Первая мировая война, разразившаяся над миром 100 лет назад, стала кровавым прологом века-волкодава. В те дни ценности и достижения рафинированной европейской цивилизации были безжалостно брошены в топку мировой войны. Грязь и кровь окопов пришли им на смену, став уделом миллионов и миллионов людей. Варварство попрало человеческое достоинство, смутило и исковеркало души. Смерть и ужас проникли в сознание, превратившись в повседневный кошмар. И ошеломленные люди увидели истинное лицо войны: разрушенные города, сожженные деревни, пепел пожарищ, поля сражений, покрытые телами павших, стоны раненых на «ничейной земле», агонию умирающих, горе и страдания оставшихся в живых, почувствовали тошнотворный запах войны.

И, думая обо всем этом, невозможно понять, что пережил человек, оказавшийся на войне, если обращаться только к официальным обезличенным документам эпохи: приказам командования, военным сводкам, реляциям, донесениям. Другое измерение войны, человеческое, нравственное, существует вне сферы этих документов, в иной плоскости, почувствовать которое можно, если обратиться к фронтовым письмам. Именно они дают возможность взглянуть на войну изнутри, глазами «маленького человека», увидеть ее ужасающую изнанку. В этом в первую очередь и заключается непреходящая ценность фронтовых писем как исторического источника.

С началом войны в России стало действовать «Временное Положение о военной цензуре». Статья 6 «Положения» разрешала «в полном объеме» просматривать и изымать любые почтовые отправления с театра военных действий, ставя целью не допустить «во время войны оглашения и распространения путем печати, почтово-телеграфных сношений <…> сведений, могущих повредить военным интересам государства»1. Все сведения, подпадающие под это определение, подвергались перлюстрации. Бывало, что изымались и сами письма.

Всего за годы войны с фронта было отправлено более 1 млрд. 700 млн. писем2, из них 20 млн. писем было просмотрено цензорами3. Благодаря цензуре сегодня в фондах Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА) хранится около 170-200 тыс. выдержек из перлюстрированных писем и еще 50-70 тыс. полностью сохранившихся фронтовых писем4. Множество фронтовых писем отложилось в региональных архивах.

Неотторжимой частью содержания перлюстрированных писем стала не только военная подцензурная информация, но и сфера личных переживаний человека. Личностный взгляд на войну попал в поле зрения военных цензоров неслучайно. В нем они увидели смутную угрозу существующей власти, именно смутную, ибо на страницах фронтовых писем не присутствовало ни оппозиционных взглядов, ни тем более радикальных призывов, а только говорилось о человеческих страданиях, неправдах, творимых на войне, лживой пропаганде и о многом другом, о том, что можно объединить одним общим понятием - гражданские мотивы. Именно они так встревожили военную цензуру, именно благодаря им многие фронтовые письма сохранились для исследователей. Поэтому гражданственность, даже если она еле уловима в фронтовых письмах, стала сквозной темой предлагаемой публикации.

Автор этих строк уже обращался к тематике фронтовых писем и воспоминаний, подборка которых была объединена общей темой - боями в Польше на реке Равке, проходившими в декабре 1914-го - январе 1915 года5. Предлагаемая статья является логическим продолжением предыдущих публикаций о боях на Равке. Такой подход к изданию фронтовых писем об одном и том же событии (боях) не случаен, а, скорее, закономерен, ибо письма относятся к категории массового источника, а значит, они обладают характерной закономерностью, в которой понимание исследователями всего многообразия свершенных событий и прошедшей реальности становится возможным только при введении в научный оборот как можно большего количества носителей информации (фронтовых писем). Такой подход позволяет увидеть в малом - большое, в частном - общее, в сиюминутном - вечное, скорректировать и даже изменить наше представление о событиях Первой мировой войны.

В конце ноября 1914 года завершилась одна из крупнейших битв 1914 года на Восточном фронте - Лодзинское сражение. В этой битве ни одна из противоборствующих сторон не смогла одержать решающей победы, но после ее окончания стратегическая инициатива в Польше перешла к Германии. Русская армия оставила крупный промышленный центр и транспортный узел Лодзь, а потом и Лович, и под ударами 9-й германской армии генерала А.Макензена стала с боями отходить на Восток, к Варшаве. 3/16 декабря 1914 года русские войска, отступив, заняли новую линию обороны вдоль правого берега реки Бзура и ее притока Равки. Несмотря на все попытки германского командования прорвать русскую оборону на этом участке фронта, немецкое наступление было остановлено. Но немцы не оставляли попыток массированными атаками с применением артиллерии опрокинуть русские войска.

Так, начиная с декабря 1914 года, бои на Бзуре и Равке стали сущим адом и для русских, и для немцев, где не за месяц и недели, а за дни, часы перемалывались полки6. Люди гибли сотнями, тысячами. Трупы завалили поля сражений и мешали вести огонь7. Из-за количества погибших хоронить их просто не успевали. «Пало немцев до 1000, из коих похоронено только 300-400 человек, остальные сложены только. Вид ужасный, не поддающийся описанию! У всех убитых открыты глаза, что делает их еще ужаснее. Вероятно, многие из них умирали в ужасных мучениях»8.

Воистину дантовский ад и брейгелевский триумф смерти меркнут в сравнении с той страшной реальностью, с которой столкнулись участники тех боев. И, пожалуй, наиболее полное представление о запредельной жестокости тех кровопролитных боев, которые стали принимать характер бойни, дают именно фронтовые письма.

