ENGLISHДанный очерк написан в апреле 2014 г. по просьбе депутата берлинского земельного парламента У.Лемана-Браунса. В переводе на немецкий язык он был помещен в изданном им сборнике под названием «Wer ist Berlin?» («Кто такой Берлин?»), вышедшем в свет на рубеже 2014-2015 гг.
В этом году в общей сложности вот уже десять лет, как я работаю в Берлине. Срок вполне достаточный, чтобы сделаться настоящим берлинцем. Стал ли я таковым? Настоящим, едва ли. Ведь все-таки больше приходится наблюдать за жизнью этого города как бы со стороны. Смею, однако, заверить, что делаю это с большим интересом, с огромной теплотой и симпатией и, не скрою, с неизменным сочувствием, сопереживанием, а в чем-то и с сопричастностью.
Получалось это не сразу. Более того, первое соприкосновение с Берлином в 1986 году вызвало, скорее, гнетущее впечатление. Особенно, конечно, стена, которая тут же бросилась в глаза, как только я покинул впервые посольство, чтобы осмотреть окрестности. Скелеты домов, оставшиеся после жестоких боев последних дней войны, которые я увидел, подойдя к Шпрее, на противоположном ее берегу. Тогда еще курящий, грустно затянувшись сигаретой, я сказал себе: этот город во что бы то ни стало ты должен полюбить - иначе не сможешь здесь жить и работать.
Особых трудностей с этим не было. В круг моих обязанностей тогда в качестве руководителя внешнеполитического отдела посольства Советского Союза в столице ГДР помимо прочего входила тематика оккупационного режима, а также Четырехстороннего соглашения по Западному Берлину. И это заставляло меня регулярно разъезжать по всему городу, встречаться с восточно- и западноберлинскими партнерами, коллегами из США, Англии, Франции и других стран. В свободное время активно применялся метод познания окружающей среды посредством ног, что уже издавна вошло у меня в привычку.
Практически каждый день удавалось увидеть что-то новое, открыть для себя примечательные уголки, достопримечательности, здания, фасады, улицы, некоторые из которых были просто необыкновенны. Да и кого не заставят задержаться Шарлоттенбург или Музейный остров, Курфюрстендамм или Жандарменмаркт, Мартин-Гропиус-Бау или Красная ратуша. Хотя, конечно, в то время в Восточном Берлине многое из того, что можно отнести к архитектурным памятникам, находилось далеко не в должном состоянии. Зато лесопарковые зоны Восточного и Западного Берлина, где следы войны не были заметны, Мюггельзее или Ваннзее, Шмёквитц или Груневальд - просто очаровывали. Ну и, наконец, окончательно покоряло несметное количество водоемов, насыщающих город, - реки, каналы, озера. Они чем-то напоминали кровеносную систему живого существа. Существа мощного, наделенного обаянием, разумом, душой, во многих отношениях уникального, но страдающего от жесточайших мук и испытаний.
По мере углубления своего знакомства с Берлином той поры наряду с увеличением чувств романтического свойства я все больше проникался ощущением того, что город являет собой уникальный геополитический символ - символ холодной войны, символ раскола. Причем отнюдь не только Германии, но и всего мира. Да и Берлинская стена по большому счету делила не только германский город, не только Германию, а была линией мировоззренческого размежевания, рубежом противостояния между Варшавским договором и НАТО, между Востоком и Западом. По обе стороны этого рубежа на крохотной, по планетарным меркам, территории обитали представители одной нации, руководствовавшиеся в своей жизнедеятельности принципиально различными идеологическими, социально-нравственными установками. Там были сосредоточены вооруженные силы и командно-административные органы четырех ведущих мировых держав. Иначе говоря, Берлин стал местом концентрации неимоверного конфликтного потенциала и малейшее неверное действие в этих условиях могло иметь катастрофические последствия.
К счастью, события развивались к тому моменту уже так, что не давали повода для возникновения серьезных трений. Этому способствовала общая международная обстановка, как и в целом ставшие более трезвыми, взвешенными подходы тех, кто определял положение дел в данном невралгическом узле, включая разнообразные власти, непосредственно действовавшие в обеих частях Берлина. Вспоминаю об очень хороших деловых дружеских отношениях с представителями всех из них, о частых рабочих контактах, походах друг к другу в гости, правда на первых порах моего пребывания там в основном на двусторонней основе. Смешанное перемежающееся общение вошло в практику позже, когда в полный рост встал вопрос об объединении Германии.
