ENGLISHВ СТРЕМИТЕЛЬНО надвигающемся избирательном цикле, который призван определить контуры российской политики на многие годы вперед, внешнеполитические сюжеты, скорее всего, займут второстепенное место. А жаль. Здесь есть предмет для разговора. Может быть, даже более серьезного, чем это кажется сегодня.
В нашем положении в мировом сообществе наметился неприятный и потенциально опасный парадокс: страна на подъеме, а внешнеполитический контекст меняется к худшему. Было бы перебором сказать, что мы скатываемся к внешнеполитической изоляции, как в конце брежневского периода, но союзников и друзей у нас маловато. Правда, вроде бы и врагов, особенно влиятельных, не видно, но явно растет напряженность в отношениях с разными игроками, в том числе ключевыми. Время от времени она прорывается грозовыми разрядами, потом все вроде успокаивается, но каждый раз неприятный осадок остается и накапливается. А порой количество переходит в качество, и отношения начинают портиться всерьез.
Возьмем такую страну, как США. Вряд ли нужно объяснять, какую роль она играет в современном мире. Можно спорить, однополярный он или нет, но очевидно, что супердержава в нем одна. И с ней мы расходимся все дальше. Не только с нынешней администрацией, но и политической элитой разных цветов и оттенков. Что делает проблематичным и настоящее, и будущее наших отношений.
Не лучше обстоят дела и с таким влиятельным субъектом мировой политики, как Европейский союз. Смена караула, произошедшая в двух его лидерах - Германии и Франции, - лишила нас привилегированных и сочувственно настроенных собеседников - Г.Шрёдера и Ж.Ширака. Их преемники в лучшем случае будут соблюдать нейтралитет, но могут и присоединиться к хору критиков. Уход с политической арены Т.Блэра также не пойдет нам на пользу. Срок действия Соглашения о партнерстве и сотрудничестве подходит к концу, а замены ему не видно.
Если взять не официальные круги ведущих западных стран, а широкое общественное мнение, то положение еще хуже. Против России развернута мощная пропагандистская кампания, которая приносит свои отравленные плоды. Ее обвиняют во всех смертных грехах: ненадежности как партнера, авторитаризме во внутренней политике, неоимпериализме - во внешней, пособничестве государствам-изгоям и далее по списку. Можно и нужно доказывать, что мы - не верблюды, но урон репутации страны нанесен основательный.
В "новой" Европе, в кругу наших бывших "друзей по лагерю", порадоваться тоже нечему. Конечно, антироссийский настрой официальных властей Польши вне конкуренции, но и защищать нас никто не торопится. Даже когда Польша начинает навязывать свои жесткие позиции и новичкам, и старожилам ЕС. Впрочем, кое-кто из новичков в странах Балтии вполне может соперничать с ней по части очернения России.
Естественно, что отношения с организациями, особенно атлантическими и европейскими, складываются не лучше, чем с отдельными странами. С НАТО если и поддерживается какой-то диалог, то по сугубо второстепенным вопросам. Мы категорически против его дальнейшего расширения на Восток, на постсоветское пространство. Наши атлантические партнеры с упорством, достойным лучшего применения, гнут свою линию. Здесь действительно пролегла красная черта, переход которой чреват острой конфронтацией.
В ОБСЕ, Совете Европы, Европейском парламенте нас с завидной регулярностью готовят на амплуа мальчиков для битья. Долгое время на первом плане была чеченская тема, потом актуализировались вопросы гражданских и политических свобод, соблюдения демократических норм, независимого и справедливого правосудия. Мы огрызаемся, показываем зубы, делаем жесткие заявления. Припереть нас окончательно к стенке остерегаются (все-таки крупный зверь, да и характер - не подарок), но и в покое, похоже, не оставят.
Можно сказать, что слухи о смерти СНГ слегка преувеличены. Однако в своем нынешнем состоянии Содружество напоминает разведенных супругов, которые никак не могут разъехаться. Вынужденные жить под одной крышей, они копят потенциал отрицательных эмоций. Даже в отношениях с нашими ближайшими партнерами, такими как Белоруссия, время от времени проскакивают искры.