Вот всего лишь небольшая выдержка из одного такого письма: «Бой за обладание Бзурой - отчаянная, бесконечная борьба. 4 дня колеблющегося сражения не прекратило дальнейшего давления большей части немецких сил на угол, образуемый Бзурой, Равкой с Пилицей. Атаки и контратаки не прекращались ни днем, ни ночью. Сверхлюдьми действительно представляются эти перволинейные солдаты, бросающиеся вперед и назад при отбитии и атаке. [Немцы] жертвуют дивизию за дивизией при натиске на Варшаву. Под покровом ночи они перебрасывают понтонный мост через реку, но когда их войска появляются на крутых берегах желтоватого ручья, русский орудийный огонь сметает их до тла. Лодки плавучих мостов втаскиваются на берег удалыми русскими. <…>

К югу от Сохачева русские позволили немцам перейти ночью реку, пока 15 000 их не очутилось на восточном берегу. Тогда один из наших корпусов сомкнулся с трех сторон неприятеля. Окруженная дивизия сражалась с отчаянием осужденных на смерть, но когда бледный рассвет показался на востоке, <…> берег ручья имел вид скотобойни. Жалкие остатки пробились обратно на немецкую сторону реки»9.

Эти наступательные действия германского командования были отнюдь не случайны. В начале февраля 1915 года немцы запланировали мощное наступление в Восточной Пруссии, поставив себе цель разгромить и уничтожить 10-ю русскую армию. Чтобы дезориентировать русское командование и заставить его перебросить части с этого участка фронта, немцы решили провести в январе 1915 года демонстрацию наступления на Варшаву. Несмотря на отвлекающий характер наступления, командующий германскими войсками на Востоке генерал П.Гинденбург и его начальник штаба генерал Э.Людендорф подошли к планированию операции на Равке со всей серьезностью. На направлении главного удара шириной 6,5 километра по линии населенных пунктов Боржимов - Гумин - Воля Шидловская - Могелы немцы сосредоточили ударную группировку в составе трех корпусов (XVII, XIII и I резервного корпуса), в первой линии наступления находилось семь дивизий (26-я, 35-я, 36-я, 4-я пехотные дивизии и 1-я, 36-я и 49-я резервные дивизии)10.

Огневую поддержку наступления осуществляла артиллерийская группировка - около 100 батарей (около 500 орудий). В том числе 150 орудий тяжелой артиллерии (40 батарей)11, две австрийские мортиры калибром 305 миллиметров12. Плотность немецкой артиллерии достигала 60 орудий на километр13, интенсивность ее огня на этом узком участке фронта была огромной. 18/31 января 1915 года на русские позиции ежечасно падало 24 тысячи снарядов14. Именно на Равке в январе 1915 года немцы впервые применили против русской армии отравляющие вещества, обрушив на русские позиции 18 тыс. снарядов с ксилилбромидом15.

Оборону на этом участке фронта держал VI армейский корпус (командующий - генерал В.И.Гурко*(*Гурко Василий Иосифович (08.05.1864 - 11.02.1937). Генерал-лейтенант. Командующий VI армейским корпусом. В период с 10 ноября 1916-го по 17 февраля 1917 г. исполнял обязанности начальника штаба Верховного главнокомандующего. Главнокомандующий армиями Западного фронта (31.03. - 22.05. 1917).)) 2-й армии генерала В.В.Смирнова**(**Смирнов Владимир Васильевич (04.06.1849 -18.10.1918). Генерал от инфантерии. С 20 ноября 1914 г. командующий 2-й армией.). Ставка располагала сведениями о готовившемся немецком наступлении16 и усиливала корпус резервами, прибывавшими с других участков фронта, в том числе и из Восточной Пруссии. В конце декабря численность корпуса составляла 32 513 штыков17. В самый разгар битвы 20 января/3 февраля в подчинении у В.И.Гурко находилось армейское соединение численностью до 95 тыс. человек18 и к 15/28 января - артиллерийская армада в 1032 орудия19 (из них 718 легких орудий20), что превышало германскую артиллерийскую группировку в два раза. Но эффективно воспользоваться этим «артиллерийским ресурсом» не удалось прежде всего из-за «снарядного голода» разразившегося в русской армии.

И эти две невообразимые по своей разрушительной мощи силы столкнулись друг с другом не на жизнь, а на смерть, когда германская армия пошла на штурм русских позиций. Началась битва на Равке, которая продолжалась с 18/31 января по 23 января/5 февраля 1915 года. По длительности боевых действий и числу потерь она стала одной из самых кровопролитных битв Первой мировой войны. Здесь, на фронте, протяженностью всего 6,5 километра, за неделю беспримерных по своей ярости боев потери обеих сторон составили от 70 до 80 тыс. человек (потери с русской стороны составили 39 264 человек21; потери немцев 3022 -40 тыс. человек23). Несмотря на все усилия, немцы не сумели прорвать практическую оборону русской армии. Но П.Гинденбургу и Э.Людендорфу удалось осуществить свою стратегическую цель - заставить русское командование перебросить на Равку значительные силы. Всего к окончанию сражения здесь находилось 11 русских дивизий24. Все это дало основание написать на страницах немецкой официальной истории Первой мировой войны «Der Weltkrieg 1914 bis 1918»: «В оперативном отношении, мощное немецкое наступление на Равке являлось победой, в том числе и из-за привлечения русским командованием значительных резервов для удержания фронта, что было на пользу грядущим битвам в Восточной Пруссии»25.