Не вижу смысла и возможностей в рамках этого очерка вдаваться в подробности зарождения и развития процесса объединения Германии. Скажу лишь одно - без согласия Советского Союза никакого германского воссоединения не состоялось бы. Только убедившись в готовности советской стороны пойти на это, американцы стали демонстрировать решительность в действиях в данном направлении.
Далеко не все планы, которыми мы задумывали обусловить процесс германского воссоединения, нам удалось реализовать. Так, осталась тогда и остается по сей день мечтой идея создания единой системы безопасности на евроатлантическом пространстве. Германский объединительный процесс развивался стремительно, порой неожиданно и обескураживающе для нас. Он оказался целиком в руках немцев, которые определяли и направляли его. Была ли у американцев какая-то концепция на этот счет - сказать сложно. Но, судя по всему, куда и как вела дело немецкая сторона, их в целом устраивало.
Во всяком случае, был послан очень важный сигнал: русские и американцы - два полюса в тогдашнем биполярном мире - не потеряли способности нащупывать точки соприкосновения, немцы могут выступать в роли связующего элемента и посредника, а все это приносит мощную позитивную отдачу как им самим, так и всему остальному миру.
Эту отдачу можно было сразу ощутить по обстановке в Берлине. Город забурлил. После юридического оформления процедуры объединения начали демонтировать стену, восстанавливать сквозное движение по ранее тупиковым с обеих сторон улицам, наземным и подземным транспортным магистралям. Помню, как перед воротами нашего посольства вдруг «разверзлась земля» - открылся вход на станцию метро, ранее законсервированную, о существовании которой мало кто знал вообще. Были упразднены берлинские воздушные коридоры и берлинская контрольная зона, установленные и управлявшиеся союзными державами-победительницами, после чего организация воздушного сообщения с Берлином перешла в руки немцев. Наконец, сами немцы - после неожиданных для всех сторонних наблюдателей длительных дебатов - в июне 1991 года решили все-таки преобразовать Берлин из символической столицы в настоящую. Вскоре все закрутилось с еще большей силой. И, покидая этот город в середине 1992 года, я увозил с собой ощущение, что со временем из символа раскола мира он может превратиться в символ его единения.
Когда после долгой разлуки я вновь увидел Берлин летом 2010 года, то смог убедиться, что мои тогдашние предположения не были напрасными. От стены оставлен кое-где для туристов лишь условный след. Но даже те ее фрагменты, использованные под художественные полотна, которые можно увидеть на Мюленштрассе, едва ли могут составить действительное представление об этом творении холодной войны. Возникла Парижская площадь, где нашли себе место американцы, англичане, французы, но теперь уже исключительно в ином, дипломатическом качестве. Рядом - Представительство ЕС, российское, венгерское посольства. Все мы в тесном соседстве с важнейшими объектами местной власти, можно сказать, «в гуще» германской правительственной и парламентской деятельности. Чем не материальное воплощение продолжающегося сближения Москвы и Вашингтона, позитивно развивающегося сотрудничества России с НАТО и ЕС, великолепного состояния российско-германских отношений, которыми был отмечен тот период международного развития.
Замечательно получилась Потсдамская площадь. Современная транснациональная архитектура оказалась удачно вписанной в традиционное германское окружение.
Слов восхищения заслуживает появившийся Художественный форум, расширившиеся выставочные помещения и усовершенствованные экспозиции Музейного острова. Едва ли какой-либо другой город мира может серьезно поспорить с богатством, разнообразием, жанровым, тематическим и географическим охватом музейных коллекций Берлина.
Новой жизнью зажили загадочные Хакские дворы. В былые времена там, помнится, ремонтировали поломанные «трабанты». Теперь же за роскошными фасадами мирно и весьма успешно уживаются закусочные и бутики, картинные галереи и бары, культурный центр и многочисленные офисы, кинотеатр и приемные врачей - своего рода город в городе, Берлин в миниатюре.
Не в меньшей степени видоизменились и расположенные по соседству Ораниенбургерштрассе и ее окрестности. Некогда забытое пространство в настоящее время стало центром альтернативного искусства - тем, чем гордится и знаменита столица Германии.