На Востоке и Юге дела обстоят лучше. Наши отношения с Китаем лучше, чем когда бы то ни было за последние полвека. Сохраняются и укрепляются старые дружеские связи с Индией. Налаживается и развивается сотрудничество с мусульманским миром. Общий позитивный фон несколько портит отсутствие мирного договора с Японией, упирающегося в "территориальный вопрос", но, по-видимому, с этим придется мириться неопределенно долго.
За пределами Евразии Россия медленно, но последовательно восстанавливает свои позиции. После Латинской Америки она вернулась и в Африку, снова войдя в узкий круг держав с глобальными интересами. Прагматичный подход к староновым партнерам позволяет избегать серьезных ошибок.
Хотя общая картина получается неоднозначной, наиболее проблемными оказались важнейшие направления - наши отношения с Западом, постсоциалистическими и постсоветскими государствами. Здесь происходит ухудшение по многим линиям и наблюдается кумулятивный эффект, когда негативные тенденции усиливают друг друга.
Каковы причины роста напряженности по этим линиям? Насколько такая перспектива опасна для России? Можем ли мы что-то сделать, чтобы избежать дальнейшего сползания наших отношений к конфронтации? Если да, то что именно?
В значительной мере подобный "момент истины" был неизбежным. Сегодня путинская Россия платит по счетам ельцинской. Именно тогда у нас развелось много мастеров игры в поддавки с внешнеполитическими партнерами. Они были не только практиками, но и претендовали на лавры теоретиков. Стало чуть ли ни аксиомой утверждение, что Советский Союз проиграл холодную войну и здесь корень многих внешнеполитических проблем и бед постсоветской России. Как говорится, проиграл - плати.
Это голословное утверждение не имеет ничего общего с исторической правдой. Советский Союз никаких войн не проигрывал: ни горячих, ни холодных. В нелегких условиях он закончил холодную войну почетной ничьей где-то на рубеже 1989 и 1990 годов, за два года до своей гибели. Легенда о выигранной большой войне, за которую нация должна быть благодарна победителю, родилась позже, в 1992 году, в ходе второй президентской кампании Дж.Буша-старшего.
Она оказалась живучей, поскольку была выгодна и тем и другим. В тяжелой борьбе за переизбрание отцу нынешнего Президента США было важно предстать перед страной в тоге победителя не только Саддама Хусейна, ближневосточного диктатора средней руки, но и гораздо более серьезного противника, в течение десятилетий ставившего под вопрос сами основы американского образа жизни. Эта карта была разыграна, правда без особого успеха.
Такая мифология была выгодна и тогдашнему российскому руководству. Ему надо было свалить на кого-то ответственность и за развал страны, и за провал реформ. Мифическое поражение старой власти было призвано разом списать все его грехи и заодно дать индульгенцию на будущее, открыть возможность ради собственного политического выживания приторговывать интересами страны.
В 90-х годах прошлого века Россия для Запада была партнером, о котором можно только мечтать. Большое советское наследство делили весело и шустро. Щедрые внешнеполитические подарки ельцинского руководства принимали охотно, не думая о взаимности. Героические усилия Примакова и всех, кто поддерживал его линию, направленную на то, чтобы как-то выправить, сделать более сбалансированными наши отношения, воспринимались как досадное недоразумение.
Само собой разумеется, что наши западные партнеры по своей воле отказаться от такой модели отношений не могли. Нетрудно представить, каким холодным душем для них стала растущая самостоятельность поведения России на мировой арене. Точку перелома обозначило начало второй иракской кампании весной 2003 года, а дальше шло по нарастающей.
Как везде в современной мировой политике, здесь важна экономическая составляющая. Россия обладает уникальным ресурсным потенциалом. Сегодня на первый план выдвинулись энергоносители и энергетическая политика (завтра это может быть что-то другое). Крупнейшие западные кампании (и стоящие за ними интересы) болезненно восприняли стремление российского правительства полностью взять под свой контроль запасы углеводородов и средства их транспортировки. Они внесли немалую лепту в создание негативного образа путинской России.