В январе 1915 года, когда отгремели последние залпы битвы на Равке, война продолжалась уже полгода и не было видно ей конца. К этому времени в человеческий разум стало проникать понимание произошедшей вселенской и личной трагедии. Ура-патриотическая эйфория, затмивший сознание милитаристский угар первых месяцев войны оказались смыты «кровавым душем» боев и сражений, похоронками с фронта. И хотя во многих письмах еще мощным рефреном продолжал звучать патриотизм, но уже меняется их тон и содержание. Письма наполняются горькими, безысходными раздумьями, растерянностью и отчаянием, становится понятно, что наступила усталость от войны, и в письмах все чаще встречаются признания, что «война всех <…> страшно утомила»26, что «все страшно надоело»27. И среди этих признаний призывным криком невольно прорывается вопрос: «Когда же кончится война?»28.

Испытания войной переворачивают мир «человека из окопов». Он начинает чувствовать свою сопричастность и даже совиновность происходящей бойне-войне. И вот уже ужасная явь диктует неотвратимую, страшную мысль: «Я стал соучастником бойни, я стал соучастником зла». «Из глубины сознания, - писал очевидец, пораженный увиденным на войне, - раздается голос: ты прав, не надо войны, довольно кровопролития! <…> После первого боя <…> при виде обезображенных, истекающих кровью людей и лошадей, невольно всплыл предо мной неразрешенный вопрос: для чего все это? Почему это не сон, не фантазия, а ужасная, отвратительная действительность?

<…> Ведь человек - самая кровожадная из всех тварей. Его надо всегда сдерживать, а не поощрять к таким столкновениям, как война»29.

И после таких строк уже не избежать в письмах извечно русского вопроса: «Кто виноват?». Но на него в январе 1915 года еще нет ответа: «Я с удовольствием променял бы унизительную, постыдную роль палача на благородную роль санитара. Не хитрая штука нашему брату воевать. Дали винтовку, патроны, - стреляй, бей. За что спрашивается?»30. Автор этих строк намеренно опускает глубоко личный страшный вопрос: если не убьешь ты - убьют тебя. В своих рассуждениях он сознательно или бессознательно поднимается выше возможности собственной гибели, подчеркивая этим гуманистическое начало, суть которого заключается в сохранении высшей ценности на Земле - человеческой жизни. Так в фронтовых письмах гуманистические и гражданские мотивы, переплетаясь, приобретают мощное звучание.

Схожие размышления о войне приводят другого русского офицера к пониманию-констатации: «Кто был на войне, участвовал в ней, тот мог понять, какое это великое зло»31. Итак, круг замкнулся: война - это зло, а люди, участвующие в ней, - соучастники зла. И где выход, есть ли время искать его, когда война-зло грозит ежеминутно, ежесекундно убить человека, обрушивая на него все самые современные, страшные и изощренные способы убийства: снаряды, газы, пулеметный огонь. И от всего этого окружающего кошмара, противоестественного самой человеческой природе, даже у сильного духом человека сдавали нервы. Особенно страшен был артиллерийский обстрел, от которого человек впадал в отчаянье.

Участник боев на Равке писал домой: «Этот беспрестанный грохот орудий и разрывы снарядов, от которых нет покоя, окончательно разбивает нервы. Наш полковник Желенин даже плакать начал, как мальчик, нервы не выдержали. Россолюк тоже ревет, как вол»32. Бывало и того хуже, психика не выдерживала, у человека мутнел рассудок, и разум поглощало безумие: «Подпоручик Антонюк*(*Офицер 97-го Лифляндского пехотного полка.) очень храбро сражался, <…> и, не перенесши <…> жестокую артиллерийскую бомбардировку, он столько был душевно потрясен, что потерял самообладание и его пришлось отправить в госпиталь для излечения душевной болезни. При этом нужно прибавить, что подпоручик Антонюк отличался цветущим здоровьем и очень крепкими нервами, что он доказал участвуя в боях, проявляя полную хладнокровность»33. И это был не единичный случай.

Другой участник этих боев писал: «Сегодня канонада идет с утра, в ушах шум от свиста и разрыва снарядов. <…> Люди нервничают [так], что много психических заболеваний (курсив мой. - Н.П.)34».

Безумие, ужас, смерть - такой страшный триединый лик войны запечатлели авторы публикуемых писем. Сами того не желая, они через время донесли до нас свою правду о кровавых боях на Бзуре и Равке в декабре 1914-го - январе 1915 года, донесли, чтобы мы узнали о ней.

Письма, выявленные в РГВИА, публикуются по современным правилам правописания, с сохранением их стилистических особенностей. Сокращения раскрыты в квадратных скобках.

 

Приложения

1. Выписка из письма члена Варшавской Судебной палаты А.Н.Жемчужникова, Варшава. 27 декабря 1914 г[ода], к сенатору Федору Карловичу Баних, в Петроград. Пантелеймоновская, 5.

Военные дела у нас очень сложны, немцы все продолжают наступать, и не знаю, удастся ли нам их сломить? Остается мечтать о поездке в январе, если до того времени нас не эвакуируют. Кругом войска, битвы и море раненых и умирающих. Гул больших орудий у нас слышен ежедневно, и каждый ясный день вызывает опасения бомб с неба. Хотя этих ясных дней и немного (погода ужасная), но все же обстановка совсем не благоприятствует спокойному разрешению судебных дел. Но… приноровиться можно ко всему: я думаю, что и в аду грешники в конце концов устроятся играть в винт или бридж.

Все мы тут ходим понурые, пришибленные и раздражительные, и тяжело особенно то, что всему этому и конца не видно. А что будет весною в смысле гигиены? Говорят, что реки Бзура, Пилица и Равка в некоторых местах совершенно завалены трупами и вышли из берегов. Теперь идет подряд сплошная масса раненых исключительно разрывными пулями. Вообще, творится что-то неописуемое, и что из всего этого будет - даже и понять нельзя. По-видимому, в самом ближайшем будущем ожидается неслыханное побоище, которое должно, кажется, решить участь Варшавы. Воображаю, как у вас, вдали от этой страшной арены, живется спокойно. Очень бы хотелось хоть на несколько дней устраниться от обстановки варшавской жизни, но служба идет своим чередом и не пускает.

РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 583. Л. 14.

2. Выписка из письма подполковника Н.В.Сумарокова, Варшава, от 29 декабря 1914 г[ода], к А.В.Сумарокову, в Балошов, Саратовской губ[ернии].

В Варшаве спокойно: не только функционируют все учреждения, но открыты кинематографы, в театрах представления, и жители при новом наступлении немцев на Бзуру и Равку даже и не подумали кидаться в панике в поезда и удирать из Варшавы. Вера в то, что Варшава отдана не будет, настолько окрепла, что возвращаются даже ранее бежавшие. Много приходится говорить с участниками боев и много отрадного слышать про геройство наших солдат, про доблестный дух некоторых частей. Был случай, когда две роты под напором немцев вздумали сдаваться. Соседний стрелковый полк, увидя это, всыпал в них четыре залпа и уложил и сдающихся, и напирающих на них немцев.

РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 583. Л. 47.

3. Выписка из письма без подписи, Варшава, 27 декабря 1914 г[ода], к Вере Ивановне Томилиной, в Екатеринослав, Потемкинская, 24.

Война всех военных страшно утомила. Потери наши колоссальны и прямо невероятны. Полками командуют иногда штабс-капитаны.Я знаю полк, где остался только один офицер-адъютант: все или перебиты, или ранены, или заболели. От нашего корпуса осталось только три тысячи (одна дивизия ушла). У немцев потери также велики, но, должно быть, - меньше наших. Их настойчивость изумительна. Более десяти дней идет борьба за обладание Боржимовым. пять раз переходила эта местность из рук в руки. Все-таки они ее взяли. Они очень медленно продвигаются к Варшаве, впереди которой у нас есть укрепленные позиции, на которые мы отойдем, если не удержимся на теперешних.

Но немцам также не имеет смысла терять сотни тысяч людей, и есть слух, что они на днях отойдут несколько назад; чтобы удержать их на месте, нам нужны двойные против них силы. У них тяжелая артиллерия, у нас ее почти совсем нет. А это, оказывается, все. В общем, она делает мало потерь, но моральное ее действие настолько удручающее, что превращает людей в какие-то окаменелые существа. В общем, настроение весьма сдержанное и скептическое. Хорошо, если здесь мы будем держаться.

На Южном фронте более талантливый состав штаба, и, может быть, там решится участь войны. Теперь же прибавилась холера и какие-то странные холероподобные заболевания. И неудивительно, если солдаты, как наш корпус, 47 дней подряд вели бои в окопах. О размерах холеры не знаю, но был лично в трех госпиталях, видел потерявшихся от усталости врачей и знаю, что в сибирских и кавказских войсках*(*Автор письма имеет в виду сибирские и кавказские дивизии.) ее очень много.

Несмотря на близость к Варшаве (вероятно верст 40-50), питание наших войск поставлено в очень тяжелые условия. Где стоит армия, там через две недели уже ничего не найдешь, а ведь в этих местах уже раз похозяйничали немцы. Должно быть, и немцам очень тяжело. У кого хватит больше сил выдержать этот ад, тот и будет диктовать условия мира. Наше преимущество, что у нас больше солдат. Но сказать про наших солдат, особенно про резервистов, что они храбры, нельзя: они часто сдаются большими группами.

Пресса наша приняла странный тон: про ужасы войны ничего не пишет, про многое, что здесь знают и говорят, - ни слова. Нарочно ли это, приказано ли так для усиления патриотизма - не могу сказать. Когда же кончится война? Хорошо если к осени. Может быть, будет какой-нибудь случайный успех на нашей стороне, удастся где-либо прорвать их, но что же будет дальше? Мы упремся об их крепости, страшно укрепленные, борьба за обладание которыми при незначительности нашей артиллерии будет очень долгой. А главное - превосходная немецкая техника и соорганизованность. Их аэропланы делают чудеса, а четверть наших аэропланов расстреляна нами самими, оставшиеся же летают в сравнении с немецкими гораздо ниже.

Как-то само собой война странно чуждым делает все, что оставлено где-то позади. Наиболее рельефно это сказывается на позициях. Делаются равнодушными ко всему, остаются два животных желания - поесть и поспать. В среднем наш штаб менял до сих пор стоянку один раз в пять дней, и, может быть, это - целесообразное приспособление организма, некоторая отупелость, без чего трудно было бы выносить лишения и смотреть равнодушно на ужасы войны. Некультурна эта военная публика. Иногда злость берет на нее, и иногда кажется, что она недостойна победы.

РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 583. Л. 27-27 об.

4. Выписка из письма, с подписью: «Петя», Сохачев, от 11 декабря 1914 г[ода], к Его Прев[осходительст]ву Ф.Г.Некляеву в Полтаву.

Уж больно сильно навалились немцы. Бьем, бьем, а все прут, и откуда у них столько войск. Стоим на реке Бзуре у Сохачева, но не сегодня-завтра придется отходить на наши бахромки от 1 с[ибирского?] корпуса (в полках средним числом офицеров 10-15 и нижних чинов 750-1500, вместо 68 и 4000).

Навалились из Франции два корпуса. Бьемся уже пять дней, но, если не дадут резервов, придется уходить к Варшаве. Не страшен пехотный немец, а губительна их артиллерия. На участке нашей дивизии со стороны немцев стоит до 150 легких орудий и до 50 тяжелых, которые гвоздят целыми днями; по одиночным людям стреляют из тяжелой артиллерии беглым огнем. От этого треска можно сойти с ума.