Неимоверно возросло количество туристов. Город в целом стал привлекательнее, уютнее, доступнее. Впрочем, наверное, и для самих его обитателей, состав которых также заметно изменился за счет «пришельцев» из других частей Германии и из-за границы, в том числе из России. А в каком еще другом большом городе, тем более мировой столице, в которую Берлин превратился, можно из центра за 10-15 минут добраться до живописнейших лесопарковых массивов, по-прежнему великолепно ухоженных и обвораживающих любого, кто там оказывается.
Конечно же, по прибытии сразу захотелось поскорее вновь увидеть все эти прелестные места. Во время одной из первых воскресных прогулок оказался в Груневальде. Долго прохаживаясь по просекам, я вдруг поднял голову и не поверил своим глазам. В просвете между деревьями просматривался все тот же огромный американский радар слежения, которым наши партнеры пользовались в период, пока в городе существовал американский сектор.
«Призрак холодной войны, - подумал я с иронией и усмешкой, поднявшись к этому сооружению на Тойфельсберг (теперь это разрешено) и увидев развевавшиеся от ветра обрывки обшивки внушительной заброшенной конструкции, - и место по названию подходящее» («Тойфельсберг» в переводе на русский означает «Чертова гора»).
Спустя год-другой я, однако, понял, что моя ироническая усмешка тогда была опрометчивой. Призраки холодной войны не только существуют, но могут еще и оживать. Обладают к тому же огромной энергетической силой, что видно сегодня по состоянию отношений на евроатлантическом пространстве как никогда отчетливо. Чего стоит хотя бы пропагандистская «операция Сочи» по дискредитации недавних зимних Олимпийских игр в России или геополитический «Проект Украина», продолжающийся до сих пор. Будучи поклонником великого русского писателя М.А.Булгакова, я бы сравнил ныне происходящее на этом пространстве с описанием великого бала у сатаны из его выдающегося произведения «Мастер и Маргарита».
Произошедший конфронтационный разворот США и Запада в целом от России, резкое ухудшение российско-германских отношений, к счастью, пока никак не отразились на лице города. Еще нигде не появилось памятников в честь «Пусси Райот». Да и снята на сегодня, насколько мы понимаем, опасность удаления танков с монумента в Тиргартене, который символизирует собой не только Победу над фашизмом, но и непростой путь российско-германского примирения, без которого было бы невозможно достичь нынешнего размаха нашего сотрудничества в экономике, науке, культуре, гуманитарной сфере.
Возникает, разумеется, вопрос: что делать? Как сделать так, чтобы Берлин все-таки превратился в настоящий символ мирового единения? И тогда приходят на ум следующие рассуждения. Если облик Берлина действительно отражает состояние международных отношений во всех их, даже «чертовских», проявлениях, если Германия действительно зарекомендовала себя в роли посредника, а ныне к тому же еще и нарастила свой международный вес, если Москва и Вашингтон все еще продолжают разговаривать друг с другом и даже иногда с большой пользой для всех (вспомним хотя бы Сирию и Иран), то, может, этим и стоит воспользоваться? Только в порядке эксперимента было бы хорошо попробовать сделать так, чтобы не Берлин отражал международную действительность, а образ германской столицы своей креативной силой преобразовывал мировые события.
Скажем, поскорее завершить ремонт на Унтер-ден-Линден, главной магистрали, объединяющей всех тех, кто больше всего влияет на ход событий в Евро-Атлантике и наиболее активно вовлечен в сегодняшние разногласия. Помочь полякам побыстрее обустроиться на этой магистрали, к чему они давно стремятся. Восстановить государственную oпepy, где смогут выступать все мировые звезды, в том числе из России, настраивая соответствующим образом публику. Ну и, наконец, завершить воссоздание Берлинского замка, в результате чего вновь возникнут «Афины на Шпрее», где «великолепная европейская культура будет на равных основаниях перемежаться с американским образом жизни и особым берлинским колоритом», как говорится об этом в главных аргументах в пользу воссоздания данного замка на найденной мною соответствующей интернет-странице.
Ну, а как же быть с радаром, оказывающимся, по сути, главным фигурантом этой драматической истории? Тут, конечно, многое зависит от его правового статуса, который мне неизвестен. Но в зависимости от этого теоретически можно представить себе два решения: либо германская сторона побуждает американскую к его сносу, либо займется этим сама. Ждать, пока его до конца разрушит дождь и ветер, видимо, придется еще долго - со всеми вытекающими отсюда последствиями для международной обстановки. Восстанавливать и вновь запускать в работу - вряд ли оправдано. Сейчас соответствующая техника, как всем с недавних пор хорошо известно, далеко шагнула вперед.