Другим камнем преткновения становится молодой агрессивный российский капитал, все увереннее выходящий на глобальные просторы современной мировой экономики. Постулаты свободной конкуренции хороши в учебниках для вузов, а в реальной жизни ворожат своим и вставляют палки в колеса чужим. Западным кампаниям и так приходится нелегко под напором азиатских конкурентов, а тут еще "Русские идут!". Нелестные характеристики страны происхождения пришельцев становятся действенным оружием конкурентной борьбы.
Явную настороженность вызывает и глубокая структурная перестройка молодого российского капитализма, усиление регулирующих начал в национальной экономике, создание и укрепление государственных холдингов. Нередко это трактуется как возрождение советской командной системы организации народного хозяйства. Хотя в России степень вмешательства государства в воспроизводственные процессы меньше, чем во многих западных странах, она подается как недопустимо высокая, несовместимая с принципами свободной экономики.
Еще больше нареканий вызывает последовательное оформление моноцентричной политической системы в путинский период. В ней видят реинкарнацию традиционного российского авторитаризма, возрождение пресловутой "русской системы", построенной на концентрации власти и собственности в руках немногих. Системы, наглухо блокирующей развитие страны по демократическому пути, возвращающей ее на круги своя.
Для внешнего мира наиболее осязаемым проявлением новых тенденций в экономической и политической жизни России стал жесткий и активный курс отечественной дипломатии, направленный на последовательную защиту национальных интересов. В центре конфликтов и противоречий оказалось постсоветское пространство, ставшее объектом усиленной экспансии США, Европейского союза, различных региональных держав. Борьба за советское геополитическое наследие в центре Евразии, ставки в которой велики, сделала неизбежным "выяснение отношений" с окружающим миром.
Растущую тревогу на Западе вызывает выдвижение на первый план пестрого конгломерата сил и течений, в котором не так-то просто разделить национальные, патриотические, великодержавные, националистические, экстремистские, реваншистские группировки. Хотя сравнения постсоветской России с веймарской Германией не слишком в ходу, ощущение России как державы, стремящейся к основательной ревизии современного мирового порядка, широко распространено в политикоформирующих кругах западного мира.
Сложилась парадоксальная ситуация. В 90-х годах прошлого века США и ЕС закрывали глаза на многие художества предыдущего режима, толковали сомнения в его пользу. Мы шли по разряду юной, неопытной демократии с понятными и простительными грехами молодости. После 2003 года всякое лыко ставится в строку, все подвергается критике и осуждению, мы постоянно в числе виноватых. Запад готов поставить на российской демократии жирный крест, признать ее органически неспособной жить в условиях свободы. Соответственно, с ней можно сотрудничать, "решать вопросы", но нельзя строить отношения на перспективу.
Как в этих условиях грамотно выстроить ориентиры вхождения в глобальный мир, распорядители которого нас не ждут и нам не рады? Наши ведущие политологи и международники предлагают весьма соблазнительный ответ. Наряду с другими поднимающимися гигантами - Китаем, Индией, Бразилией - Россия должна превратиться в самостоятельный центр силы в многополярном мире. В этом качестве она может проводить самостоятельную внешнюю политику по всем азимутам наподобие деголлевской Франции. Благодаря своему потенциалу у нее хорошие шансы стать центром притяжения на постсоветском пространстве. Таким образом, она уверенно возвращается в круг великих держав в качестве одного из столпов нового мирового порядка, более прочного, безопасного и справедливого, чем сегодня.
Заманчиво? Очень. Беда в том, что все это слишком хорошо, чтобы быть правдой. В приведенном выше рассуждении слишком много произвольных допущений, у которых мало общего с реальностью. Мы накопили немалый опыт того, как выдавать желаемое за действительное, но итог неизменно был печальным.
Разберемся по порядку. В нашей науке и публицистике все громче и настойчивее звучит мотив неизбежной смены однополярного мироустройства, характерного для системы международных отношений после холодной войны. В принципе такой подход вполне обоснован, "американский век" не вечен. Проблема в том, чтобы трезво очертить его временные рамки.