Японская война была игрушкой. Немцы несут колоссальные потери - что-то ужасное. 5-го декабря решили выбить наш 7-й полк, но все атаки были отбиты, так как на этом участке 7-й полк продвинулся на 500 шагов, было насчитано более 4 тыс[яч] трупов. В атаки ходили густыми цепями, их подпускают на 200-300 шагов и лупят из пулеметов. На них наступать тоже очень трудно. У нас в полку до восьми пулеметов, а у них по 48, и артиллерия не знает недостатка. Борьба с техникой очень трудная - там машины, а тут - люди. Дать им столько артиллерии и пулеметов, сколько у нас, и завтра немцы начнут улепетывать прямо в Берлин.

РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 561. Л. 478.

5. Выписка из письма Ивана Коровкевича, из действующей армии, 29 декабря 1914 г[ода], к Н.А.Яшовской, для Варвары Михайловны Коровкевич, на ст[анцию] Носовку, М[осковско]-К[иевско]-В[оронежской] ж[елезной] д[ороги] Черниговской губ[ернии].

(Церковь 7-го Сибирского стрелкового полка).

Праздников у нас на позициях не существовало. Холодно, грязно, обстановка и настроение совсем не праздничные. Газеты много пишут и прилагают к журналу рисунки, как будто бы хорошо мы здесь встречаем эти великие дни. Стыдно даже смотреть, хотя бы на такой рисунок (попался номер «Огонька»): стоит пушка на позиции, а около нее елка и горит костер. Да разве возможная вещь, чтобы на позициях раскладывали костры, да немцы в одну минуту засыпят снарядами. Не только огня нельзя разводить, но и курить надо в окопах, да еще зажавши папиросу в кулак. Пусть пишут, как угодно, но от этого нам не легче; но досадно очень, что описывают то, чего нет и не может быть.

Встречали же мы праздники только воспоминаниями - у всех на душе камень. Стоим мы с полком с 6 декабря все на одном месте, на берегу реки Бзуры, недалеко от города Сохачева. С этого злополучного дня нас засыпают снарядами, а мы отвечаем, но слабо. Все страшно надоело. Все истрепались до невозможности. Нужен отдых, а его и нет. Но несмотря на все это, мы убеждены, что немцам подходит конец. В серьезные бои за это время (с 6 по 30) наш полк не вступал. Из 4000 душ, вывезенных из Сибири, у нас осталось в полку всего 200 человек - полк пополнили запасными, но это уже не то, молодцы все легли на полях Польши. Ждем решительного сражения, где мы должны погнать этих немцев. Погоним непременно, отступать не будем.

РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 583. Л. 49-49 об.

6. Выписка из заказного письма В.Баранцевича, Жирардов, Варшавская губ[ерния], 2 января 1915 г[ода], к Раисе Исидоровне Николаевой, в Гомель, Могилевской губ[ернии], д[ом] и кв[артира] д[окто]ра Блоха.

Слюсаренко*(*Слюсаренко Владимир Алексеевич (02.05.1857 - 22.05.1933). В январе 1915 г. - генерал-лейтенант (1909 г.). Начальник 43-й пехотной дивизии.) опять командует дивизией. Он был отрешен от должности Ренненкампфом**(**Фон Ренненкампф Павел-Георг Карлович (17.04.1854 - 01.04.1918). На январь 1915 г. - генерал от кавалерии (1910 г.). Генерал-адъютант (1912 г.). Командующий 1-й армией (19.07.1914-18.11.1914). Отстранен от должности.), командовавшим нашей 1-й армией. Теперь и Ренненкампф отрешен от командования армией и, как говорят, предан суду за то, что погубил две армии. Все это большой секрет.

Мы укрепились на Равке, Пилице и Бзуре. Наша дивизия на Равке, 43-ю дивизию перебрасывали с одного фронта на другой и, наконец, заложили у фольварка Могелы, которые превратились в могилы. Ни мы, ни немцы этим фольварком не владеем, так как там груда развалин. Наш 172-й полк расположен по одну сторону фольварка, в 100 шагах, а по другую, в 100 шагах, - немцы.

Каждый день много потерь. Коренных кобринцев осталось очень мало. Прибывают в пополнение молодые офицеры, которые были в училищах только по четыре месяца. Многие из них еще дети от 17-18 лет. Разведка доносит, что немцы на наш фронт подвозят огромные подкрепления и свои ужасные тяжелые орудия. Немцы твердо решили во что бы то ни стало взять Варшаву, у нас решили не отдавать ее. Сегодня канонада идет с утра, в ушах шум от свиста и разрыва снарядов. Командир Кобринского полка доносит, что люди нервничают, что много психических заболеваний, что некому командовать ротами. Негде укрыться от непогоды. В окопах вода по колено, а отдыхающая часть людей должна помещаться в сырых и холодных землянках.

РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 583. Л. 173.

7. Выписка из письма с подписью: «Твой…», из действующей армии, 7 января 1915 г[ода], к Вере Леонидовне Музалевской, в Петроград, Владимирский пр[оспект], 8.

Ночью сменили нашу дивизию, и два полка успели уйти в тыл. В это время немцы пошли в атаку на новые полки, а они уже три раза укомплектованы ополченцами - значит, состав ненадежный. Наши два полка моментально «кругом марш» и поставили сзади подпоркой. Так мы простояли два дня, всю ночь стрельба впереди (у Могел), и мы сидим, ожидая в полной готовности, а днем на работе - укрепляем позицию в тылу. Немцы поставили уже 12-д[юй]м[овые] орудия, громят всю линию нашей дивизии, особенно у Могел.

