивание своего военного потенциала в азиатской части страны. Начиная с 1981 года американская разведка фиксировала резкое увеличение там числа баллистических ракет средней дальности "СС-20" и стратегических бомбардировщиков. Воды Японского моря патрулировали атомные подводные лодки, причем в США прогнозировалось размещение на их борту крылатых ракет с ядерными боеголовками, наведенными на цели по всей Восточной Азии. Наряду со стратегическим оружием Москва увеличивала численность своих войск на советско-китайской границе. За период с 1975 по конец 1980-х годов эта численность возросла, по американским оценкам, с 200 тысяч до 500 тыс. человек (50 дивизий, включая четыре, дислоцированные на территории МНР). Дополнительные возможности давали Москве, в основном в качестве источника для беспокойства для американцев, предоставленные ей вьетнамской стороной базы в Камрани и Дананге.
Шаги СССР в военной области сопровождались усилением пропагандистской кампании, нацеленной на дискредитацию политики Пекина, ориентировавшейся на партнерство с США, в глазах широкой мировой общественности, и в первую очередь в странах "третьего мира". Москве необходимо было представить политику КНР как направленную против интересов развивающихся стран и национально-освободительного движения, ориентированную на экспансию, а также посеять сомнение в истинной природе американо-китайского сближения и его последствиях для международных отношений. В 1980 году Политбюро ЦК КПСС принимает одно за другим два постановления, в которых даются указания советским дипломатическим представителям по ведению пропагандистской антикитайской кампании в странах своего пребывания. Первое постановление, одобренное Политбюро 8 мая 1980 года и более многословное, содержало инструкции послам в развивающихся странах. В нем Москва обращала внимание на усиление "опасных для дела мира" тенденций во внешней политике Пекина, отмечала "фактическое превращение Китая в сообщника американского империализма в мировых делах" и требовала от своих дипломатических представителей "использовать все имеющиеся возможности для дальнейшего разоблачения проимпериалистического курса нынешнего китайского руководства". При этом особый акцент делался на сотрудничество между Китаем и США, охватывающее не только сферу политики и дипломатии, но и военную область, и гегемонистские устремления КНР, которые становятся в этих условиях еще более опасными для других стран. "Если сегодня при подстрекательстве Вашингтона Пекин пытается угрожать Вьетнаму и Афганистану и ряду других стран Азии, то завтра объектом его враждебной деятельности может стать еще более широкий круг азиатских государств, чья внешняя политика может быть сочтена Пекином как неугодная ему", - предупреждала Москва.
Угроза со стороны Китая распространялась, по мнению Москвы, на все сферы интересов других стран. Даже экономическое сотрудничество КНР, вставшей на путь модернизации, с Западом представлялось как направленное против интересов развивающихся стран. "Предоставление Пекину финансовой и технической помощи, - говорилось в инструкциях, - фактически ведет к превращению КНР в мощного конкурента развивающихся стран на экспортных рынках, в гигантский финансовый насос, поглощающий массу капиталов, в которых столь нуждаются многие развивающиеся страны"8. В заключение Политбюро требовало от послов проводить разоблачительную работу постоянно, на плановой основе, информируя Центр о ее результатах.
Через несколько месяцев Политбюро возвращается к этой проблеме и в октябре того же года принимает еще одно постановление о мерах противодействия американо-китайскому военному сотрудничеству. Утвержденные ЦК КПСС указания всем совпослам и совпредствителям начинаются со следующих слов: "В настоящее время партнерство американского империализма и пекинского гегемонизма в качестве нового негативного явления в мировой политике, опасного для всего человечества, все активнее распространяется на военную область". В указаниях отмечалось, что целью программы модернизации, осуществляемой в Китае, является превращение этой страны в военную сверхдержаву. Москва с тревогой констатировала, что сотрудничество между КНР и США в военной области ведет к подрыву военно-стратегического равновесия в мире, и вновь обращала внимание на опасность, которую сильный в военном отношении Китай будет представлять для соседних стран. В заключение подчеркивалась решимость СССР не допустить изменения военно-стратегического баланса в мире и давалось указание отслеживать реализацию планов американо-китайского военного сотрудничества9.