Нет сомнений, что стратегические просчеты, допущенные американской администрацией на Ближнем и Среднем Востоке, серьезно укорачивают "американский век". Но нет оснований полагать, что они кладут ему конец. Скорей всего, американский истеблишмент проведет домашнюю работу над ошибками и извлечет необходимые уроки на будущее.
Вкратце они сводятся к двум констатациям. Первое. 90-е годы прошлого века, золотое время Америки - не правило, а исключение. Построение внешнеполитической стратегии США на основании опыта того периода чревато серьезными ошибками и потерями.
Второе. Политическая инженерия имеет ограниченное применение и непредвиденные последствия, которые могут быть пагубными для инициаторов. Она сработала в послевоенной Германии и Японии, но провалилась в Ираке. Не исключено, что и "цветные революции" могут неприятно аукнуться для Соединенных Штатов.
В мировой политике значение "иракского эксперимента" в том, что он подорвал одну из краеугольных основ однополярного мира - веру во всемогущество США, их способность силовыми методами обеспечить свои интересы в любой точке земного шара. Американская мощь переходит из разряда абсолютных категорий в относительные, и это меняет дело качественным образом.
Есть тревожные симптомы имперского перенапряжения сил и в экономике. Доллар справляется с ролью всеобщего денежного эквивалента, мировой резервной валюты с растущим трудом. Тройной дефицит (государственного бюджета, торгового и платежного баланса), огромный государственный долг тянут его вниз. Несмотря на сильную девальвацию национальной валюты, американская продукция не обрела желанную конкурентоспособность на мировых рынках. Дальнейшее продолжение этого курса грозит утратой доверия к доллару, важнейшему рычагу американского влияния в мире.
Обозначившиеся ограничители военной и финансовой мощи США дополняются и усиливаются другими неблагоприятными для одинокой сверхдержавы тенденциями. Падение морального и политического авторитета в мире, растущий антиамериканизм в различных частях земного шара, острое идейно-ценностное противостояние в самой Америке. Ирак, "Катрина", "Энрон", непрекращающиеся скандалы в деловом мире, администрации, армии, спецслужбах. Даже в благополучной Америке беда не приходит одна.
Все это так. Вот только с выводом о быстром и необратимом упадке американской мощи не следует торопиться. И тем более злорадно потирать руки. Гнев, даже праведный, - плохой советчик, особенно во внешнеполитических делах.
В глобальном мире, в котором мы незаметно оказались и только учимся жить, конкуренция и партнерство идут рука об руку. Национально-государственные сообщества проверяются на прочность и жизнеспособность, умение и постоять за себя, и наладить взаимовыгодное сотрудничество. В этой суровой "проверке на дорогах" в неясное общее будущее государственные институты играют огромную роль. Способность властей предержащих найти адекватный ответ на внутренние и внешние вызовы определяет коридор возможностей граждан. Недаром современная международная статистика сравнивает государства по различным показателям, расставляя их по ранжиру и внимательно анализируя перемещения в мировой "табели о рангах".
В тени государств прячутся социумы, национальные сообщества, истинные герои большой политики глобального мира. Именно на них следует сосредоточить внимание, оценивая перспективы той или иной страны на мировой арене. Не территории и ресурсы, не просто динамику ВВП и даже не степень развития высоких технологий, а человеческий капитал во всех его измерениях. Или, другими словами, способность общества находить принципиально новые решения в постоянно усложняющемся мире, отвечать на вызовы времени, нести бремя лидерства.
С этой точки зрения Соединенные Штаты основательно преуспели за свою короткую - по мировым меркам - историю. В том числе во внешней политике. Те глобальные институты, которые они начали создавать с середины прошлого века, играют ключевую роль в современном мире. С немалой выгодой для США.