Дни до 6 января были истинно у нас страдными: не успевали хоронить, выросли целые кладбища, но наши устояли. Немцы недавно высадили в Скерневицах два корпуса, и вот они-то и разбились у Могел. На нашей позиции работа кипит: скоро мы не уступим немцу в пушках. Немец ночью изловчился перебросить через Равку веревки с крючками, сорвал и унес проволочное заграждение на участке сменившего нас полка. После этого всю бригаду долой, и нас поставили опять в 1-ю линию на старые места. Только роты переместили. Всеми ротами у нас командуют мальчишки, и стоит посмотреть: когда сойдутся под выстрелами - рисовке нет конца.

РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 583. Л. 215.

8. Выписка из письма с подписью: «Ваш Володя», из действующей армии, 1 января 1915 г[ода], к Софии Михайловне Вахрушевой, в Москву, Арбат, 44, кв. 33.

Теперь наконец и нас пристроили к бою, а то нет хуже положения, когда мотают с одного места на другое по 20 раз. Вот уже третьи сутки, как мы на позиции. Идет упорный бой. Германцы по несколько раз ходят в атаку густыми цепями, и, хотя колотят их на славу сибиряки*(*Здесь: Сибирские дивизии.), они через некоторое время снова повторяют атаку. Наши едва-едва успевают отбивать их яростные атаки и, в свою очередь, переходят в контратаку, кладя изрядное число их. Все это происходит у фольварка Могелы. Здесь мы вошли временно в состав Сибирского корпуса. Нашей дивизии полк в 1-й день Рождества ходил в атаку на немцев, но его израсходовали - новое выражение, распространенное среди нашей дивизии. Когда кто-нибудь убит или ранен, то говорят, что такой-то «израсходован». Есть у нас еще выражение «непромокаемый».

Наша дивизия, например, непромокаемая, так как за время боев понесла сравнительно небольшие потери. Впрочем, это скорее относится к нашей бригаде, а не к дивизии, где в каждом полку не менее 12 офицеров одними убитыми, а нижних чинов - нет числа. Какое ужасное зло война. После каждой атаки германцев они оставляют на поле буквально груды тел, которых убрать и похоронить нельзя, так как развивается такой адский огонь, что носа не высунуть из окопа.

В пехотных полках творится нечто ужасное. Днем из окопа вылезти нельзя, раненым приходится ждать наступления темноты, а некоторые раненые кричат и стонут, тут же валяются трупы, которых времени нет закапывать. Сейчас сообщили на батарею, что германцы пошли в атаку. Мы дали по немцам несколько очередей беглого огня. Передовым наблюдателем был я в расположении 18-го Сибирского стрелкового полка, который остался после нескольких повторных атак на немцев без офицеров. Несмотря на то что их окопы в течение целого дня сильно обстреливались ружейным и артиллерийским огнем, стрелки не унывали, были довольно веселы и очень хотели, чтобы немцы пошли в атаку, так как тогда они немцев здорово расщелкали бы. Но, к сожалению, немцы в этот день не атаковали, а только копались, очевидно усиливая свои окопы. Немцы-канальи стреляют разрывными пулями.

РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 583. Л.118-118 об.

9. Выписка из письма с подписью: «Г.», из действующей армии, 2 января 1915 г[ода], к Софии Федоровне Анфиловой, в Москву, Александровская, 33, кв. 12.

Иногда ночь раздирается воплем немецкой 17-дюймовой пушки. Она одиноко стоит справа, верстах в четырех от меня. Видимо, пушка старая и усталая. Стреляет редко, и снаряды ее часто не разрываются, но зато в своем медленном и тяжелом пути они так грызут и царапают воздух, что кажется, будто над кислым польским туманом проносится товарный поезд и сокрушенный собственной своей тяжестью валится вниз, колебля землю ударом. Звук разрыва неописуем, сила у него космическая, и роет он яму такую, что в ней можно похоронить десяток мамонтов. Тем не менее в полевой войне эта махина никого не пугает. Кажется, за весь месяц она не убила ни одного человека.

Ваши московские слухи о немцах, стоящих в 15 верстах от Варшавы, - ерунда. Ровно месяц, как они долбят нашу Бзуру, но самые отчаянные попытки сбить нас отсюда так и остались без результата. Сколько погибло их здесь - не сосчитать. Против нас дрались корпуса, собранные со всех фронтов, и все это пошло прахом в те дни, когда мы сами были страшно потрепаны непрерывными октябрьскими боями. Теперь мы снова бесчисленны и, как в начале войны, крепко встали на крепкой позиции и спокойно сознаем, что на нас покатился девятый вал. Через неделю Бзура запылает опять и погибнет последнее усилие немцев пробиться к Варшаве.

Предстоящий натиск не диктуется стратегическими требованиями. Германия бесконечно устала от войны, и Вильгельм, чтобы не потерять поддержки общественного мнения, решил какими бы то ни было средствами добиться хотя бы эфемерной победы. Варшава - это монета, которой Вильгельм должен расплатиться с Германией за 2 млн. немецких могил. Конец января, вероятно, будет фатален для немцев. Здесь они истратятся совершенно, а после этого и мы сможем удлинить нашу операционную линию и продвинуться к германской границе.

Наступает момент, которым воспользуются подло-корыстные Румыния и Италия. Они, в свою очередь, вгрызутся в гибнущий германизм, и войне конец. Сначала капитулирует Австрия, а там запросит мира и обойденный Вильгельм. Мне кажется, что с того дня, когда ты получишь это письмо, война будет продолжаться всего 100 дней.

РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 583. Л. 116-116 об.