Оба постановления отражали не только попытки Москвы воспрепятствовать усилению влияния Китая на международной арене, ее растущую тревогу о последствиях этого процесса для СССР, но также и отсутствие у Кремля реальных рычагов дипломатического воздействия на складывающуюся ситуацию в целях поворота ее в направлении, более благоприятном для Советского Союза. Следует признать, что к началу 1980-х годов советское руководство, в силу узости своего мышления, ориентированного на биполярную структуру мира, идеологической зашоренности и ориентации на отношения с Западом, оказалось в определенной степени в дипломатической изоляции в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Москве не удалось сорвать или задержать возникновение оси "Вашингтон - Пекин - Токио" на Востоке, которая в сочетании с НАТО на Западе подрывала в глобальном масштабе основы безопасности СССР на международной арене. По крайней мере, был упущен шанс сделать эту ось менее жесткой за счет сближения с Японией, процесс нормализации отношений с которой после 1976 года фактически зашел в тупик.
Единственным достижением на этом фоне в 1970-х годах можно было бы считать усиление советского влияния в Индокитае, где Вьетнам стал неотъемлемой частью социалистического лагеря и форпостом СССР в регионе. Однако вторжение Вьетнама в Кампучию и оккупация им этой страны значительно снизили значимость данного достижения, так как послужили основным препятствием для налаживания связей СССР с другими странами Юго-Восточной Азии, такими как Малайзия, Сингапур, Филиппины, которые условием своего сотрудничества с Москвой ставили решение кампучийского вопроса.
Оставались еще Южная Корея и Тайвань. Причем если в отношении первой вопрос об установлении контактов просто не возникал, в силу ряда причин, включая и союзнические обязательства СССР перед северокорейским режимом, то попытки сближения с Тайванем время от времени предпринимались со стороны Москвы на протяжении 1970-х годов. Одна их таких попыток, например, имела место в 1973 году, когда на одной из конференций в Брюсселе советский ее участник Борис Занегин встретился с неким Сиднеем Чангом из Калифорнийского университета во Фресно, который, благодаря своему происхождению, поддерживал тесные связи с Тайванем. Занегин пригласил Чанга в Москву якобы для встречи с сотрудниками различных институтов Академии наук СССР, а на самом деле с целью передачи ему послания, адресованного тайваньскому правительству. Одним из пунктов этого послания был намек на возможность "установления определенных контактов между Москвой и Тайбеем" и что эта возможность серьезно рассматривается в Москве. При этом советские представители не скрывали, что рассматривают свои усилия в русле задачи "объединения всех антимаоистских сил"* (*Госдепартаменту стало известно об этом зондаже благодаря информации, полученной от Цзянь Цзиньго, сына Чанкайши и премьера правительства Тайбея. Amembassy Taipei to Secretary of State, December 31, 1973. US National Archives, AAD, RG 59.). Однако подобные попытки не принесли видимых результатов, не в последнюю очередь в связи с подозрительностью, существовавшей между двумя странами, а также нежеланием советской стороны отказываться от перспективы нормализации отношений с КНР, что стало бы невозможным в случае гласных дипломатических контактов Москвы с Тайбеем.
Таким образом, не случаен пессимизм, с которым разведывательное сообщество США рассматривало советские позиции в Восточной Азии накануне коренных изменений во внутренней и внешней политике СССР, последовавших за приходом к власти М.С.Горбачева. Аналитики из ЦРУ подвергали сомнению перспективы советско-китайского сближения до конца десятилетия, обращали внимание на общее желание стран Восточной Азии избежать тесных политических и экономических связей с Москвой, ставили под сомнение силу влияния Москвы на левое движение в некоммунистической сфере региона и приходили к выводу о малой вероятности того, что советские политические позиции в Восточной Азии значительно окрепнут за период, рассматриваемый в данном обзоре (то есть в 1984-1989 гг. - И.Г.). Все выглядело так, что в начале 1980-х годов над СССР нависла реальная опасность конфронтации на двух фронтах: на Западе, где пришедшая к власти в США в 1981 году администрация Рейгана окончательно отказалась от политики разрядки с Советским Союзом и сделала ставку на достижение военно-стратегического превосходства над советской "империей зла"; и на Востоке, где в условиях противостояния с Китаем, неурегулированности отношений с Японией, нестабильности обстановки в Индокитае Москва утратила инициативу и оказалась без действенных рычагов влияния на международную политику в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
Однако уже в этот период имели место тенденции, которые впоследствии создали условия для прорыва на восточном направлении советской внешней политики при Горбачеве. Несмотря на то, что ситуация в советско-китайских отношениях по-прежнему характеризовалась взаимной враждебностью и недоверием, и та и другая сторона избегали шагов, способных сделать эту ситуацию безвыходной. Советские руководители вновь и вновь подчеркивали свое стремление к нормализации отношений с китайским соседом. В свою очередь, руководство КНР во главе с Дэн Сяопином в начале 1980-х годов провело переоценку политики Пекина по отношению к США и СССР и стало следовать линии на равноудаленность от обеих сверхдержав, одобренной XII съездом КПК в 1982 году. Это открывало дополнительные возможности в сфере советско-китайских отношений. Как следствие, в октябре 1982 года были возобновлены двусторонние переговоры на уровне заместителей министров иностранных дел обеих стран, прерванные после вторжения СССР в Афганистан. Эти переговоры положили начало контактам на более высоком уровне, как, например, встреча министров иностранных дел СССР и КНР в 1984 году во время очередной сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Консультации и контакты имели место и с другими странами региона, например с Филиппинами, Таиландом, правда, до 1985 года они не выходили на уровень встреч высших руководителей или государственных визитов.