Оказавшись на вершине, они не торопятся вниз. Возможности для маневра у них есть, и немалые. Скажем, можно перенести упор с военной силы на так называемую "мягкую мощь", способность завоевывать и удерживать лидирующие позиции в различных сферах деятельности, становясь примером для подражания. А заодно осуществить далеко идущий раздел бремени ответственности за состояние мировых дел с союзниками и партнерами. Да еще предусмотреть роли на вырост для наиболее сильных потенциальных оппонентов, увеличив тем самым их заинтересованность в стабильности существующей системы международных отношений.
Далеко не прост и очевиден ответ на вопрос, насколько нам выгоден форсированный переход к многополярному миру. Конечно, американская гегемония - не подарок, Соединенные Штаты мало считаются с нашими законными интересами. Каждый шаг, даже шажок навстречу приходится у них вырывать с боем. Достаточно вспомнить переговоры о вступлении России в ВТО. А пресловутая поправка Джексона - Вэника, превратившаяся в исторический анекдот?
Спора нет, России приходится отвоевывать место под американским солнцем в тяжелой, упорной борьбе. Вопрос стоит по-другому: что нас ждет, когда оно начнет клониться к закату? В поисках ответа на него вряд ли можно ограничиться простенькой формулой "БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай), обреченный на исторический успех".
Действительно, экстраполируя тенденции последних десятилетий, можно предположить, что удельный вес Китая, Индии, России и Бразилии в мировой экономике значительно повысится. В какой мере это приведет к перераспределению ролей в мировой политике - предмет отдельного разговора. Выше отмечалось, что игра идет на многих полях с нарастающим итогом. Сегодняшнее преобладание западного мира имеет многомерную основу и потому довольно устойчиво. Соревнуются общества, а не только хозяйственные комплексы.
И все же как правоверные марксисты предположим, что в конечном счете экономика имеет решающее значение. По имеющимся прогнозам, в обозримом будущем у России все шансы оказаться в одной категории с Бразилией, а не с Китаем и Индией. Но ведь никто, включая самих бразильцев, не спешит объявить Бразилию одним из столпов будущего мирового порядка. Влиятельная региональная держава, признанный лидер Южной Америки - да, весьма вероятно. А стать в один ряд с США, Европейским союзом, Китаем, Индией, войти на равных в клуб глобального регулирования - задача другого уровня, другой степени сложности. Возможно, и она окажется Бразилии по плечу, но где-то там, за горизонтом сегодняшнего политического планирования. Соответственно, и внешнеполитическая стратегия страны должна трезво оценивать свои силы и возможности, различать этапы и задачи.
Бразильская мерка вполне применима к России. Особенно если не ограничиваться каким-то одним показателем (например, ВВП, по которому Россия недавно обогнала Бразилию), а взять ряд важнейших характеристик положения страны в глобальном контексте. Скажем, создание интеграционных объединений. По численности населения и объему производства СНГ и МЕРКОСУР, где Бразилия играет первую скрипку, практически одинаковы. Но СНГ - переговорная площадка, а МЕРКОСУР - реально работающий Южноамериканский общий рынок. Чувствуете разницу?
В деле создания эффективно функционирующих демократических институтов Бразилия тоже явно обогнала Россию. Мы могли бы немало поучиться и у бразильского федерализма. Есть осмысленная внешнеполитическая стратегия, как на глобальном, так и региональном уровне. Ограничимся одним примером. У Бразилии исторически сложились очень непростые отношения со второй державой региона - Аргентиной. Говорят они на разных, хотя и родственных языках, но тем не менее находят общий язык, не позволяя внешним силам ловко обыгрывать их противоречия.
Правда, с точки зрения мировой политики у России есть одно врожденное фундаментальное преимущество перед Бразилией (и многими другими). Наша страна - мультирегиональная держава, расположенная в сердце ключевого материка, Евразии. Бразилия принадлежит к региональной политической системе, занимающей довольно периферийное положение в современном мире. Выгодное геоэкономическое и геополитическое положение России обеспечивает ей немалый коэффициент усиления влияния, серьезно повышающий статус страны на мировой арене.
Но этот политический капитал - заслуга предков, а не нынешних поколений россиян. Они им не слишком дорожили и бездумно бросали на ветер. Так же как и другие ценнейшие ресурсы: людские, материальные, духовные.