10. Выписка из письма без подписи и без обозначения места отправления, к Николаю Александровичу Александрову, в Москву, Александро-Невская ул[ица], 35, кв. 1.

Я до сих пор в Белостоке. Причина тому - появившийся среди лошадей сап. Из боязни занести болезнь в действующую армию лошадей до сих пор не отправляют, и неизвестно, когда будут отправлять. Пожалуй, с одной стороны, не хорошо прятаться за спины товарищей, так сказать, «загребать жар чужими руками», сидеть в Белостоке, когда другие так же, как и я неповинные в создавшемся положении, где-то далеко-далеко страдают, перенося холод и голод, - больше того, отдавая себя на растерзание чудовищам - арматам (пушкам). С другой стороны, из глубины сознания раздается голос: ты прав, не надо войны, довольно кровопролития! - Пойми! Натура, по существу, против зверств, бессмысленного истребления друг друга.

После первого боя под Белой при виде обезображенных, истекающих кровью людей и лошадей невольно всплыл предо мной неразрешенный вопрос: для чего все это? Почему это не сон, не фантазия, а ужасная, отвратительная действительность? Когда ехал на войну, желание было не причинять страданий, а, наоборот, по мере возможности умерять их. Я с удовольствием променял бы унизительную, постыдную роль палача на благородную роль санитара.

Не хитрая штука нашему брату воевать. Дали винтовку, патроны - стреляй, бей. За что спрашивается? К чему разжигать животные инстинкты. Ведь человек - самая кровожадная из всех тварей. Его надо всегда сдерживать, а не поощрять к таким столкновениям, как война. В настоящее время вышло наоборот, в результате - уничтожение лучших сил страны. В жертву стратегическим, политическим и т[ому] п[одобным] целям приносятся сотни тысяч человеческих жизней. Это не прежнее идолопоклонство, осуждаемое нами без всякого сожаления, а усовершенствованное поклонение Богу-Войне. Прежде приносились единичные жертвы богам для удовлетворения религиозных чувств, теперь губят целые государства с миллионным населением. Все это делается во имя культуры, свободы, братства и т. п. Куда ни взгляни, всюду носится призрак смерти. Находясь вдали от ужасов войны, большинство из вас в высшей степени патриоты. Наш же брат, вкусив прелести похода, утрачивает проявление подобных чувств: «Нас нужда ведет, нужда горькая»*( *Строка из песни разинцев «Ты взойди, солнце красное».).

РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 583. Л. 16-16 об.

11. Выписка из письма с подписью: «Витя», из действующей армии, 21 января 1915 г[ода], к капитану Георгию Леонидовичу Шмагайлову, в Варшаву, 1-й Варшавский госпиталь Красного Креста.

Приехал я в крайне тяжелое время. От нашей дивизии остались жалкие остатки, а от 1-й бригады - ничего. Потери исключительно от артиллерийского огня. Огромное количество артиллерии сосредоточило адский огонь. Тяжелыми снарядами стерли окопы, а удушливыми и едкими газами сделали сопротивление невозможным. Полки стояли удивительно упорно, отбили несчетное число атак, вернее, сплошную атаку, но ослепленные (видимо, ксилилбромидом. - Н.П.) были окружены и истреблены. Горько сидеть здесь в бездействии, когда родных полков уже нет. Общее положение хорошее: отобрали Волю Шидловку**(**Правильное название - Воля Шидловская.), Боржимов, потери немцев колоссальные, но что будет дальше, неизвестно. Идет такой гул, что все дрожит, а немцы прут, как бешеные, и все завалено их трупами - наши и стрелять не могут. Вчера положение было крайне тревожное, но подошли резервы и дело поправилось. А мы изображаем парк, обоз, все, что угодно, но не боевую часть.

РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 583. Л. 411.

12. Выписка из письма, с подписью: «Твой Коля», действующая армия, от 24 января 1915 г[ода], к К.К. Руткевич, в Вильну.

Никогда мне не приходилось видеть такой картины, как целый день 22 и в ночь на 23. В течение дня ни на секунду не замолкала наша артиллерия. Это был такой хаос, что нарисовать его я не могу. Все гудело, все, казалось, двигалось и по временам становилось темно. Храбрости пехоты нет границ. Среди этого ужаса я слышал крики «ура», которые с каждой минутой становились жиже и тише. Сердце сжалось у меня: я решил, что мы проигрываем, но в тот же момент я услышал и увидел, что новая волна на новом месте крикнула: «Ура», а многие крикнули: «Бей немца». Неожиданность была так велика, что одного офицера взяли в нижнем белье. Второй день ведут наступление, и, безусловно, много сделано. Несмотря на отчаянную контратаку в течение двух ночей, у немцев ничего не выходит.

РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 583. Л. 476.

13. Выписка из письма Гордеева, действующая армия, от 26 января 1915 г[ода], к О.В.Гордеевой, в Петроград.

Полки наши, вместо 2000 чел[овек], стали в 1000 и 700 человек. Мы находимся в самом опасном месте - в Боржимове. Боржимов, Воля Шидловская - вот где разбиваются наши силы. Мы три раза атаковали, но неудачно. Уложили 4000 человек. Конечно, без неудач войны быть не может. В 20-м полку осталось 11 чел[овек]. Ничего не поделаешь: нам приказали атаковать, и мы исполнили волю. Сейчас слышу канонаду трех пулеметов. Там на позиции идет бой. Там герои по пять-семь дней сидят в окопах, там не спят, там холодно, там пищу подвозят только ночью. Правда, из писем, отбираемых у пленных, узнаешь, что и немцам достается: у них много обмороженных, убитых. Но этих зверей не жалко. Они, негодяи, хотят нас обливать серной кислотой - уже придумали аппараты. Что они выдохлись - это факт. Идя в атаку, они не доходят до наших окопов первой линии. Мы же брали их третью линию, и только сотни пулеметов останавливают наши храбрые полки.

РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 583. Л. 489.

14. Выписка из письма с подписью: «Гриша», из действующей армии, 17 декабря 1914 г[ода], к Николаю Дмитриевичу Нижникову, в Носовичи Могилевской губ[ернии], Гомельского уезда, Прибытковское земское училище.

Кто не был здесь, тот не может представить себе все те ужасы, которые несет с собой настоящая война. От грохота орудий и ружейной пальбы нельзя слышать друг друга. Снаряды летят непрерывно днем и ночью с визгом и воем, торжествуя свою победу над цивилизацией ХХ века. Жизнь солдата на войне - это жизнь крота или ежа. Только ночью он может сравнительно безопасно вылезать из своей норы, сходить за водой, получить порцию. Спать приходится мало: за выстрелами и грохотом сон превращается в какую-то полудремоту, когда и спишь, и слышишь все. Нервы напрягаются до последней возможности как от положения, так и от лишений всякого рода.

Раздеваться и разуваться не приходится по месяцу и более. Вши вырастают поразительной величины, и одни они приносят человеку массу постоянных мучений. Про то, что приходится не есть, не пить, не спать и т[ак] д[алее], и говорить нечего - это обычное явление. Кто был на войне, участвовал в ней, тот мог понять, какое это великое зло. Люди должны стремиться к тому, чтобы уничтожить ее.

…Адрес: действующая армия, 2-я рота 12-го Сибирского стрелкового Наследника Цесаревича полка*(*Полк в составе 3-й сибирской стрелковой дивизии принял участие в битве на Равке.).

РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 561. Л. 609.

 

 

 1Временное Положение о военной цензуре// Почтово-телеграфный журнал (отдел официальный). 1914. №31. С. 458; Постников Н.Д. 1-ая армия Ренненкампфа: битва за Восточную Пруссию. М., 2012. С. 142.

 2Асташов А.Б. Русский фронт 1914-1917 гг.: военные письма// Исторический вестник. Т. 9. 2014. №156. Сентябрь. С. 151.

 3Там же. С. 154.

 4Там же.

 5Постников Н.Д. Письма с фронта забытой войны //Политическое просвещение. 2013. №3(74). С. 132-139; Постников Н.Д. «Этот бой напоминал Бородинское сражение». Бои на Равке в письмах с фронта (декабрь 1914 - январь 1915) // Вестник Московского государственного областного университета. Серия «История и политические науки». 2014. №4. С. 8-19; Постников Н.Д. «Те, кто был в те дни под Гумином, вряд ли забудут их». Русские офицеры 97-го Лифляндского и 98-го Юрьевского полков о сражении 18-21 января 1915 г. // Исторический архив. 2014. №3. С. 40-62.

 6Постников Н.Д. Последний бой Юрьевского полка// Великая война: сто лет / под ред. М.Ю.Мягкова, К.А.Пахалюка. М.; СПб.: Нестор-История, 2014. С. 91.

 7Российский государственный военно-исторический архив (далее - РГВИА). Ф. 2000. Оп. 15. Д. 583. Л. 411.

 8Там же. Д. 561. Л. 493.

 9Постников Н.Д. Письма с фронта забытой войны… С. 137.

10Kaliński S. Ataki gazowe w bitwie pozycyjnej 9. Armii Niemieckiej nad Rawką i Bzurą 1914-1915. Przemyśl. 2010. S. 59.

11Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914-1918. D ie militärischen Operationen zu Lande - Bd. 7 - Die Operationen des Jahres 1915. S. 166.

12Постников Н.Д. «Великая битва на Равке» в январе 1915 года: взгляд с немецкой стороны// Международная жизнь. Специальный выпуск. История без купюр. Великая война. Начало. 2014. С. 152.

13Олейников А.В. Воля Шидловская//Россия в Первой мировой войне. 1914-1918: Энциклопедия: В 3-х т. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН). Т. 1. 2014. С. 414.

14Halsey F.W. The literary digest. History of the World War. New York - London. 1920. Р. 104.

15Reichsarchiv. Op. cit.

16РГВИА. Ф. 2190. Оп. 1. Д. 57. Л. 7.

17Постников Н.Д. «Этот бой напоминал Бородинское сражение»... С. 11.

18РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 38. Л. 281.

19Там же. Л. 265. К концу битвы на Равке, к 23 января/5 февраля 1915 г., число орудий было еще больше за счет вновь прибывших в состав VI корпуса дивизий.

20Там же.

21Постников Н.Д. Последний бой Юрьевского полка... С. 108.

22Halsey F.W. Op. cit. Р. 105.

23Олейников А.В. Указ. соч. С. 414.

24Стратегический очерк войны 1914-1918 гг. Ч. 3. Период с 12 (25) ноября 1914 г. по 15 (28) марта 1915 г. М., 1922 / Составил А.Незнамов. С. 62; Гурко В. Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914-1917. М. 2007. С. 63.

25Постников Н.Д. «Великая битва на Равке» в январе 1915 года… С. 156-157.

26РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 583. Л. 27.

27Там же. Л. 49.

28Там же. Л. 27 об.

29Там же. Л. 16-16 об.

30Там же. Л. 16.

31Там же. Д. 561. Л. 609.

32Там же. Д. 583. Л. 49.

33Постников Н.Д. «Те, кто был в те дни под Гумином, вряд ли забудут их»… С. 59.

34РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 583. Л. 173.