Подводя итог всему, что получило освещение в данной статье, необходимо остановиться на том влиянии, которое холодная война оказала на ситуацию в Азии в рассматриваемый период. Очевидно, что факторы, определявшие развитие конфронтации холодной войны на европейском континенте и между Советским Союзом и США, хотя и сказывались на отношениях между странами Азиатско-Тихоокеанского региона, отличались своеобразием, снижавшим риск открытого военного конфликта на Дальнем Востоке с участием СССР и Соединенных Штатов. Среди этих факторов - и особая роль, которую играла Китайская Народная Республика в соперничестве двух сверхдержав, и положение Японии, одновременно верного союзника США и экономически процветающего и влиятельного государства, способного к самостоятельным решениям в сфере отношений с соседними странами, и отмеченное выше стремление большинства стран, не входящих в советский блок, изолировать регион от крайностей советско-американского противостояния, тем самым гарантировав ему условия для политической независимости и процветания.
С другой стороны, по крайней мере для Москвы, азиатское направление ее внешней политики всегда занимало подчиненное место по сравнению с ее отношениями с Западом, что во многом и послужило одной из причин рассмотренных выше промахов и неудач. Конфликт с Китаем, поглощавшим в гораздо большей степени, по сравнению с предшествующим периодом, внимание Москвы в 1970-1980-х годах, здесь был исключением лишь в том смысле, что он, в глазах советских руководителей, оказывал сильное негативное воздействие на позиции СССР опять-таки в соперничестве с Западом, и прежде всего США. Конечно, угроза безопасности протяженной советской границе с КНР не могла недооцениваться Москвой, хотя после пограничного конфликта конца 1960-х годов и начала переговоров двух стран и эта проблема воспринималась, скорее, в свете глобального противостояния с США, нежели как самостоятельная в двусторонних отношениях.
Все эти факторы обусловили достаточно быстрый процесс позитивных перемен в направлении разрешения конфликтов и нормализации обстановки в регионе на завершающем этапе холодной войны, а также сравнительно легкое преодоление ее последствий в 1990-х годах. Доказательством последнего является хотя бы тот факт, что на фоне ведущихся в настоящее время на Западе споров о том, закончилась ли холодная война и не являемся ли мы свидетелями ее нового этапа, отношения современной России со странами Азиатско-Тихоокеанского региона строятся на принципиально новых основах, свободных от конфронтации и предубеждений прежних лет.
1 Богатуров А.Д. Великие державы на Тихом океане: история и теория международных отношений в Восточной Азии после Второй мировой войны (1945-1995 гг.). М., 1997, с. 166-167.
2 Капица М.С. На разных параллелях: записки дипломата. М., 1996, с. 154, 159.
3 Капица М.С. Указ. соч., с. 155.
4 Трояновский О.А. Через годы и расстояния: история одной семьи. М., 1997, с. 288.
5 Из дневника Щербакова И.С. Запись беседы с членом Политбюро ЦК ПТВ, премьер-министром правительства ДРВ Фам Ван Донгом, 30 апреля 1973 г. Российский государственный архив новейшей истории, ф. 5, оп. 66, д. 782, л. 92. (Далее: РГАНИ).
6 CIA, Interagency Intelligence Memorandum "Sino-Soviet Competition in Indochina". November 14, 1978. CIA Electronic Reading Room, http://www.foia.cia.gov
7 Carter to Zbigniew Brzezinski. May 17, 1978. Документ рассекречен в рамках проекта "Картер - Брежнев".
8 Постановление Политбюро ЦК КПСС № П195/56, 8 мая 1980 г. "Об указаниях послам СССР в развивающихся странах о работе по разоблачению проимпериалистического курса Пекина", РГАНИ, ф. 89, пер. 34, док. 9.
9 Постановление Политбюро ЦК КПСС № П217/57, 2 октября 1980 г. "О проведении дополнительной работы в целях противодействия американо-китайскому военному сотрудничеству". Там же, док. 10.