Мораль проста: установка на быстрое превращение России в самостоятельный центр силы мирового уровня выдает желаемое за действительное. В качестве основы внешнеполитической стратегии страны она ведет к погоне за химерами, чреватой перенапряжением сил, тяжелыми просчетами и большими потерями. Нам нужны перспективные, мобилизующие, но реальные цели.
Внешнеполитическая стратегия России на ближайшие два десятилетия призвана решить комплекс взаимосвязанных сложнейших задач: исключить возможность столкновения страны с каким-либо глобальным центром силы; не допустить изоляции России на мировой арене; способствовать модернизации страны; укрепить позиции России как влиятельного субъекта региональной и мировой политики; создать благоприятные условия для органичного включения основной части постсоветского пространства в глобальный мир.
Само собой разумеется, что такая стратегия, чтобы быть успешной, должна опираться на перспективные тенденции мирового развития. В настоящее время два основных процесса определяют облик завтрашнего мира: глобализация и регионализация. Глобальный мир строится на базе крупных политико-экономических блоков, макрорегионов, объединяющих группы государств. Даже самые большие и влиятельные страны участвуют в создании разного рода интеграционных группировок, стремясь усилить свои позиции в мире глобальной конкуренции.
Эти процессы бурно идут и в нашей части света. Нельзя сказать, что Россия стоит от них в стороне. В то же время трудно понять, что она считает для себя приоритетом, на какую модель будущего ориентируется в первую очередь. Она одновременно везде и нигде. Не пора ли сделать выбор и обрести четкую внешнеполитическую идентичность?
Всем вышеперечисленным требованиям и пожеланиям отвечает проект большой, единой Европы без разделительных линий. Для России он сводит к минимуму перспективу возникновения конфликтов с Западом и Востоком. Страна активно включается в европейское строительство, сохраняя суверенитет и идентичность. Осуществляя модернизацию, Россия сможет опереться на поддержку объединяющейся Европы. Даже в Большой Европе она не затеряется, а ее голос обретет необходимый резонанс. В этом случае постсоветское пространство предстает как неотъемлемая составляющая большой европейской семьи, которую нужно выводить на соответствующий уровень.
Перспектива Большой Европы вряд ли приведет в восторг творцов американской внешней политики. Но по зрелому размышлению, возразить им особенно нечего: без столь мощного партнера США не удержаться на мировом политическом Олимпе достаточно долго. Другой разумной альтернативы прогрессирующей эрозии позиций Запада в мире ХХI века нет. Так что придется смириться с этим как наименьшим злом.
Большая Европа - не Европейский союз от Атлантики до Тихого океана. Так вряд ли получится что-то путное. Это более сложная, сочлененная конструкция, различные элементы которой связаны многообразными отношениями. Сегодня Норвегия и Швейцария - в одном пространстве с Европейским союзом, не являясь его членами. Завтра, возможно, придется выработать какой-то особый статус для Турции. При наличии политической воли нет никаких непреодолимых препятствий для того, чтобы строить Большую Европу с двух концов, с Запада и Востока. Это грандиозный проект, который будет оказывать все более глубокое позитивное воздействие на мировую политику. И Россия внакладе не останется.
Насколько реалистична подобная перспектива? Не принадлежит ли и она к разряду воздушных замков, построенных на песке? Как известно, видение Большой Европы от Атлантики до Тихого океана как естественного объединения народов и государств старого континента вновь актуализировалось на выходе из холодной войны в конце 80-х годов прошлого века. В Парижской хартии для новой Европы мы читаем: "Составляющая единое целое и свободная Европа зовет к новому почину. Мы приглашаем наши народы принять участие в этом великом деле". Само это видение в немалой степени создало возможность относительно легкого и безболезненного выхода из холодной войны, решения таких сложнейших проблем, как трансформация общественного строя в странах Центральной и Восточной Европы, объединение Германии, очищение континента от чудовищных арсеналов оружия массового уничтожения и т.д.
В дальнейшем это видение, если не исчезло, то отошло куда-то в тень. Прошло всего четыре года, и в Соглашении о партнерстве и сотрудничестве в качестве одной из основных целей называется "обеспечение соответствующих рамок для постепенной интеграции между Россией и более широкой зоной сотрудничества в Европе".
Дальше - больше. В одной из недавно намеченных четырех "дорожных карт", а именно по общему пространству науки и образования, целеполагание в этой области сформулировано следующим образом: "Укреплять и усиливать европейскую идентичность на основе общих ценностей, включая свободу выражения, демократическое функционирование СМИ, соблюдение прав человека, включая права лиц, принадлежащих к меньшинствам, и продвижение культурного и языкового многообразия как основы жизнеспособности в Европе без разделительных линий".
Итак, начали с "единого целого", а пришли к "Европе без разделительных линий". Различия вроде бы не столь велики, но в действительности они носят принципиальный характер. Речь идет о сохранении глубокого водораздела на старом континенте, о сосуществовании под общим названием двух или более "Европ".
За хитросплетениями формулировок скрывается глубокое взаимное разочарование в панъевропейском проекте. У каждой из сторон, на Западе и на Востоке континента есть серьезные причины для охлаждения былого энтузиазма. У ЕС много нареканий в адрес молодой российской демократии и отечественного рынка. Россия извлекла горький урок из опыта 1990-х годов, когда Запад - включая его европейскую составляющую - не слишком церемонился с ослабевшей страной, решая свои проблемы за ее счет.
В результате на сегодняшний день мы получили реальность вялого встречного дрейфа, время от времени прерываемого конфликтами разной степени интенсивности, грозящими заморозить отношения между двумя частями континента. Конечно, можно исходить из того, что в неопределенном будущем мы сблизимся настолько, что движение к европейскому единству станет необратимым, но это очень смелое предположение. С не меньшими основаниями можно строить гораздо менее оптимистичные сценарии.
Но, может быть, на самом деле Большая Европа не нужна ни ЕС, ни России? Не окажется ли панъевропейский проект слишком тяжелой ношей для ЕС и коротким поводком для России? На первый взгляд, так оно и есть. Не только Европейский союз, но и постсоветская Россия представляются самодостаточными величинами, вполне способными успешно действовать в глобальном мире. В действительности далеко не завершенный процесс российской модернизации нуждается в европейской поддержке, а "проблема России" в различных ипостасях чем дальше тем острее встает перед ЕС. По своему значению в его повестке дня она перевешивает многое, включая и трудноразрешимую "турецкую головоломку", на которую в любом случае придется потратить уйму времени и сил.
Вспомним, что в Парижской хартии была заложена стратегия сближения и взаимной адаптации Запада и Востока европейского континента. Тогда ее перечеркнуло разрушение Советского Союза изнутри, не оставившее других возможностей продолжения европейского строительства, кроме расширения Европейского союза на Восток путем инкорпорирования постсоциалистических государств. В настоящее время эта стратегия, в активе которой есть несомненные крупные достижения, наталкивается на растущее и труднопреодолимое "сопротивление среды", в том числе в самом ядре ЕС. И для России неприемлема перспектива безоговорочного подчинения внутренней логике развития ЕС.
Поэтому если не ограничиваться решением частных задач, то наиболее многообещающим представляется строительство Большой Европы с двух сторон с длительным сохранением переходных пространств и режимов взаимодействия, позволяющих постепенно находить возможности адаптации друг к другу.
Поиски такого решения настоятельно диктуются необходимостью собрать воедино разнородные компоненты европейской цивилизации на евразийском суперматерике, объективно призванном сыграть ключевую роль в формировании облика глобального мира завтрашнего дня.
Несомненно, что строительство Большой Европы - высший пилотаж, предъявляющий особые требования к политике, элитам, широкой общественности старого континента. Но даже сама постановка ее в повестку дня задает верные ориентиры европейским странам и народам, облегчая решение многих проблем. В том числе и тех, которые сегодня кажутся неразрешимыми.
